Авангард в литературе, авангардизм (от франц. avant-garde – передовой отряд).
Цитата Чупринина Сергея из книги «Русская литература сегодня. Жизнь по понятиям»:
«Само слово авангард пришло из военной лексики, где им обозначается небольшой элитный отряд, прорывающийся на территорию противника впереди основной армии и прокладывающий ей путь, а искусствоведческий смысл этот термин, на правах неологизма употребленный Александром Бенуа (1910), обрел в первые десятилетия ХХ века. С тех пор классическим авангардом называют совокупность разнородных и разнозначимых художественных движений, направлений и школ, родившихся в лоне классического же или, говоря иначе, Первого модернизма и манифестировавших свою бунтарскую противопоставленность как современной им модернистской норме, так и, в особенности, традиционному представлению об искусстве, его задачах и формах.
«Модернизм, – отмечает сегодня Лев Рубинштейн, – как бы принимает основные ценности традиционного искусства, но занимается обновлением художественных средств при решении так называемых вечных задач искусства. В этом смысле это то же традиционное искусство, но занятое новым языком для описания того же самого. Авангардизм же все время создает другое искусство, обновляет не средства его, а сам предмет искусства».»
Таким образом, авангард - это новое веяние в литературе, самое современное и своевременное, то, что наиболее приемлемо в настоящих условиях среды, наиболее читаемо, это поиск новых форм для того, чтобы передать состояние среды и личности, души человека наиболее полно и доступно для современного читателя.
В свое время авангардисты-современники могут стать классиками и составить золотой фонд литературы, как, например, Райнер Мария Рильке или Владимир Маяковский.
Яркий представитель современного авангардизма – это Лев Рубинштейн и его «Стихи на карточках». Меня поразила такая удивительная точность описания, которая создает легкость восприятия и позволяет почувствовать, ощутить кожей, примерить на себя состояние писателя в «Вопросах литературы», который увлеченно занят своей работой:
«1.
И вот я пишу...
2.
Я пишу под завыванье ветра, под дребезжанье оконных рам, под шум прибоя...
3.
Я пишу: "Тут началось нечто невообразимое!"
4.
Я пишу под шум прибоя, под приступы тошнотворной тоски, под звон стекла...
5.
Я пишу: "Трудно даже представить себе, что тут началось!"
6.
Я пишу под звон стекла, под насмешливые взгляды окружающих, под завыванье ветра...
7.
Я пишу: "Невозможно и описать, что тут началось!"
8.
Господи! Что началось?
9.
Да и есть ли хоть кто-нибудь, кто сумел бы объяснить, что все это значит?
10.
Если есть, то кто?
11.
Если нет, то почему?
12.
А почему здесь дети?»
Или вот:
«61.
А это еще откуда?
62.
Откуда, например, взялась хромая ворона на грязном снегу?
63.
А откуда, интересно, взялись поваленный забор и заледеневшее крыльцо?
64.
А засохший воробьиный помет на черенке лопаты?
65.
А сморщенная сарделька на нижней ступеньке эскалатора?
66.
А упасть, поскользнувшись на банановой шкурке?
67.
А разбить огрызком мела очки учителю черчения и рисования?
68.
А втроем пытаться запихнуть живую курицу в чемодан?
69.
А ходить каждый день на уколы пешком полчаса в один конец и волнующий запах эфира?
70.
А смерть пьяного хирурга в канаве?
71.
А еврей-парикмахер в мытищинской бане?
72.
А сама баня?
73.
Откуда все это?
74.
И вообще, почему все именно так, а не иначе?»
Подводя для себя итог, могу сказать, что мне, как человеку-консерватору, далекому от авангарда и близкого к классике, к лирике, к песенным мотивам очень сложно воспринимать как форму такого повествования, так и понимать смысл таких произведений.
Но, внимательно вчитавшись, я нашла определенные плюсы: во-первых, это бесконечная перспектива и простор для выражения себя; во-вторых, это способ выразить то, что не вмещается в обычные рамки – все грани эмоций, способ «озвучить», оживить текст.