Женщины никогда не ищут смысла жизни. Так повелось и сложилось, и, возможно, так даже записано в женском биокоде. Женщин не интересует глобальное -- зачем жить. Гораздо важнее прямо с утра решить как жить. Как обеспечить сносную жизнь -- функцию от бесконечного числа аргументов -- себе и своим близким разной степени родства и привязанности. Как не устать от неизбежных ошибок и бесконечной иррациональности страха, не позволяющего останавливаться, пока ночь своей властью не прекратит дневные дела, не уймёт беспокойство и позволит, наконец, ощутить глубокий безмолвный покой, рождающий образы прошедшего времени.
-- Я не знаю, что делать -- не успеваю вернуться домой вовремя.
Юля смотрела на меня расстроено и испугано, а я на неё удивлённо, совершенно не понимая, что значит -- вовремя. Мы заканчивали первый курс, и казанская поздняя весна своим необузданным размахом призывала отдаться радостной праздности, забыв на время о всяких рамках, зачётах и прочих "вовремя". Мало кто из нас в то время возвращался домой раньше полуночи -- лекции, читалка, общага, тренировки, встречи и вечерние тусовки с подругами в Лядском саду или в саду Эрмитаж. Юля, правда, всегда быстро исчезала после занятий, и это было объяснимо -- спешила к Саше. Они стали жить вместе в квартире его матери немногим меньше, чем полгода назад. После первого семестра Саша ушёл в академку и нигде не работал. Жили на Юлину стипендию.
-- Юль, сейчас два часа дня, какое -- вовремя?
Не задавайте вопросов, если не ожидаете самых невероятных ответов -- истина, которую каждый узнаёт в своё время. Оказалось, что мир моей подруги давно стал другим, а я и не заметила. Одним из установленных Сашей требований их совместной с Юлей жизни было фиксированное время её возвращения домой (с озвучиванием остальных требований я, пожалуй, повременю -- они всё же достаточно неординарные для неподготовленных граждан). К тому же телефона у Саши почему-то не было, и предупредить о том, что задерживается, подруга не могла. Это я так думала. В действительности всё оказалось гораздо хуже. Верным с точки зрения человека, устанавливающего правила, было только одно действие -- явиться в назначенное время. Опоздания не допускались. Если таковые случались длительностью от одной до пяти минут, то мизансцена являла собой душераздирающее зрелище: Саша уже ждал Юлю на остановке, и когда она выходила из трамвая, то притягивал её к себе за плечи и долго (две минуты) смотрел в её глаза, не мигая. Ей тоже мигать не следовало, и, если она справлялась и не мигала, то это говорило о её невиновности, и тогда её прощали.
Подруга смотрела на меня умоляюще -- решение этой мучающей её ситуации явно уже было найдено. Да. Потрясённая открывшимся мне новым знанием, я согласилась съездить к Саше домой в качестве посла доброй воли и искусного переговорщика одновременно. На трамвае с двумя пересадками и долгими остановками у каждого фонарного столба всего за час я добралась до места и уже подходила к сашиному дому на улице Нариманова. Район этот в то время был тот ещё -- Юля носила с собой в сумочке небольшой гладкий... камень. Орудие пролетариата для самообороны. Не то, чтобы она им часто пользовалась, но один раз -- точно. Это было как раз днём и в трамвае, уже перед самой её остановкой.
Я поднялась на второй этаж и нажала кнопку звонка. Потом ещё раз, и ещё. Наконец, дверь открылась -- и я увидела ожившую античную статую. Правда, одетую в тогу. То есть это я вначале подумала, что в тогу -- так прекрасен был этот бледный юноша в белье с чуть растрёпанными кудрявыми волосами, бледным лицом и подёрнутыми болью глазами.
-- По-моему это неприлично -- открывать дверь в таком виде.
Я стала приходить в себя и искать точки опоры. Наконец, вспомнила, зачем я тут, и быстро сказала свой текст. Саша кивнул и тут же закрыл дверь.
-- И всё?
Кажется я легко отделалась. Осталось вернуться в институт и сообщить подруге со свойственным мне наивным оптимизмом, что всё не так страшно.
Позже выяснилось, что Саша как раз в этот день заболел, у него резко поднялась температура почти до сорока градусов. Это объяснило мне его поведение в тот момент, но ясное понимание всей ситуации, в которой оказалась моя подруга, вдохновляемая любовью и направляемая страхом потерять это первое сильное чувство, пришло ко мне только через семь лет, когда Юля завершила свою странную семейную жизнь, и только тогда рассказала некоторые её невероятные, пугающие детали.
Причины неудачных исходов таких ранних семейных отношений представляются мне в неверных пропорциях между чувством и страхом его потерять. Это в случае, если бы меня спросили. Но всё же, более вероятна, конечно, всегда одна причина -- слишком юный возраст партнёров.
Но вообще-то я не знаю, как получилось, что я рассказала о Саше и Юле, если хотела рассказать совсем о другом случае -- о случае платонической любви, с которой редко можно столкнуться в жизни. В моей это случилось всего один раз.
Значит, опять придётся продолжить позже.