Неисповедимы пути Господни Гл. 7 Мирная жизнь

Ирина Христюк
                НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ

                ГЛАВА  СЕДЬМАЯ
   
                МИРНАЯ ЖИЗНЬ

       И покатилась мирная жизнь Митиной семьи по земле то прямиком, то кособоко. «Победили на войне — победим и в поле», - говорили бывшие солдаты,  нынешние колхозники. А усердия и старательности Мите не занимать. С детства приученный к труду, выросший в зажиточной, но многодетной семье, где каждый знал свои обязанности, он был трудолюбив, как муравей. Каждый будний день гнул спину в колхозе, как на своём поле, а после работы – дома: приусадебный участок в пол гектара, корова, свиньи, овцы, куры. Всё требовало ежедневного присмотра и внимания. И дети, что цветы, тоже уход любят. Талька была помощницей ему во всём. И в колхозе, и по хозяйству, и гостей принять – всё спорилось в её руках. Жизнь свою по кирпичику складывали. Одна тысяча девятьсот сорок девятый год запомнился молодым родителям важным событием: их первенец Витя пошёл в школу. Это был первый класс впоследствии первого выпуска Данульской средней школы.
         
        Жизнь потихоньку стала налаживаться. Село начало приходить в себя и делало первые шаги в новую жизнь. Для облегчения людского труда в колхоз принялись доставлять сельскохозяйственную технику. И благодаря постепенной механизации некоторых сельскохозяйственных операций - вспашка почвы, сев и уборка полевых культур – земля лучше обрабатывалась и урожаи медленно, но всё-таки росли. Построили молочно-товарную ферму. Шла организация бригад и звеньев, устанавливались нормы выработки - трудодни.

        Конечно, менять в одночасье свой привычный уклад жизни и семейные ценности было для Мити и Тальки психологически не так-то просто и легко. После болезненного процесса коллективизации молодая пара надеялась на улучшение своей жизни. Работали в поте лица, чтобы дать детям достойное образование, которое сами не получили, строили планы на будущее. Стали по мере возможностей и сил обустраивать «новое» жильё - дом, куда переселились после того, как его покинула Маня, жена старшего брата Мефодия, не вернувшегося с войны. Она во второй раз вышла замуж и вместе с дочкой Анютой переехала к мужу в соседнее село Балан.

        Митя с семьёй, проживавшие до тех пор в каморе, состоящей из сеней, в теплое время года служивших и летней кухней, и одной комнаты с малюсенькими окошечками, были рады расширению: детям там будет теплее. Зимой в каморе комната к утру так сильно настуживалась, что вода в ведре замерзала, а стёкла окон полностью запушевывались инеем и зарисовывались серебряными узорами.  Случались зимы, когда сугробы прилегали к окнам, а иногда возвышались до самой крыши. БОльшую часть горенки занимала печь-лежанка. Там спали дети, а взрослые - внизу, рядом с печкой, на пОстили*.

       Дом теперь казался им настоящими хоромами: светлее, просторнее и окнами побольше. Сначала попадаешь в ганок* – деревянное помещение. Летом, весной и тёплой осенью здесь за маленьким круглым деревянным столиком, доставшимся в наследство от Митиного отца, семья обедала и ужинала. Тут же, не зажигая лампы, любили сумерничать и в полутемноте вести семейные беседы. А когда летом в доме было жарко, оставались здесь и ночевать, расстелив  прямо на деревянном настиле самодельные коврики и одеяла. Из ганка – большая дверь с железным засовом в сени, оттуда  прямо – в кладовую, направо – в зал, налево - в жилые комнаты. Жилые комнаты, может быть, и громко сказано. Это была одна большая комната, разделённая на две части. В одной, служившей гостевой и одновременно спальней для родителей, прямо, напротив входной двери, размещалась самодельная деревянная кровать, выкрашенная в тёмно красный цвет. Над ней, в углу, висела икона. Вдоль коричневых окон с гратами* - широкая лавка, застиланная домотканой дорожкой. При необходимости на ней можно было и спать. Около лавки - простой деревянный стол. Слева лавки, вплотную, придвинут старый деревянный шкаф с открытыми верхними полками для посуды, нижние полки которого прикрывались дверцами.

       По правую сторону - прямоугольная, с толстыми наружными стенками и развитыми дымооборотами каменная печь – голландка, или «грубка», для обогрева комнат. Топка выходила на боковую сторону оной и служила для разогрева чугунной плиты, на которой готовилась еда. На одной линии с печкой-голландкой соорудили русскую печь, передняя верхняя часть которой тонкой глиняной стеночкой упиралась в потолок. Между ней и основной стенкой молодая семья смастерила кутруцу - полки для хранения хлеба и других продуктов, занавесила простенькой тканью. А разделявший две печи вход во вторую половину задернули  цветастой ситцевой шторкой.

       Вдоль голландки во второй половине из досок оборудовали лежак. Когда на улице лило, невзгода, и вечер заходил, благостно было прильнуть спиной к грубке и ощущать тепло во всём теле. Напротив – основная часть русской печи. Там, на лежанке, спали мальчики. Рядом с печью  построили  запечник, для всхода на печь и спуска. Небольшое оконце с левой стороны открывал вид на огород и колодец.
В печи варили, жарили, пекли, грели и «томили». Картошку – любимое блюдо Ванюши - пекли прямо у устья на горячих углях жарко горящей печи, а варили и парили непосредственно в горниле, пекли и томили - в горниле после топки. Для приготовления хлеба и выпечки использовали тавы, то есть, противни. В случае их недоступности хлеб выпекали непосредственно на поду печи. Для этого тщательно очищали её от углей и золы.

       В зале, а в селе его называли «хатой великой», Талька подровняла и побелила стены, помазала лошадиными отходами глиняный пол, помыла и покрасила окна. На стенку поменьше на «вешалках» из прутиков акации, подвязанных посередине верёвкой, повесила одежду. А на центральной, самой длинной стене, они с Митей прибили коврик ручной работы, который ей подарил тато Гаврила со словами:"На дочка, пусть у тебя будет память от твоей родной мамы Федоры, это она своими руками выткала". У стены, посредине ковра, установили железную кровать. Умелая хозяйка покрыла её домашним ковриком, искусно сложила одеяла для гостей, а сверху, по бокам, водрузила большие, в наволочках с рюшками,  подушки. Вдоль окон уместили покрытый домотканой дорожкой ослон*. По большим праздникам вся комната озарялась большой лампой под потолком.
      
       Радость царила в доме, но как часто бывает, она - быстротечна. Вскоре нагрянули сёстры по материнской линии и со словами «этот коврик нашей мамы» сняли его со стены и унесли с собой. Тальку словно обухом по голове ударили. У неё, только что ощутившей счастье своего угла, крылья опустились. Она чувствовала к себе несправедливую злость. Плакала несколько дней. Не о коврике жалела, а о том, что он – единственная память о маме Федоре, женщине, подарившей ей жизнь. Мудрая мама Аника успокаивала:

  - Дочка, родненькая, не плачь. Обязательно настанет время, когда всё будет хорошо. Когда судьба отойдёт в сторону и скажет: «Тебе достаточно испытаний, живи спокойно».

        Митя, как мог, тоже утешал и рассуждал: не радуйся нашедши и не плач потерявши. Талька и рада бы не плакать, да слёзы сами льются. «Знаешь, Митя, радости быстро забываются, а вот печали, кажется, никогда», - грустно отвечала она. Чтобы смягчить боль, Митя съездил на базар, продал зерно*, а на вырученные деньги наняли заезжего художника, который красками нарисовал такой чудесный «ковёр», любоваться которым приходили все родные и знакомые. Такого в селе ни у кого не было. Художник постарался на славу. И видел этот «ковёр» немало гостей, и радовал кумов на кумэтрии, и свидетелем  двух свадеб был, где нанашками, то есть посаженными родителями, были Митя с Талькой. Права народная мудрость, счастье в воздухе не вьётся, а руками достаётся.

       Жизнь умеет радовать приятными сюрпризами и подарками тех, кто умеет ждать и терпеть. В начале осени одна тысяча девятьсот пятьдесят второго года Наталья узнала, что носит под сердцем ребёнка. Им с Митей, конечно, хотелось девочку, но на всё - воля Божья. Добрая весть обрадовала родных, но нашлись и такие «доброжелатели» со стороны, да и некоторые родственники, которые стали отговаривать: зачем бедность разводить? это – третий ребёнок, а Тальке уже тридцатый пошёл, Мите тридцать третий – «старые» уже, пока вырастут детки с пшеничный сноп, свалят батьку с мамкой с ног. Но они стояли на своём: будем рожать.

       Наступившая весна, улыбающаяся каждый день теплым солнцем, обещала тысячу радостных мгновений. Но в последний день апреля Талька почувствовала периодические боли в области поясницы, нестерпимо заныл низ живота, начались схватки. Мальчиков отправили к бабушке с дедушкой на Финляндию (так называлась и сейчас называется верхняя часть села, где находится мельница и зерноток) и побежали за бабкой Партэнийкой, известной повитухой в селе. Больницы не было, с транспортом до района всегда возникали трудности, поэтому третьи роды, как и первые, и вторые, проходили дома, но в отличие от предыдущих, - тяжелее, труднее и болезненнее. Сразу вспомнили об умершей при родах Федоре, единокровной матушке Тальки. Митя и родные мучительно переживали: токмо всё обошлось, абы худа избежать. Аника с Николаем постоянно молились. Роды были очень длинными и трудными, и через три! дня мучений – 2 мая 1953 года - вместо боли и печали в душе Натальи запели ангелы – родилась девочка, крупненькая и на вид здоровенькая, с ямочками на щеках и с грустинкой в глазах. Назвали Ирочкой.

       Не страдая, не мучаясь, не переживая, - не поймаешь счастья. А какое оно, счастье-то?..

 
    30.10.2017.
Продолжение следует.

  **  **  **
* ганок - крыльцо, крылечко, приступки с навесом и перилами у входа в дом или в избу. Толковый словарь Даля. В.И. Даль. 1863.
* пОстиль – постіль (укр) – лежак из досок.
* граты – грати (укр) – Металлические решётки на окна.
* ослон - скамейка - вид мебели, предназначенный для сидения. Доска (или несколько дощечек) на стояках, на которую садятся или кладут, ставят что-нибудь. Переносная комнатная скамья для сидения. 
Материал из Википедии - свободной энциклопедии.
* деньги в колхозе выдавали только в конце года из расчета количества трудодней.

========================
На фото: маленькая Ирочка.