Не лежится, не сидится,
и тревогу не унять...
То ли богу помолиться?
То ли стрижку поменять?
Под ногой шуршит во прахе
кроткий месяц вандемьер,
мой придворный парикмахер,
кавалер весов и мер,
красит ловко кистью тонкой
в цвет пурпурно-золотой
грустным тёткам под клеёнкой
каждый локон завитой.
Пахнет остро и приятно
свежей краской для волос,
чтобы просто и понятно,
листопадно мне жилось.
Ни обиды, ни упрёка,
это всё моя вина:
за молчанием тревога,
и под краской – седина.