На крестины приехали с большим запасом. Навигатор долго водил по незнакомому спальному району в перинах сугробов и неожиданно привёл к деревянному срубу церквушки, приткнувшейся на окраине Москвы между кирпичным боком недостроенного высотного дома и надувным шатром с надписью «РАТОБОРЕЦ».
Эдуард Алексеевич высокий сутулый с худым и нервным лицом пошел уточнить тот ли это Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Западном Б-ево.
За ночь проход к церкви добротно забило снегом, но за стылыми стёклами угадывались цветные огоньки, а перед крыльцом уже махал лопатой румяный и густо бородатый мужичок в видавшей виды телогрейке.
- Скажите, а это храм Покрова?
Служка сделал паузу между взмахами.
- Доброе утро, уважаемый! Вы на крестины Варвары Артёмовны?
Эдуард Алексеевич с полминуты соображал, а потом энергично закивал. «Надо же, - подумал, - Варвара Артёмовна!». Девочке не стукнуло ещё и года, иначе как «Варежка» домашние её не называли. Да и сам Артём, сын его старинного друга, давно ли путешествовал между коленок Эдуарда Алексеевича на пассажирском сиденье авто?
Вернулся к машине, потоптался по хрупкому снегу вокруг автомобиля как журавль, высоко поднимая ноги и с надеждой глядя в розовеющее зимнее небо.
Подъехал друг на свежей BMW со второй женой, закутанной ради случая в цветастую яркую шаль с кистями. Зашли в церковь, ждать Варежку и гостей.
В церкви было ещё темно и холодно после ночи. Борода включил свет, зажег несколько больших свечей. Из угла шел пар, на электроплитке подогревалась вода для таинства. Эдуард Алексеевич, будучи человеком некрещёным, все же считал себя русским и православным, как и многие москвичи в наше сумбурное время, поэтому, отойдя к стене, скрестил руки на тощем брюшке, придав лицу серьезное и значительное выражение.
За окошками уверенно светало. Свечи весело потрескивали и перемигивались. Приехала Варежка в окружении взволнованной родни. Ее высвободили из одеяльца и вороха цветных детских одежек, оставив в белом чепце и ползунках. Артём с дочкой на руках, не в силах стоять из-за ответственности момента, нарезал круги по гулкому деревянному полу церкви и пытался руководить собравшимися. Ждали священника.
Девочка замерзла и захныкала. Артем как раз проходил мимо, и Эдуард Алексеевич протянул руки к малышке, и она пошла к нему. Артем благодарно передал свое сокровище, пробормотав: «Спасибо, дядя Эд», и уже свободно жестикулируя, отправился руководить мероприятием. Девочка, свернувшись калачиком, уютно уместилась на груди Эдуарда Алексеевича. Он прикрыл ребенка полами пиджака, и Варежка тут же затихла и задремала. Они стояли в полумраке деревянной церкви в окружении огоньков свечей и пара от купели. Запах ребенка перемешался с запахами воска и сосновых брёвен. Стояли пригревшись, пока Варежку не забрала крестная мать, румяная девица в белом кружевном платочке, едва удерживающим буйную смоляную челку.
Пришел настоятель похожий на Циолковского в седой бороде и круглых очках. Посетовал, обращаясь к собравшимся, что, дескать, плохо прихожане посещают храм, только вот на крестины или венчания или, не дай Бог, на отпевания. А чтобы причаститься, да исповедоваться, так нет. Получается, что они и не «прихожане» вовсе, а «захожане», прости Господи! Пошёл по кругу, осеняя гостей крестом и подставляя для поцелуя пожилую веснушчатую руку.
Эдуард Алексеевич перешел в другой угол, дабы не прикладываться к руке. Он хоть и уважал традиции, но считал неприличным прикидываться праведным христианином. Да и не знал толком, что сначала - креститься, а потом целовать запястье или наоборот.
Началось таинство. Священник всё вёл обстоятельно и дотошно, сверяясь с Псалтырем. Юная крестная мать, пылая щеками, отчеканила свой текст, как комсомолка Кодекс строителей коммунизма. Наконец Варвару Артёмовну окунули в купель и, надев серебряный крестик, вернули биологическим родителям. Настоятель, осенив напоследок крестным знамением всех собравшихся, довольно подытожил: «Стоический младенец!».
Кавалькадой машин переехали в кафе неподалеку. Рассевшись за большим столом, гости стали отогреваться. Пошли разговоры, тосты, махнули по рюмашке за здоровье Вареньки и ее родни.
Эдуард Алексеевич тоже взял слово, начал было что-то высокопарно говорить про ангела, который теперь уж точно будет охранять эту «стоическую» девочку, но к концу тоста запутался, и сел на свое место под жидкие аплодисменты. Вышел из кафе в некотором смятении, перед машиной поскользнулся на замерзшей луже. С досадой плюхнулся на сиденье и вдруг понял ясно и просто, что сегодня утром в холодной церкви, когда они стояли, обнявшись с Варежкой, с ними был Бог.