Проект "Ребенок"
В бытии сущего претерпевает свое уничижение Ничто –
и обращает нас к сущему. Ничто – источник отрицания.
Мартин Хайдигер.
Шедевр Малевича я увидел гораздо позже – и не сразу понял, на что он похож.
Я не знаю, в чем смысл моей жизни – и вы о своем знаете не больше. Но о смысле существования человечества – и разума вообще – можно говорить достаточно уверенно. Достижение гармонии (установление гомеостаза) между должным и действительным; между идеей и материей. Осознание действительного положения вещей как должного – и приведение действительности к должному состоянию. Познание и преобразование. Изменить то, с чем невозможно смириться, и понять то, что нельзя устранить – предварительно отделив одно от другого. Все это очень понятно; в том числе, и подростку. Другое дело, что подросток этого, конечно, не осознает; и тратит полвека на поиск слов. Хотелось бы верить, что нужные слова найдены, но на всякий случай я добавлю. Поясню детали.
За всеми этапами и кризисами развития человека стоят этапы и кризисы решения онтологической проблемы разума. Установление информационного равновесия со средой – только форма этого процесса. Суть глубже. Уже кризис «семи лет» проявляется как конфликт между духовными (эмоциональными) запросами ребенка и закрепленными нормами поведения. Этот конфликт не разрешается по сути (как не разрешается любой конфликт развития), но переносится из практической плоскости в сферу воображения. Изобретательный человеческий интеллект находит самые хитроумные способы решения тупиковых (казалось бы) проблем. И только потом выясняется, что это все способы создания новых проблем – еще более неразрешимых. Это и есть развитие.
Лучше всего, впрочем, это иллюстрирует самый-самый первый, – можно сказать, нулевой – кризис развития, натальный. Когда гармония «чистой» материи (сома) приходит в соприкосновение с гармонией «чистой» идеи, заключенной в младенческом разуме. Этот кризис ликвидируется бурным ростом «защитных механизмов» и условных рефлексов; и какое-то время кажется, что конфликт исчерпан. До нового тупика.
И рождение ребенка, и взрыв Сверхновой чем-то похожи на вброс льда в кипяток. Но подобие быстро исчерпывается, потому что вместо пенки на теплой воде образуется нечто невообразимое, похожее, скорее, на матрешку, зеркально отраженную художественным воображением Корнелиуса Эшера. Надо честно признать, что законы развития открытых информационных систем мы представляем себе пока еще очень смутно, в первом приближении «пенки на теплой воде», которая образуется именно в ближайшей перспективе.
Все это очень понятно… и напоминает пенку. И не стоит слов. Содержание кризиса не в том, что подросток не может выразить словами, а в том, чего он вообще не понимает… не понял и не поймет. В том, что находится за пределами этой версии смысла жизни.
Подождите-подождите, это никакая не «философия». Я хочу рассказать – уж как сумею – о втором ключевом моменте, открывающем переход из «кризиса идентичности» в Третий (14-20 лет) Возраст.
За пределами этой версии остается вопрос о свободе воли: правильно ли мы отделяем «терпимое» от «устранимого»; различаются они объективно – или вследствие субъективной человеческой практики? Наш ли это произвол, и каковы последствия ошибки, если она имеет смысл и возможность? Тут дело вот в чем: для того, чтобы различить объективное и субъективное, нужен, как минимум, взгляд со стороны. Что смотрит на нас как на объект?
За пределами этой версии остается и сам феномен человека, который противопоставляет себя и материи, и идее; тем самым, отрицая их конфликт. Это не просто эмоциональная оценка, она поддается осмыслению – и не только философскими средствами (Кант), но и посредством вполне рационального системного подхода. Согласно «закону маргинального митоза», при усложнении связи между объектами, связь сама становится объектом. В данном случае это означает вот что.
В информационной схеме бытия разум выполняет функцию «управляющей инстанции», связывающей «ввод» и «вывод». Мы не знаем Исходного мотива и Конечной цели; не знаем, существуют ли они вообще, и в каком смысле, в какой форме. Мы знаем лишь поток информации, проходящей через наш разум, где связываются все мотивы со всеми целями и образуется «личностный смысл» человеческой деятельности. Для нас не существует никакого смысла, кроме «личностного». А теперь возьмем в руки Бритву Оккама и удалим два первых слова этой фразы.
Какова бы ни была природа тех «абстрактных» идей, которые воспринимаются человеком через Дао, своей деятельностью он формирует не только материальные артефакты, т.н. Вторую природу – но и Вторую духовность: свою человеческую культуру. «На самом деле» есть только то, что лежит в пределах человеческого опыта. Так говорит Оккам.
С этой точки зрения, познание – не есть открытие чьих-то тайн и не установление никогда, нигде, ни в каком смысле не существующей «объективной истины», а создание предельно красивых версий этой гипотетической истины; создание предельно красивых вопросов и сомнений. Спящий проснется, когда человечество придумает вопрос, на который он не сможет ответить. Так говорит Лукьяненко («Спектр»). «Онтологическое противоречие» просто провоцирует (через категорический диссонанс) эти версии и эти вопросы.
Но оно, это противоречие, тоже находится за пределами моей версии… Почему человек так по-разному – ну просто очень по-разному! – воспринимает форму и суть, абстрактную информацию и знаковую, какие для этого есть основания? Ведь та и другая поступают в разум одновременно и совместно; и разделяются только там. Чем отличаются сенсорные и эмоциональные ощущения? Кто укажет мне принципиальную разницу между совестью и зрением, интуицией и слухом, вкусом и… вкусом? между идеей и материей – какова принципиальная разница? Разум снимает какое-то очень маловразумительное противоречие между ними, но сначала создает его. Так снимает или создает? Нет ответа.
По современным представлениям, мышление является логической системой (теорией) второго порядка. Согласно теореме Гёделя, такая теория (система) неизбежно приводит к противоречию, постановляя утверждения, которые отрицают друг друга. Психология только раскрывает механизм такого постановления; так где же возникает конфликт материи и идеи – не в моей ли голове? Что есть противоречие между должным и действительным – не «заблуждение ли ума», как говорил Ниче? Истинным является только субъективно ощущаемый «категорический диссонанс»; это статус разума – и точка. А за его пределами, как утверждают К. Хорни и А. Лазарчук, царит непререкаемая гармония.
Но это их субъективная версия. Есть и альтернатива – не менее красивая, по-моему. «В нас еще жив тот древний ужас обретения разума, нежданного и непрошенного подарка свыше» – свидетельствует С. Лукьяненко.
Кто прав? Трагедия человеческого духа в том, что каждый из нас знает ответ – но не помнит его. Стена «защитных механизмов» скрывает от меня таинство моего рождения, оставляя ответ за пределами информационного потока, протекающего через меня и субъективно ощущаемого как время. Сам того, конечно, не подозревая, я полвека решал родовую проблему наступившей информационной эпохи – искал ключевые слова для браузера; но ответы на эти вопросы теряются и неразличимы в глубине Черного квадрата, явившегося мне в четырнадцать лет как архетип всей информации за пределами моей субъективной реальности.
В отличие от Сергея Лукьяненко и Андрея Лазарчука (а также, вероятно, Карен Хорни), я не помню своего «натального инсайта»; и «момент воли» не оставил никакого следа в моей памяти. Но «инсайт идентичности» запомнился мне вполне отчетливо, вплоть до деталей. Дальше был только поиск слов. Слов хватило только на вопросы.