ЛИРИЧЕСКАЯ ФАНТАЗИЯ В ЧЕТЫРЁХ ДЕЙСТВИЯХ.
Синопсис:
Пьеса повествует о продолжении школьной любви, внезапно проснувшейся через многие годы. Влюблённые – актёры-любители народного театра, постоянно спорящие о жизненных смыслах. Интрига их отношений постоянно подогревается ревностью, тайными связями, подозрениями, происками соперников.
Действие пьесы разворачивается в наше время, но возвращает зрителя к мысли о том, что человеческие чувства имеют те же особенности и те же прелести, что и много лет назад. На репетициях театра стираются временные грани, актёры настолько вживаются в образы своих героев (Чехова и Книппер), что начинают выяснять отношения между собой прямо на сцене. Нельзя точно понять, что из этого игра, а что реальность...
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Антон Юрьевич Камышин, 46 лет, военный пенсионер, холостяк, начинающий писатель-философ и драматург.
Ольга Владимировна Шехтелева, 45 лет, замужем, лаборант педагогического института, в прошлом школьный учитель.
Сергей Владимирович, 62 года, режиссёр народного театра.
Максим, 21 год, помощник режиссёра.
Евгений Петрович Скворцов, 46 лет, врач, школьный друг Антона.
Мужик, на вид 50 лет, безработный.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Квартира Антона. Чисто, скромно, ничего лишнего. На полках и в шкафу много книг.
Антон. Ты не обижаешься на меня за вчерашнее? Я немного вспылил, оно этого не стоит.
Ольга. Ну, что ты, милый. Ты всё равно прав. Я же просто бездумно кидаюсь аргументами, не обращай на меня внимания.
Антон. Сам не понимаю, как начинаю заводиться. Эта твоя манера разговора всегда ставит меня в тупик. Я понимаю, что в принципе прав, но против твоих аргументов просто не нахожу слов. И это меня бесит.
Ольга. Прости меня! Я не буду больше перечить тебе. Меня будто чёрт дёргает. Знаю же, что меньше тебя разбираюсь во всём, и всё равно хочу показаться умнее. Ты самый умный! Всё, что ты говоришь, так оно и есть, сущая правда. Я когда потом немного подумаю, то соглашаюсь с тобой во всём.
Антон. Нет, нет. Ты всё правильно делаешь. Я настолько уверен в себе, что простые вопросы приводят меня в замешательство. А надо быть более зубастым, чтобы отстаивать свою точку зрения. У тебя, кстати, этой зубастости гораздо больше, буду у тебя учиться.
Ольга. (восхищаясь.) Всю жизнь мечтала иметь такого ученика.
Антон. (с намёком.) А я счастлив тем, что два раза в неделю «имею» такую учительницу.
Ольга. Ну, Антон. Прекрати. Ты меня в краску вгоняешь.
Антон. Сегодня я вдвойне счастлив, что наступил именно такой день и, наконец, я доберусь до тебя. Не жди пощады. Сегодня отомщу тебе за все твои каверзы. Накажу тебя по полной!
Ольга. Ах! Я только этого и жду. Надеюсь, твои угрозы будут оправданы.
Антон. (Передразнивая и продолжая её предложение.) …хотя бы на этот раз.
Ольга. Ну, Антон. Ну, опять ты. Я же тебе всегда говорю, что ты самый страстный и самый сильный мужчина. Почему ты не веришь? После тебя я сама не своя два-три дня.
Антон. Посмотреть бы одним глазком, чья ты «не своя» два-три дня после меня бываешь. И как он тебе? Наверняка, со мной не сравнить?
Ольга. Антон! Прекрати, наконец! Ты же знаешь, что я одного тебя люблю. Мне больше никого не надо. У меня один ты в голове.
Антон. Хотелось бы верить, но такую красивую женщину, по идее, ни один мужчина не пропустит.
Ольга. Да, я такая. Но всех игнорирую. Я тебя люблю.
Антон. Какая разница мужчине, игнорируешь ты его или нет, если он захочет, то возьмёт своё. Лучше расскажи, кто из профессоров захаживает к тебе на перемене?
Ольга. Не говори ерунды. Я веду себя неприступно и не даю никому повода.
Антон. (всё больше раздражаясь.) Знаю, знаю. От твоих глазок все с ума сходят. И декан, и проректор только и крутятся возле твоей лаборатории.
Ольга. (укоризненно.) Антон, они же женатые, у каждого куча детей, жёны красавицы. И потом, они интеллигентные люди, приходят пообщаться, поделиться, ни о чём таком и не думают.
Антон. Ты так говоришь, будто читаешь их мысли. Просто-напросто ты в час уже дома, а вот как-нибудь задержишься на работе часов до четырёх, увидишь, какая очередь к тебе выстроится.
Ольга. (по слогам, как будто заучивая урок с нерадивым учеником.) Я ни-ко-му не да-ю по-во-да.
Антон. Причём тут это? Воспылавшему мужчине не нужно повода. Представляю, как Илья Терентьевич, увидев в разрезе твоего платья сочную голень, мчится на перемене к тебе в лаборантскую. А там ты, будто бы не замечая его, поливаешь цветы. Он заходит со спины и начинает судорожно лапать, а ты всё поливаешь, поливаешь и не замечаешь ничего. А сама думаешь: «Лишь бы перемена ещё минут двадцать продлилась».
Ольга. Фу, какие пошлости ты говоришь. Антон, ну, хватит уже. Я одного тебя люблю! Тебя! И цветов у нас уже давно нету. Я же тебе говорила, что пришла директива: все цветы убрать из аудиторий. Жалко, конечно, но что поделаешь?
Антон. Ты что, не понимаешь? Дело совсем не цветах. Кому сейчас нужна система образования? Никому. Всем нужно обученное быдло, готовое заученно выполнять функции по пошивке ботинок, по сбору картошки, по ремонту компьютеров, по обучению такого же быдла, наконец! И первое, что надо сделать, чтобы достигнуть этого состояния, это в первую очередь опустошить твою душу, в том числе и избавив от цветов. Уверен, последующие поколения просто будут смеяться, узнав, что раньше в аудиториях стояли цветы. Вот к чему нас ведут.
Ольга. Антоша, ты как всегда нагнетаешь. Понимаешь, это, всего лишь, заимствование западного опыта. Там тоже аудитории все без цветов, и уровень образования соответственно намного выше нашего. Мы постепенно должны приводить в соответствие нашу систему.
Антон. Не смеши меня. Какая же ты наивная. Это как раз реформы привели наше образование в упадок. МГУ стоял на девяносто пятом месте, а теперь почти на трёхсотом. Куда это годится? Все эти изощрённо-ухищрённые методы ведут только к развалу! А ты всё время молишься на этот запад.
Ольга. Я не молюсь, но согласись, что уровень жизни там намного выше, и нужно бы поучиться у них в построении и образования, и управления экономикой.
Антон. Опять тебя понесло куда-то. Ну и что, что уровень жизни выше? Разве это главное?
Ольга. Ну, а как же? Все хотят сытно есть, красиво одеваться, иметь машину, квартиру, а что может предложить наше государство? Убогую пенсию и жалкое существование?
Антон. По крайней мере, мы не рабы и не продаёмся за кусок хлеба. Я ложусь спать с чистой совестью и искренне рад тому, что заработал своими руками.
Ольга. Антон, ну а кто рабы-то? Там тоже все свободные люди, только в отличие от тебя они работают в человеческих условиях и зарабатывают не только на хлеб, но и на масло, и на сладости, и на развлечения. Им на всё хватает. А тут горбатишься всю жизнь, а в конце тебя ещё и на голодный паёк посадят.
Антон. Как ты не поймёшь, что это всё ложные ценности! Разве к этому надо стремиться? Чтобы набить свой живот, чтобы сладко жить?
Ольга. А почему бы и нет? Что в этом плохого? Почему мне нельзя жить хорошо? Я работаю и хочу, чтобы мне достойно платили за это, чтобы мои дети всегда были сыты, чтобы родители не думали о куске хлеба. Разве это плохо?
Антон. Опять ты переводишь спор в обсуждение приземлённых категорий. Не одним же этим живёт человек. Для человека гораздо важнее быть с чистой совестью, чем с набитым брюхом.
Ольга. А в чём виновата моя совесть? Я разве хочу украсть? Я просто хочу иметь ровно столько, сколько заработала. А там платят намного больше за тот же труд. Вот и все преимущества.
Антон. (нервно ходит по комнате.) Да пойми ты, там просто покупают народ, покупают, чтобы они молчали, чтобы были безропотными исполнителями воли олигархов! Платя им, по сравнению с нами, огромные деньги, но зарабатывают на них ещё больше. Это обман!
Ольга. (спокойно.) А у нас разве не так? И у нас так. Только здесь нищебродство, а там люди живут, именно живут, а не существуют.
Антон. «Живёт» и «существует» не зависит от количества съеденной пищи, это понятия духовные.
Ольга. Да, согласна. Но и в духовном плане там тоже легче развиваться. Когда у тебя не урчит в желудке, когда тебе не надо думать, чем завтра накормить детей, когда у тебя есть деньги, чтобы пойти в театр или поехать в путешествие, тогда у тебя больше возможностей приобщиться и к духовному.
Антон. (явно раздраженно.) Духовное не зависит от этого, если ты по-настоящему духовен! Да, мы реже себе можем позволить всякие развлечения, но путь к духовности не зависит от твоего достатка. Разве буддийскому монаху нужно всё это? Он и денег-то в глаза может ни когда не видел, а ты говоришь «зарабатывает».
Ольга. При чём тут монах? Где мы, и где монахи? У меня муж пятый год уже не встаёт с постели. (Тоже раздражаясь.) Я вместо того, чтобы нормально работать и зарабатывать на лекарства, вынуждена подрабатывать уроками математики допоздна. Одна отдушина – наш театр, а то бы с ума сошла. А тут даже нормальных лекарств нету, ведь только заграничные и помогают (отворачивается, чтобы Антон не заметил набежавшую слезу.).
Антон. Вот вечно ты так. В спор запрещённые темы подкидываешь. Знаешь, что я не смогу спорить с тобой, если дело касается твоих близких.
Ольга. Ну, извини, извини! Сорвалось. Антошенька, ну ведь это правда. Как мы живем? Нищета. Посмотри, во что мы одеваемся, где мы живём? А уж сказать «на чём мы ездим» вообще не могу потому, что пешком ходим.
Антон. И у нас будет всё со временем. Вот армию возродили, флот, можно сказать, из руин подняли. Десять лет назад нас голыми руками можно было брать, а теперь даже другим государствам помогаем.
Ольга. Лучше бы пособия пенсионерам прибавили, чем миллиарды на войну тратить.
Антон. Оленька! О чём ты говоришь? Как можно без армии?
Ольга. Уж скорее бы нас кто-нибудь завоевал, может жить бы лучше стали.
Антон. Как только у нас не станет армии, все начнут нам диктовать свою волю. Тогда ты не только с хлеба на воду будешь перебиваться, но и вообще впроголодь жить станешь, и работать на Дядю Сэма, а не на себя.
Ольга. Ну, не смеши. Америка же оплот демократических ценностей. Для них главное, чтобы по всему миру воцарилась демократия, чтобы не ущемлялись права человека, чтобы, свободно развиваясь, человечество достигло невиданных высот в прогрессе и тем самым обеспечило бы себе благосостояние.
Антон. Про какую демократию ты говоришь? Нет в Америке никакой демократии. Это только у нас по Болотной можно с плакатами ходить, а там тебя в момент загребут в полицию. Демократия. Какая на хрен демократия? Посмотри, как они свою демократию насаждают.
Ольга. Да, возможно, нужна борьба, чтобы она победила.
Антон. Кому она нужна такая демократия? (переходя на крик.) Ливийцам? Эти демократы поубивали столько людей, незаконно свергли правительство, ввергли страну в постоянную войну, а сами качают нефть и делят прибыли. Бедные ливийцы убивают друг друга и думают, что когда победят, то заживут хорошо. Чёрта с два. Всё их народное достояние поделили уже западные корпорации. А им, как чернорабочим, платят мизерные зарплаты за то, что они сами свою же нефть добывают, но не к себе в карман. Красота! Торжество демократии!
Ольга. Милый, ну не расстраивайся. Вот зачем я опять с тобой спорю? Всё время убеждаюсь в своей глупости. Давай прекратим этот разговор. Я всё время о своих проблемах, а у тебя светлая голова, ты выше всего этого. Сейчас таких людей не найдёшь. Я так надеюсь на тебя, что ты напишешь знаменательный труд, который перевернёт сознание человечества. Что ты сейчас пишешь? Я давно не читала твоих новых измышлений.
Антон. Да, так, ничего. Не могу никак собраться с мыслями. Много времени уходит на пьесу. Появляются идеи, но как только я вникаю в твои размышления, то всё уходит. А потом, мне приходиться доказывать тебе обыкновенные вещи. Я просто в растерянности, что ты порою не видишь очевидного. Я доказываю тебе что-то, а ты всё нагнетаешь и нагнетаешь какие-то немыслимые идеи, приводишь глупые доводы и обосновываешь ими свои измышления. Конечно в них много здравого смысла, но нужно смотреть на главное, а не тратиться по пустякам.
Ольга. Антошенька, я же не со зла. Я просто хочу понять что-то. Ты мне всё так хорошо объясняешь. Мне нравится ход твоих рассуждений, ты по-настоящему видишь жизнь, и тебя невозможно разубедить в видении её смысла. Я вижу всё приземлённо, а у тебя глобальный взгляд на вещи, ты как будто нутром улавливаешь суть.
Антон. Не знаю. Для меня всё предельно ясно. Да и ты не глупая женщина, а простых вещей не разумеешь. У тебя порою такие светлые мысли в голове, да и соображаешь ты быстрее меня, а почему-то недооцениваешь себя. Вот почему ты лаборантом работаешь? Тебе преподавать надо, ты математик от Бога, а сидишь в тени этой бездарности Светланы Ивановны.
Ольга. Нет, нет, милый. У нас ТЫ будешь просветлять человечество, твои философские измышления должны сподвигнуть наших соотечественников к прорыву. А я не могу, у меня дети и муж больной, мне надо быть с ним.
Антон. Мне иногда кажется, что ты просто издеваешься. У тебя и тон пафосный, и говоришь со мною как с ребёнком. А больше всего мне обидно, что ты пропадаешь в этой рутине быта. Ты со своею светлой головой могла бы сделать столько полезного, а сидишь в своей лаборантской и тешишься после работы подготовкой учеников к ЕГЭ.
Ольга. Что я могу сделать? Мне надо зарабатывать хоть как-то, детей кормить, а знаешь, сколько на лекарства уходит? Все мои подработки, да ещё и не хватает иногда.
Антон. Преподавателем ты могла бы достойно зарабатывать. Рабочий день конечно длиннее, но вечером была бы уже свободна, занималась бы, чем хотела, развивалась, могла бы писать статьи, у тебя же столько оригинальных идей было.
Ольга. О чём ты? Мне же надо за Колей ухаживать. Я потому и работаю лаборанткой, чтобы рано дома быть. Как будто ты не знаешь.
Антон. Знаю, вот именно. Давно пора ему решиться в хоспис, совести у него нет. Знает же, что уже пять лет обременяет вас, как только со стыда не сгорит?
Ольга. Антоша, о чём ты говоришь? Как такое возможно? Это же немыслимо!
Антон. Я, может, чего-то не понимаю? Ты же сама недавно меня уверяла, что институт семьи себя изжил, что люди уже давно не нуждаются в супружестве, живут полностью своей жизнью с утра до вечера, и только спят вместе. Забыла, как ты мне доказывала, что и это не обязательно – захотел секса, договорился, пришел, сделал своё дело и опять к себе в норку, спать. Твои же слова. Каждый сам по себе, зачем ему тяготить других? Живи себе спокойно, захотел пообщаться – пообщайся, а семья-то зачем? Детей тоже можно по отдельности растить, или в детских домах, приёмных семьях. Твои же мысли!
Ольга. Вот всегда ты так. Ты же переубедил меня, а теперь опять попрекаешь. Это только мысли были мои, гипотезы. Не могу же я бросить Николая? Мне совесть не позволит. И ему здесь гораздо лучше. Он и сам просился в хоспис, но я-то знаю, что на самом деле он туда не хочет.
Антон. А тогда ты эти свои мысли так рьяно защищала, что я и аргументов найти не мог. Пришлось целых четыре трактата писать, чтобы разъяснить природу и посылы семейных отношений.
Ольга. Вот видишь, всё на пользу. Ты же умничка, я обожаю тебя! Особенно второй и третий трактаты сногсшибательными получились. Скажи же, что я твоя Гиппиус.
Антон. Да. Я бы, конечно, сам не стал про это писать, но ты меня так раззадорила, что пришлось взяться за перо. Но ты не уводи в сторону беседу. Я же про хоспис. Ведь ты тоже по поводу ненужности семьи в чём-то права и имеешь право на личную жизнь.
Ольга. Нет, нет. Это исключено. Мои мысли, это скорее подсознательное оправдание наших с тобой встреч, оправдание той свободы, которой мне не хватает. Но я не такая, я не могу его бросить. Ведь мы же с ним прожили без малого двадцать лет. И, может, у меня к нему нет уже тех чувств, но чтобы предать его - нет, я не могу.
Антон. Но ты же спишь со мною, разве это не предательство?
Ольга. Это другое. Я же тебя люблю. И мне кажется, что любила всю жизнь, с того самого момента как ты пришел в наш класс.
Антон. Да. Верно ты подметила. Ты тогда тоже мне понравилась.
Ольга. Ага, понравилась, а ухлёстывал за Машкой Капустиной. И когда в училище уехал, тоже не мне писал.
Антон. Оленька, это же понятно, у Машки уже тогда был третий размер. Но мне кажется, что я любил тебя всегда, даже тогда, когда тискался с нею в подъезде. Но ты была всё время заоблачной какой-то. Это пугало, да и беседы вела возвышенные, а нам мальчишкам совсем не это нужно было.
Ольга. А теперь «это» нужно?
Антон. Да, теперь нужно, теперь я без тебя не могу. Ты не представляешь, какое это счастье, что после долгих лет я снова встретил тебя! Я как заново родился. Теперь у меня есть смысл жизни. Я снова окрылён и хочу творить, писать философские трактаты, хочу прославиться. (Надвигаясь на неё.) И сейчас ты совсем не такая как была, в тебе столько страсти, а про твою манящую фигуру я уже молчу.
Ольга. (отстраняясь.) Ну, подожди, подожди немного. Мне надо домой сбегать. А потом я быстро вернусь и буду «вдохновлять» тебя.
Антон. Опять к своему бежишь.
Ольга. Ну а как же?..
Внезапный телефонный звонок прерывает их беседу. Антон по мобильному телефону общается, отворачиваясь и явно не желая выдать сути разговора, но разговора не прерывает, поскольку он для него очень важен.
Антон. Алло! Да это я. Ты где пропал? Я ещё вчера ждал партию… Что значит задержался? Мне что, другого поставщика искать?...Меня это не волнует. Я плачу деньги, и деньги не малые, и хочу получать всё вовремя. Сколько там с меня причитается?... Сколько?!!... Это за десять?... (Удивлённо и возмущённо.) За восемь? Вы что там обалдели что ли?... Что значит, не хочешь не бери? У нас же была договорённость… Да меня не волнуют ваши трудности…(Долго слушает телефон, меняется в лице, меняет тон с настойчивого на почти умоляющий.) Ну, хорошо, хорошо. Я на всё согласен. Только привезите скорее. (Выключает телефон полный раздумий и почти забыв, что Ольга рядом.)
Ольга. Что-то случилось? Кто звонил?
Антон. (как бы очнувшись от раздумий, старается улыбаться.) А, так, пустяки. Это по моим делам.
Ольга. Антоша, мне показалось, что у тебя какие-то проблемы.
Антон. Всё нормально, справимся. (Поворачивается спиной к Ольге.)
Ольга. (с усмешкой, но в то же время озабоченно.) Я когда вижу тебя таким, то мне иногда кажется, что ты торгуешь наркотиками. Ты никогда не рассказываешь о своей этой работе.
Антон.(Антон вздрагивает, глаза полные ужаса, но старается не показать растерянности, поворачивается улыбаясь.) А, ничего особенного, купил, продал, опять купил. Денег немного навариваю, но они же никогда лишними не бывают. Вот прославлюсь на всю страну, тогда только писать буду. Ну, давай, беги к своему суженому, и возвращайся поскорее. Я весь в нетерпенье.
Ольга. Ты! Ты мой суженый! И прекращай меня всё время попрекать. Ведь мы же с тобою договорились, что Коля – это святое.
Антон. Ладно, извини. Это мужчина во мне всегда просыпается, единоличник.
Ольга. Ну, ты и так у меня один, какой из Коли теперь мужчина. Только тебя люблю! Одного тебя!
Целует его и убегает. Антон остаётся один, сначала переполненный радостью скорого свидания, а потом мрачнеет, вспоминая телефонный разговор. Через некоторое время опять телефонный звонок.
Антон. Алло! А, Сергей Владимирович! Здравствуйте! Чем обязан?...Да, помню завтра репетиция…Ну, хорошо. Давайте попозже. Мне как раз надо заехать кое-куда, за час и управлюсь…Ладно, предупрежу и Ольгу и Максима…А, понял, только Максима. Да, Вам с ней надо поработать над образом. Она хоть и проникнута всем этим, но мне кажется, что перебирает…Что Вы говорите?... Нет, нет, ещё не закончил. Я понимаю, что мы уже начали работать над спектаклем, но образ Чехова для меня ещё не сложился совсем. Что-то от меня ускользает, не могу понять. Есть какая-то недопонятость. Ну, я постараюсь, думаю, что на следующей неделе пьеса будет уже полностью готова. А пока мы можем репетировать начало, потом подкорректируем. Это же первая моя пьеса. К тому же для меня честь быть и автором и главным героем. Вы не волнуйтесь. Я не подведу. А надеюсь больше даже на Вас, на Ваш талант. Я помню, Вы и не такие пьесы вытягивали… Ну, что Вы, что Вы, Ваше участие это уже половина успеха…Я не понимаю, о чём Вы?... А, да, конечно! Нужно пересмотреть её гонорар. Я даже хотел оставить себе только авторские деньги, а за главную роль тоже ей перечислить. Можно так? У неё сейчас трудно с деньгами, а у меня пенсия хорошая, мне пока хватает… Да, у неё муж болен сильно, пять лет назад слёг, не встаёт, она тянет и его, и дети ещё в институте учатся, тоже надо содержать. Вот и разрывается. В театре, конечно, у неё отдушина, немного отвлекается от своих мыслей. К тому же она большой знаток Чехова. Вот ей бы надо писать пьесу, я малость слабоват, она его насквозь видит, всего перечитала, ни одной статьи про него не пропускает, просто бредит им…Нет, нет, как раз она-то Книппер осилит, больше некому…Ну, договорились, Ольге тогда не звоню, а мы с Максимом на час позже подойдём, чтобы вы до нас успели образ наработать. До свидания!
Антон берет в руки большую тетрадь, перелистывает её, садиться за письменный стол и пишет продолжение пьесы. Периодически встаёт и прохаживается по комнате в раздумьях. Голос «за кадром» озвучивает мысли Антона.
Голос. Никак не пойму, почему Чехов не принял от мецената предложения жить и лечиться в Египте. Ведь с него не брали никаких обязательств, ни копейки денег. Прожил бы там несколько лет в сухом жарком климате и вылечился бы совсем. А сколько бы ещё мог написать всего. Мне кажется, как раз здесь, кроется загадка чеховской личности. Если я её пойму, то пьеса удастся на сто процентов. Уже сейчас всё интересно складывается, а когда и эту загадку разгадаю, то полный фурор обеспечен. Лишь бы времени хватило… И эти ещё цену подняли. Мне ладно, недолго осталось. Но Кирюшке-то, каждую неделю лекарство нужно.
Ольга. (вбегает, сияющая и страстная.) А вот и я!
Бросается на шею Антону. Они сливаются в страстном поцелуе.
Ольга. Ну, вот. Теперь я вся твоя!
Антон. А раньше выходит не вся моя была?
Ольга. Антоша, зачем ты цепляешься к словам?
Антон. Я просто спросил.
Ольга. Глупо.
Антон. Глупо иметь высшее образование и работать лаборантом, глупо не понимать, что нам пытаются заменить духовные ценности, преподнося как идеал бытовое благополучие западного мира, глупо жить в семье и пропагандировать её ненужность – вот что глупо! Это же ясно, как дважды два.
Ольга. Антоша, чего ты так кипятишься? Я же давно согласна со всеми твоими взглядами.
Антон. Тогда почему ты при каждом удобном случае опять споришь со мною? Или твой молодой поклонник всё время настраивает тебя?
Ольга. Какой поклонник? О чём ты говоришь?
Антон. Тебе лучше знать.
Ольга. Антон, нет у меня никого. Ты один, один! Я одного тебя люблю!
Антон.(с усмешкой.) Святая Магдалина прямо.
Ольга. Антоша, это правда. Ты мой единственный! Откуда ты всё это взял?
Антон. Гляди мне в глаза!
Ольга. Не веришь? Нет никакого молодого поклонника! Нет!
Антон.(смущается.) Да я и сам знаю, сначала поверил, разнервничался, а потом подумал и …Ну, короче бред какой-то. Звонит вчера мне некий мОлодец и заявляет, что ты его избранница, и что вы спите вместе, и чтобы я тебя оставил, что староват, а я мол, в смысле он, молодой и горячий.
Ольга. Чушь! И кто это?
Антон. Не знаю, назваться отказался.
Ольга. Антоша, но ты же не веришь во всё это?
Антон. Оля, я и верю и не верю. Я вижу, как ты меня любишь, но когда ты в театре улыбаешься всем, такой же умопомрачительной улыбкой, как и мне, то я поневоле задумываюсь. Я от одного твоего кокетства завожусь.
Ольга. Глупый, это же наш коллектив, все свои.
Антон. Тем более.
Ольга. И не кокетничаю я ни с кем.
Антон. Видела бы ты себя со стороны, сущая бб… Язык не поворачивается сказать.
Ольга. Я понимаю тебя. Это всё от твоей большой любви ко мне и от невероятного воображения. Антоша, ну посмотри на меня, разве я такая? Кроме тебя у меня никого нет.
Антон. Да я и сам понимаю, но иногда просто ничего с собой не могу поделать. Меня как подмывает…
Он ещё и угрожал мне.
Ольга. Какой подлец! Надо обязательно в полицию заявить.
Антон. Сам разберусь. Мне главное знать, что это всё неправда.
Ольга. Я твоя, твоя! Антоша. Главное любить друг друга, а всё остальное вздор.
Антон. Да. Извини меня!
Ольга. А у любви всегда будут вопросы, только равнодушный ничем не возмущён. Поэтому я не обижаюсь. Мы с тобой всё преодолеем.
Антон. Красавица моя, ты ещё и умница.
Целуются. Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
Сцена народного театра. Слева стоит копия скульптуры, установленной А.П. Чехову в Томске. В центре кровать. Справа письменный стол. Сергей Владимирович и Ольга лежат на кровати. Небрежность в одежде и всклокоченные волосы указывают на только что закончившиеся любовные утехи.
Сергей Владимирович. Эх, Ольга. Не понимаю я тебя. Чего тебе надо? Антон не плохой мужик, и видно, что ты его любишь, а всё равно иногда спишь со мной. Не похоже это на вас, женщин. Обычно вы если уж любите, то на других и внимания не обращаете.
Ольга. Серёжа, ты талантлив! Неужели ты не понимаешь? Я и хотела бы сопротивляться этому, и Антона люблю всем сердцем, но когда я с тобой, то мне кажется, что ты заряжаешься от меня. Ты после секса совсем другой становишься, добрый, раскрепощённый, полный мыслей, идей.
Сергей Владимирович. Да, что верно, то верно. Ты, Ольга, очаровательная женщина! Я многим тебе обязан. Меня никто так не вдохновляет как ты.
Ольга. А я не могу тебе отказать. И с Антоном у нас все хорошо наладилось. Но твоё стремление к прекрасному надо поддерживать, ты талантлив, и этот талант нельзя загубить (Любуется им и гладит кончиками пальцев его волосы.) Когда я вижу плоды своей любви к тебе, то чувствую наибольшее удовлетворение от жизни. Это нечто высшее, которое я и понять до конца не могу, но результаты твоего творчества самая лучшая награда мне. Может, это потому, что я так люблю театр и литературу? Не знаю…
Сергей Владимирович.(обнимает её, жадно лапает, глядит в глаза испепеляемый страстным желание.) Ты возбуждаешь меня, как не возбуждала ни одна женщина. Иногда мне кажется, что я схожу с ума от твоей красоты и тонкого ума. Ты ведьма!
Ольга.(тает в его объятьях, опускает глаза.) Поцелуй меня.
Сергей Владимирович. (целует страстно.) Ведьма!
Ольга. Прекрати. Я же совсем не такая.
Сергей Владимирович. Да, но, по крайней мере, ворожея. Я околдован тобою.
Ольга. Ну, вот так немного лучше.
Сергей Владимирович. Скажи, ты довольна мною сегодня? Мне показалось, что тебе не хватило.
Ольга. Нет, нет, что ты! Ты всегда такой страстный, тебя всегда очень много.
Сергей Владимирович. Ой, лиса! В глаза смотри!
Ольга. (Ольга таращит глаза, потом оба дружно смеются.) Что у тебя нового?
Сергей Владимирович. Ха-ха! Я, кажется, нашёл, нашёл, что так ищет Антон и никак не может понять. Хорошо, что я его опередил, а то бы вся слава досталась ему.
Ольга. Он тоже талантлив! Наверняка и у него есть идея.
Сергей Владимирович. Да, но я уже всё придумал. В моей постановке его пьеса будет звучать по-иному. Я буду вести зрителя к мысли, о роли Чехова, о понимании его появления в этот период. Понимаешь? Это не просто так, в смысле его появление. Посмотри, какой это был век: всё в мире меняется, прогресс наступает на патриархальность, на горизонте маячат кровавые отблески революции, одна часть человечества кидается в вероискания, другая часть человечества полностью отрицает Бога, всё покупается и продаётся, даже любовь, даже вера… И вот появляется Чехов со своими рассказами и пьесами. Он никого не принуждает, не загоняет в церковь, не наставляет, не провозглашает никаких истин, а просто показывает жизнь во всех её проявлениях, и грязь, и мерзость, и светлое, и святое… Понимаешь? Он даёт человеку самому оценить эту жизнь и выбрать правильную дорогу. Его рассказы естественны как сама природа и проникают в человеческую душу легко и непринуждённо, оставляя в ней только самое светлое и благое. Он понимает, что в этом мире проповедь не поможет, не поможет и боязнь страшного суда Божьего, только самоопределение, основанное на разуме и понимании сущего. Это новый Мессия, несущий высочайший свет. Новый Христос, но доступный для понимания просвещённого человека этого времени. Это новый уровень обращения людей к истине, непринуждённый, осмысленный.
Ольга. Гениально! Серёжа, ты Гений! Я просто в оцепенении от космоса твоих мыслей!
Сергей Владимирович. Видишь ли, Чехов и сам поначалу не знал своего предназначения. И эта болезнь его не случайная. Понимаешь? Он должен был умереть и показать миру на фоне своей смерти торжество жизни. Жизнь продолжается, во всей своей красе и многообразии, герои его рассказов не умирают и посей день. Живите, наслаждайтесь жизнью, любите друг друга и благословите Господа за этот щедрый дар, но не опорочьте его, будьте достойны этой священной привилегии. Вот что хочет нам сказать Чехов. Это мы и должны показать в пьесе.
Ольга. Роскошно! Гений, ты просто Гений! Как тебе удаётся это? Я всю жизнь искала Чехова, но так и не могла понять всего колдовства его рассказов. Много перечитала критики, но ничего подобного не слышала. Умопомрачительно! Как я рада, что знаю тебя так близко, я горжусь этим!
Сергей Владимирович. Да, только не рассказывай никому.
Ольга. Ну, что ты. Я же не хочу потерять Антона. Да и Коля расстроится.
Сергей Владимирович. Я вообще не об этом, я про Чехова. Я боюсь, что когда Антон узнает, то только напортит. Я хочу это через тебя донести до зрителя. У меня уже есть задумки. Здесь надо будет провести аналогию с воскрешением Христа и явлением его апостолам. Но только не как второе явление Христа народу, а именно новое пришествие Мессии, в новой концепции. Вспомни, Иисус Христос сначала является Марии Магдалине, чтобы она сообщила о воскрешении апостолам. Но апостолы не поверили ей. Перед тем, как показаться всем апостолам, он сначала является двум апостолам Клеопе и Луке по дороге в Эммаус. Но они его не признают, идут с ним вместе, разговаривают, садятся вечерять, и только когда он преломил хлеб и подал им, только тогда открылись у них глаза, и они узнали его. Они прозрели, но он в тот же миг стал невидимым для них. Однако, теперь они понимают главное: Иисус воистину воскрес! Понимаешь?
Ольга. Серёжа, признаться, к моему стыду, я и не читала этих священных писаний. Этот Эммаусс, он под Тверью? Это куда мой сын на «Нашествие» ездил, слушать музыкантов?
Сергей Владимирович. Какое «Нашествие»? Какая Тверь? Я тебе про Пришествие толкую. Дома почитай про Воскресение Христово! Тебе обязательно надо этим проникнуться. Это под Иерусалимом, священная земля!
Господь пребывая невидимым телесными очами, открывается нам для достойных видимым духовным очами, чтобы сердце наше всегда горело и от Его слов и от Его присутствия.
Ольга. А причём тут я? Как это на Книппер завязано?
Сергей Владимирович. Как причём? Вспомни, кто такая была Мария Магдалина. Блудница.
Ольга. Ты что! Это даже я знаю - она мироносица.
Сергей Владимирович. Да, но сначала она была исцелена словом Христа от одержимости семью бесами. Одно из значение Магдалина, это «завивающая волосы», явно указывает на её прелюбодеяния. Она грешница, но покаялась и стала следовать за Христом, служа ему и делясь с ним своим достоянием.
Чехов тоже, как и Христос был узнан только Книппер, только она способна раскрыть миру глаза на него, она его апостол, её он пытается исцелить от блуда, через неё он пытается донести свою мысль человечеству, она несёт его слово людям со сцены, его правду о мире.
Ольга. Серёжа! Ты бесподобен! Я всегда восхищалась тобою, но сейчас ты превзошёл все мои ожидания.
Сергей Владимирович. А сейчас дело за тобой. Только как договорились – никому!
Ольга. Ну, скажи, что это и моя заслуга, я же твоя муза!
Сергей Владимирович. Да, это верно, без тебя мне бы было куда тяжелее. (Целует её.) А Антон пускай дописывает, я встроюсь в его концепцию, главное, чтобы он раньше времени не помешал.
Ольга. Хорошо, хорошо. Только Антон тоже очень талантлив. Он ещё не завершил писать, и мне кажется, что он близок к какой-то мысли о Чехове.
Сергей Владимирович. Ты и его «вдохновляешь»?
Ольга. Прекрати, Серёжа! Когда ты начинаешь говорить пошлости, я начинаю тебя ненавидеть. Да, я точно знаю, что Антона прорывает после наших встреч, он окрыляется. Но там не только это. У нас с ним любовь, настоящая, понимаешь? Мы после школьных встреч долго искали свою половинку, я вроде бы нашла в Коле, а вроде бы и нет, а он так и не нашел достойного человека, хотя знаю, что женщин у него было много. Когда мы встретились случайно через столько лет, то поняли, что не можем друг без друга. Это как воздух. Говорят же, что школьная любовь никогда не забывается, а у нас она вспыхнула с новой силой. И я так благодарна судьбе за эту встречу. И ты не суди меня, что я иногда сплю с тобой, это тоже необходимо и мне, и тебе. Ведь правда?
Сергей Владимирович. Убей меня – я не понимаю твоей выгоды. У тебя есть мужик. Тебе не хватает его?
Ольга. Серёжа, ну разве тебе не понятно? Столько раз тебе объясняла, что для меня очень важно быть чьей-то музой. И потом мы с тобой УЖЕ, когда я снова его встретила. Я тогда хотела порвать с тобой, но не смогла оставить тебя без вдохновения.
Сергей Владимирович.(смеясь.) Неужели я такой безнадёжно бесталанный?
Ольга. Нет, нет, ты очень талантливый! Это правда. Но талантливым людям необходима постоянная подпитка, источник вдохновения и пробуждения. Ты чувствуешь это?
Сергей Владимирович. Чувствую, конечно. Иногда просто всё это в голове не укладывается… Кстати, (Гордо.) я пробил тебе повышенный гонорар за роль.
Ольга. Ой, спасибо! Ты не представляешь, как кстати будут эти деньги. (Целует его.) Спасибо!
Сергей Владимирович. Пустяки. Я же тебе всегда предлагал: ходи ко мне почаще, и будешь иметь приличный заработок за каждое посещение, а то встречаемся раз в месяц.
Ольга. Опять пошлишь. Я же не проститутка какая-нибудь. Обижусь!
Сергей Владимирович. Ну, извини, извини. Я просто страстно хочу тебя всегда. А ты недоступна.
Ольга. Не могу чаще, Антон заметит. Да и сама долго не могу в себя прийти после обмана. Меня потом несколько дней угрызения совести терзают, и каждый раз хочу закончить эту историю. Но потом, как подумаю, что тебе тоже это необходимо как воздух, то не могу, не могу. Ты же не остановишься, затащишь в постель Верку или Ларису. Как представлю, что тебя будут окрылять эти …эти… Вот даже слова не подберу, откуда ты их понабрал в театр? Разве им место здесь?
Сергей Владимирович. Видишь ли…(смотрит на часы и соскакивает не досказав.) Ух, ты, ёпт! Времени-то уже сколько. Сейчас Антон с Максимом придут.
Быстро встают с постели, поправляют одежду. Входит Антон. Ольга и Сергей Владимирович прячут взгляды, делают вид, что ничего не произошло.
Ольга. (непринуждённо.) Ну, так, значит, как договорились, так и буду играть.
Сергей Владимирович. Да, да.
Антон. Привет всем! И какая у вас задумка?
Ольга. Это секрет.
Антон. Ничего себе, автор не знает, о чём его пьеса.
Сергей Владимирович. Это режиссёрская задумка. Автор тут не причём, всё авторское сохраним в полном объёме.
Антон. Ну, ладно, заговорщики. Я тут дописал. Осталась только развязка. Думаю, что в процессе репетиции меня осенит. Ну, что? За дело?
Сергей Владимирович. Да. Давайте со второго действия начнём, только нам свет нужен. Сейчас Максим подойдёт и начнём.
Максим появляется из-за занавеса.
Максим. А я здесь.
Сергей Владимирович.(вздрагивает.) Фу, напугал.
Максим. Зашел через кулисы, реквизит проверил. (Проходит мимо всех.) Пойду на пульт. Когда Вы, Сергей Владимирович, наконец, светооператора наймёте?
Сергей Владимирович. Максим, не кипешуй. Думаешь одному тебе трудно, все из кожи вон лезут.
Максим. (с иронией, удаляясь на пульт.) Да, я заметил.
В ответ ему не успевают ничего сказать, уходит.
Сергей Владимирович. Давайте начинать…Всё. Все готовы? … Ольга, начинай со второго действия.
Ольга. (цитирует письмо Книппер.) Антонка, родной мой, сейчас стояла перед твоим портретом и вглядывалась, села писать и заревела. Хочется быть около тебя, ругаю себя, что не бросила сцену. Я сама не понимаю, что во мне происходит, и меня это злит. Неясна я себе. Мне больно думать, что ты там один, тоскуешь, скучаешь, а я здесь занята каким-то эфемерным делом, вместо того чтобы отдаться с головой чувству. Что мне мешает?!
Антон. (цитирует письмо Чехова.) Я получил анонимное письмо, что ты в Питере кем-то увлеклась, влюбилась по уши. Да и я сам давно уж подозреваю, жидовка ты, скряга. А меня ты разлюбила, вероятно, за то, что я человек не экономный, просил тебя разориться на одну-две телеграммы... Ну, что ж! Так тому и быть, а я все еще люблю тебя по старой привычке.
Ольга. Во мне идет сумятица, борьба. Мне хочется выйти из всего этого человеком.
Мне кажется, я пишу так бессвязно, что ты и не поймешь. Но постарайся. Читай не только слова.
Антон. У нас цветет камелия, скажи об этом Маше. Ну, как живешь, Дусик? Как чувствуешь себя? Ярцевы говорят, что ты похудела, и это мне очень не нравится. Это утомляет тебя театр.
Ольга. Два дня не писала тебе, Антончик мой! Со мной вышел казус, слушай: оказывается, я из Ялты уехала с надеждой подарить тебе Памфила, но не сознавала этого. Все время мне было нехорошо, но я все думала, что это кишки, и хотя хотела, но не сознавала, что я беременна, тем более что 26-го у меня появилась кровь, и тут же, конечно, я уверилась, что не беременна. Вчера утром (4-ый день) я думала, что истеку кровью, но болей не было, но что-то вышло из меня странное, чего я не поняла.
Антон. (взволнованно.) Это правда?
Сергей Владимирович. Антон, какая «правда»? Ты свой же текст что ли забыл?
Антон. Простите, перепутал.
Сергей Владимирович. (подсказывает.) Ну, собачка…
Антон. Ну, собачка, будь здорова, будь в духе, пиши своему мужу почаще. Благословляю тебя, обнимаю, целую, переворачиваю в воздухе. Скоро ли, наконец, я тебя увижу?
Ольга. Я, Дусик, все еще лежу и томлюсь. Безумно хочу к тебе, хочу твоей мягкости, твоей ласки. Вчера и сегодня у меня боли в левой стороне живота, сильные боли, от воспаления яичника, и может быть, от этого произошел выкидыш. Ужасно!
Получишь осрамившуюся жену. Оскандалилась! А как мне жалко Памфилку! Целую тебя крепко, крепко. Ты мне еще ближе стал, золото мое.
Твоя собака.
Не могу удержаться, чтобы не написать остроту Москвина по поводу случившегося: "Осрамилась наша первая актриса, от какого человека - и то не удержала".
Антон. Ну, господь с тобой. Благословляю тебя ласково, целую и обнимаю Дусю мою.
Ольга. Антонка, что такое жизнь? Я ничего не понимаю. Мне кажется, что я глупая, глупая, ограниченная. Мне ужасно грустно и тяжело.
Антон. Я так далек ото всего, что начинаю падать духом. Мне кажется, что я как литератор уже отжил, и каждая фраза, какую я пишу, представляется мне никуда не годной и ни для чего не нужной. Это к слову. Целую тебя, женушка моя, голубчик. Если мои письма скверные, пессимистические, то не огорчайся, родная, это все пустяки.
Сергей Владимирович. Стоп! Стоп… Антон, не кажется, что здесь как-то натянуто? Переписка как будто ведёт в никуда. Обречённость какая-то.
Антон. Да, есть, есть. Я и сам уже думал над этим куском. Надо будет живости добавить.
Яркая вспышка и свет гаснет. Разговор в полной темноте.
Сергей Владимирович. Что случилось? Максим, что там?
Максим. Я говорил, что надо светооператора нанимать.
Сергей Владимирович. Что случилось то?
Максим. Откуда я знаю! Я что, электрик?
Сергей Владимирович. Чёрт знает что! Как можно творить в таких условиях? Кто-нибудь разбирается в электрике?
Антон. Я могу. Но надо будет инструмент взять и фонарик.
Сергей Владимирович. А какой инструмент? Может, у нас в подсобке посмотрим?
Антон. Отвёртки, тестер, нож, пассатижи, изолента, паяльник…
Сергей Владимирович. У нас там только молоток и гвозди. Понятно, значит репетиция сегодня насмарку. К следующей починишь?
Антон. Завтра посмотрю.
Сергей Владимирович. Думаешь серьёзное что-то?
Антон. Скорее всего замыкание какое-нибудь. Определюсь, тогда видно будет. Но мне кажется, что ничего серьёзного.
Сергей Владимирович. Давай так договоримся, ты посмотри завтра и отзвонись мне. Если будут деньги нужны на починку, то я достану.
Антон. С деньгами можем потом разобраться. Если будет надо, я свои внесу.
Сергей Владимирович. Ладно. Тогда на сегодня придётся закончить.
Ольга. (кричит.) А-а-а! Прекратите! Совсем ополоумели что-ли? Нахалы!
Антон. Оля, где ты?! Что случилось?
Ольга. Я здесь!
Антон чиркает спичкой. Антон и Ольга стоят в разных концах сцены, режиссёр в зале.
Ольга. Извините, я думала это кто-то из вас. Меня сейчас кто-то лапал. Я боюсь!
Антон. Иди сюда. Иди ко мне! Не бойся.
Сергей Владимирович. Ольга, ты нас за кого держишь?...
Ольга. Извините. Ничего не понимаю.
Сергей Владимирович. Всё. Сворачиваемся. Пошли к выходу.
Спичка гаснет. Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
Кабинет поликлиники. Входит Антон.
Евгений. А, Антон, привет, дружище! Как ты?
Антон. Здорово, Жека! Всё нормально. У тебя как?
Евгений. Да разве обо мне сейчас? (Передразнивая.) «Нормально». Ты анализы свои видел?
Антон. (с усмешкой) Уверен, что там ничего нового.
Евгений. Ошибаешься. Всё гораздо хуже, чем ты думаешь. Взгляни на УЗИ, у тебя печени уже почти нет. (Показывает авторучкой в снимки.) А тут, и тут… У меня такое впечатление, что тебе уже не помогает, то что я назначал.
Антон. Брось, Жека. Рано или поздно всё равно это случится. Выше головы всё равно не прыгнешь.
Евгений. Ты в своём уме? Речь о твоей жизни идёт! Какую дозу ты сейчас принимаешь? Подожди, подожди, а что это ты такой весёлый? Судя по анализам, ты сейчас должен в постели корчиться. Ты, что, сел на иглу?
Антон. (радуясь.) Я всегда знал, что ты гениальный доктор.
Евгений. Тоха, ты совсем ополоумел? Мало того, что я тебя уже второй год не могу уговорить ехать на операцию в Израиль, так ты ещё и забросил лечение выходит?
Антон. Ну, чего ты опять? Знаешь же, что Израиль не по нашим деньгам. А боль терпеть я уже не могу, так хоть поживу немного, порадуюсь.
Евгений. Чему радоваться? Тебе осталось при таком раскладе…(Осёкся.) Ну, хочешь, я тебе добавлю? Правда, у меня немного, но квартиру же свою можешь продать, зато жить останешься.
Антон. О, вспомнил. Я её давно заложил.
Евгений. А деньги где?
Антон. В нужном месте.
Евгений. Где? Надо забирать их и ехать.
Антон. Жека, угомонись. Деньги я уже применил, нет их, забудь.
Евгений. У тебя бизнес какой-то был.
Антон. Да, но там крохи. На еду только.
Евгений. Какую еду? У тебя же пенсия военная.
Антон. Пенсия тоже там, где надо уже. Ну, хватит, давай прекратим. Я, в общем, не за этим пришёл.
Евгений. Нет, погоди! Давай я свою квартиру продам.
Антон. (смеясь.) Спасибо, Жека, насмешил. Представляю лицо Наташки, когда ты ей объявишь. А дети? В машине жить будут? Ты просто комик.
Евгений. Давай кредиты возьмём, я помогу, тоже возьму. Справимся.
Антон. Нет, Жека, нет. Я бы и так не поехал. Ты, знаешь, я же обрёл любовь и мне теперь ничего не надо! Я хочу немного побыть счастливым, а там…
Евгений. Знаю, наслышан. (Отворачивается.)
Антон. Ты чего? Это Оля Шехтелева из нашего класса. Помнишь её?
Евгений. (недовольно.) Помню.
Антон. (восхищённо.) Жека, у меня словно крылья выросли после нашей встречи через тридцать лет! Я не хожу, а летаю. Она ангел, сущий ангел. Я такой женщины ещё не встречал!
Евгений. Тоха, ты как будто с неба свалился. Да, она красивая, стройная для своих лет, живая. Но она же в театре…
Антон. Ну и что? Я тоже в театре.
Евгений. Ты, видать, совсем ослеп. Она до тебя с режиссёром крутила. И теперь тоже, как я наслышан, несмотря на тебя.
Антон. Нет, этого не может быть. Она меня любит. Ты не видел её глаза. Это просто океан!
Евгений. Ну, раз у тебя такая любовь, то сам Бог тебе велел лечиться. Она-то знает, что ты болен?
Антон. Нет, не знает, пусть тоже побудет счастливой. Хоть немного. Я понял, что так и не сложилось в жизни её счастье. А тут я. И я вижу, что она со мной счастлива, вижу. Она расцвела, преобразилась, благоухает. А если уеду в Израиль, то точно кто-нибудь её охмурит. Я себе этого не прощу, да я просто сойду с ума. Нет, лучше я буду здесь, с ней.
Евгений. Самоубийца. Вы, похоже, писатели - все самоубийцы.
Антон. Да, такая уж судьба. (Вдруг соскакивает с места и кричит.) Жека, точно! Самоубийца! Теперь я понял всё! Понял, почему он в Египет не поехал! Понял. Это же так просто! Как дважды два. Как же я раньше не догадался?! Жека, это любовь! Любовь!!! Он тоже боялся её потерять! Как только бы он уехал, то не смог бы её удерживать. А это для него куда большая потеря нежели всё остальное. Он хочет быть счастлив, пусть недолго, пусть в последний раз, но счастлив, и счастлив именно с ней.
Евгений. Ты сумасшедший. Уймись. (Усаживает Антона на место. Антон достаёт из сумки свою тетрадь и начинает что-то записывать.) Можешь меня подождать немного? Я сейчас приду.
Антон. (не отрываясь от тетради.) Да, да конечно. Иди, я подожду.
Евгений. (выходя из кабинета.) Ну, чисто сумасшедший.
Антон. Блин! Как же там он писал ей в Мцхет? Не помню. Так кажется. (Цитирует.) «Что же это значит? Где Вы? Вы так упорно не шлете о себе вестей, что мы совершенно теряемся в догадках и уже начинаем думать, что Вы забыли нас и вышли на Кавказе замуж. Если, в самом деле, Вы вышли, то за кого? Не решили ли Вы оставить сцену?
Автор забыт - о, как это ужасно, как жестоко, как вероломно!»
Стук в дверь. Приоткрывается дверь и просовывается голова Максима.
Максим. А доктора нет?
Антон. Макс, привет! Заходи. Он сейчас подойдёт.
Максим. Здравствуйте, Антон Юрьевич! (Проходит в кабинет.) Вы что, заболели?
Антон. А, нет. Жека просто мой друг. Вот зашёл проведать. А ты чего сюда?
Максим. Нужно проконсультироваться у доктора.
Антон. Чего случилось-то? Заболел?
Максим. Как Вам сказать, у меня деликатная болезнь. Не хочу распространяться. А я только что Вам звонил, а у Вас телефон не доступен. Захожу к доктору, а Вы здесь.
Антон. Да, я выключил, у доктора на приёме же. А что-то случилось?
Максим. Нет, ничего, как всегда, перенос репетиции на час позже. (С издёвкой.) По «техническим» причинам.
Антон. Понятно. Наверное, опять Сергей Владимирович Ольгу в образ вводит.
Максим. Ага, «вводит опять». За этот месяц уже второй раз «вводит», раньше реже было.
Антон. О чём ты говоришь? Не понимаю тебя. Что ты имеешь в виду?
Максим. Как будто Вы не знаете, что о них говорят.
Антон. (повышает голос.) И что? Что?
Максим. Антон Юрьевич, Вы как маленький. Я что, простые вещи должен Вам объяснять. Спит он с ней, вот, что.
Антон. Ты белены, что ли объелся? Что ты такое об Ольге говоришь? Имей уважение к женщине. Не совестно тебе?
Максим. Я разве оскорбил её чем-то? Сказал, как есть на самом деле.
Антон. Откуда тебе-то знать? Ты, что, свечку держал?
Максим. Держал, не держал, а перед прошлой репетицией видел.
Антон. Что видел?
Максим. Всё видел. Я в кулисах был, а они там, на постели кувыркались до репетиции.
Антон. И ты это видел?
Максим. Ну, да. Я специально раньше пришёл, чтобы убедиться.
Антон. В чём убедиться?
Максим. (нервничая.) В чём, в чём. В том, что спит он с ней! Вы не понимаете, что ли?
Антон. (задумчиво.) Да?.. А тебе-то зачем убеждаться было?
Максим. Зачем, зачем. Надо.
Антон. И ты всё видел?
Максим. Ну, всё, я пошел. Вы чего-то не в себе.
Антон. (хватает его за рукав.) Погоди, погоди… Спят говоришь?..
Максим. Хм.
Антон. Бред какой-то…
Немая сцена. Антон в раздумье. Максим тихонько тянет рукав, Антон не отдаёт.
Антон. Макс, ну скажи, что ты соврал сейчас. Зачем ты это придумал? Чтобы насолить мне?
Максим. Зачем мне Вас обманывать? И вообще, вы - то тут причём?
Антон. Ну, да. Ну, да.
Максим. Антон Юрьевич, ну, я пойду?
Антон. Подожди. Макс, у меня к тебе просьба. На тебе денег. Купи бутылку шампанского на репетицию.
Максим. Это для последней сцены? Давайте я лучше на премьеру её принесу, а репетировать и водой можно.
Антон. (смотрит ему в глаза. Настойчиво.) Купи сегодня.
Максим. Ну, хорошо.
Берёт деньги и уходит. Антон бессильно опускается на стул. Входит врач.
Евгений. Тебе плохо?
Антон. Нет, всё нормально. Чего-то я перенервничал.
Евгений. Тоха, вот адрес и телефон. Там намного дешевле, чем везде. Но и условия конечно не барские, но нам-то не привыкать. Держи. Надумаешь – звони. Я готов помочь тебе с деньгами.
Антон. (безучастно, не поднимая головы берёт бумажку.) Жень, что ты там говорил про Ольгу и режиссёра?
Евгений. Ничего не говорил, иди и звони.
Антон. Нет, ты скажи. Она, правда, его любит?
Евгений. Я ничего такого не говорил.
Антон. Ты же сказал «крутила».
Евгений. Но это не значит, что любит. Что спит с ним, от многих слышал… Езжай, езжай лечиться.
Евгений похлопал Антона по плечу. Тот встает молча и плетётся к выходу.
Евгений. Тоха, не дури. Придёшь домой, позвони обязательно. Я уже говорил с ними предварительно, они в курсе.
Антон уходит, не закрыв дверь. Почти тут же возвращается.
Антон. Ты мне голову заморочил, я даже забыл зачем пришёл.
Евгений. А я думал, ты показаться.
Антон. Нет. Смотри. Вот тут доверенность на тебя, все документы. Вот тут адрес и контакты моего поверенного адвоката. Вот тут адрес больницы, где лечится Кирюша, ты его знаешь, он год назад лечился у тебя, вместе со мной.
Евгений. Да, помню.
Антон. Короче, кроме тебя мне надеяться не на кого. Он детдомовский же, а я уже скоро не помощник буду.
Евгений. Антон, ты с ума сошёл! Лечись, и сам потом с Кирюшей разберёшься. Зачем ты руки опускаешь?
Антон. Так ты мне поможешь или нет?
Евгений. Помогу. Но…
Антон. Всё. Давай. Мне надо пораньше на репетицию.
Выбегает из кабинета.
Евгений. (вдогонку.) Антон!.. Ну, что с ним делать?
Ходит в раздумье по кабинету, потом ищет в справочнике телефон и звонит.
Евгений. Ольга Владимировна?.. Это Евгений Петрович, Женька Скворцов, помнишь?.. Оля, я вот по какому делу. Я хочу поговорить об Антоне Камышине. Мне надо с тобой встретиться… Да, нет не сию минуту, конечно, но как можно быстрее…Я знаю, что у вас репетиция. Давайте после неё? Речь, можно сказать, идёт о жизни и смерти…Ты сразу в панику не вдавайся, всё не так уж и страшно, но торопиться надо. Я всё расскажу при встрече. Можешь после репетиции подойти ко мне в поликлинику?.. Вот и славно. Тогда до встречи.
Кладёт трубку. Входит Максим.
Максим. Можно?
Евгений. Да, да, конечно.
Максим. Здравствуйте!
Евгений. Здравствуй, Максим! Как самочувствие? Подожди, у вас же сейчас репетиция.
Максим. Сдвинули на час.
Евгений. А-а, понятно. Ты не против, если я на пять минут отойду? Посиди тут пока.
Максим. Ага.
Врач выходит. Максим украдкой берёт бумаги на столе и читает.
Максим. Вот это удача!
Радуется. Достаёт телефон и начинает звонить.
Максим. (изменяет голос.) Ольга Владимировна?.. Здравствуйте!.. Нет, это никто - доброжелатель. Я вам просто хотел сообщить, что, скорее всего, Антон Юрьевич скоро бросит Вас. У него есть женщина, и у них есть сын. Он ему помогает и скоро совсем уйдёт в эту семью.
Выпалил и тут же положил трубку. Радостно потирает руки.
Максим. Так! Часть дела сделали. Оленька теперь по-другому будет настроена. Теперь надо тяжёлую артиллерию применить. Подождите ещё, я всем нос утру, всё равно моей будешь. Вот ещё для начала застукаем вас с Сергеем Владимировичем, и порядок.
Во время монолога открывает сейф, шарит там, достаёт ампулу, аккуратно закрывает сейф, протирает ручку и ключи платком. Потом спешно уходит. Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ.
Сцена народного театра. Ольга стоит спиной к режиссёру смотрит на телефон. Сергей Владимирович пытается её обнять. Ольга высвобождается, показывая, что это ей совсем неприятно.
Сергей Владимирович. Иди ко мне.
Ольга. Нет, не надо.
Сергей Владимирович. Кто звонил?
Ольга. Не знаю. Какой-то полоумный. Ну, вот что мне теперь про него думать?
Сергей Владимирович. Что-то случилось? О ком ты?
Ольга. Да, так, ничего, ни о ком.
Сергей Владимирович. Оленька, ещё целый час, успеем.
Ольга. Серёжа, не надо. Я и так себя мерзко чувствую после вчерашнего.
Сергей Владимирович.Иди, я тебя приласкаю, и все твои дурные мысли развеются.
Ольга. Нет, не хочу. Это пошло. Вчера я не могла тебе отказать, но сегодня и речи об этом быть не может.
Сергей Владимирович. Что изменилось? Я, так же как и вчера, тебя обожаю.
Ольга. Серёжа, это подло, подло с моей стороны изменять Антону. Я места себе не нахожу. Мне в глаза ему стыдно смотреть. Я же вчера была с тобою, что ты ещё хочешь?
Сергей Владимирович. Я всегда тебя хочу. Ты - богиня!
Ольга. Ну, хватит. Мне это противно, я ночь не спала. Я не знаю, как мы дальше будем, наверное, нам придётся расстаться.
Сергей Владимирович. И слушать не хочу. (Опять пробует обнять.)
Ольга. Серёжа, нет! (Отходит в сторону.) Я думала, что ты позвал меня проработать вчерашнюю задумку, а ты…
Сергей Владимирович. А я просто потерял голову от тебя. Оля, ты прекрасна!
Ольга. Нет! Сергей Владимирович! Так не пойдёт!
Вбегает Антон. В растерянности смотрит, но не видит ожидаемого.
Сергей Владимирович. Антон? Ты чего так рано? Разве тебе Максим не передал? Вот и понадейся на них.
Антон. Да… Видел я его. Забыл. (В замешательстве собирается уходить.)
Ольга. Антон, погоди.
Антон. (Грубо.) Что тебе нужно?
Ольга. Как что?.. А почему ты так со мной разговариваешь?
Антон. Как?.. А как надо?
Ольга. Что случилось? Ты чем-то расстроен?
Антон. Всё нормально. Извините, помешал. Я позже подойду (Быстро уходит.)
Ольга. (в след.) Антон.
Сергей Владимирович. Ну, вот, теперь точно не помешает.
Ольга. Сергей! Хватит! Это уже невыносимо!
Сергей Владимирович. Всё, всё, всё. Не трогаю. (Отворачиваясь.) Сбесилась.
Ольга. Мне, наверное, придётся завязать со всем этим, и с театром тоже.
Сергей Владимирович. Ты, что, Оля? Всё же, я сказал. Всё. Спектакль без тебя никак не получится.
Ольга. Я устала. Мне домой надо.
Сергей Владимирович. Оля, ну, прости. Я - дурак. Ты - моя муза, без тебя всё насмарку пойдёт. Ну, потерпи немного. Сходи домой, отдохни. Приходи на репетицию. А приставать я больше не буду… Пока не буду.
Ольга. Как же вы мне все надоели. (Уходит.)
Сергей Владимирович. Ты приходи… Вот и пойми их, баб. Вчера как кошка ласковая была, а сегодня чуть глаза не выцарапала.
Вбегает Максим.
Максим. Я не опоздал? (Видит, что никого нет, кроме режиссёра, и приходит в замешательство.)
Сергей Владимирович. Ты-то зачем прискакал? Я же звонил тебе.
Максим. (фальшиво смотрит на часы.) О, часы встали. Думал, что уже опоздал. Ну, я тогда пойду пока.
Сергей Владимирович.(хватает его за руку.) Раз уж пришел, то нужно с тобой поработать.
Максим. Давайте в другой раз.
Сергей Владимирович. Нет, Максимушка, это для нас счастливый случай. Ты совсем перестал стремиться к своей цели. Так хорошего режиссёра из тебя не выйдет.
Берёт у него сумку с бутылкой шампанского, ставит на стул. Направляет Максима в сторону кулис.
Максим. Сергей Владимирович, мне некогда.
Сергей Владимирович. Ничего, ты на работе (Тащит его в сторону кулис.)
Максим. Сергей Владимирович! (Умоляюще.) У меня ещё с прошлого раз до конца не зажило. Врач сказал воздержаться пока.
Сергей Владимирович.(пафосно.) Искусство требует жертв. Ты должен быть готов всегда не поскупиться ради прекрасного. Я сделаю из тебя настоящего художника.
Максим. Давайте потом, не сегодня.
Сергей Владимирович. И потом тоже.
Скрываются в кулисах. С другой стороны выходит пьяный мужик. Упирается в копию статуи Чехова, поднимает глаза на голову статуи.
Мужик. Антон Палыч? Доброго здоровья! И ты тоже тут работаешь? А меня вот светооператором сюда позвали. А ты кем тут?.. Молчишь? Ну, молчи, молчи.
Осматривается.
Мужик. О! Храм искусства! А где же пастырь? Должно быть паству наставляет… А тут ничего, тепло. Спать даже можно. Работёнка тоже видать не пыльная. Я всегда знал, что мне по жизни везёт. Что у нас тут?
Лезет в пакет. Достаёт бутылку.
Мужик. Не иначе как шартрёз. (Пьёт из открытой бутылки.) Тьфу ты, гадость, шампусик. Ладно, на худой конец и это Божий дар.
Допивает бутылку. Берёт со стола графин с водой и наливает вместо шампанского воду. Закрывает пробкой и опять ставит в пакет.
Мужик. Если такой подход к простому светооператору, то работать можно. Верно? Антон Палыч. Знаю, знаю, что ты скажешь: «Чем выше человек по умственному и нравственному развитию, тем он свободнее, тем большее удовольствие доставляет ему жизнь». И это, я отвечу тебе, верно! Я вот, вполне доволен жизнью. Я свободен в полной мере, а, стало быть, достиг значительных высот в своей нравственности и умственном развитии. А-а-а. (Грозит с улыбкой пальцем Чехову.) Вижу, вижу, раскусил в моей силлогистике софизм. Молодец. Ты, Палыч, я знаю, истинно народный писатель, тебя мужики уважают.
Всё больше пьянея, мужик садится около копии памятника. С исступлением смотрит на босые ноги Чехова.
Мужик. А ты что разулся-то? Чай, не май месяц. Или своё отношение к пониманию мира так демонстрируешь? Ясно. Это в тебе врач никак не угомонится, всё диагнозы миру ставит.
Пристраивается спать калачиком.
Мужик. Небось думаешь: (Цитирует.) «Скучнейший город, и люди здесь прескучнейшие. Город нетрезвый, бесправие азиатское. Грязь невылазная, но возникают и зачатки цивилизации — на постоялом дворе горничная, подавая мне ложку, вытерла ее о зад. Обеды здесь отменные, в отличие от женщин, жестких на ощупь». А?.. Ошибаешься. Это просто я тебе попался, а так у нас очень даже приличный город. И люди хорошие. Да я и сам тоже из homo. Ты не смотри, что пьян и околесицу несу. Сам же говорил: «В каждом из нас слишком много винтов, колёс, и клапанов, чтобы мы могли судить друг о друге по первому впечатлению или по двум-трём внешним признакам».
Отключается.
Вбегает Антон. Видит, что никого нет, немного успокаивается. Подходит к копии памятника. Пинает тихонько ногой мужика.
Антон. На что деньги тратят? Опять режиссёрская задумка. Небось, не меньше пяти тысяч муляж стоит. Но похож, похож, как живой. Откуда он деньги на всё это умудряется взять?
Входит Ольга.
Ольга. Антон, ты уже тут?!
Антон. (отворачиваясь.) Да, тут. Где мне ещё быть? Это у Вас семь адресов в день надо облететь и везде удовлетворить.
Ольга. Антоша, о чём ты? Про какие семь адресов ты говоришь?
Сергей Владимирович.(довольный выходит из-за кулис.) Привет всем! Все собрались? Будем начинать?
Антон. Максима пока нет.
Сергей Владимирович. Он здесь, реквизит готовит. Давайте пока без него.
Антон. Давайте последний акт попробуем, где в конце Чехов умирает, выпив шампанского.
Ольга. Ну, я же не всё читала, ты только сегодня дописывал.
Антон. Там текста Книппер немного. Пока я буду монолог читать, ты посмотришь в тетради, там твоего совсем мало.
Сергей Владимирович. Ну, хорошо. Хорошо. А я по ходу сориентируюсь. Итак, давайте по местам. (Хлопает в ладоши. Антон и Ольга занимают свои позиции по мизансцене.) Антон, я пока не понимаю твоей задумки. Ты, то есть Чехов, болен и лежишь в постели. А как же монолог? Тебе надо к зрителю обратиться, и это лучше сделать стоя на краю сцены.
Антон. Правильно. Я задумывал это так, как будто бы его душа поднимается с постели и обращается к залу.
Сергей Владимирович. Резонно. Посмотрим как это посимпатичнее обыграть… Начнём отсюда: «Ну, как пробежка? Погода хорошая?...».
Антон. (лёжа в кровати.) Ну, как пробежка? Погода хорошая?
Ольга. Милый мой, всё чудесно. А я вижу, и ты чем-то развеселился?
Антон.(сначала мечтательно, но потом роняя раздражительные нотки.) Я тут в голове новый рассказ гонял. Представь себе южный берег Франции, ласковое тёплое море, чистый песок и ослепительно яркое солнце. Вода манит остудить тела отдыхающих. Во всём сквозит сытая и довольная жизнь, лишенная всяких идеалов.
Ольга. Шикарно! У них даже море теплее нашего.
Антон. Конечно, там лежат одни банкиры, американские и английские толстосумы, чего бы им не понежиться.
Ольга. ( язвительно.) Во Франции всем море доступно.
Сергей Владимирович.(листает сценарий.) Откуда вы это взяли? Тут нет такого.
Антон.(не обращая внимание на режиссёра.) Возможно. Но эти пролежали тут всё лето, за счёт других. «Все», про которых ты говоришь, были здесь только недельку. И, что главное, уехали неимоверно довольные и гордые, что побывали на отдыхе, и дальше поехали вламывать и обеспечивать этим дармоедам счастливую жизнь. Глупость! Их обманывают, делают имитацию безоблачной и счастливой жизни, а они и верят этому!
Ольга. Уж лучше, чем в нищете прозябать.
Сергей Владимирович. Антон, Ольга! Да прекратите вы! Что вы несёте?
Антон.(после небольшой паузы, уже успокоившись.) И вот все отдыхающие подтягиваются на ужин. Все голодны и хотят скорее поесть, но ужин не готов и, вдобавок, оказывается, что повар сбежал. Представляешь их лица? Близиться ночь, в животе урчит, деваться некуда, а сами приготовить себе не могут, кроме как отдыхать – ничего не умеют.
Ольга. Ха-ха-ха!
Антон. Ха-ха-ха!
Ольга. Давай запишем этот рассказ. Ты будешь диктовать, а я буду писать.
Антон. У меня другая задумка. Я бы другое хотел.
Ольга. Какая задумка?
Антон. Представь себе великого учёного, который внезапно обретает любовь. Он любит женщину, которая делает вид, что любит его. И слова и поступки её, всё говорит о том, что она страстно влюблена в него, что восхищена его талантом и в восторге от его гениальности. Но учёный чувствует сердцем, что она его обманывает. И обманывает не только в том, что любит, ему кажется, что она изменяет ему с другими мужчинами. Они тоже не простые люди, один режиссёр, другой поразительный актёр. Она восхищена их талантом и находит наслаждение в общении с ними. Это доставляет ей большое удовольствие, она как будто одурманена и живёт этим общением, упивается им, растворяется в нём. Но мужчины есть мужчины, они не только пообщаться любят. И она приносит ежедневно эту жертву ради общения с ними. Но не хочет упустить и учёного, и его она завораживает своими чарами. Она не очень красива, но манерна и умеет преподнести себя, может казаться привлекательной и желанной. Этим она пользуется, заставляя влюбляться в себя или просто возбуждая плотские желания, привязывает к себе мужчин и берёт от них всё, что ей нужно. Другими словами учёного она просто водит за нос.
Ольга. Подожди, Антоша. Мне кажется, ты на что-то намекаешь?
Антон. Побойся Бога, разве я могу? Это не в моих правилах.
Ольга. Как мне подсказывает интуиция, это не про наши ли с тобой отношения? Ты меня в чём-то подозреваешь?
Антон. Что ты, Дуся. Ты тут со мной, чего мне ещё желать? А твоя идея хорошая. Надо непременно вставить туда наши письма. Помнишь их?
Ольга. Ну, как же не помнить. Все до единой строчки. Ты всегда ревновал меня. (Цитирует его письмо.) Я привез тебе из-за границы духов, очень хороших. Приезжай за ними на Страстной.
Антон. (продолжает цитировать своё письмо.) Непременно приезжай, милая, добрая, славная; если же не приедешь, то обидишь глубоко, отравишь существование. Я уже начал ждать тебя, считаю дни и часы. Это ничего, что ты влюблена в другого, и уже изменила мне, я прошу тебя, только приезжай, пожалуйста. Слышишь, собака? Я ведь тебя люблю, знай это, жить без тебя мне уже трудно. Если же у вас в театре затеются на Пасхе репетиции, то скажи Немировичу, что ЭТО подлость и свинство.
Ольга. (отвечает, цитируя своё письмо.) Здравствуй, Дусик, здравствуй родной мой, дорогой мой, нежный мой муж! Как бы я сейчас улеглась к тебе на плечо и заснула бы!! Как мне трудно быть с тобою врозь! точно отрезан кусок от меня.- Работаешь ли, муж мой милый? Только не хандри, ведь скоро увидимся, вот только устроюсь.
Антон. Ты мне снилась эту ночь. А когда я увижу тебя на самом деле, совсем неизвестно и представляется мне отдаленным. Ведь в конце января тебя не пустят! Пьеса Горького, то да се. Такая уж, значит, моя планида.
Ну, не стану тебя огорчать, моя жена хорошая, необыкновенная. Я тебя люблю, и буду любить, хотя бы даже ты побила меня палкой. Нового, кроме снега и мороза, ничего нет, все по-старому.
Обнимаю, целую, ласкаю мою подругу, мою жену; не забывай меня, не забывай, не отвыкай! Каплет с крыш, весенний шум, но взглянешь на окно, там зима. Приснись мне, Дуся!
Ольга. Самое для меня ужасное, когда я прихожу к убеждению, что я - полное ничтожество как человек. Это ужасно. Мне хочется прижаться к тебе, чтобы мне было тепло, любовно. Я бы поплакала по-хорошему у тебя на груди, такими хорошими слезами. Милый мой, я тебя люблю, и буду любить. Я тебе не могу всего высказать, что у меня на душе.
Спи спокойно, дорогой мой. Не казни меня, что мы в разлуке,- по моей вине.
Целую тебя крепко. Мне надо пошире взглянуть на жизнь. Твоя собака.
Антон. Ты говоришь, что два моих последних письма хороши и тебе нравятся очень, а я все пишу и боюсь, что пишу неинтересно, скучно, точно по обязанности. Старушка моя милая, собака, песик мой! Целую тебя, благословляю, обнимаю. На Новый год пришлю вашему театру телеграмму. Постараюсь подлиннее написать и полегче. Мать получила от тебя письмишко и очень довольна.
Будь здорова. Играй себе, сколько хочешь, только отдыхай, не утомляйся очень. Обнимаю моего Дусика.
Ольга. Дорогой мой Антоник, золотце мое, ты теперь, верно, кушаешь в ресторанчике! Я так близко вижу и чувствую твое лицо, твои милые мягкие глаза! Я вчера долго стояла у окна и плакала, плакала,- впрочем, ты этого не любишь. Смотрела в лунную ночь, и так заманчиво белела тропиночка, так хотелось пойти по оной, и почувствовать себя на свободе, а не в пропитом вагоне. Когда с глазу на глаз с природой, то каждое ощущение, каждое чувство делается цельнее и сильнее и понятнее. Опять, верно, выбранишь меня - зафилософствовалась немка! Когда я успокоилась, я начала думать о нашей любви. Хочу, чтобы она росла и заполнила твою и мою жизнь.
Антон. Актрисуля моя, здравствуй! Получил сегодня письмо от Немировича, пишет о пьесах, какие пойдут, спрашивает про мою пьесу. Что я буду писать свою пьесу, это верно, как дважды два четыре, если только, конечно, буду здоров; но удастся ли она, выйдет ли что-нибудь - не знаю.
В течении всего предшествующего диалога Антон постепенно садиться на кровати, потом привстаёт, затем встаёт с кровати и выходит на передний план, оставляя Ольгу за спиной. Антон продолжает свой монолог. Ольга тем временем встаёт и ищет в сумке Антона тетрадь, где написано продолжение пьесы. На первый план выступает голос Ольги, озвучивающий её мысли, Голос Антона приглушается и звучит на фоне мыслей Ольги. Монолог Антона и мысли Ольги звучат одновременно, зритель слушает мысли Ольги, которые звучат гораздо громче.
Монолог Антона. Молодец! Молодец, Ольга! Надо непременно вставить эти письма и описать о том, кто с каким чувством их писал. Кто был искренен, а кто нагло лгал, рассчитывая на влюблённость другого. Возлюбленная учёного думает о том, как она хитра, как её ловко удаётся скрыть свои похождения, как она счастлива, что может упиваться обществом в театре и одновременно наслаждаться любовью великого учёного. Самое главное, что по-иному жить она не может. И это обстоятельство со всем трагизмом понимает несчастный учёный. С одной стороны ему противна эта распутная женщина, а с другой, он не может жить без её любви. Он хочет смириться с этим, но не может. Слухи о её похождениях раздражают его, он бесится, хочет порвать с ней, но как только видит её, то сразу всё прощает ей. Всё это не укладывается в его голове, он на грани помешательства. Наконец, он принимает решение покончить с этими мучениями и едет в экспедицию на Север, чтобы быть как можно дальше от неё, а заодно проверить её чувства к нему. Уезжает, не простившись, а только оставив письмо с изложением всех подозрений. И вот, развязка. Экспедиция потерпела неудачу. Пароход затёрло льдами, он дрейфует, надвигается зима. Все понимают, что на спасение нет никаких шансов. Мороз крепчает. Метели и бураны не дают высунуть нос из каюты. Запасы дров кончаются. Люди начинают мёрзнуть, жгут мебель, книги, карты. Запасы еды тоже кончаются, начинается голод, цинга. У продовольственного трюма стоит вооруженная охрана. Люди не выдерживают, начинают драться из-за куска хлеба. Во всех просыпаются звериные инстинкты. Учёный пытается придумать план спасения людей, но разум его бессилен перед ледяной стихией. Он понимает, что обречён. Но больше всего его тяготит тот факт, что он не может спасти людей, и что его гений не способен победить силы природы. Он выходит на палубу парохода. Кругом бескрайнее ледяное поле. Полярная ночь нависла над беспомощным судном. Северное сияние не радует, а наводит на мысли о том, что после их гибели оно также безжалостно будет озарять эти бескрайние и безжизненные просторы.
Учёный вспоминает свою возлюбленную. Прощает ей все её измены, понимая, что и перед человеческой стихией он тоже бессилен. Одно лишь он хочет узнать – любила она его действительно или нет.
И тут, вдруг, по тёмному небу, озарённому северным сиянием проноситься тень. Это она – его любовь. Он окрылён, переполнен радостью, торжествует. Она! Она! Значит, она действительно его любила!..
Голос Ольги. Так. Пока он читает монолог, посмотрю, что там дальше по его сценарию. (Берёт его тетрадь, листает и никак не может найти в ней продолжение.) Это не то. И это. Опять не то. Так, может это? (Читает найденный текст.)
Здравствуй мой мальчик! Извини, что давно к тебе не заходил, закрутился совсем. /Причём тут мальчик?/ Очень люблю тебя! Прости меня, если не доведётся увидеться. Ты же знаешь, что у меня такая же болезнь, как и у тебя, а от неё иногда умирают. /Что за болезнь? Какая болезнь?/ Желаю тебе выздоровления. Если что, дядя Женя тебе поможет. Деньги на твоё лечение я собрал, и их должно хватить, не волнуйся. Он мой друг и всё устроит. Держись капитан! Всё будет хорошо! / Что это всё значит? Ничего не понимаю.
Ольга смотрит в недоуменье на Антона. Потом начинает понимать смысл письма к Кирюше.
Ольга. Антон! Милый! Может, ты ляжешь в постель? Я прошу тебя!
Ольга подходит сзади, берёт за плечи и ведёт к кровати, укладывает. Антон всё это время продолжает свой монолог с сияющими от восторга глазами.
Сергей Владимирович. У меня в сценарии этого нет. Это новое?
Антон. (Цитирует письма Чехова к Книппер.) Сегодня воскресенье, я принял порошок - героин, и мне приятно, ощущаю спокойствие.
Мне кажется, что ты меня уже разлюбила. Правда? Сознайся. Я же тебя люблю по-прежнему.
Благословляю жену мою хорошую, обнимаю ее и целую. Будь весела и здорова.
Ольга. (умоляюще.) Антон, погоди. Давай поговорим. Что всё это значит?
Сергей Владимирович. Ольга, ты второй раз уже не по тексту идёшь!
Антон.(не обращая внимания на слова Ольги продолжает цитировать.) Ах, какая масса сюжетов в моей голове, как хочется писать, но чувствую, чего-то не хватает - в обстановке ли, в здоровье ли?
Ольга. Антон!!! (плачет.) Антошенька!!!
Антон. Дуся моя, ангел, собака моя, голубчик, умоляю тебя, верь, что я тебя люблю, глубоко люблю; не забывай же меня, … думай обо мне почаще. Что бы ни случилось, хотя бы ты вдруг превратилась в старуху, я все-таки любил бы тебя - за твою душу, за нрав… Береги свое здоровье. Если заболеешь, не дай бог, то бросай все … Не утомляйся, деточка.
Ольга. (понимая, что бесполезно его уговаривать, обращается к нему письмом Книппер.) Это все глупости, впрочем, а главное, мне надо видеть тебя. Я готова негодовать и громко кричать сейчас. Театр мне, что ли, к черту послать! Никак не выходит жизнь. Ты вот большой человек - живешь, терпишь, молчишь, не то что я. Ты, верно, очень снисходительно смотришь на меня, правда? Ах, Антон...
Ну, Дусик, родной, будь здоров! Давай жить и мечтать. Целую, обнимаю тебя, гляжу в твои милые глаза, целую все морщинки!
Антона пробивает на слезу. Антон и Ольга страстно целуются.
Сергей Владимирович. Чёрт знает что! Вы хоть меня в известность ставьте, когда что-то меняете в сценарии! Я ведь всё-таки режиссёр.
Входит Максим, одетый доктором.
Максим. (злорадно.) Где тут наш больной?
Антон. Максим, ты принёс шампанское?
Сергей Владимирович. Какой Максим? Это доктор! Антон, соберись!
Максим достаёт из пакета бутылку и наливает полный бокал. Подаёт Антону.
Ольга. Антон, я тебя умоляю! Не надо продолжать! Я всё поняла!
Сергей Владимирович. (бросая на стол сценарий.) Это какой-то цирк.
Антон. Ich sterbe... (Поднимает бокал с шампанским. Обращается к Ольге.) Я умираю.
Ольга. Антошенька! Милый!
Антон. (улыбаясь.) Давно я не пил шампанского…(Выпивает, ложится спиной к залу, затихает.)
Максим. На здоровье, Антон Юрьевич!
Ольга хватается рукой за лоб, шатается, другой пытается найти опору. У неё кружится голова.
Сергей Владимирович. Макс, ты-то что несёшь? Что на Вас нашло сегодня? Не репетиция, а какая-то самодеятельность сплошная. Прекратите, наконец, нести отсебятину.
Максим заходит за кровать и заглядывает в лицо Антона.
Максим. А он кажись и вправду помер.
Ольга. (тихо. Протягивает к нему руку, но не в силах подойти.) Антон! Антоша.
Сергей Владимирович. Макс, ты серьёзно или пошутил?
Максим. (стараясь скрыть улыбку. Идёт и поддерживает Ольгу, стараясь держать руки как можно выше талии.) Какие уж тут шутки. Надо кого-то вызывать заверить смерть.
Сергей Владимирович. Погоди, погоди, а кто дописывать пьесу-то будет, и роль Чехова кто будет играть?
Ольга. (немного приходя в себя, режиссёру.) Ну, ты и подонок!
Сергей Владимирович. Замолчи, бездарность, тебя никто не спрашивает. (Поднимаясь на сцену.) Три года я с вами мучаюсь, то одну пьесу мучали, то другую не тянете, и эту завалили! Не нашли другого места где умереть. (Идёт в сторону Антона.) Обязательно надо проблемы всем создать.
Вбегает Евгений Петрович с бумагой и чемоданчиком в руках.
Евгений. Тоха! Ты где?
Антон. Здесь. (Соскакивает с кровати.) Что случилось? Что-то с Кирюшей?
Ольга падает в обморок. Максим её подхватывает сзади под руки и старается как можно больше извлечь для себя руками из этой ситуации. Режиссёр, опешив от испуга, плюхается на стул.
Антон. Оленька! (Бросается к ней, берётся за её ладони.) Голуба моя, что с тобой? (Часто-часто целует руки.)
Евгений Петрович бросается к Ольге, достаёт из чемоданчика нашатырь. Ольга, ощутив губы Антона, приходит в себя без посторонней помощи и берёт лицо Антона в ладони. Антон тоже придерживает их своими руками.
Ольга. Антошенька, миленький, ты живой! Радость моя! (Притягивает его к себе и целует.)
Евгений. Фу. Ну и денёк сегодня. Одни новости и приключения. То ты, Антон, мне голову морочил. Потом ампулу клофелина из сейфа у меня кто-то спёр.
Максим, услышав про ампулу, потихоньку начинает исчезать. Режиссёр крестится.
Сергей Владимирович. Слава тебе Господи, живой.
Евгений. То в обморок валитесь. Слава Богу, что напоследок благую весть получил. ( Шлёпает Антона по плечу.) Пляши, Тоха, вам с Кирюшей квоты пришли! Наконец-то они там хоть что-то разрулили! Удивительно, даже Израиль пробили.
Ольга. Антон! (С радостью обнимает его.)
Антон. Я всё равно не поеду, у нас спектакль.
Ольга. Поедешь, поедешь! Я с тобой поеду, сама тебя за руку отвезу!
Антон кивает головой, крепко обнимаются. Режиссёр привстаёт.
Сергей Владимирович. Куда? У нас спектакль!
Всё это время с прихода врача мужик потихоньку начинает шевелиться. Потом встаёт, и идёт через сцену, шатаясь и полусогнувшись. Упирается в стул режиссёра.
Мужик. (на режиссёра.) Цыть!
Режиссёр от неожиданности опять плюхается на стул.
Сергей Владимирович. А ты кто такой?
Мужик. (Распрямляется и поднимает вверх два перста.) Я святитель ваш! (Все взоры обращены на него.) Уймитесь алчущие! Дайте дорогу свету!
Сергей Владимирович. Ка-а-кой та-а-кой святитель?
Мужик. (Тычет в лицо ему газету.) Вот, по объявлению.
Сергей Владимирович. Светооператор?
Мужик. Ну, да. Я и говорю: «осветитель». (Опять поднимая персты.) Сомкните уста. Уймите гордыню. Падите все ниц перед святой любовью! Как сказал наш всеми любимый и незабвенный писатель: « Какое это счастье – любить и быть любимым!»
Занавес.