Рождение метода

Аглая Юрьева
*Фрагмент был написан для пьесы коллективного написания, посвященной творчеству Зигмунда Фрейда.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ  ЛИЦА:

ЗИГМУНД ФРЕЙД
МАРТА, его жена
ДОКТОР БРЕЙЕР
БЕРТА ПАППЕНГЕЙМ, пациентка доктора Брейера
ГЛАВНЫЙ ВРАЧ ПАНСИОНАТА
ПСИХИАТР, коллега главного врача
ФЕМИНИСТКА

В темноте слышен голос Марты: «Зигмунд, к тебе пришли!»
Свет.
Домашний кабинет Фрейда. Входит женщина, лицо которой плохо видно – либо оно скрыто вуалеткой, либо капюшоном, либо просто на него не падает свет. По манерам явно из феминисток.

Феминистка (не здороваясь, с места в карьер). Господин Фрейд, я пришла сказать вам, что вы бесчестный человек.
Фрейд. Простите?
Феминистка. Вы не ослышались. Бесчестный! Вы нарушили заповедь врача и раскрыли врачебную тайну. Вы вместе с доктором Брейером обнародовали  историю болезни пациентки…пациентки доктора Брайера. Но я знаю, что это вы настаивали на публичном освещении всего хода лечения. Это возмутительно! Низко. Гадко. Тем более, что речь идет о таком ... необычном заболевании.
Фрейд (как бы сам себе). Психические заболевания не такие уж необычные.
Феминистка. Так вот, доктор Фрейд, я требую, да–да, требую, чтобы вы  публично опровергли все то, что было изложено в статье. Вы самым непростительным образом оклеветали человека, который… которая…занимает видное место в общественной деятельности…который…которая денно и нощно печется о девочках–сиротах.
Фрейд. Позвольте, но как же это сделать? Как принести извинения?
Феминистка. Вы не знаете, как принести публичные извинения? Разумеется, в печати? Печатью  печать поправ.
Фрейд. Однако вы сами себе противоречите. Раскрытие врачебной тайны или клевета? И, простите,  мне неловко так беседовать, скажите, как к вам обращаться?
Феминистка (либо откидывается вуалетку, либо ее лицо освещают). Меня зовут Анна О.
Фрейд. О! Так вы с ней знакомы?
Феминистка (опешив). Да–а.
Фрейд. И наверное, вы с ней близко знакомы, иначе не были бы так хорошо осведомлены о… фактах ее биографии.
Феминистка. Да, очень близко… по работе, разумеется,.. по работе  в нашей благотворительной организации. Как вы догадались, что я – это не она?
Фрейд. Во–первых,  вряд ли широкая общественность читает  «Вестники клинической психиатрии». Не такое уж это доступное чтение… Значит, вас привела сюда обида за свою… соратницу.  Кто как не она могла рассказать вам о том, что с нею произошло? А такие доверительные разговоры могут быть между очень, очень близкими людьми. А во–вторых, моя жена также хорошо знает ту, на защиту которой вы встали. И наконец, в – третьих, не было никакой Анны О. А это  и вы хорошо знаете .
Феминистка. Знаю. Была другая.

Затемнение. В темноте голоса – Берты Паппенгейм и Доктора Брейера.

Берта. We were waiting for a doctor. My father was very ill…very ill. I was near my poor daddy and suddenly I saw that he hadn’t a head… only the skull. Ah, I’m afraid, I’m afraid…
Брейер. Берта, Берта…. прошу вас… говорите по–немецки. Немецкий – ваш родной язык. Пожалуйста, Берта…пожалуйста, вспоминайте!
Берта. I can't…I can’t…Кант…Кант! Кант – я помню. Это ученый из Кёнигсберга…Я помню…помню…

Свет.
Больничная палата пансионата. На кровати Берта Паппенгейм. Напротив, в легком кресле – Доктор Брейер.

Брейер. Постарайтесь вспомнить, что было до приезда доктора. Прошу вас, Берта.
Берта. Да. Я находилась рядом с ним.  С отцом. Около его постели… Он был очень болен…Мы ждали доктора… Потом мама крикнула мне: «Берта, подай папочке горшок!» Я подняла горшок… он был под кроватью…там.. и..
Брейер. Что же было потом, дорогая Берта? Не торопитесь, вспоминайте…
Берта. Потом? Потом? Я взяла горшок…
Брейер. И?
Берта. Я почувствовала, как мою руку парализовало…
Брейер. Ту руку, с горшком?
Берта. Да.. Нет… Не помню… Помню только, как мои пальцы превратились в змей…Я видела это. I saw that. I saw that. Those snakes were long and black… Snake… naked…naked… (в истерике) Нет!..Нет!...Нет!..

Затемнение.
Свет.
Главный врач пансионата и Доктор Брайер.

Главный врач. Доктор Брайер, как главврач пансионата я хочу запретить вам посещение нашей пациентки. Она проходит курс лечения в соответствии с ее состоянием. Ваши с ней разговоры только усугубляют приступы истерии.
Брейер. Позвольте мне возразить. Здесь налицо не только истерия. Мы имеем дело и с невралгией, и  с психическим расстройством.
Главный врач. Оставьте. Это просто девичье притворство. А вы ведетесь на него, как неопытный студиозус.  Хочу вас предостеречь. Истеричные особы очень сильно влюбчивы.
Брейер. Такие намеки  не делают вам чести, коллега.
Главный врач. Берте Паппенгейм нужно подлечиться от истерии и выйти замуж. В первом наша клиника ей поможет, в остальном – дело ее семьи.
Брейер. Это ее не спасет. Скорее, погубит окончательно, если я сейчас прекращу свои беседы. Она ведь из ортодоксальной семьи. Традиции, обряды, особая культура, своеобразные гигиенические процедуры. Противоречие с тем, что происходит вне семьи…Монотонность жизни, несомненно, сказалась на ее здоровье. Монотонность –  прямой путь к невралгии. А психозы – ее метаморфозы.
Главный врач. Э, да вы поэт, доктор Брейер… Девушке было скучно?  Говорят, она  на лошади лихо скакала? Языки иностранные учила охотно… (с усмешкой)  Вы же сами слышите… ее английский…  И французский?
Брейер. И французский.
Главный врач. Вот видите. К чему вы лукавите? И уж что ее совсем не занимало, так это религия. Так что оставьте ваши никчемные беседы. (С усмешкой) Тем более, что мы с вами сильны только в латыни. Хлоралгидрат и морфий – вот наше лечение. Будут приступы агресссии – холодный душ и рукава за спиной. Скажу вам, коллега, по совести: толку и от того, и от другого мало. Но вас я прошу не приходить сюда и не тревожить пациентку. В первую голову, отвечаю за нее я.
Голос Берты. Доктор, доктор Брейер…Where are you? Где вы?  I’ll be waiting…I remember… Я жду вас… Доктор, я вспомнила…я помню…я все помню…Я хочу рассказать вам…Где вы, доктор Брейер? Где вы?

Затемнение.
Свет.
Главный врач и  его коллега–психиатр.

Психиатр. На вашем месте я бы так не переживал, коллега. Брейеру хорошо платит семья Паппенгейм. Так что  он будет слушать о возможных галлюцинациях, о черепах, скелетах, костях и гадах ползучих до тех пор, пока семье не надоест бросать деньги на ветер.
Главный врач. Я думаю о врачебной этике.
Психиатр. Это похвально. Но что мы с вами можем? Душевнобольные – люди потерянные. Часто и для своих родных. Наша задача  – дать им возможность завершить свой путь под особым присмотром. Чтобы шею себе не свернули, носы не разбили и друг друга не искусали. А для этого у нас верные медикаментозные средства.
Главный врач. Знаете, а я замечаю, что Берта Паппенгейм стала спокойнее. Улучшился сон, аппетит.
Психиатр. Да здравствует хлоралгидрат!
Главный врач. А мне не до смеха. Определенно есть улучшение. В последние дни я не замечал у нее никаких признаков спутанности сознания. Речь ясная, излагает рассудительно.
Психиатр. Вы беседуете с сумасшедшими? Ах, Мартин, но вы–то, вы–то зачем попадаетесь на удочку шарлатана от психиатрии. С нас хватит anamnesis morbi. Anamnesis vitae пусть это будет уделом Брейера и семейства Паппенгейм.
Главный врач (неуверенно, со вздохом). Пожалуй.

Затемнение.
Свет.
Фрейд в своем кабинете читает письмо от Марты.

Фрейд. Дорогой Зигмунд! Твое письмо меня сильно встревожило. Ведь речь идет о близких нам с тобой людях. Берта – дочь моего опекуна (мир его праху), и ее судьба мне небезразлична.

Затемнение.
Свет.

Марта (продолжает письмо). Хорошо, что Берта постоянно находится под медицинским присмотром, и  Брейер как лечащий врач не покидает ее , но последние события, о которых ты мне писал, не могут меня не настораживать. Нет ничего плохого, что Берте нравится Брейер, когда–то в детстве я тоже была влюблена в нашего доктора. Но Берта далеко не ребенок, а методы, который практикует Брейер, мне непонятны, а следовательно, пугают, как и все непонятное. Дай бог, если его методика не позволяет выходить за рамки беседы. Но ты мне писал о каких–то истерических схватках Берты, которые могут поставить брак Брейера под угрозу. О боже! Что это означает, Зигмунд? Только самое плохое, о чем я могу подумать. Значит, лечение заключалось не только в разговорах? Зигмунд, милый Зигмунд. Ты знаешь, что я верю в тебя как врача и готова поддерживать тебя, насколько хватит моих сил и способностей. Но если такие методы ты тоже одобряешь и собираешься в дальнейшем  к ним прибегать, то мои опасения за наш брак не будут безосновательны.
Целую тебя. Твоя Марта.

Затемнение. Свет.

Фрейд (дочитывая письмо). Но если такие методы ты тоже одобряешь и собираешься в дальнейшем  к ним прибегать, то мои опасения за наш брак не будут безосновательны.
Целую тебя. Твоя Марта… Ах, Марта, Марта. Ты напрасно волнуешься, совершенно напрасно. Чтобы такое со мной случилось, мне надо быть Брейером. (Смеется.)

Затемнение. Свет.
Фрейд и Брейер.

Фрейд. Так значит, окончательно?
Брейер. Чудесное исцеление.
Фрейд. Чудес не бывает, дорогой Брейер. Все можно объяснить, во всем найти причину,  а болезни – корень…Но вы  сильно рисковали…всем рисковали.
Брейер. О, что вы, что вы. Берта Паппенгейм была удивительно неразвита в сексуальном плане.
Фрейд. А я вот, дружище Брейер, склоняюсь к обратному. Из ваших разговоров я допускаю, что в детстве она могла быть совращена. Инцест я тоже не исключаю. Вы лучше меня знаете, как она была привязана к отцу, как тяжело она перенесла его утрату…
Брейер. Да…История с ночным горшком…
Фрейд. Совершенно верно! Но главное ваше открытие и состояло именно в том, что путем беседы мы можем проникать в потаенные уголки сознания… Раскручивать, как нить, чтобы найти первопричину болезни и по возможности устранить. Это поистине будут душеспасительные беседы, позволяющие не ставить крест на людях с такими заболеваниями… Значит, окончательно?
Брейер. Окончательно. Знаете, чем занялась Берта после излечения?
Фрейд. Надо полагать, какой–то общественной деятельностью, связанной с женским вопросом.
Брейер. Да! С вопросами международной проституции.
Фрейд. Это как раз в копилку моих догадок…Но все–таки, дорогой Брейер, вы дали маху. Нужно быть крайне осторожными с девушками, которые в вас влюблены. (Оба смеются). Итак, коллега, это  должно стать достоянием научного клана психиатров.
Брейер. Нет, нет. Это же явное разглашение врачебной тайны
Фрейд. Ах, Брейер, как же науке двигаться вперед, если мы друг от друга будем хранить тайны? А вы совершили ни много ни мало – открытие. И как знать…нет, знаю, определенно знаю, что мы с вами на пороге нового направления в лечении психических заболеваний. Анализировать душевное состояние – от и до. От и до… Анализ человеческой души… Психоанализ… Как вам такое название, а?
Брейер. Психоанализ? Гм.. Не знаю, как вам и ответить. Новаторски и терминологично.
Фрейд. Новые методы требуют и новой терминологии, мой друг.
Брейер. Представляю, сколько встретится  противников этого метода.
Фрейд. Это меня не пугает… Путь развития любой науки тернист…Но вам должно… да, должно обнародовать среди врачей результаты лечения. Ну, а имя пациентки мы, разумеется, изменим… Мы с вами, коллега, находимся в начале  пути. Мы начнем, как говорили древние,  ab ovo.  Аb ovo. Пусть в таком случае и вымышленное имя пациентки будет иметь эти буквы - А и О. Например, Анна. Как вам?
Брейер (в растерянности) А какая же у нее будет  фамилия?
Фрейд (с улыбкой). Какая разница?! В конце концов, мы должны сохранить анонимность.

Затемнение.
В темноте голос: «Зигги, Зигги, уже утро. Пора вставать, мой мальчик! Зигги, ты слышишь, что мама говорит?Просыпайся, просыпайся…Не переворачивайся на другой бок, хитрец...Зигги…Зигги».
Свет. Стоит Марта.

Марта. Зигмунд, тебя хочет видеть какая–то дама.


июнь 2017