На северном Урале, где я родилась и провела свое детство, природа была очень богатой и красивой. В многочисленных лесах, которыми были покрыты горы древнего Урала, росли хвойные деревья, березы, осины. Много было кустарников жимолости, малины, смородины. Росла брусника, черника, голубика, а на болотах клюква.Люди пользовались этим богатством природы и собирали ягоды, грибы, кедровые шишки, когда поспеют. В садах же, у кого были частные дома, произрастали больше черемуха да яблони с маленькими яблочками, больше напоминавшие клюкву, которые назывались ранетками. Эти ранетки были очень кислыми, и только после заморозков, они становились сладкими, пригодными для еды. Так и висели ранетки до самых морозов ни кому не нужными. А вот черемуха была очень вкусной. И на черемуху мы с ребятами "ходили" два раза в год. Когда она зацветала, мы рвал букеты со свисающими гроздьями белыми и ароматными цветами, запах которых стоял по всем улицам нашего поселка. А сама черемуха во время цветения, выглядела как невеста. И второй раз мы ломали черемуху, когда она поспевала. В основном, черемуха росла в частных домах. По улицам, если и росла, то была уже сразу ободрана и ягоды оставались только на верхушке дерева. Но в лесу она росла и ее там было много. Так в лес же не набегаешься за ягодами. Вкус у ягод был сладко-терпкий и вяжущий, сразу можно было по рукам и языку узнать, что ты ел черемуху. Руки и язык, а иногда и одежда, были фиолетового цвета. Но нас это не останавливало. Конечно, если бы у нас на Урале росли персики, виноград или абрикосы, мы бы отдавали предпочтение им, но их у нас не высаживали из-за сурового климата. Даже если кто-то захотел посадить фруктовые деревья, его бы труд пропал даром. Они бы все вымерзли зимой, как вымерзли когда-то мамонты.
Мы с ребятами заранее засветло выбирали объект нашего "нашествия",и к вечеру, как совсем стемнеет, компанией из нескольких человек, выходили на "охоту" за поспевшей черемухой.Но и хозяева черемухи то же готовились к набегам детворы. Не так им было жалко этой черемухи, как жалко было своих клумб с цветами, грядок с овощами, сломанных заборов и проломленных крыш. Мы знали, что ребят иногда ловили и надерали им уши, или жаловались родителям, но нас как-то проносило. А на крыши приходилось забираться постоянно, потому что нижние ветки были уже обобраны самими хозяевами или теми, кто уже тут побывал раньше нас. И вот мы, соседская детвора лет 11-13, выбрали дом с большой черемухой по улице 8-е Марта, как стемнело, пошли ее ломать.
Убедившись, что хозяева уже спят, так как света в окнах не было, мы подошли к забору, рядом с черемухой, стараясь не шуметь. Вскарабкались на забор, а затем и на крышу сарая, стоящего прямо у забора. Ягод на ветках было много.Взявшись за дело, мы стали ломать ветки с ягодами и скидывать в низ тому, кто стоял "на стреме". Он собирал их в кучу и глядел по сторонам, не идут ли прохожие.Уже почти закончив ломать черемуху, ребята стали спускаться с крыши на землю.Надо сказать, что крыша была ветхая и доски наполовину истлели и поросли травой. Все слезли с крыши,а я замешкалась, так как нога провалилась между досок, и своей штаниной я зацепилась за гвоздь, с которого я не могла отцепиться, чтобы вытащить провалившуюся ногу.Выглядело это так: одна моя нога была в согнутом состоянии на крыше сарая, а вторая в распрямленном виде болталась внутри сарая. Вдруг в сарае загорелся свет. Видимо, от нашего шума, проснулся хозяин. Я барахталась между досок и обрывков толи (рубероида), но выбраться без посторонней помощи не могла. С силой кто-то дернул меня за ногу,и я очутилась вся в сарае перед огромным хозяином с широко раскрытыми глазами от ярости. Я взвыла так громко и жалостливо, что он на минуту опешил.Но еще больше он опешил, что перед ним стоял не мальчишка- озорник, а девочка с косичками, которая проломила в сарае всю его и без того ветхую крышу.
Когда хозяин вышел из ступора и пришел в себя,он схватил стоявший в углу веник из свежей крапивы, видимо припасенный им заранее, и начал хлестать меня по ногам. Удары приходились и по телу, и по рукам, через тонкую летнюю одежду было больно везде, где прикасалась эта жгучая крапива. Я орала диким голосом и от боли издавала нечеловеческие звуки, наверное, разбудив всю улицу 8-е Марта. Мое тело покрылось красными ссадинами и волдырями, как от ожога кипятком. Когда у хозяина черемухи и сарая гнев поостыл, он стал стыдить меня, что я не пацан, а девочка, что , наверное, еще и пионерка, и что он меня сдаст в милицию за проломленную крышу в сарае. И что за то, что он меня отхлестал крапивой, ему ничего не будет. Ведь, не он же залез в чужой двор. Я в ответ только всхлипывала и дрожала всем своим телом. Да еще от такого стресса у меня началась икота. Первый раз в жизни я испытала такой страх и испуг, что даже думала,останусь заикой на всю жизнь. А он, стоя передо мной, грозно размахивая веником из крапивы, сказал, чтобы я убиралась со двора и дружкам своим передала, что с ними то же самое будет, если еще кто залезет. Что он по ночам не спит, а караулит свой огород. Я не двигалась с места, хозяин открыл калитку и вернулся за мной к сараю. Взяв за руку, он повел меня прочь со своего двора. Ноги меня не слушались, я чуть не падала, опираясь за руку хозяина, который только что меня хлестал крапивой.Заглянув в мои глаза, в которых уже не было страха и отчаяния, хозяин спросил меня: "Дойдешь?" Я ответила: "Дойду" , и не узнала своего голоса. Оказавшись за калиткой и увидев всю свою компанию на другой стороне улицы, я разрыдалась. Теперь мне было очень жалко себя и обидно, что рвали черемух все, а попалась только я одна. Домой шли молча. Сорванную черемуху, так и не забрали, побоявшись хозяина. Но то, что мы ходили за черемухой, было видно по рукам и одежде. Зато языки у нас были чистыми, не фиолетовыми. С тех пор, пока жила в поселке, я обходила улицу 8-е Марта стороной, особенно дом с большой черемухой.