История рода Дементия П

    
ИСТОРИЯ РОДА ДИМЕНТИЯ П. Адрес размещения произведения: http://www.proza.ru/2017/11/01/1924

В моей крови кровинки первых русских
Коль упаду так знаю-поднимусь.
В моей крови по-азиатски узких
Не покорённая дымится Русь.
Звенят мечи, взлетают стрелы
И в клочья рвётся крепкая броня.
И странно мне знакомый белый-белый
Какой-то ратник падает с коня.
Упал мой прадед в ковыли густые,
Но лишь очнулся снова сел  седло.
Ещё должно быть со времён Батыя
Искусство подниматься нам дано.
В моей крови кровинки первых русских.
Я знаю- упаду, так снова поднимусь.
В моих глазах по-азиатски узких
Не покорённая дымится Русь.

Вот что такое мой русский народ.
В этом стихотворении не известная мне поэтесса.
показывает нам откуда мы и что мы представляем из себя.
Но это так-в общих чертах.
Я же в своей повести,на примере одного семейного клана,
показываю читателю через какие невзгоды наш народ прошёл, выжил и снова в "седле"


               
               

               


                ИСТОРИЯ РОДА ДЕМЕНТИЯ П…
                И не ТОльКО
                БЫЛОЕ,
В моей юности я был шибко любознательным человеком. В окрестностях нашего села не было, наве
рное, уголка, не обследованного мной, в компании с Виктором Наседкиным и Ванькой Трубниковым. В обрывистых берегах нашей речки Каменки мы часто находили окаменевшие останки морских существ. Эти находки позволяют мне думать, что теперешнее Оренбуржье, некогда, было дном Мирового океана. В те необозримо далёкие от нас времена над бескрайними просторами бушующего океана возвышался горный хребет, остатки которого нынче мы называем Уральскими горами. Волны свирепого океана сшыбаясь с хребтом вымывали из его склонов каменные глыбы. Затем на протяжении миллионов лет дробили их, перетирали в песок. Откатываясь от подножья хребта несли в себе взвеси глины и песка, выпадавшие потом в осадок.
 Верховным правителем всего сущего является время. Время приказало и океан отступил. Обнажились барханы, которые всевластное время покрыло слоем плодородной почвы.
Теперь эти творения природы мы называем увалами.
Из недр увалов на поверхность пробились источники. Воды источников стекая в ложбины образовали реки. Примерно так на юго—западе Оренбуржья родилась степная речка Каменка.

Светлые воды Каменки, отражая в себе синее небо, спокойно текли между увалами на юг, в лоно большёй реки с именем Урал. По пути к Уралу Каменка приняв в своё русло с полдюжины речушек получает новое имя—Ташолка. Однако оба названия указывают нам на то, что речка вытекла из под камня.

Если следовать вниз по теченью Каменки, то на правом её берегу, в семнадцати километрах от истока мы увидим большую ольховою рощу. Многим из нас, вероятно, приходилось слышать пренебрежительный отзыв об ольховом лесе: Мол, древесина ольхи слишком хрупкая и потому ни на что не пригодная, а сам ольховый лес является прибежищем различных тёмных сил враждебных человеку. Но я-то знаю, что ни кикиморы, ни лешаки в ольшаниках не живут.
Нет в ольховом лесу ни какой дьявольщины. Зато там есть чистый благодатный для здоровья человека воздух. Если вам пришлось отшлёпать по просёлку пару десятков километров и вы почувствовали, что ваши ноги налились свинцовой тяжестью—зайдите в ольховый лес, подышите его воздухом,
Через полчаса ваши ноги станут лёгкими и резвыми готовыми снова нести вас по дорогам знойной степи.

В конце восемнадцатого века в окрестностях Каменки появились поселения уральских казаков. в юго-западном направлении от ольховой рощи село Царевское , на северо-востоке-село Благодарное.. Сообщение между сёлами было по дороге пролегающий через речку Каменку, как раз подле ольховой рощи.

Житель села Благодарного Филат Лебедев занимался скотоводством. В Благодарном, среди других скотоводов, Филат чувствовал себя стеснённым. Лучшего места для нового своего подворья, чем подле этой рощи Филат не видел. В какую бы сторону от рощи ты не поехал раньше, чем через 12 верст ни одного человеческого жилья не встретишь. Обзаводись стадом хоть в тысячу голов –степь прокормит. Нужен строительный материал для загонов?-так вот он под рукой: кроме ольховой рощи, совсем рядом два берёзовых колка. По берегам речки столько краснотала, что плетень из него можно сплести от одной станицы до другой. Одна беда-нет работников. «Но, ничего:--размышлял Филат:--Москва тоже не сразу строилась. Первое время обойдемся своими силами (сыновья у Филата стали к тому времени уже матёрыми казаками). А, даст бог,-размышлял Филат,- найдём работничков, так и дом поставим –плитняка--то вокруг пруд- пруди.»

Через три года вокруг подворья Лебедевых стали селиться и другие казаки-выходцы из станиц Благодарной, Царевской и Новокаменской.
Так возникло на берегах речки Каменки новое поселение уральских казаков Бурёнино.

Нынче в Оренбурге на пересечении улиц Степана Разина и Валерия Чкалова высится монумент-памятник казачеству.. С высоты постамента сидя на бронзовом коне, увешенный оружием, казак пристально вглядывается в степные просторы лежащие за рекой Уралом. Кого тщится увидеть казак в широкой казахской степи? Враги России оттоль не появляются уже со времён хорезмшахов. Змей Гарыныч тоже не прилетит. Последнего Гарыныча ещё во времена святого князя Владимира уничтожил наш славный казак Добрынюшка..

Когда мне был 10-15 лет, ещё живы были старики родившиеся в начале первой половины девятнадцатого столетия. Вот что я запомнил из их рассказов.
Казахи в те времена назывались киргиз-кайсаками. Между киргиз- кайсаками и русскими сохранялись в добрососедские отношения. Однако, на востоке говорят: если у тебя была возможность украсть и ты не украл, то в твоей голове нет масла. т. е.ты—дурак.

Редко разбросанные по степи поселения казаков не являлись сёрьёзным препятствием для лихих кайсацких парней не желавших слыть дураками..
В предрассветное время, пахарь-казак, умаявшийся за целый день полевых работ, спит безмятежным сном. укрывшись с головой тулупом. Он не слышит топота копыт коня подъехавшего к нему разбойника. Киргиз, не слезая с лошади, сдёрнет багром с казака тулуп. Казак поднимет голову и, не успев протереть глаза, получает по темени удар багра мародёра. Может быть к утру  бедолага-казак и очухается, только скот его будет к тому времени уже за Уралом. А там легко потерять свою голову, но искать пропажу бессмысленно.
 
Так что наш бронзовый наездник, всматриваясь в степи казахстана , ожидает не появления войск могущественного Тамерлана, его беспокоит возможность появления за рекой мародёра-одиночки.
Не напрягайся попусту казак! Там, за Урал-рекою теперь живет дружественный нам народ--казахи. И ходим мы теперь друг к другу не для того, чтобы обокрасть соседа, ходим для того, чтобы вместе обсудить наши дела и, если потребуется оказать бескорыстную помощь.

                ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ.
Мой прадед Дементий жил в Черниговской губернии. Имел Дементий свой дом , свою полоску земли и две лошади. Было у прадеда три сына и дочь Домна. О том, богата ли умом была Домна, читатель решит сам. И разубеждать его я не стану. А вот что касается внешних данных Домны, скажу: таких красавиц, какой была моя двоюродная бабушка в девичестве, на Украине не было со времён Марии Кочубей. О Домне говорили: и лицом бела, и статью взяла. Только вот волосы у Домны были не чёрные, как у Марии, а тёмно-русые, с завитками. Ни дать ни взять, как у моих родных сестёр..

Домна крестьянским трудом не занималась, Она служила горничной в поместье тамошнего барина. Барин видя в своих хоромах девушку с серыми лучистыми глазами, красоты неописуемой, стати необыкновенной, забыл и о христианской порядочности, и о дворянской чести. Одним словом, Домна от него понесла. Осознав свой проступок, барин предложил Домне обвенчаться в церкви.

Только наша Домна была не покладистой козочкой, вроде Марии Кочубей, наша Домна предпочла носить на себе венец падшей женщины, но не дать барину возможности , узаконив с ней свои отношения, смыть с себя позор насильника, . и предложение барина, стать его законной супругой отвергла.
 
Возможно нынешние барышни скажут: «ну и дурёха же была эта ваша Домна—отказалась от материально обеспеченной барской жизни. от возможности блистать в светском обществе. Спорить с этим я не стану. Но скажу, что у людей живших в середине девятнадцатого столетия, о чести и достоинстве, были свои представления.

Позор Домны лёг грязным пятном на всю семью её отца.. И Дементий запил, запил по чёрному: и дом,и земельный надел он пропил. Теперь позор, и нищета были уделом всей семьи Диментия.

В 1861 году царь Александр  освободил крестьян от крепостной зависимости. Тогда получившие волю, но безземельные крестьяне устремили свой взор на восток России . Там, в приуральских степях и в Сибири земли пустовали. Повозки крестьян заскрипели в Заволжские края.
Чтобы укрыться от позора, чтобы спасти семью от нищеты, Диментий тоже пустился в дальнею дорогу.
Долгие недели семье пришлось дремать под скрип колёс брички. Прибыв в станицу Царевскую, измученная дорогой семья, дальше ехать отказалась.

Старшие дети Дементия пристроились в работники в семьи зажиточных казаков. Только десятилетнего Пашку в работники брать ни кто не хотел.
Но Федосею Лебедеву--одному из сынов Филата Лебедева—крепкий телом хохлёнок Пашка понравился. Федосею Филатовичу нужен был пастух для стада коров.

Пашке теперь предстояло жить в Бурёнино, в семье Федосея. Убедившись в том, что его дети на новом месте пристроены надёжно, Дементий вернулся на свою родину-в Черниговщину. Но считая, что все несчастия случившиеся с его семьёй бог послал ему в наказание за его грехи. вместе с «жинкой» отправился в Киево –Печорскую лавру грехи отмаливать.

Дорога до Киева шла через дремучие Черниговские леса. Ещё при киевском князе Владимире, другой славный заступник земли русской богатырь Илья Муромец полонил в тех лесах Соловья Разбойника. Но последователи Соловья безобразничали в Черниговских лесах и сотни лет спустя. Одним словом, мои предки, на обратном пути из Киева, в тех лесах сгинули, .

Какие наши корни остались в украинской земле, теперь мы не знаем, Наши соплеменники живущие на Украине теперь называют нас Москалями, дразнят кацапами, но мы-то знаем, что в каждом из нас есть частица хохлацкой души. Пускай у нас не получается правильно выговорить украинское слово «поляныця», пускай западенцы бандеровцы считают нас инородцами, но украинской крови в наших жилах от того не станет меньше.. А Украину мы, так же как и Россию, всегда будем считать своею « ридной маткой»


                ЛЕБЕДЕВЫ
В первый день Пашкиного самостоятельного пастушества в вернувшемся с пастбища стаде не досчитались одной коровы. На поиск пропавшей коровы Пашка отправился один, взяв с собой дубинку, не для того, чтобы отбиваться от разбойников, а для того, чтобы блудливую беглянку наказать.

В первую очередь надо было осмотреть берёзовый колк, в котором стадо спасалось от назойливых слепней—кусачих мух. Пока он доплёлся до колка, пространство между берёз было уже залито кромешной тьмой ночи. Вдруг, Пашка увидел перед собой две светящиеся точки. «Волк!—сверкнула молнией мысль в его голове. Сердце Пашки трепыхнулось в испуге. Инстинктивно взмахнув дубинкой, он врезал между светящимися огнями. Столкновения дубины со лбом волка он не ощутил. но увидел брызнувшие из под дубинки искры. Оказалось, что перепугал его гнилой пень фосфорцировавший во тьме огнями.
Домой Пашка вернулся только под утро. К тому времени корова уже сама пришла на место дойки. Федосей Филатыч Пашку наказывать не стал, он только сказал: «Чтобы не спать на пеньке-кури табак. За одно и комаров отгонишь» Так Пашка в десятилетнем возрасте и пристрастился к табаку.

Павел Дементьевич жёг самосад до самой своей смерти. Каждый вечер из трубы нашего дома вился сизый дым. Это --друзья нашего дедушки, Артём Иванович Тишков (тенор)и Пётр Максимович Данилов (бас) собравшись на спевку жгли дармовое курево нашего деда Павла. Ни какое радио, ни какие концерты нам были не нужны. Мы наслаждались чудесными голосами наших, домашних, артистов. Когда певцы со всей мощью выдыхали «цып—цып—цып, мои цыплята,» керосиновая лампа гасла.

В работниках у Федосея Филатовича Павел Дементьевич прожил десять лет. Молодые казачата достигнув призывного возраста, должны были явиться к станичному атаману. Прогулка на коне до соседнего  села была для них удовольствием. Павлу же на призывной пункт надо было явиться по месту его рождения. Он был батраком. Коня у него не было. Пришлось до Чернигова топать на своих двоих. Население, попадавшихся по пути сёл, к странствующим путникам было привычно. Но не везде люди были гостеприимны и великодушны.

В одном из заволжских селений Павла на ночлег пустила женщина, Павел уже засыпал согревшись на горячей лежанке, когда вернулся с поля её муж. Хозяйка сказала ,что в доме у них гость.
--Ну -ка давай его сюда !» --распорядился хозяин..
На столе мигом появилась миска горячих жирных щей и бутылка самогона.

Пока Павел шёл, наступила дождливая холодная осень. Зипун на Пашкиных плечах намок. Отчаявшись найти ночлег, Павел обратился к старосте посёлка. Однако авторитет старосты не возымел действия. Старосте ни чего не оставалось, как взять Павла на ночлег в свой дом. Но в доме дальше порога не пустил. До утра Павел щёлкал зубами от голода и холода у его порога. Такой уж хмурый жестокосердный народ жил в этом мрачном поселении.

Шесть недель Павел добирался до своего призывного пункта. Пока он шёл, время призыва истекло. И ему пришлось снова мерить шагами бескрайную русскую землю. Видно сам бог заботился о судьбе Павла: ни в одной из трёх войн, участвовать ему не пришлось.

Павлу шёл двадцать шестой год. Настала пора обзаводиться своей семьёй. Казаки с неимущим батраком родниться не хотели. Тогда заботу о женитьбе Пашки "хохла" взяли на себя Лебедевы.
Но ,зная цену своему Павлухе, Лебедевы брать абы кого ему в жёны не хотели. Они подбирали невесту достойную их работника. И вот в селе появилась Аксинья-работящая и шустрая девушка.
Аксинья и на вид была смазлива и характера бойкого. Жила Аксинья в работницах у Гермогена, брата Федосея Филатовича.

После венчанья в церкви Аксинья стала жить и работать на подворье Федосея.
Только Федосей, как и все Лебедевы, был горяч и вспыльчив, к тому же ещё и не властен над своей прихотью.
Однажды, управившись с делами на скотном дворе, Павел застал свою молодую жену плачущий над корытом с хозяйским бельём. Аксинья, задыхаясь от обиды, рассказала ему о несчастье свалившимся на её голову: когда она полоскала в проруби бельё, к ней подошёл хозяин и, не говоря ни слова, сунул её головой в прорубь. Сердце Павла обожгло вспыхнувшее в груди пламя. Взбешённый он ворвался на кухню, где в это время полудничал Федосей, и рявкнул одно только слово -- «расчёт!».
Федосей Филатович, видимо, сам озадаченный своей нелепой выходкой, отговаривать Павла не стал и в тот же день расчёт выдал

Остаться без работы Павел не боялся. Его уж много раз домовитые казаки пытались сманить на своё подворье. Но Аксинья высказала  желанье работать в доме её прежних хозяев. Гермоген Филатович встретил их с распростёртыми объятиями. и рассчитал двух других работников. Он знал, что Пашка хохол один ценнее двоих. А уж женская половина и вовсе была рада снова видеть Аксинью в своём доме.


Гермоген Филатович был не просто зажиточным. Он был первым богатеем во всей округе. В те времена, когда корову не возможно было продать дороже, чем за пять рублей, для сельского жителя накопить миллионы было делом немыслимым. Поэтому Гермогена Филатыча называли только тысячником..

Новый хозяин Павла был по настоящему человеком дела . Деньги, конечно. считал. но прежде всего он был рабом дела, а вовсе не денег. Если сравнивать теперешних предпринимателей с Гермогеном Лебедевым, то можно уверенно сказать:--вы господа новые русские,- хапуги, рвачи, но вовсе ни какие не деловые люди. На людей не имеющих вашего достатка вы смотрите, как на пустое место. при встрече со своими подчинёнными раздуваете щёки, корча из себя благодетелей. Того, кто осмелится ради, вашего же дела, перечит вам, вы будите тиранить до тех пор пока не принудите его уйти от вас.

Гермоген Филатыч был не таков. Со своим работником Пашкой хохлом он грызся восемь раз в неделю. Моя бабушка Аксинья рассказывала:-«-Балыч. хозяйка , глядя в окно скажет—« Аксинья, глянь- ка—наши кабели опять схватились. никак сейчас друг другу в горло вцепятся.»
Однажды стычка хозяина и его работника чуть было не закончилась смертоубийством.

Земли для пахоты и для летнего выпаса скота в окрестностях Бурёнина было в избытке, но угодий для сенокосов было мало. В жёстких ковылях махать литовкой бесполезно, да и кормить скот зимой ковылями рискованно.  От такой кормёжки к весне скот падёт на ноги и на пастбище его уже не выгонишь. Поэтому те, кто имел работников, траву на сено косили в пойме Урала—
за 30—40 километров от села. Везли оттуда сено уже по зимнику. Согласно уговору Павел и заготавливал сено, и доставлял его с Урала.

Павел привёз два воза, но хозяин оба воза продал.
На третий раз Гермоген Филатыч встретил Павла на подъезде к селу.
--Ты этот воз завези Семёну Крюкову:--распорядился хозяин.
---Ты что в своём уме, чем своих кормить будем? –взъерепенился работник.
---Не тебе судить, я хозяин, мне лучше знать, что надо делать. Своим завтра привезёшь!
-- У Семёна свои работники есть , пускай они и возят . А я к нему не нанимался.
---Ты ко мне нанимался и я тебе приказываю, этот воз-- к Семёну!
---Да пошёл ты! вспылил Павел. Ты о деньгах думаешь, а мне твоих коров кормить надо.
---Так слово за слово . Дошло до крепкого скандала. Гермоген выхватил пистолет. Павел запустил в него вилы. Гермоген увернулся, плюнул с досады, пришпорил коня и ускакал прочь. от греха по дальше.

Гермоген Филатович, как бы они с Павлом не грызлись, ни когда Павлу не мстил—понимал, что Павел не ради потехи ему противоречит. Прав Павлуха, нет ли, но он за порученное ему дело переживает.

Гермоген Филатович по своей натуре был купцом и придерживался купеческих правил, считал, что купеческое слово дороже любых денег. Свои тысячи он нажил не только занимаясь скотоводством и хлебопашеством. он вёл ещё и торговлю товарами промышленного производства. В Сорочинске имел дело с оптовыми поставщиками товаров, которые затем реализовывал в соседних сёлах. через свои магазины. Из- работников выжимал всё, что было можно выжить, но и заботился об их благополучии,

С Павлом Дементьевичем (будем так называть теперь возмужавшего Пашку) каждую осень он перезаключал договор. Павлу Дементьевичу вменялось в обязанности: уход за скотом, обеспечение скота кормами, наведение порядка в подворье, заготовка топлива и прочие поручения хозяев. Аксинья должна была доить коров, кухарить, обстирывать семью хозяев.
Ни воскресных, ни праздничных дней для наёмного работника не предусматривалось. Болеешь ты или рожаешь, для хозяина не важно. Дело страдать не должно. Нанялся –всё равно, что продался.

Не легкой, конечно, была жизнь батрака. Но за-то и хозяин брал всю ответственность за содержание семьи работника на себя. Обеспечение семьи работника: жильём, питанием, топливом , керосином входило в обязанности хозяина. Кроме того в конце года Павел Дементьевич и Аксинья Ивановна получали от хозяина по пять рублей наличными. Скажете мало?
Тогда я скажу вам, что корова в те годы стоила всего пять рублей. Кто из нынешних предпринимателей скажет:-- ты давай работай, а о твоей семье позабочусь я сам.?

Как—то в голову Гермогена Филатовача пришла мысль сделать Павла Дементьевича своим помощником по управлению хозяйством, Предложил он Павлу должность приказчика.
-Ты хозяин .Вот ты и командуй, а для меня есть вилы да лопата. Я привык ими управлять.

В 1908 году Гермоген Филатович начал строительство нового каменного дома. Стройку, разумеется, вели нанятые работники. Только неуёмная горячность Гермогена, его не терпеливый норов, не позволял смотреть на дело со стороны.

Первая операция по удалению грыжи прошла успешно. Но первый урок Гермогену  в прок не пошёл. Сделав вторую операцию врачи сказали: «Гермоген Филатыч поберегитесь-третья операция подобного рода обычно заканчивается летальным исходом. »
Известно-управлять людьми тяжело, но править самим собой гораздо тяжелее. Не смог Филатович и на сей раз совладать с самим собою.

В 1911году прежде, чем в третий раз лечь под нож хирурга, Гермоген Филатович собрал всю свою семью, позвал и Павла.
---На этот раз я из Самары, видимо, живым не вернусь.—сказал он своей семье,-- Строить новый дом мы закончили. Перебирайтесь жить туда. А это наше старое подворье я оставляю Павлу. Не один десяток лет он гнул на меня спину. Заслужил! Пускай теперь живёт своим домом. Здесь теперь он –хозяин. Вы к нему не суйтесь, такова моя последняя воля.

Так батрак Пашка стал имущим человеком.
Наследники Гермогена Филатовича попытались было через суд вернуть себе утерянное право на владение ускользнувшим от них имуществом. Однако, судья ,приехавший из города Уральска, узнав, что Павел Дементьевич отработал на хозяина свыше тридцати лет, вынес вердикт: посмертное распоряжение Гермогена Филатовича законно. Т К закон гласит, что работник, отработавший на хозяина свыше десяти лет, имеет право на владение частью имущества хозяина. Оказывается уже тогда такой закон был.
Моя бабушка Аксинья и дочь Гермогена Филатыча дружили между собой до самой их смерти. А его правнук,  Колька Железнов. был моим однокашником и моим приятелем.


                МОСКАЛИ
За время своего замужества Аксинья произвела на свет семнадцать ребятишек. Только проявлять заботу о них у неё возможности не было. Нынче родила –завтра иди работай. То ангина, то скарлатина, то воспаленье лишали Аксинью долго испытывать радость материнства. Только три её последних ребёнка остались жить.
Старшего-то, Ефима, она родила в 1901году, ещё при жизни Гермогена Филатовича. Фёдор и Андрей родились уже после его смерти т. е. тогда, когда у них с Павлом появилось собственное хозяйство, появилась возможность распоряжаться своим временем по своему усмотрению.

Земли Уральского казачества ограничивались Общим Сыртом –возвышенностью лежащий в трёх верстах западнее Бурёнина….За Общим Сыртом была уже, по выражению бабушки Аксиньи, Рассея. Из России приходили тревожные вести: война с Германией не закончилась, царь—батюшка от престола отрёкся, в Петербурге и в Москве твориться невесть что: то ли студенты безобразят, то ли пьяные матросы дебоширят.

В степи казаки задержали двух городских агитаторов. Смутьянов привели в село, допросили, избили, затем вывели за околицу села и пристрелили. Больше в степную глушь ни кто не приходил.

В том, что происходит в мире, Ефим, Кондрат Белухин и Петр Кудряшов решили разобраться сами. В тайне от сельчан парни стали по ночам собираться в избе Павла Дементьевича. Интересующие их сведенья они хотели почерпнуть из Библии. Только в «книге книг» не было сказано ни об устройстве человеческого общества, ни о развитии производственных отношений. Ни о пролетариях, ни о буржуях Библия не знала. Своё тайное общество парни распустили. А пламя Гражданской войны уже готово было перехлестнуть через Общий Сырт и опалить тихое село Бурёнино.

Старые казаки готовы были выступить на помощь белоказачьим отрядам , а молодёжь не горела желанием бросаться в схватку. Однако, поддавшись на увещевания Федосея Филатовича, несколько раз ходили с ним за Общий Сырт сражаться с мужланами намеревающимися лишить казачество его привилегий. После какой--то стычки с красными отрядами, на дрожках в село привезли тело Федосея Филатовича порубанное шашкой.

Семь раз Бурёнино переходило из рук в руки. Если превозмогали красные, то семьи казаков уходили за Урал. Если белая гвардия теснила красных, то сельские пролетарии искали убежище в Шестоковке_-селе с населением мужицкого происхождения.В бега пускался и Павел Дементьевич. Однажды бричку Павла Дементьевича остановил казачий разъезд. Казаки велели открыть сундук с домашними вещами. Показывая содержамое сундука Павел Дементьевич сказал одному казаку: « А тебя--то я, кажется, знаю. Ты ведь из Благодарного?»
--Откуда тебе нас знать:--сказал другой!—И ударил Павла Дементьевича шашкой по голове. К счастью, шашка казака легла на голову Павла плашмя. Пострадала только фуражка. Ну и пятьдесят рублей лежавшие в сундуке казачки забрали

Когда стало ясно, что красные победили и больше из села не уйдут, казаки вместе со своими семьями стали бежать за Урал. За Уралом попадали в руки казахам. Казахи их не убивали, а обернув всю семью войлоком бросали в реку.

По подсчётам моего дедушки Павла после гражданской войны в Бурёнино осталось только восемнадцать семей казаков.Было 180. Из взрослых мужчин остался в живых только Никита Колосов. И то только потому, что воевал. на стороне красных.

                ГЛАДОМОР
Вслед за гражданской войной Россию накрыло ещё более ужасное несчастье- голод 21-го года.
Если случаются недороды-люди живут впроголодь, но массовых смертей нет. Но когда от голода вымирают целыми селениями, то это уже не голод-это уже гладомор.

В двадцать первом году в Бурёнино люди поели всех собак и кошек. О том, что в бурёнинских степях обитали когда-то сурки, теперь говорят только многочисленные холмики земли выброшенной сурками при копке нор.

Люди мёрли от голода, как мухи осенью. Копать для могил мёрзлую землю не было сил. Трупы умерших свозили в общественный амбар. К весне некоторые трупы оказались без ног. Поняли-начинается людоедство. Около амбара выставили вооружённую охрану.До сведенья сельчан довели, что будет расстрелян всякий причастный к людоедству. Из тех, у кого сохранились ещё силы, создали комиссию для подворного обхода села с целью выявления, кто чем питается. Старшим в группе обследования поставили Павла Дементьевича.

Пришли проверяющие и в дом Малахова Артёма-это мне уж бабушка Аксинья рассказывала.
Велели показать детей.
- Почему только два, где третий?
- Да бегает, наверно где-то.
-Ладно пусть бегает. Тащите из печи чугуны! Посмотрим чем питаетесь.
Тут муж и жена Малаховы упали в ноги комиссарам:
-Не погубите ради бога. Младшенький наш умер. Чтобы спасти от смерти остальных мы теперь кормим их нашим сыночком.
В чугуне действительно были щи с человеческим мясом.

Я уже говорил, что мой дедушка Павел обладал необыкновенными вокальными данными- на межрайонных олимпиадах занимал только первое место. А Артём Малахов аккомпанировал ему на скрипке.
Одним словом пропажу сына Артёма предавать огласке не стали. Муж и жена Малаховы расстрела избежали.


                ЕФИМ ПАВЛОВИЧ.
Гладоморила вся Россия. Приближалось время весенних посевных работ. Весь посевной материал был съеден.Ташкент был единственным местом не пострадавшим от гладомора. И люди, ни когда не видевшие железной дороги, ни когда не слышавшие свистка паровоза, пускались в далёкий неведомый до селе для них край.
Брат Павла Дементьевича Григорий, проживавший в Царевской, тоже надумал отправить своего сына Нестора в Ташкент за посевным материалом. Но слать парня одного было тревожно. Решили и сына Павла Дементьевича Ефима послать с ним.

Из Ташкента Нестор вернулся один. Сказал, что Ефим заболел тифом и умер. С церкви к тому времени крест был снят и батюшка изгнан. Отпевать Ефима было негде и некому. Об упокоении души Ефима молились перед домашним иконостасом

И, вдруг, через полгода Ефим является домой с мешком пшеницы. Оказывается он действительно был болен тифом и Нестор, бросив его на попечение семьи узбеков, уехал. Узбеки Ефима выходили, дали возможность заработать и обеспечив на дорогу продовольствием отправили домой.
После этого связь между семьями Павла Дементьевича и его родственниками, проживавшими в Царевской, прервалась навсегда.

С лета 1954 года я проживал в Узбекистане. Я был подвержен мучительному заболеванию под названием настольгия. Безумно скучал по речке Каменке и ольховой роще.

Моя двоюродная сестра Вера Ефимовна жила в селе Новокаменка и как-то случайно узнала, что в Царевской продолжает жить внучка Домны Дементьевны . Когда я приехал в отпуск к Вере, Вера решила познакомить меня с нашей кузиной Александрой. 

Предо мной предстала стройная, как кипарис, белокожая без единой морщинки на лице, чернобровая семидесятипятилетняя женщина. Только к моему явлению моя троюродная сестра осталась равнодушна .
Теперь уж нет ни Веры Ефимовны, ни Александры. И дивиться красоте женщин моего рода-племени я могу теперь только глядя на моих родных сестёр.

Второй раз в Среднею Азию Ефим Павлович попал будучи призван на действительную военную с службу в ряды Рабоче-крестьянской красной армии. Побегав под Бухарой за бандами басмачей, домой он вернулся уже идейно подкованным комсомольцем.. В Илекском районе, в состав которого в те годы входило Бурёнино, комсомола ещё не было. Первая комсомольская ячейка района была создана в Бурёнино. Создателем ячейки был мой дядя Ефим Павлович. Грамотнее Ефима Павловича в селе человека не было И односельчане избрали его председателем поселкового совета.

Пацаны шастая по лесам наткнулись  на схрон оружья. Серёжка Иванов (двоюродный брат моей матери) сообщил о находке своему «братке»,так он называл Ефима Павловича. Совместно с оперуполномоченным ОГПУ. было принято решение устроить на месте схрона засаду и взять владельцев схрона с поличным. Выехали ночью. Вездесущий Серёга взялся вывести их на место. И ехал он с Ефимом Павловичем на одной лошади.. Дорога пролегала по дамбе пруда. Когда почти-что миновали дамбу, от бани, стоявшей на берегу пруда, прогремели выстрелы. Лошадь Ефима Павловича упала. Оперуполномоченный ускакал. Серёжка с перепугу бросился бежать. Он не видел, как Ефим Павлович освободившись из-под упавшей лошади соскользнул с дамбы в заросли репейника.
 Прибежав в дом Павла Дементьевича Серёжка, дрожа от страха, сообщил, что «братку» убили. Павел Дементьевич вместе с Аксиньей Ивановной помчались на место происшестьвия. Но около убитой лошади ни кого не было . Ефим Павлович услышав плач матери из зарослей репейника вышел живым и невредимым. Второй раз тень смерти пролетела мимо его головы.
Вторая попытка захвата схрона успехом не увенчалась-схрон исчез.

С приходом советской власти стала налаживаться общественная жизнь села. Новый дом Гермогена Филатовича перешёл в общественное пользование- там обосновалась сельская библиотека. проводились общие собрания , показывали кино, В библиотеке установили радиоаппаратуру. Брат Ефима Павловича Фёдор раздобыл где-то телеграфные провода и в центре села появился первый репродуктор. Бывшие певчие церковного хора стали теперь давать концерты со сцены клуба.
Место магазинов Гермогкна Филатовича заняла потребкооперация. Председателем потребкооперации был некто Васька Малахов. по-прозвищу Гундарь. Магазины потребкооперации были посредниками между крестьянскими хозяйствами и государством. Налоги, в виде натурпродуктов, население стстало вносить через потребкооперацию.
 В сельский совет стали поступать жалобы на Гундоря: мол, принимая продукцию,  Васька жульничает. Проверка установила, что жалобы были небеспочвенны- Некоторым членам кооперации налог пришлось выплачивать дважды. Ваську от кормушки отстранили.

Васька на сельчан обиделся. Написал в ГПУ бумагу, в которой сообщал властям о том, что в Бурёнино создана контрреволюционная организация, которая собирается устроить в селе Ворфоломеевскую ночь- вырезать весь актив села. Для большей убедительности Васька внёс в список Игната Белухина-бывшего белогвардейца. В списке Гундаря оказался и Ефим Павлович. По этому списку в одну ночь было арестовано восемнадцать сельчан, не ведавших ни о каком заговоре.

На защиту Ефима Павловича встали его комсомольцы. В Самару, в губернское ГПУ, полетели письма. Комсомольцы доказывали, что с Ефимом Павловичем у ГПУ вышла ошибка- ни какого зла против актива села он иметь не мог, так как он –то как раз и возглавлял актив.
Однако письма комсомольцев оставались без ответа. Прошёл слух, что все арестованные уже . расстрелены. Родителям Ефима Павловича пришлось третий раз оплакивать своего сына.

Наконец из Самары приехал сам губернский прокурор. Прокурор в селе задерживаться не стал. Кое с кем побеседовал и в тот же дань уехал. Ко времени его возвращения в Самару шестнадцать человек успели уже расстрелять. Утром должны были расстрелять оставшихся. Ефима Павловича и Василия Данилова прокурор успел спасти.

Ефим Павлович в село явился как раз в канун октябрьских праздников.
Поздоровавшись с родителями, поцеловав маленькую дочку Верочку Ефим павлович поспешил в клуб. Там шло торжественное собрание посвящёнгное празднику. Не замеченный ни кем, присел на заднею скамейку. На сцене за трибуной стоял новый председатель сельского совета Василий Малахов и делал доклад . Но увидев в зале Ефима Павловича осёкся. Заканчивать доклад пришлось Ефиму Павловичу.


Сергей Константинович Иванов (тот самый Серёга) пока шла война (на фронт его не брали из-за слабого зрения) побывал и председателем сельсовета, и председателем колхоза. В послевоенные годы пять лет работал инструктором райкома ВКП(б). Только заслуг Васьки Гундоря советская власть ни как не оценила. Жил он долго: до середины семидесятых годов, но выше должности лесничего не поднимался.

Ефим Павлович после освобождения был назначен директором зерносовхоза «Степной» А после того, как из Илекского района выделен был Ташлинский, перешёл в аппарат Илекского райкома партии и был назначен на должность заместителя директора совхоза Привольный. по политической части.

Мой дядя Ефим Павлович ни когда не пил спиртного, автотранспортом не пользовался , Даже в район(за 30 км)ездил на велосипеде. (Возможно слышал предсказание от кого, что умереть ему суждено не от пули )

В"Сухоречке"--отделении совхоза--намечалось общее собрание. Дядя ехать туда собирался, как обычно, на велосипеде. Но подъехал директор совхоза, сказал: пока ты допилишь на своём велосипеде, народ уже разойдётся. Ефим Павлович расположился в кузове автомобиля,туда же забросил свой велотранспор, Если бы он обратил внимание на то, что шофёр под « мухой»!...

Директор приказал водителю сбавить скорость, но пьяному, как говориться, море по колен. Директор стал отнимать у водителя руль. Автомашина влетела в кювет и перевернулась. Дядя приземлился пролетев по воздуху метров 10-12.встал и пошёл помогать выбраться из кабины директору и его водителю.

Водитель получил перелом двух рёбер, директор перелом руки. Ефим Павлович большую ссадину на спине. Водителя и директора увезли в районную больницу. Ефима Павловича-домой. Ночью ему стало плохо. Врачи районной больницы, куда его доставили под утро, два дня спорили о целесообразности хирургического вмешательства. На третий день спорить стало не о чем, дядя умер.(Разрыв кишечника)

Через два дня после похорон приехали представители обкома ВКПб. Предложили сделать за счёт средств обкома перезахоронение и установить памятник. Набожные родители Ефима Павловича на перезахоронение не согласились.

В конце шестидесятых годов я посетил место упокоения своего дяди. Могила Ефима Павловича была ухожена. Кто-то из старожилов совхоза Привольный моего дядю Ефима ещё помнил.


                ЕЩЁ ДВА ВНУКА ДЕМЕНТИЯ.

Андрей Павлович был кадровым военным-политруком в кавалерийской воинской части . Перед началом войны их вч квартировала под Минском. Немцы были уже на подходе к Минску, когда Андрею Павловичу удалось жену Марию и шестилетнего сына Колю отправить в эвакуацию.
На следующий день их вч. (полк или дивизия не знаю) выступил навстречу немцам. С шашками против танков! Нам пришло извещение о том, что Андрей Павлович Петренко пропал без вести. Аксинья Ивановна и Павел Дементьевич лишились второго сына.

Перед началом войны мы жили в селе Грозном Джамбульской области. У отца была бронь и на фронт его не брали. Однако на всякий случай отец отправил нас с нашей мамкой в Бурёнино-под крыло своих родителей. Нас у мамки было трое и ещё она была на сносе четвёртым ребёнком.

На станции в Арыси народу было тьма-тьмущая. К поезду на перрон надо было выходить через узкую дверь. Но нам повезло. Перед прибытьем поезда дежурный по вокзалу разбудил нас и потихонечку вывел на перрон.
Разбуженные свистком паровоза пассажиры ринулись через узкую дверь вокзала к поезду. Если бы не доброта дежурного, толпа нас раздавила бы всех четверых А сестрёнке Любочке пришлось бы увидеть белый свет раньше предназначенного времени.
Мне было четыре года и как мы ехали. я не помню. Зато помню, сиявшие счастьем лица бабушки Аксиньи и дедушки Павла снимавших с телеги своих полусонных внуков.

Отец отказался от брони и в декабре 1942го был призван в армию. После разгрома немцев под Сталинградом новобранцев прежде, чем отправить на передовую, стали учить боевым действиям.
Вновь сформированный полк отца проходил обучение где-то в Горьковской области. Отец был кашеваром. Все мы радовались- наш отец от голода страдать не будет. В последнем своём письме отец сообщил, что их отправляют на Воронежский фронт.

Лётчикам с высоты дым походной кухни виден из далека. Немец не промахнулся. Ни от кашевара, ни от его кухни следов не осталось. Так и в извещении было сказано: «Петренко Фёдор Павлович пропал без вести"

Из всех потомков моего прадеда Дементия пока ещё живы: я, моя родная сестра Надежда да две двоюродных: Нина Ефимовна и зоя Ефимовна. Самой старшей из нас Нине Ефимовне сейчас 87 лет, Но есть у моего прадеда Дементия ещё и прапрапраправнучка трёхлетняя Дарья Алексеевна Задоя По месту рождения москалька-по крови хохлушка.



                ПОСЛЕВОЕННОЕ ЛИХОЛЕТЬЕ.
                Предисловие
В мае 1945 года Вторая Мировая война закончилась. Но с последним выстрелом пушки страдания нашего народа не прекратились. Бывшие наши союзники по борьбе с фашизмом обложили нас своими военными базами,  стали грозить нам новой войной. Для того чтобы отбить у них желание воевать с нами, мы должны были содержать огромную армию и работать над созданием своего ядерного оружия. Тысячи наших городов и сёл лежали в руинах. Восстанавливая разрушенное войной хозяйство и, одновременно, готовясь к отражению новоявленного врага, страна с трудом находила средства для обеспечения жизни подрастающего поколения. Зимы, в первые послевоенные годы, были свирепыми. Мы, "дети войны", не имея тёплой одежды продолжали, как и в военные годы, страдать от простудных заболеваний.

Фашизм, издыхая, будто бы, оставил нам своё проклятье: с юга к нам прилетали жаркие ветры, выжигали наши посевы. Мы снова жили впроголодь. Позднее один мой приятель скажет:" Среди тех, кто пережил войну нет ни одного здорового человека, мало того, проклятущая война, оставив нас жить, поставила на нас свои чёрные метки. Похоже на то, что эти метки она обязала нас передавать по наследству и нашим потомкам. Старуха с косой и впалыми глазами, находит нас по тем меткам и гибнем мы раньше сроков отпущенных на жизнь природой.

О наших отцах и старших наших братьях громивших фашистов написано много книг и много снято фильмов. Труженикам тыла, своими трудовыми подвигами обеспечившим победу, тоже было воздано по их заслугам. Но вот О нас ,"детях войны," выживших в суровых условьях, победивших голод и холод, а порой и саму смерть, пока ни кто не сказал ещё ни слова. А теперь уж вряд ли и скажет. Тех кто своими глазами видел все ужасы войны и послевоенного лихолетия осталось так мало. Теперь даже если кто-то что-то и напишет, то это будет из раздела О.Б.С. (Одна бабушка сказала)

В моей памяти из всего того, что я видел и что пришлось пережить самому, ещё живо, не стёрлось .И я считаю себя обязанным, не сгущая краски и не разбавляя их водой, всю правду о тех временах преподнести новым поколениям в тех красках и тонах, в которых видел её сам.

 
               


                ФЕДЬКА И ВАЛЬКА АНТИПОВЫ
Фёдор Антипов умер не дожив до своего тридцатилетия два года. При анатомическом вскрытии было установлено, что у него было когда-то отравление-желудок у Фёдора был чёрным.
За поминальным столом Толян Шавкин высказал по этому поводу своё заключение: Федька умер от того, что отравился селитрой.
На вопрос, почему он так думает, Толян ответил, что для того чтобы у свиней не было глистов, он своим свиньям даёт древесный уголь.
В прошлом году у него древесного угля не было, поэтому он на погрузочно-разгрузочной площадке набрал бурого угла. Бурый уголь свиньи пожирают с не меньшим аппетитом, чем древесный. Только на этот раз уголь оказался смешенным с селитрой. После такого угощения кабанчик перестал расти. Кабанчика пришлось прирезать. Желудок у кабанчика, как и желудок Федьки, был чёрный.
-Ты что же, хочешь сказать, что Фёдор в место сахара в чай селитру сыпал?-ехидно заметил зоотехник Иванов.
-Ну тоды я не знаю,- не желая вступать в спор со специалистом ответил Толян,- тоды его, наверно, война достала.- ни к селу, ни к городу ляпнул Толик.
Этот манёвр Толика вызвал только ухмылки на лицах присутствующих. Бухает, мол, Толян не просыхая - вот и забыл, когда та война и была-то.

Село, конечно, знало, что колоски пшеницы пролежавшие зиму под снегом собирать не следует - зерно в них к весне становится ядовитым и употреблять его в пищу опасно. Но Федька со своей сестрёнкой Валькой собирали и ели. Они весной и по прошлогодним картофельным плантациям бродили, искали в оттаявшей земле перемёрзшую за зиму картошку. А что им ещё оставалось делать! Голод ведь -не тётка.
Они уж и по соседним сёлам пробовали с сумой ходить, только обнищавшее за войну население им ничем помочь не могло - у него и свои-то дети жили впроголодь.

Колхоз их семье тоже ничем не помогал. Если тётя Маруся - Федькина мама - шла в правление колхоза просить подводу, чтобы дрова из леса привезти, ей говорили, что нынче свободных подвод нет - все заняты на колхозной работе. Однако всему селу было известно, что не дают потому, что помогать семьям дезертиров власти запретили.

Отец Федьки и Вальки, дядя Егор, с фронта дезертировал. Его поймали и отправили в Воркуту. С Воркуты он бежал. Его снова нашли где то в тамошних лесах. Таскаться по снегам с обессилившим человеком не захотели и пристрелили. Словом, дядя Егор Антипов погиб при попытке к бегству.

Валентина Егоровна дожила до седых волос. Замужем не была. Наши сельские доброхоты её "пожалели". От них Валентина Егоровна родила двоих деток.
Приезжая в своё родное село в отпуск я забегал навестить Валентину Егоровну(её мать моей бабушке Аксиньи приходилась родной племянницей). Сын Валентины от рождения был и умственно не полноценен и так уродлив телом, что у меня после посещения своей кузины, от жалости к существу, с которым нас связывало какое-то родство, текли слёзы.

Дочка Валентины Верочка оказалась ребёнком благополучным: и разумом, и внешностью была не хуже других невест села. поэтому удачно вышла замуж  и родила на радость Валентине внучку Леночку-умницу и красавицу. Леночка окончила в Оренбурге институт торговли. Но радость в семье Валентины Егоровны была не долгой - вскоре после получения диплома Леночка попала в автокатастрофу и погибла. На Леночке и закончился род Егора Тимофеевича Антипова.



                КАШАЧЬИ ВЫЖИРКИ
Я не знаю, что у меня в моём детстве было: коньков не было, лыж не было, санок не было, резиновые мячики я видел только во сне, велосипед даже и во сне не снился. Штанов и ватной телогрейки, видимо, тоже не было, если бы они были, то я не в окно смотрел бы на новобранцев, с песнями маршировавших по улице, а бежал бы за ними, вместе с другими мальчишками, за околицу села, где будущих бойцов Красной армии учили драться с фашистами.

У моей бабушки Аксиньи была шубейка из овчинки. Бабушка была не большого роста и щуплого телосложения. Её одёжка, хоть и была мне ещё великовата, но не настолько, чтобы я не мог ею пользоваться.

Мальчишки на улице играли в войнушку. Бабушка грела свои старые косточки на лежанке, можно было в её шубейке принять участие в сражении разыгравшемся на соседней улице.
От снежка, угодившего в меня в бабкиной шубе, образовалась дыра. Мальчишкам это показалось забавным, снаряды обеих противоборствующих армий стали лететь в мою сторону.

Дома бабушка ощупав свою шубейку, (бабушка была слепая) пришла в ужас: " «Я тридцать лет носила и ещё бы носила, а этот недоносок за один раз превратил шубу в Тришкин кофтан!"-едва не плача укоряла меня Аксинья Ивановна. Бабушка свою шубейку больше не надевала, а я в ней смахивал на давно нестриженного барашка.

Наше подворье, подаренное когда-то моему дедушке Павлу Гермогеном Филатовичем,  обнесено было стеной сложенной из каменных плит. Колхозу для строительства коровника нужен  был стройматериал. Дедушка продал плитняк колхозу за 120 рублей. Мамка съездила в Сорочинск и привезла от туда кусок материи под названием "чёртова
кожа" ,из этой "чёртовой кожи" мать моего друга Мишки Данилова сшила мне штаны. Отменные были штаны! Новые и густочёрного цвета. Таких штанов не имел ни один мальчишка нашего села Бурёнина.

Как было не похвастать такой обновой! Прошел я в них по нашей улочке -соседи в окна повысовывались: кто это в наше время смог раздобыть кровельное железо и. ни от кого не скрываясь, возит его по улице!? Подстёгнутый таким пристальным вниманием к моей персоне, я стал бегать из одного конца улицы в другой. Мои НОВЫЕ ЧЁРНЫЕ  штаны издавали такой грохот, что куры и кошки, заслышав моё приближение, спешили укрыться в своих дворах.

С наступлением жаркого лета радовать меня мои штаны перестали. Касаясь   кожи штаны причиняли мне нестерпимую боль. Чтобы остудить штаны, не снимая их, я влез в речку. После этой процедуры снять штаны стало невозможно - штанины не сгибались. Из своих замечательных штанов я выпрыгнул. Штаны остались стоять на берегу на своих негнущихся штанинах.
Создавалось впечатление , будто бы штаны натянуты на нижнею часть моего тела.
Зимой в тех чудных штанах я чувствовал себя примерно так же, как чувствует себя рыба на сковородке. Если бы я был совсем без штанов, то и тогда , наверное, мороз не так бы сильно обжигал мне голые ляжки.

В конце  февраля я заболел.Температура зашкаливала за сорок градусов. Днём я не мог поднять руки, ночью, в бредовом состоянии, пытался выскочить из-под укрывавшего меня дедушкиного тулупа и куда-то бежать. Фельдшерица тётя Тоня установила диагноз - крупозное воспаление лёгких и сказав, что люди при температуре тела в сорок один градус умирают. Поскольку сбивать температуру было нечем, я должен был вскоре умереть.

Однажды, открыв глаза, я увидел сидящего в ногах у меня моего дедушку Павла. Дедушка смотрел на меня и тихо плакал. У него было три сына: все они остались лежать где-то далеко от дома. И вот теперь умирает его последняя радость внук Ванюшка. Умирает на его глазах и он ни чем внуку помочь не может.

Но я не умер. Я каким-то чудом выжил. Температура спала. Я стал вставать на ноги. Однако ходить пришлось учиться заново - сначала в комнате, держась руками за стену, потом вышел во двор, а там и на улицу потянуло. Однако, без лекарств и должного питания, силы ко мне возвращаться не хотели.
Мишка Данилов идёт обычным неспешным шагом, а я (так мне тогда казалось) бегу изо всех сил, но догнать его не могу.

Моя двоюродная сестра Настя в то время работала буфетчицей в ресторане в Ташле. Своим родителям она привезла из Ташлы гостинец-маленькую скибочку колбасы. Тётя Ефимия, сестра моей мамы, от той колбаски отрезали мне граммов восемьдесят. Вот это было лакомство! Ни когда в жизни я ничего подобного больше не ел.

Возможно, тот кусочек колбасы дал какой-то толчок моему организму, возможно наступившее лето вернуло мне силы, не могу сказать что, но я к осени был уже готов ходить в первый класс нашей Бурёнинской начальной школы.

К весне следующего года я снова заболел. На этот раз уложила меня в постель, под дедушкин тулуп, злая "лихоманка" .Трясла меня та злючка не менее полутора месяца. Ни каких средств, кроме таблеток хинина, в то время не было. Таблетки же были невыносимо горькими. Я их, отвернувшись
к стене, чтобы дедушка Павел не видел, выплёвывал.

Наконец дед вспомнил народное средство: приготовил зелье из шишек хмеля, налил до краёв литровую кружку -на, пей! А сам сел напротив. Противно было вливать в себя то горькое снадобье, но дед сидит рядом.
Пришлось выпить до донушка. На следующее утро я был на столько здоров, что здоровье наполняло моё тело, я это явно ощущал, весенним звоном.

Дед мой из меня один недуг выгнал, но на меня свалилось новое несчастье- я оглох. Оглох напрочь. В сентябре в школу надо ходить , а я- глух как пень.
 В школе меня посадили за первую парту, напротив классной доски. Но толку от этого не было никакого. Вижу, учительница что-то говорит, открывает и закрывает рот, только ни один звук  до моего мозга не доходит.. То правым, то левым ухом поворачиваюсь к доске, по-гусиному вытягиваю шею - тишина! Только к началу ноября глухота моя прошла.

Если бы в те времена была книга рекордов Гинеса, то моё имя внесли бы в нее непременно - в первый класс я ходил три года. Хотя навряд ли. Неверное, учли бы то, что от своих одногодков я отстал только на один класс, так как в школу начал  ходить на год раньше.   

У нас была соседка-тётя Ксеня Семиколен. Тётя Ксеня говорила моей матери: " Феня, не хожу в баню из-за того, что боюсь увидеть себя голой, мослы лезут уже через кожу. Но и тётю Ксеню шокировала моя худоба. Эта острая на язык тётка дала мне прозвище "Кашачьи выжирки."

Собак я не опасался. Они меня не кусали, видимо, не хотели пачкать свои зубы о дохлятину.
Силы во мне было не много. Всем хотелось ущипнуть меня, дать подзатыльник,  Приходилось яростно сражаться, отстаивать свою честь и независимость. От дефицита веса в семнадцать кг. удалось мне избавиться только к сорока годам.
                СТЕПАН
Степан появился в нашем селе где-то в середине войны. На фронте он получил ужасную контузию: отшибло мозги и нервы порвало. Родом он был из Романовки - села расположенного вблизи городка Сорочинска. Степана, как инвалида войны, на содержание определили в колхоз им. Валерия Чкалова, в наш колхоз.

Степану в то время было лет, примерно, двадцать семь от роду. Ростом был Степан, как сказали бы нынче, метр с кепкой. Да и весил-то он не намного больше суслика. Не было в Степане ни силы ни ума. Наши сельские хулиганы, подростки лет шестнадцати, забавы ради, поставят его вниз головой, скажут: "стоять Степан!" и отойдут в сторонку, потешаются. Так и торчит Степан посреди улицы в верх ногами, пока кто-то из взрослых прохожих не вернёт его в нормальное положение.

Однако, при всей его немощи, Степан держал село в страхе. Завалит бывало какую зазевавшуюся бабёнку наземь, приставит нож к горлу - зарежу так твою мать! Баба визжит, отбивается - бабе страшно , ножичек хоть и маленький, перочинный, все-таки нож. Степан-то безумный - может и впрямь в горло воткнуть. Одним словом, женщины и дети боялись Степана больше, чем лешего жившего на окраине села-в ольховой роще.

Склоны увалов, меж которых располагалось село Бурёнино, были покрыты супесчанной почвой. На таких почвах получаются отменные арбузы и дыни. Охранять бахчи всегда поручали деду Садовникову. Но детворы-то в сёлах в послевоенные годы было не меньше, чем мух в коровниках. Деду одному справиться с ними было не под силу. Но, зная дурную славу Степана , он брал его себе в помощники.
Когда Степан находился на бахче(а он был там неотлучно), пацаны бахчу обходили стороной. Дед мог из своего шалаша всё лето не вылезать.

К моей тете Ефимии из Ташлы приехал на лето внук, Колька Краснов. Кроме дедушки Павла, у меня был ещё дедушка Фёдор-отец моей мамки. Кольке дед Фёдор тоже приходился дедушкой, только двоюродным.
Дедушка Фёдор жил в самом дальнем конце села. Мы у него бывали редко. На моё предложение наведать деда Фёдора Колька согласился.
Дорогу к дедушке Фёдору мы почему-то выбрали ту, которая пролегала позади крайних изб села. Получалось так, что по правую руку от нас было село, по левую - увал, на котором были бахчи, охраняемые Степаном.

Две недели назад, возвращаясь с прополки, метров на пятьдесят ниже бахчи, я приметил арбузный кустик с двумя маленькими арбузятами на нём. Когда мы с Колькой шли к дедушке Фёдору, во мне , вдруг вспыхнуло желание показать те арбузики Кольке. Он от моего предложения ,,глянуть на те зародыши арбузов не отказался.

Но там рядом Степан. Самого Степана нам не видно. Мы видим только его шишкастую дубинку.
Видим, как она, возвышаясь над белёсыми соцветиями ковыля,  перемещается то в правую, то в левую сторону. Степана мы, конечно, боимся, но любопытство всегда сильнее страха.

От окраины села до бахчи кто-то весной проложил плугом борозду. Легли, ,значит мы в ту борозду, ползём. Колька впереди - я следом. Мы не видим Степана, Степан не видит нас. Но по дороге с бахчи идут три женщины. Они нас видят хорошо.

Слышу, одна дурёха крикнула: "Степан, вон они!". Я поплотнее вжался в борозду, но, вдруг, увидел голые Колькины пятки пролетающие надо мной. Хотел я окликнуть Кольку, поднял голову. А Степан - вот он! В каких-нибудь десяти шагах от моей головы.

Бежал я быстрей, "чем заяц от орла" и наверное, быстрее, чем Горун Лермонтова с поля боя. Ни камней, ни канав на своём пути я не видел. Земли под собой не ощущал. Не ноги несли меня, крылья страха уносили меня от неминуемой гибели. ,
Степан настигнуть меня, десятилетнего мальца не может, но и не отстаёт. Я слышу его мат и, вдруг вместе с матом через мою, короткостриженную голову, летит шишкастая дубина Степана. Не намного успел я отбежать, пока Степан подбирал свою дубину.
-Стой туды-т твою мать!- орёт Степан и, едва не скользнув по моей макушке дубина летит прямо под колени Кольки, Но Колька бегает быстрее, чем летает Степанова дубинка.

Вот уже и крайняя изба Дорошенковых. Около избы толпятся женщины. Стой! кричит Степан и я, как заяц под гипнозом удава, замер на месте. Оглянуться я не успел - дубинка Степана ударом в плечё свалила меня на землю. Рухнул , будто трава скошенная острой косой моего дедушки Павла.

Женщины рядом, но подойти бояться. Я слышу их голоса:- "стой, Степан! Брось, Степан!" Боли я не чувствовал, визжал больше от страха. Дубина плясала по моему тощему телу, будто матрос на палубе корабля. В плечо, в спину, в голову сыпались её удары.

Краем глаза вижу приближается дед Алейников с длиной палкой. Его Степан послушался и ушёл на свою бахчу. Его там нашли подростки. Лежал Степан на бахче со ртом забитым пеной. С ним всегда так было, когда он сильно нервничал.

Визжать я перестал сразу же, как только Степан повернулся ко мне спиной. Теперь я уже думал: как мне явиться домой. Шишмаки полученные  от дубины были у меня по всему телу. На темени сидела такая огромная бульба, которую я не мог прикрыть ладошкой. Этот шишмак мать не заметить ни как не могла. А заметив , могла ещё и от себя добавить.

Время было предвечернее, стадо коров возвращалось с пастбища. В стаде был свирепый бугай-бык производитель. Вот на него-то и надо свалить вину Степана, - нашел я выход из затруднения.
И, конечно же, стоило мне переступить порог, мать обратила внимание на моё состояние, но ни как не отреагировала на мои объяснения. Она спешила встать в очередь на сепоратор. Молоко сепорировали у Завражиных, это на соседней улице.
На полу был разостлан тулуп, теперь уже покойного, моего дедушки Павла. Встреча с матерью прошла без эксцессов. И я уже собирался  блаженно отдаться во власть Морфею, но тут, чуть не слетев с петель, раскрылась дверь. В дверном проёме возникла моя мамаша.

Я был мал и никогда ещё не видел диких зверей. А тут в дверях появилась тигрица, со встревоженными глазами. И непонятно чего в её глазах было больше: ярости, тревоги или невысказанной любви к умирающему дитяти. В них читались все чувства, на которые способен человек.
Оказывается, в очереди ей сказали,- ты что Федосья, здесь стоишь? там у тебя дома твой сын может быть, уже умирает.

Оставив очередь, мамка ринулась спасать сыночка. Если бы ей по пути встретился Степан, она в тот момент из него рыболовный крючок сделала бы.

Но моя мамка была человеком быстро отходчивым - увидев меня в добром здравии быстро успокоилась и вернулась в очередь на сепаратор.

Вскоре в Москве объявился человек заявивший, что это он Тупиков Степан, а тот ,что в Бурёнино страдает от увечья, его брат Юрий. Через пару месяцев тот московский Степан, приехал к нам в село и забрал нашего Степана в Москву на лечение. Только наш Степан до Москвы не доехал. Где-то под Куйбышевым (Самарой) свалился с баржи и утонул в Волге.

В начале мной овладело чувство удовлетворения - мой обидчик был наказан. Но через два-три дня мне стало Степана жалко. И я от всего сердца Степана простил. А простив Степана я сам испытал облегчение - будто освободился от чего-то лишнего, ненужного.



                МИШКА
Село Бурёнино своей северной окраиной жмётся к ольховой роще, а один из массивов рощи своим окончанием входит в улицу Набережную. На этой улице, в двухстах метрах от того массива, в один и тот же час мы с Мишкой Даниловым, крикнув своё первое "У-а!," оповестили жителей села о том , что их мир теперь стал и нашим миром, что им теперь придётся отдавать нам  какую-то часть благодатного воздуха ольхового леса.

Впрочем, ничего другого они нам дать и не могли. Через четыре года после нашего первого "У-а"началась война. Через четыре года после нашего явления в свет, появился лозунг: "Всё - для фронта, всё - для победы"

Наши мамаки за год обязаны были выработать минимум сто сорок трудодней. На те сто сорок трудодней осенью получали от колхоза сто пятьдесят, максимум двести килограммов зерна. По подсчётам наших стариков, этого количества зерна на пропитание одного взрослого человека могло хватить только на десять месяцев.

Одному - на десять! А нас, на одну работающую мать, было пять не трудоспособных. Выручала картошка. Этого продукта был предостаточно. Чтобы экономить зерно, хлеб пекли из муки на половину смешенной с толчёной картошкой. Но не даром же говорят, что хлеб всему голова. Если нет хлеба то, чем бы ты брюхо не набил, всё равно будешь голодный.

Наша ольховая роща щедро снабжала нас крапивой для борща, любовно вливала в наши лёгкие кислород, производимый её листвой, но хлеба нам она не давала. В животиках у нас жил злой деспот - голод. Терзая наши желудки, гнал он нас в степи на поиски подножного корма. Только придавленный какой- либо кислой зеленью, вроде щавеля или степной незрелой вишни, он на короткое время засыпал. Тогда мы спешно мчались к речке Грязнушке, чтобы остудить наши, вскипавшие под жгучими лучами солнца, мозги.

На поиски дармового пропитания мы с Мишкой ходили вдвоём. И никакого другого мальчишки, в обмен на Мишку, я не взял бы.

Мой приятель Мишка, в противоположность мне, прирождённому молчуну, никогда не умолкал. Его круглая голова всегда была полна невообразимых фантазий, которые он на протяжении всего дня, вливал мне в уши. Вот послушайте одну из них.

-Вань (это было моё официальное имя),-Вань, ты не шибко испужаешься, если я тебе сейчас расскажу страшную-престрашную историю?-вкрадчивым голосом спрашивал меня Мишка.
-Не испугаюсь. Я не трус. Давай говори.
-Шли мы с Петькой по лесу (в Мишкиных рассказах всегда присутствовал какой-то неизвестный мне Петька) Шли мы с Петькой по лесу, вдруг, из кустов... как выпрыгнет мышонок, маленький такой, серенький, да как завизжит!
-Ух, как страшно-то! У меня даже дух перехватило.
-Ты Вань, дальше слушай. Схватил я того мышонка за шкирку, сунул в сапог, а голенище сапога верёвкой перевязал, чтобы он из сапога не вылез. Пускай думаю в сапоге сидит - неча людей пужать.
-Он что, до сих пор там сидит? Чай, задохнулся уже! - начал сочувствовать я мышонку.
-Не, Вань, ты знаешь какие у мышей зубы острые! Если бы мне такия, я бы ими берёзки грыз и хлеба мне было бы не надо. А, этот дурак, сапог прогрыз, глянул на меня своими злющими глазками да как вцепится в мою штанину зубами! Я и туда, и сюда, а он ногами в асфальт упёрся и держит. Я с места тронуться не могу. Штанина трещит, а он держит. Гад!
-Не заливай Мишка. Тот мышонок весит-то чуток больше таракана. И ты его с места сдвинуть не мог?
-А он, Вань, хвостом за берёзку зацепился. Как бы я его вместе с берёзой-то мог тащить?

Чтобы не спорить с Мишкой дальше, я задал ему вопрос:
-Мишка, ты сказки любишь?
-Нет, Вань, я есть люблю. -Категорично заявил Мишка.

А вот этой своей выдумкой мой друг чуть было меня с ног не сбил.
-Ты знаешь, Вань, а ты ведь мой сынок, -сморозил Мишка,- это я тебя родил, а ты думаешь, тётя Феня.
-Э-й, Мишка! Тебе, наверно, солнце в башку ударило, вот ты и несёшь чушь всякую. Ты сам подумай: я ростом больше тебя, как бы я у тебя в животе поместился?
-Это я сейчас маленький, а тогда большой был,- не сдавался приятель.
-Это как же? был большой и, вдруг, стал маленьким?!
-А я, Вань, об асфальт стёрся.
Увидев мой удивлённый взгляд, Мишка пожал плечами, показывая своё неудовольствие моим недоверием. Потом продолжил:
-Если бы ты видел когда-нибудь асфальт, Вань, ты бы не удивлялся. Знал бы ты, какой он шаршавый! хуже , чем точильный камень в кузнице.
Я стал догадываться - Мишка упирается потому, что хочет доказать мне своё право, право родителя, чтобы верховодить в нашей небольшой компании, чтобы командовать мной так же, как в их семье командует всеми его мама. Пыль с Мишкиных ушей надо было сбивать.
-И где же ты, Мишка асфальт-то нашёл? - ехидно спросил я Мишку.
-В Сорочинске,- попытался вывернуться Мишка.
-Не ври! В Сороке (так называли город Сорочинск жители окрестных сёл) никакого асфальта нет!
-Сейчас нет, а тогда был.
- Если был, то куда же он девался?- наседал я на Мишку.
-Стёрся,- вывернулся Мишка.
-Как это?
-Мы, Вань, тёрлись-тёрлись друг о друга, теперь я стал маленьким, а он совсем стёрся.
Пререкаться Мишка мог до вечера. Я знал, Мишка костьми ляжет, но в споре не уступит.

И я решил склонить Мишку к ничьей.
-Замолчи, сказал я Мишке, - у меня от твоей болтовни живот уже болит
-А ты, Вань, разбежись и о вон ту берёзку животом стукнись. У тебя будет выкидыш и твой живот болеть перестанет.
-Ты-то откуда это знаешь? -удивился я познаниям друга.
-Моя мамка так делала, когда я у неё в животе был.
-Почему же ты тогда живой?
- Мамка только один раз о берёзку стукнулась, а нас двое было.  Братик вывалился в воду и утонул, а я умный был, я за камышинку схватился, -продолжал вешать мне лапшу на уши Мишка.
-Ну и дурак!- сказал я.
-Почему, Вань, почему я дурак, Вань? -ни сколько не обидевшись, стал приставать ко мне мой навязчивый друг.
-Был бы умный, плавал бы теперь в прохладной воде голенький, а не парился бы сейчас здесь под солнышком.
-Не, Вань,- не заметив моей колкости продолжал Мишка.
-Я, Вань, был не голый, я в рубашке родился.
-Ну, ты даёшь, Миня! Так не бывает, чтобы в рубашке родиться.
-Бывает, Вань, мой дедушка Ефим тоже в рубашке родился, потому и с войны живой возвратился. Бабушка говорит - счастливчик!
-А ты, Мишка, тоже счастливый?
-Угу, -промычал Мишка, -Вань, я есть хочу.
Мишка был во всём счастливый, только всегда голодный.

Когда из Мишкиной, разогретой солнцем головы, с того места, которое темечком называется, появлялся сизый дымок, мы шли на берег Грязнушки. Там, под сенью берёзок, наши мозги дымиться переставали, но Мишкино "Вань я есть хочу" будило того изверга, который был у меня в животе. и я приходил в то состояние, о котором говорят:"кишка кишке бьёт по башке" Однажды не выдержав мук я сказал Мишке :
-Ладно, Мишка, вон трактор стоит, пойдём к нему, может нас по быстрому домой довезут.
-Вы, ребята, чего хотите? -спросил дяденька поднимаясь в кабину трактора.
-Бури! -выпалил Мишка.
-Зачем вам буря!?- удивился тракторист.
- Чтобы домой быстрее домчаться. Мы есть хотим,- опять Мишка высунулся вперёд меня.
-Понял я вас, -сказал дяденька,- только мне в другую сторону.
-Тогда твой трактор пусть совсем никогда не заведётся! -съязвил мой приятель.
-А ну, брысь отсюда, шантрапа!- осерчал тракторист.
-Шантрапа -у попа, а ты - крыса! -Это было уже хамство с Мишкиной стороны.
-Вот я вас!- дяденька замахнулся большим гаечным ключом.
Отскочив от злого дядьки на безопасное расстояние, я спросил Мишку:-
-Ты зачем дяденьку крысой назвал?
-А чаво он брысь сказал? Я что, котёнок что ли!
Когда мы с Мишкой закончили третий класс, из города Уральска приехал Мишкин брат Алексей.
-Нечего тебе в этой глуши делать,-сказал Мишке дядя Лёня,-здесь ты оболтусом вырастишь.  Поедешь со мной Уральск, в городе будешь учиться. У нас Мишка больше не появлялся. Был слух, что Мишка выучился на прораба и работает на стройках Уральска. Если это так, то я рад за Мишку. Тогда вышло так , что ему повезло- из всех наших сверстников только ему удалось выйти в люди.

                ВАЛЕНТИН,   
Город Караганда - шахтёрский город в казахстанской степи. Там сухой и жаркий климат. Там и летом бывают ветры такой силы, что от пыли можно задохнуться, а от мелких камешков, гонимых ветром по улицам, можно получить ушибы. Поэтому Валька с мамкой на лето 1941года уехали на Украину к бабушке Кате.

Когда над бабушкиным селом стали летать чужие самолёты,  Мамка сказала: "Теперь Валёк нам надо вернуться к папке. От войны надо держаться подальше"

До железной дороги пришлось добираться пешком. Машин-то тогда было ещё совсем мало.

Улица села, через которое они шли, была длинной. Около магазина мамка присела на скамеечку отдохнуть. В это время над селом пролетали самолёты. Из самолётов посыпались, какие-то брёвна.
Брёвна отваливаясь от самолётов, ужасно визжали, а там, куда они падали, поднимался чёрный фонтан. Мамка встала со скамейки. В это время одно бревно упало недалеко от того места, где они с мамкой были. Его чем-то упругим толкнуло и он упал.

Он поднялся с земли, а мать продолжала лежать. Пришли две тётеньки, послушали мамкину грудь, потрогали шею и сказали , что мамку убила бомба.

Потом подъехал грузовик в котором сидели дяденьки с ружьями. Из кабины вылез ещё один дяденька, спросил, где сельсовет и где живёт председатель. Велел тётенькам сесть в кабинку и куда-то их увёз. Как он оказался за селом , Валентин не помнил. Знал только, что надо идти к папке.

Мимо него прогрохотали какие-то железные машины (Валентин тогда ещё не знал, что это танки), профырчали грузовики с дяденьками,  И не было до него никому никакого дела. Хотелось пить, но рядом не было ни какой речки. Слёзы на его лице высохли, оставив две грязных дорожки на щеках.

-Куда это ты топаешь, малыш? - проговорил кто-то хриплым голосом над головой Вальки.
Запрокинув голову Валька увидел смуглого бородатого дяденьку.
-Где твоя матка, зачем ты плакал? - продолжал участливо спрашивать Вальку дяденька, -Зачем пятки жжёшь, а обувку в руках несёшь?
Обрадованный тёплому человеческому голосу, Валентин с охотой рассказал дяденьке, как - оказался на этой дороге. Дяденька дал ему напиться и смыл с лица следы слёз, - сказал,- Ну, что ж давай теперь вместе будем искать твоего батьку. Дяденька толкал впереди себя тележку, в которой сидел такой же чёрный, как и дяденька, мальчик. Туда же дяденька посадил  и Вальку.

Мальчишку звали Стёпкой. Стёпка сказал, что дяденьку зовут дядя Рома и что дядя Рома его отец.
Дядя Рома катил тележку, а Валька и Стёпка спали.
На другой день их тележку обступила шумная толпа дяденек и тётенек. Стёпка сказал, что это цыгане - его родственники.
-Ты тоже теперь станешь цыганом, - сказал Стёпка.

Первое время цыгане в сёла, если там были немцы, не заходили. Ночевали в скирдах соломы. Холодными ночами жгли костры, чтобы не мёрзнуть устраивали вокруг них свои цыганские танцы. Тётя Лиля- сестра Стёпки- заставляла своего брата- и Вальку тоже- скакать вокруг огня. Она же и учила их тому, что надо говорить людям, чтобы те давали им картошки или яйца. У Вальки ни чего из тёплой одежды не было. Тётя Лиля раздобыла где-то для него старый ватник. Ватник был великоват, но зато в него можно было укутаться с головой, а поджав ноги спрятать от холода пятки.

Четыре года ходил с цыганами Валентин. Мамка во сне снилась ему редко, зато не проходило ни одной ночи, чтобы не приснился отец.
На каком-то железнодорожном разъезде дядя Рома сказал ему:
-Сынок, ты теперь уж совсем большим стал. Цыгана из тебя всё равно не сделать - уж больно ты сивый. Ищи теперь своего батьку без нас. И, свесив свою кудлатую голову, ушёл.

Вскоре на разъезд прибыл товарный состав. в котором ехали солдаты. Договориться с солдатами Валентину было не трудно- тётя Лиля научила его многому.

В солдатской теплушке Валька пел для солдат песни, танцевал цыганские танцы, солдаты кормили его тушёнкой. В Соль-Илецке солдаты сказали , что дальше они ему не попутчики. В Караганду ехать надо по другой ветке. На перроне станции дежурил милиционер. Солдаты попросили милиционера , чтобы он посадил Вальку на поезд следующий до Караганды.

Однако милиционеры решили определить Вальку в детский дом.
Детские дома в послевоенные годы были переполнены  детьми оставшимися без родителей. Однако детские приюты продуктами питания снабжались плохо,  Даже в цыганском таборе Вальке жилось сытнее.
 Если у других ребят не было места, где бы они могли найти себе пристанище, то у Валентина отец был и было неистребимое желание с ним встретиться. Поэтому, дождавшись весны, из приюта он, как сказали бы теперь, слинял.

Милиция ещё несколько раз снимала его с крыш вагонов и помещала в приюты. Но во всех детских домах с питанием было - хуже не придумаешь. Ребята старших возрастов делали набеги на картофельные плантации колхозов. Всю добычу приходилось отдавать детям младших возрастных групп. Дождавшись благоприятных условий Валентин пускался в бега.

Но в место Караганды он оказался в городе Чимкенте.
В этом городе бродяжья жизнь Валентина закончилась. На городском рынке его опознала  тётя Зина-родная сестра его матери.. Узнала она Валентина потому, что он обличием был "вылитая её сестра Варвара" Тётя Зина сказала, что в Караганду ехать ему теперь не надо. Его папки там теперь нет. Он потерял продуктовую карточку. Без той карточки получить продукты питания было не возможно. Поэтому его отец умер от голода.

Тётя Зина работала на швейной фабрике. Своих детей у неё не было. И она племянника оставила жить у себя. Потом пристроила на свою фабрику учеником мастера по ремонту швейных машин и настояла на том ,чтобы ходил в вечернею школу рабочей молодёжи.

К тому времени , когда тётя Зина умерла, Валентин стал квалифицированным наладчиком швейных машин. и закончил семь классов общеобразовательной школы.

После похорон тёти Зины, его снова потянуло в странствия. До Ташкента добраться  решил давно испытанным  способом-в пустом товарном вагоне. В вагоне его укачало . Проснулся на пятьдесят километров  южнее Ташкента. На станции Алмазар.

Алмазар в переводе на русский означает - яблочное место, а точнее-"место, где очень много яблок".
В посёлке  были расположены: мебельная фабрика, завод по ремонту автомобилей "Волга," сельскохозяйственный техникум и садоводческое хозяйство "Алмазар"

Через посёлок, кроме железной дороги, проходил Большой узбекский тракт-автомагистраль связующая Ташкент с городом Термез - самым южным городом Узбекистана.
Проезжая по этому тракту, путник в течении получаса находился среди благоухающих  садов. На протяжении пятнадцати-двадцати километров путник вдыхал ароматы садов. Из дворов алмазарцев веяло запахом яблок. Через ограду дворов свешивались янтарные гроздья винограда,  наполняя воздух тёплым запахом солнца, золотились персики.

Впервые увидев такое великолепие, Валентин подумал, что это место райское и живут здесь одни небожители. В этом «райском» месте решил он осесть навсегда. Но как тут обосноваться. для него был трудно решаемым.
Ни на трактором управлять, ни кетменём махать он не умел. Одним словом, ни земледельцем, ни животноводом быть он не мог - не умел. А швейного производства в Алмазаре не было.
Встретились с Валентином мы случайно. Ожидая электричку я сидел  под карагачом, бросавашим густую тень на перрон вокзала. Рядом  Валентин присел на скамеику рядом со мной. По его удручённому виду я понял: у мужика что-то в жизни неладно. Мне в моей жизни самому приходилось попадать в затруднительные положения, поэтому инициатором разговора стал я.
В то время я был начальником электросилового хозяйства и насосных станций садово-виноградного совхоза Алмазар. Взять электриком человека не имеющего подготовки для работ в электроустановках я не мог, но но я нукждался в машинистах насосных станций (их в совхозе было около 30и). Если мужик освоил ремонт швейных машин,-подумал  я,-то уж водяные насосы освоит без труда. 
С Валентином мы условились: до первой получки он будет жить в моей семья, а там переберётся жить в помещение насосной станции.

Насосная станция. Куда вселился Валентин, располагалась на берегу канала "Каракульдюк"-между оградой животноводческой базы и не большим селением, в котором жили животноводы.

На молочно-товарной ферме работала дояркой Люба - не замужняя молодая женщина. Люба, возвращаясь с дойки, заносила Валентину крынку парного молока. Через месяц общения Люба забрала Валентина на свою жилплощадь.

Вскоре совхоз построил, для обеспечения своего населения и животноводства питьевой водой, артезианскую скважину. Рядом со скважиной выстроили двухквартирный дом, для операторов артскважины.

Валентин дал согласие обслуживать одновременно и насосную, и артскважину. Новый дом отдали в полное распоряжение молодой семье.

Обширную территорию скважины семья могла использовать как приусадебный участок. Чем семья и воспользовалась: развели скот, засеяли кормовыми и огородными культурами. Не маловажное значение для них имел и расположенный через дорогу яблоневый сад.

Одним словом жизнь моего подопечного сложилась удачно. Мы Валентином тоже были более чем довольны. Если раньше на то, чтобы поднять из скважины для ремонта насос, а затем снова опустить его , уходило два рабочих дня, то теперь бригада ремонтников руководимая Валентином справлялась со всем объёмом работ за пятнадцать - максимум семнадцать часов.

Люба родила Валентину, дочь Аннушку и сына Ивана. Моя крестница Аннушка выросла и удачно вышла замуж за отличного алмазарского парня.

Однако с Ванькой у нас вышла накладка. Ванька сдружился со скотниками, выучился у них водить трактор, обслуживающий нужды животноводства. Скотники приучили его курить и виртуозно крыть матом непослушных бурёнок. (Скотники не были пьющими, поэтому и Ванька остался непьющим)
Сообразительный пацан, кроме того, чему научился у скотников, ничему другому учиться не хотел. После третьего класса, как мы с ним ни бились, в школу ходить не стал.
Трактор да коровы стали его стихией.

Ближайшим нашим соседом было хлопководческое хозяйство- колхоз имени Будённого. Председателем этого колхоза был Иван Тимофеевич Саулькин- может быть не самый хитрый, но самый мудрый руководитель из всех руководителей нашего района. Скажу наперёд, Саулькин превратил «пьяный колхоз» (так до него называли это хозяйство) в передовое хлопководческое хозяйство Узбекистана и получил звание Героя социалистического труда. гер

Став председателем колхоза Саулькин первым делом избавился от всех пьяниц. Тем, кто остался создал условия труда. В его колхозе уровень жизни поднялся до высот ,о которых труженики других сельхозпредприятий только мечтали.

Иван Тимофеевич знал людей своего колхоза, но и жителей окрестных сёл тоже. Поэтому получить работу в его хозяйстве мог не каждый желающий.

Наш Иван едва достигнув совершеннолетия решил жениться. Иван Тимофеевич проведав, что наш Ванька выбрал себе в невесты одну из красавиц его колхоза, решил, что Ванька ему нужен больше, чем совхозу Алмазар. Свадьба отшумела за счёт колхоза имени Будённого. В качестве свадебного подарка молодожёны получили в собственность дом из жилого фонда колхоза.

Теперь Валентину можно было бы жить да радоваться. Но  наступили лихие девяностые годы. Колхоз миллионер развалили. Герой труда уехал на постоянное местожительство в Сибирь. Валентину, видимо, годы скитаний не прошли даром. Старуха с косой и впалыми глазами, нашла его и, раньше установленного природой времени, лишила жизни (Официальная версия смерти моего друга Валентина-рак желудка).
Я выехал из Алмазара на свою родину - в Оренбург. Как теперь сложилась судьба Ивана Валентиновича я не ведаю. Надеюсь, что свою чёрную метку Валентин сыну в наследство не оставил.

               
 

                ВОЙНА--КРУШИТЕЛЬ НРАВОВ.
"...да что ты знаешь о моём муже!-урезонивала кого-то наша соседка тётя Шура,- красивее  и лучше моего Акима был только Федя, муж моей                подружки Фени» Свидетелем этого разговора стал я случайно.

                ВОЙНА--КРУШИТЕЛЬ НРАВОВ.
"...да что ты знаешь о моём муже!-урезонивала кого-то наша соседка тётя Шура,- красивее  и лучше моего Акима был только Федя, муж моей                подружки Фени» Свидетелем этого разговора стал я случайно.

Весть об окончании войны принёс мне Витька Черемисин. Этой светлой радостью с кем в первую очередь должен был я поделиться ? Ну, конечно, с мамкой! Не дослушав Витьку я ринулся на поиски мамы.

В колхозе была небольшая отара мериносовых овец. Эти овцы были на попечении моей мамы.
Солнце весёлым весенним светом заливало лужайку перед берёзовым колком
Овцы пощипывали зелёную, только что выбравшуюся на белый свет, травку. Мамка с тётей Шурой  были тут же на лужайке, беседуя о их вдовьей судьбе.

Будто красочный воздушный шарик к столу именинника, подлетел я к мамке. "Мамка, война закончилась! - выпалил я новость.
К моему изумлению эти две, некогда самые счастливые на селе женщины, к тридцатилетнему возрасту успевшие нарожать по четыре ребёнка,  моих восторгов со мной не разделили. Вопреки моим ожиданиям, на их  лицах радости я не увидел.

Причину их апатии я понял позже: знали они, что им их красавцев мужей победа не вернёт, а всякие дяди Вани и Григории Степановичи как мордовали их, так и будут мордовать. Война покалечила и тех, кто оставался в тылу.

Каждый трудоспособный житель села в те годы обязан был за год выработать в колхозе сто сорок трудодней? А тот кто не укладывался в этот минимум считался тунеядцем и был кандидатом на поездку в город носящий славное имя Максима Алексеевича Горького. И там, выбагривая из реки набухшие водой брёвна, должен был в течении года смывать с себя позорное звание "тунеядец."
А кто в бригаде распределяет работы? Бригадир. То есть Иван Тимофеевич или Григорий Степанович.  Будут у тебя к концу года те самые сто сорок тр. Зависело от твоего бригадира.  Правда, пошлют тебя в город Горький-это было ешё на воде вилами писано. Колхозу рабочие руки самому были нужны.
Имелась и более веская причина делающая вдов покорными исполнительницами бригадирских прихотей.

У вдовушки малые детки в не натопленной избе стынут. У неё голодная коровушка мычит в хлеву. Вдове нужен транспорт, чтобы привезти дрова из леса, привезти для коровки сена. К кому пойдёт она со своими заботами? К бригадиру! Потому как, всем гужевым транспортом и всей тягловой силой в колхозе распоряжаются бригадиры.
И вот проникнувшись заботами вдовы, её бригадир Иван Тимофеевич, говорит:" на этой неделе ни чем я тебе помочь не смогу. Надо ж дать!"

А у вдовы детишки в стылой избе. За неделю они и заболеть от переохлаждения могут. И коровёнка с голодухи к концу недели на ноги вставать перестанет.
И вот она решается - раз уж надо дать, так придётся. И она говорит:
- Ты Ваня нынче вечером к моей соседке Шуре приходи. Её свекровь нынче ночью моим детишкам сказки рассказывать будет.
А кто же не знает: где интим, там и беременность, где беременность, там и аборты.
Аборты женщины делали друг другу сами. Других спецов по этим делам не было.

Сколько раз моя мамка из-за дяди Вани оказывлась на краю жизни! Чтобы мы не видели страданий нашей мамы, чтобы не слышали её воплей, тётя Ефимия, мамкина сестра, забирала нашу страдающею мать к себе домой. Нам говорили, что у мамки сердце разболелось.

Из-за мамкиной "сердечной" болезни мне приходилось сносить обиды со стороны родственников дяди Вани, терпеть поношения со стороны моих сверстников.

Один бесшабашный парень, Пашка Абаимов, подбивал клинья к моей двоюродной сестре Нинке. Стремясь добиться моего расположения, Пашка подарил мне свою финку. У ножа была красивая рукоятка из цветного плексигласа.

Но финку в кармане я носил не потому, что рукоятка у неё была красивая. Я вынашивал план мести. Мало того что из-за дяди Вани страдала моя мама, этот ненавистный мне дядька при мне сказал как-то, что на войне только дураки умирают, а кто по -умнее домой живыми приходят.

Я знал, что с дядей Ваней мне не справиться. Поэтому, - так размышлял,- мне надо выбрать момент, когда можно будет подойти к дяде Ване вплотную и сунуть финкой в живот. От боли он согнётся и тогда через спину всадить финку в его поганое сердце" А когда дядя Ваня будет подыхать, сказать ему: "Дураки умирают не только не войне, но и дома тоже!"

Через неделю Пашка догадался, что для пятнадцатилетнего пацана финка -плохой подарок. И финку у меня забрал.

Я что-то уже понимал и на свою мать не злился. А вот Колька Железнов обид прощать не умел: постоянно хамил своей матери, а когда подрос, ушёл из дома.

Тем майским утром и моя мамка, и тётя Шура понимали, что наступивший мир их от лопат, навильников, и колхозных подойников, как и от дядей Ваней, не избавит. Поэтому и не было в их сердцах радости.

На этом я мог бы своё повествование закончить.
Но тогда читатель не узнал бы что аборты - это ещё не самое ужасное на что могу пойти женщины лишь бы их дети не голодали.

История которую я собираюсь сейчас рассказать  очень и очень гнусная. , но поскольку  о тёмных сторонах жизни военного времени говорить пока ещё ни кто не решился, то рискуя прослыть пошляком, начну говорить я.


Уважаемый читатель, всё, чему я был свидетелем, я расскажу тебе вовсе не для того чтобы кого-то очернить. Я поднять наших мам на высшую ступень пьедестала хочу. Чтобы их потомки увидели в своих бабушках не только доблестных тружениц тыла, но и святых мучениц того злосчастного времени.
Ну а то, что чем гуще варево, тем больше пены выходит на поверхность и без меня давно всем известно.

До начала пятидесятых годов сельское население не могло покинуть колхоз и выехать в город. В городах была паспортная система, а жителю села паспортов не выдавали. Без паспорта куда ж поедешь?

Но послевоенное лихолетье закончилось. Страна из разрухи вышла. Паспорта колхозникам стали выдавать не спрашивая на то согласия у руководства колхозов. Сельская молодёжь стала искать лучшей жизни в промышленных районах страны. Перемещение народных масс уподобилось Великому переселению народов.

Семейство тёти Шуры Щербининой всем своим составом снялось с родового гнезда и подалось в Среднюю Азию. Обосновавшись на новом месте, тётя Шура предоставила кров и моей старшей сестре Клаве. Летом 1954го года с бумагами свидетельствующими о восьмиклассном образовании и я подался в южную сторону.

В Сорочинске железнодорожный вокзал гудел, как пчелиный улей во время активного медосбора. Поезда трогаясь с мест своего формирования уже были забиты пассажирами. Люди ехали на крышах  и в тамбурах вагонов.


Дяденька в красной фуражке (я тогда ещё не знал, что это дежурный по вокзалу), чтобы пройти к выходу на перрон, должен был перешагивать через тела людей распластанных на деревянном полу станционного помещения.
Достать билет на пассажирский поезд не было никакой возможности.

Кроме пассажирских поездов между Куйбышевым и Ташкентом курсировал ещё и почтово-багажный,  к которому было прицеплено три пассажирских вагона. Этому поезду народ почему-то присвоил имя Алексея Максимовича Горького. "Максим Горький" по пути следования кланялся каждому встречному столбу, у каждой встречной шпалы спрашивал разрешение на дальнейшее следование. Поэтому его вагоны редко когда видели транзитных пассажиров. Народ считал, что лучше двое суток бесплатно дышать свежим воздухом на крыше, чем за деньги неделю париться в душных вагонах "Максима Горького"

Пока я пять суток кантовался в Сорочинске, пристанционные клопы столько высосали с меня крови, что я стал бледным, как узник  казамётов острова Ильф.. И я решил: лучше долго ехать, чем долго кормить своей кровью клопов. "Максим Горький" был несказанно рад такому моему решению.

Я наживал синяки на жёсткой второй полке мерно покачивающегося вагона. За открытым окном медленно вращались выжженные степи, мимо проплывали телеграфные столбы с сидящими на их верхушках большими степными птицами-беркутами.

Где-то в районе Казалинска тоскливые казахские степи сменились бескрайними водами вышедшей из берегов реки Сыр-Дарьи. Чугунка в те годы была одноколейной. "Максим Горький" подолгу стоял на полустанках, пропуская мимо себя как встречные, так и попутные поезда. За время стоянки я успевал вдоволь насладиться прохладой придорожных вод. Дикие утки уступали мне место подле насыпи и, погрузив свои головы в воду, широкими клювами хватали различную живность проплывавшую мимо них. Над гладкой поверхностью воды, будто поплавки рыболовных сетей, покачивались их серые гузки.
,
Нынче путешествуя по железной дороге, мы начинаем ощущать движение только после того, как состав выкатится за станционную стрелку. В прежние времена на то, чтобы плавно сдвинуть состав с места, у локомотива мощей не хватало. Поэтому машинист толкал вагоны в сторону обратную движению и, пока ещё лязг буферов катился в хвост состава, резко бросал машину вперёд. Громкий мат пассажиров был результатом таких манёвров.

Обычно люди в пути, кто с помощью карт, кто бобов, стараются предугадать своё будущее. Мне гадать нужды не было, я и без гаданья знал, что жить буду у двоюродной сестры Насти, из Ташлы переехавшей в какой-то город Янгиюль и, вместе с её сыном Колькой, буду осваивать профессию фрезеровщика.
Поэтому я был безмятежен и бессонница меня в дороге не мучила. На каком-то разъезде, при манёвре машиниста, я так треснулся головой о перегородку вагона, что морфей прикайфовавший на моих ресницах, с перепугу вылетел в окно.

С нижний полки до моего сознания стал доходить разговор двух женщин.
-Эх, подружка, знала бы ты, как мне достались мои детки, обревелась бы!
-Что и говорить! - послышался окающий голос другой женщины, - растить детей в те годы было всем не легко.
-Тяжело было всем знаю, но испытать такое, что испытала я, пришлось не многим.
С нижней полки послышался всхлип.
-Что ж такого особенного было в твоей жизни, - в голосе говорившей слышны были нотки искреннего соучастия - расскажи!
-Рассказала бы, да уж больно вспоминать горько и рассказывать стыдно.
-А ты всё-таки расскажи. Авось полегчает. А насчёт того, что стыдно, так я ведь скоро сойду и вряд ли когда мы снова встретимся.
--Ну, так и быть расскажу, только ты на меня не смотри.

Я невольно становился слушателем чужих откровений. и стал чувствовать себя, как бы в чужой тарелке. Мне, наверное, надо было дать понять женщинам, что в вагоне есть посторонний, но тогда они засмущались бы и слёзы рассказчицы остались бы невыплаканными. И я стол тих, как летучая мышь в чулане.

Рассказчица, помолчав минуту, видимо не зная с чего начать, заговорила:
--В войну я жила в Ташкенте. Ташкент всегда был городом гостеприимным. Приезжих в годы войны было, пожалуй больше, чем нас, коренных жителей. Туркменский базар находится в самом центре города. По пятницам каждый, кто продирался к прилавкам, глох от галдящей на разных языках толпы. Сами узбеки народ не воровитый, зато среди приезжих воров было пруд - пруди.
В один из базарных дней меня обворовали: срезали сумку с продуктами и продуктовыми карточками.

Конечно, купить овощи или фрукты можно была без карточек. Толька без хлеба на одной капусте долго не протянешь. Соседка Катька, увидев моих детей, сказала:
-Пака ты получишь новые карточки, кормить тебе будет уже некова. -и дала совет:
- Иди,-говорит,- на Бешагач, ты там, наверна, была не один раз и скульптуру девушки с веслом видела. И скамейку окало той скульптуры тоже, наверна, знаешь. Вот иди и садись на ту скамейку. К тебе подойдёт мужчина.
Он тебе предложит помощь. Чай не красна дева сама знаешь за что.
Ближе к вечеру ко мне на скамейку подсел мужичонка похожий на бочонок из-под солёных огурцов.
Сговорились мы с ним за три килограмма риса. Он мужик в этом деле оказался человекам опытным, только больно уж слабым. Закончив процедуру скачек, мой наездник и говорит: "
-Теперь иди подмойся,- И втолкнул меня в дверь другой комнаты.

Теперь, уважаемый читатель я попрошу тебя: не торопись вешать на меня ярлык пошляка. Если ты склонен к ханжеству, то лучше эту мою повесть отложи в сторонку. Потому что дальше я буду говорить о том, что и мне слушать было противно.

-Влетев в комнату, я голая упала на пол. хорошо, что на полу был расстелен толстый ковёр. Поднимаясь с ковра, я встала на четвереньки.  Тут на меня сзади, с рыком, накинулась какая-та зверюга. И я почувствовала, что в меня входит что-то твёрдое, как капустная кочерыжка.
Повернув голову я увидела огромную собачью морду, пасть полную белых зубов и свешенный на бок красный язык. Стоило мне шевельнуться -раздался грозный рык зверя. Хозяин крикнул:" Не дёргайся- порвёт!"

Затылком я чувствовала горячее дыханье зверя, на маю голую спину стекала слюна псины, меня сковал страх. Я боялась шевельнуться.

Когда псина соскользнула с моей спины - я голая рванула в коридор. меня ташнило, от меня пахло псиной. Мой благодетель подал мне моё платье и сказал, «возьми свой рис" Я хотела крикнуть: жри сам! Но говорить  не могла. Обида и ярость душили меня.

В трамвае народу было не много. Я осталась стоять на задней площадке. Но пассажиры, казалось мне, чувствуют запах псины и с недовольством поглядывают в мою сторону.
Если бы не думка о детях, я утопилась бы в Анхоре.
Мои детки голодали и я снова села на ту скамейку.

Я был слишком молод, чтобы слушать такие гадости. В моей памяти возник образ дяди Вани и я тогда очень пожалел, что не довёл свой замысел до конца.
--Когда мои детки подросли,- уже сквозь рыдания продолжала рассказчица,- сын Катьки открыл им тайну их благополучного существования. И дети стали меня презирать. Сначала отказались садиться со мной за один стол, потом и вовсе ушли из моего дома. Теперь я совсем одна и на прощение деток уже не надеюсь.

Когда рассказ попутчицы закончился "Максим Горький", уже стоял на полустанке с мягким, милым названием"Чили". Женщины пошли осматривать столы с выложенными на них фруктами и овощами, а я, воспользовавшись их отсутствием, перешёл в другой отсек вагона.

Эта моя повесть, возможно, художественной ценности не имеет, но, как документ, свидетельствующий о жизни народа в послевоенное лихолетье, я думаю, она будет бесценна.
               
               
                ДЫМЫ ОТЕЧЕСТВА
Теперь я должен приступить к третьей заключительной части повествования о судьбе потомков моего прадеда Дементия.
Как было уже сказано начиная с 1954го года я обосновался на жительство в солнечном! Узбекистане. После окончания учёбы в Ташкентском ремесленном училище был направлен на Ударную комсомольскую стройку. Наша бригада злектромонтажников  в горах, близь города Ангрена, строила ЛЭП  (высоковольтную линию электропередач.) для уранового рудника Тем, кому приходилось бывать в турпоходах по горам, знают, что такое камнепады и как мучительно карабкаться по склонам хребтов в 45-60 градусов, к тому же покрытых острой, уползающей из-под ног, щебёнкой. Правда им «не посчастливилось» при восхождении тащить  на себе ящик  с различными железяками, весом в полсотню килограммов.

После демобилизации из рядов СА,  я на 32 года застрял в сельской местности Узбекистана. Без надлежащего инженерного образования я был зачислен на должность начальника электосилового хозяйства и насосных станций садово-виноградного совхоза Алмазар.
Специалистом я был хорошим, только  вот до крайности закомплексованным. Директор совхоза Пётр Фёдорович Юрков видя мою чрезмерную застенчивость, считал меня  к занятиям организационной деятельностью. не способным. Для решения производственных задач, специалист  уровня главного энергетика вынужден обращаться  в различные районные, областные, а то и республиканские инстанции. Я же переступая порог кабинета начальника тушевался, бледнел и заикался. Рабская моя натура не позволяла мне решать жизненно важные для хозяйства вопросы.
Я понимал, что раба в себе надо во что бы то не стало подавить. И я начал упорную борьбу со своими слабостями. Однако поставил перед собой задачу-принципов марали не нарушать.      
Я знал, что под моей черепной коробкой находятся два полушария головного мозга у каждого из них своё предназначение: в правом рождаются идеи прагматического характера, левое, ответственное за нашу чувственность,  идеи правого проверяет на соответствие их моральным принципам. Прежде чем решиться на что-то, я стал прислушиваться к дебатам  происходящим в моей голове. И действовать я начинал только после того, как  обе фракции моего парламента приходили к обоюдному согласию. Как сказал бы Михаил Сергеневич Горбачов- к консенсосу.

В результате моих побед над самим собой, мощности насосных станций возросли вдвое. И мы перестали быть зависимы от водоснабжающих предприятий. В знак признания моих заслуг совхоз наградил меня чапаном (ватным халатом), допой (тюбетейкой),  бельбоком (поясным платком) и денежной премией в два моих оклада. На эти деньги я купил ичиги (мягкие сапоги) В таком одеянии я приобрёл вид коренного жителя Туранской равнины.

За последний десяток лет моей деятельности энерговооружённость совхоза достигла 82% а это значит, что многие производственные процессы были механизированы. Ни Героя труда, ни ордена Трудовой Славы я не получил, но к званию Почётного энергетика республики Узбекистан представлен был.

Весь этот разговор я нынче веду для того, чтобы показать моему читателю, что самой важной победой , из всех тех побед . которые мы одерживаем в жизни , это победа над самим собой. На любое, возникающее в его душе желанье, человек должен уметь сказать себе «нет».
Лень, страх и боли должны подчиняться слову «надо». И если есть убеждение, что задуманное совершить действительно «надо», иди вперёд упорно преодолевая завалы предубеждений твоего сознания.

В этой третьей, заключительной, части моего повествования читателю встретится новое имя-Иван Сергеевич. Имя-то новое, но персонаж тот же-это я сам. Просто я посчитал, что теперь вести разговор будет удобнее от третьего лица.
                И так:
               
                АЙВОН      
  В Узбекистане я прожил свыше сорока лет, тридцать из них в сельской местности. Естественно, уклад жизни в узбекских семьях, их традиции я знаю не понаслышке. С одной такой традицией обязательной для жителя кишлака, я и хочу ознакомить российского читателя.

Если вы войдёте во двор узбека проживающего в кишлаке (сельсмком поселении), вы увидите под кроной ветвистого дерева- или под сенью виноградника- маленький столик и вокруг него стопки курпачей - ватных одеял - это АЙВОН. Здесь можно принимать пищу или, не входя в душное помещение, отдохнуть, удобно расположившись на мягких курпачах. Здесь же хозяин принимает гостей, забежавших перед началом рабочего дня поздравить его по случаю радостного события  в семье хозяина, скажем, с прибытием сына на побывку из армии.

Хозяин усадит гостя на курпачи (стульев или табуреток в семьях узбеков нет), выставит на достархон (столик) ляган (чашу) с духмяным пловом, сам сядет напротив и, развлекая гостя разговорами, будет подливать из чайника в пиалу гостя крепкий зелёный чай (чёрный  -это не уважение). Вся эта процедура угощения называется "АШТ".

В обычные дни ашты жителями махали (квартала) устраивается в порядке очерёдности. Не принимать участия в аштах - предосудительно и чревато потерей авторитета для любого жителя махали. 
С тобой будут здороваться, при встрече приветливо  улыбаться, будто бы ничего не произошло, но скоро ты почувствуешь, что ты для махали теперь человек чужой.   

Ашты это вам не обжираловка. Во время ашта обсуждаются важные для махали проблемы – скажем, как сделать так, чтобы в кресло  директора мебельной фабрики (если такая есть на территории махали) посадить Тургуна Риспекова - жителя махали. Тургун пять лет назад окончил сельскохозяйственный техникум, но до сих пор мается бригадным механиком  хлопководческой бригады. Это не -не порядок.
Какой-то Абрамянц директорствует, а Тургун гайки крутит! Абрамянц пусть едет в Армению и там директорствует.

Махаля в Узбекистане большая сила. Если махаля решит, что Тургун должен быть директором фабрики, значит он будет директором.
А если Абрамянц заупрямится и не захочет добровольно уступить место Тургуну, то махаля Абрамянцу место  в «местах  не столь отдалённых». Для решения этого насущного вопроса махала задействует все имеющиеся у её жителей   связи в компетентных органгах , посланники махали будут стучать в двери самых высоких кабинетов, если надо будет кому-то дать на лапу, так махаля и деньги соберет. Словом, махаля знает , что нет такого директора, у которого рыльце не было бы в пуху и не пожалеет ни сил, ни средств, но докажет,  что Абрамянц - жулик!

Женщины махали. так же как и мужчины, в порядке очерёдности, принимают своих гостей. Только это у них называется не аштами, а чаепитиями.
На чаепитие они приносят различные яства-изделия своих рук--оценивают мастерство друг друга, делятся опытом. Много говорят.
Прямого участия в интригах махали они не принимают. Политика это не их дело. Они создают общественное мнение. А мы знаем, что миром не короли правят - миром правит общественное мнение. Так что если Тургун сядет в кресло директора фабрики, то в этом будет заслуга (и немалая)
женсовета махали.

Скопление женщин махали на его айвоне Ивана Сергеевича  не удивило: он знал, что нынче принимать женсовет-очередь Тамары (его жены)
-  Салом алейкум, бабылар! - приветствовал он честную компанию.
-И Вам не хворать, Иван - ака, - поспешила захватить плацдарм самая говорливая из всех женщин махали Анора - и Вам здравствовать на радость вашей семье и вашим родителям (столь многословный ответ на приветствие у народов востока обязателен). Только мы Иван-ака не бабы, Мы Иван-ака-женщины!
-Ишь ты! -сделав удивлённый вид, ответил Иван Сергеевич. -При царе Горохе вы были бабами, когда колхозный хлопок кетменями чапали то же бабами, а теперь вы что же госпожами стали?
-А ты, госпожа Джамилева,  что же не в Крыму? -обратился он к понуро сидевший женьщине, -Что Соние-апа всё никак свои хоромы продать не можешь? Покупатели не приходят что ли?
-Покупатели-то, Иван- ага, приходят, только больше пятисот долларов за мои хоромы не дают.
-А что так? Твой дом, Соние, хороших денег стоит.
-Да знаю я, что стоит. И муж из Крыма звонил, сказал, что бы меньше, чем за две тысячи не отдавала. Только здесь теперь, Иван- ага, аксакалы всем заправляют. Объявили в мечети, чтобы за дома отъезжающих ни кто больше пятисот долларов не давал. Кто ж теперь дедов ослушается! Теперь все говорят:-"куда им деваться, не заберут же с собой. Придет время и за триста отдадут" А что мне эти пятьсот баксов, только и хватит, что до Крыма доехать. А на что там строиться будем! -чуть не плача заключила Соние.
-Ну так и жили бы здесь - кто вас гонит!- подала свой голос тихоня Гульнора,- Там, говорят народ вредный и злой живёт: если чужая курица в огород зайдёт, так друг за другом с топорами бегают. А у нас вон как славно-дружно живём!. У нас любой джянджал (скандал) к шутке сведут.
-Да-да, Гуль-апа, с турками вон как славно пошутили! Ни одного здесь не осталось. Теперь все турки в России живут.
--Ну так турки сами были виноваты: нечего было на базаре бабушку с места прогонять. Она на своей земле живёт - где хочет, там и торгует своей клубникой. Раскомандовались тут!
-Тохта- тохта,(погоди-погоди) Анор-апа!-неожиданно для самого себя взорвался Иван Сергеевич ,-На своей земле говоришь? Оказывается узбекские парни хотели показать туркам, кто на этой земле хозяин, а я-то думал, что джигиты за бабушку заступились. Ну, спасибо, Анор-апа, просветила!
Вот, Соние, они здесь, только они на этой земле хозяева. А мы с тобой здесь так - пришейпристябай. Мы для них вроде бомжей. В случае чего, нам можно и под зад коленом дать.
Анор-апа, видел я одного хозяина земли узбекской. Пришла в кабинет председателя колхоза кореянка-инспектор санэпиднадзора и говорит, нельзя, мол, около скважины, источника питьевой воды, скот пасти. Мол, испражнения скота проникнут в водоносный слой и вода станет для питья непригодной. Говорит: -повторится - оштрафую и штраф руководителю хозяйства придётся выплачивать не из колхозного, а из своего собственного кармана.
Когда дверь за инспектором закрылась, Раис и высказался:
-Будут ещё мне всякие корейцы указывать, где я на своей земле могу свою нужду справить, где – нет!
-Вот такие Анор-апа бывают хозяева земли узбекской.
- Корейцы о здоровье людей думают, а узбек о своей гегемонии.
-Но ведь по одному дураку Раису нельзя судить о всех узбеках,- решила присоединиться к разговору Тамара.
-Эх, Тамара! Если у меня заболит один зуб, не велика беда, пойду к врачу, он мне больной зуб выдерет и делу конец. Другие зубы не пострадают. Но если в отаре появится одна паршивая овца, она может всю отару угробить.
Я, наверно, и не стал бы вспоминать того чумного раиса, но просмотрите, как изменилось в последнее время отношение к русскоязычному населению: вновь назначенный директор школы, в которой узбекских детишек раз-два и обчёлся, выступая на общешкольной линейке с приветственной речью, по случаю открытия нового учебного года, ни одного слова не произнёс по русски. Если это не проявление национализма  в открытой форме. то что?
-Нет. Соние, езжай в свой Крым, живи там среди своего народа. На авось не надейся. Моя сестра понадеялась: а, мол, таджики между собой грызутся.  Нас русских не тронут. Но время пришло - всем стало в жарко. И жить в Дюшамбе  страшно и выехать - невозможно. Воспользовалась сестра затишьем, втиснулась с детьми в машину соседа, еле вырвались из пекла. В Волгоград приехали только в том, что на них было надето. И дом, и всё, что нажить успели, досталось неизвестно какому дяде.


                ГДЕ СВОЙ СТОИТ, ТАМ ВЕТЕР НЕ ДУЕТ?
В результате неожиданной вспышки Ивана Сергеевича, благостное настроение женщин было развеяно. Обсуждение качеств каких-то персон было отложено на потом. Оценка достижений Айши в искусстве приготовления пампушек не состоялось.             
Чтобы не видеть насупленного лица жены, чтобы не слышать её упрёков, Иван Сергеевич решил эту ночь провести на свежем воздухе- на айвоне.

Лёгкий ветерок, пролетавший через айвон, шевелил листья винограда. Их тихий шелест обещал приятные сновидения. Но погрузиться в сон Ивану Сергеевичу не удавалось. И вовсе не бедана (перепёлки) суетившаяся в клетках, развешенных над айвоном, не их неожиданные выклики "пич-пилдык" не давали ему заснуть.
" Ну зачем надо было ввязываться в дебаты с хатынками (женщинами)-укорял он себя.- Какая нужда была в этом. От того, что Соние услышала от меня слова сочувствия, ни кто ей за её дом  цены больше той, которую назначили аксакалы всё равно не даст. И вообще для крымских татар твои увещевания в необходимости их переезда в Крым излишни. Мечту о своём возвращении на историческую родину они лилеяли с первых дней их депортации из Крыма.
Что же касается турок, так тут убеждать узбеков в том, что они поступили  с турками не по-братски, просто смешно. Всем известно, что  турки, как и  все кавказцы  одержимы шовенизмом. и поэтому частенько наглеют.Так что ты, Иван Сергеевич, понапрасну сжёг свой порох.
--Ну,  в этом ещё надо разобраться,-возразило правое полушарие,- Вель не сочувствие  Соньке, не чувство солидарности с турками, воспламенило твою душу. Опасность радикализма, бушующего за южными  границами Узбекистана, и порой щекочущего нервы мусульманского населения  республики –причина твоей вспышки.
-Конечно опасность оказаться жертвой радикалов существует,-вступило в разговор левое,- но ведь  своё великодушие узбеки доказывали нам много раз.
Узбек всегда готов придти на помощь страждущему. Давайте вспомним тот год, когда  наш посёлок был на всю зиму отключен от газоснабжения. Как тогда поступила наша ближайшая соседка Карамат Абдулаевна? Имевшиеся у неё дрова отдала нам, а сама перебралась в Чиназ к своим родителям. Потом врач поликлиники! каждое утро спешила на остановку автобуса, чтобы не опоздать на приём своих пациентов. Так неужто такой народ допустит ни чем не оправданного насилия!
-Да, конечно, таких соседей, как Карамат Абдулаевна и Карим с со своей женой Дильбар, мы в России вряд ли найдём. Однако между нами и узбеками тишь да благодать будет сохраняться до той поры, пока не объявятся радетели за освобождение земли узбекской от иноверцев. Найдутся такие (а найдутся обязательно), подфунят, подбросят искру и пойдет полыхать «освободительная» борьба с «засилием» русских. Такие, как Карим и Карамат, окажутся в  меньшинстве и защитить нас уже не смогут.
-Я не уверено, что такое случиться,- продолжило диспут левое полушарие мозга Ивана Сергеевича,- вспомним-ка случай на остановке электрички: старый дед доказывал тогда кореянке, что русских ни кто в Узбекистан не звал, что они сто пятьдесят лет назад вторглись в Узбекистан и теперь творят здесь всё, что хотят. Улицам, кишлакам и городам, не считаясь с интересами узбеков. дают имена своих генералов-душителей узбекской самобытности. И  что теперь настало время гнать гяуров из Узбекистана сраной метлой. А кто тогда попросил деда заткнуться и сказал нам : « не слушайте деда, он из ума выжил?» Молодые узбекски е парни! Не говорит ли это о том, что среди  узбекской молодёжи найдутся здравомыслящие люди, и они-то не позволят мракобесам портить репутацию  всегда радушного узбекского народа._
-Как говориться, на бога надейся, а сам не плошай. Как бы не пришлось потом охать да ахать, пеняя на собственную непредусмотрительнось.
Утром Иван Сергеевич сказал Тамаре:
-Всё, жена, решено! Собирайся ехать в Россию. Где свой стоит, там ветер не дует. О судьбе  своих детей и внуков прежде всего  думать следует.
-                ОТЧИЙ КРАЙ
Скорый поезд Ташкент- Москва примчал Ивана Сергеевича в Оренбург. Пока контейнер с  вещами был ещё в пути- Иван Сергеевич решил побывать в своём родном селе Бурёнино -поклониться праху своих предков.

За те тридцать лет, которые он прожил в Узбекистане, в селе сменилось ни одно поколение жителей. Но жив ещё был Виктор Наседкин. Связь между друзьями детства ни когда не прерывалась -если Виктор по каким-то причинам, не писал сам, то писала Шура -жена Виктора. Поэтому Иван Сергеевич всегда был в курсе всех значительных происшествий села.

Наседкины появлению нежданного гостя были рады. Шура ни когда прежде Ивана Сергеевича не видела и ей давно не терпелось взглянуть на загадочного друга мужа Ваньку.

После крепких рукопожатий, обнимашек-целовашек на столе появилась бутылка водки и плавающие в сметане вареники.

За бутылкой и варениками беседа друзей не предвещала быстрого конца и Шура пошла спать.
Иван Сергеевич к выпивке был не очень охочь, но Виктору было мало.(ведь столько лет не виделись!)
За пополнением ходить никуда не пришлось -о запасах Шуры Виктор был осведомлён.

Маршрут автобуса Ташла -Сорочинск проходил через Бурёнино, но прибывал автобус в село только в 13:00,
поэтому друзья успели ещё и побывать на развалинах старого дома Ивана Сергеевича. Договорившись о следующей встрече в Оренбурге и, как водится, опрокинув по махонькой на дорожку, друзья расстались.

Однако новой встрече  не было суждено сбыться - Виктор отмечая день своего рождения не рассчитал дозу и оставил этот суетный мир.

С первых дней жизни в Оренбурге Ивану Сергеевичу не обыкновенно везло.
В то время в Оренбурге была жуткая безработица. Те, у кого в семье были старики, выживали за счёт пенсионеров. Много народу слонялось по городу в поисках пустых бутылок, за которые на приёмном пункте можно было получить хоть какие-то гроши. Безработные пилоты согласны были идти работать хоть дворниками, хоть ассенизаторами, лишь бы не видеть наполненных горечью глаз своих жён.

Однако Ивану Сергеевичу долго быть безработным не пришлось: ещё не пришёл  контейнер с его вещами, а он был принят электриком в НИКО-БАНК (Новый инвестиционно-комерческий банк). В те невесёлые годы редко какие работодатели не задерживали выплаты зарплат своим работникам на три- четыре месяца. В НИКО-БАНКЕ зарплату выдавали регулярно. Если кто-то по каким-то причинам не успевал взять свою зарплату в установленный день, то незамедлительно получал неудовольствие администрации банка-бухгалтерия не могла закрыть расчётные ведомости и отчёт задерживался.

Вскоре Нина Петровна-Генеральный директор банка -предложила Ивану Сергеевичу ещё и должность дворника -на полставки. Это было уже, как говориться, сверх всяких ожиданий. Где это и когда было видано, чтобы руководитель такого масштаба(не директор какого -о там совхоза) проявлял такую заботу о своих кадрах!

В подвале дома, под банком, не бедные люди обустроили стоянки для своих "джипов" и "вольво". Отопление, вентиляция, телефонная связь,
противопожарное оборудование, автоматически закрывающиеся -открывающиеся двери, видеонаблюдение , комната для охранника: всё было в тех гаражах, не было только надёжного - проверенного человека на должность охранника. Совет владельцев гаража предложил эту должность Ивану Сергеевичу (банк-то, прежде чем брать работника, обнюхает его со всех сторон). И опять руководство банка пошло навстречу Ивану Сергеевичу. Возражать не стало.

В обязанности охранника входило Смотреть на экран видеотелефона, и нажимать кнопку управления воротами. Днём въезд в подвал был свободным - охранять стоянки не требовалось. С десяти часов вечера до семи утра Иван Сергеевич лёжа на кровати смотрел телевизор и в конце месяца получал из рук каждого владельца стоянки оговорённую сумму денег.

Дочь Ивана Сергеевича Галина ,с помощью соседки Зульфии, устроилась продавщицей в буфет частного предпринимателя Лёши. Хамоватый Лёша (чтобы все видели его крутизну, как и все прочие работодатели, зарплату работникам буфета во -время выдавать не хотел.
Но, как говорится, что ни делается -всё к лучшему. Буфетчицы брали такой же товар, каким снабжал буфет Лёха, у оптовиков и под видом товара хозяина, сбывали покупателям.
 
Внучка Ивана Сергеевича Алёна удачно сдала вступительные экзамены в педагогический университет. Кроме стипендии получала ещё и материальную помощь.      
Ну как тут было не возблагодарить матушку Россию  за радушие. Родина, как будто бы говорила Ивану Сергеевичу:- Я рада, мой блудный сын, твоему возвращению. Теперь я буду заботиться о тебе, буду защищать тебя и ни какие вахаббиты, ни какие экстремисты не посмеют обидеть тебя. Но...
               
                КОРРУПЦИЯ   
Родина-мать будто  - бы говорила ему: "Я рада, мой блудный сын, твоему возвращению, теперь я буду заботиться о тебе, и ни какие ваххабиты, ни какие экстремисты не посмеют обидеть тебя".
Но у  матушки России в те годы, когда она встречала своих детей возвращавшихся из бывших советских республик на землю своих отцов и дедов, было не мало  недобропорядочных чад, с которыми она  справиться не могла
Сын ИванаСергеевича Владимир перебрался на постоянное жительство в Россию на год раньше своего отца и служил во вневедомственной охране Дзержинского РОВД. В обязанности патрульно-постовой службы, кроме патрулирования улиц, входила и обязанность оказывать содействие штатной охране учреждений, а также пресекать противоправную деятельность сограждан.

Во время одного рейда экипаж получил сообщение о том, что в магазине, расположенном на их маршруте, дебоширит хулиган, с которым не может справиться штатная охрана . Войдя в магазин Владимир увидел парня крепкого телосложения( как потом выяснилось занимающимся карате). Требованиям сотрудника милиции каратист подчинятся не хотел и оказал сопротивление. Во время потасовки Владимир выбил ему зуб. Когда омоновцы (вызванные сотрудниками магазина) забирали распоясавшегося спортсмена, он сказал Владимиру:-" Посмотришь, что с тобой сделает мой дядя!"
Сын прокурора района сломал своему однокласснику челюсть. Милиция поступила так, как и должна была поступить - хулигана задержала, но узнав с чьим сынком имеет дело, отпустила.
Отпустить-то отпустили, но самолюбие прокурора было задето. Достоинство прокурора было попрано. И сын, и племянник прокурора Иванова имели теперь привод. Прокурор Иванов решил показать ментам,  кто в районе хозяин.

Двадцать восьмого февраля 2006 года в десять часов вечера Владимир позвонил родителям и предупредил, что смену он сдал и после того, как в прокуратуре даст объяснение по случаю доставки в рай отдел торговки любовными утехами, приедет на ужин. К ужину он не приехал.

В три часа ночи в квартире Ивана Сергеевича раздался телефонный звонок. Трубка телефона женским голосом проговорила:-"Срочно найдите хорошего адвоката-завтра будут судить вашего сына Владимира" Больше трубка говорить ни о чём не хотела, только на вопрос -кто говорит ответила-"адвокат" Конечно, после такого сообщения ни о каком сне уже говорить не приходится.

Владимир  в быту был совершенно не конфликтным человеком, неделю назад защитил диплом правоведа в юридическом техникуме и ждал присвоения звания лейтенанта милиции. И вот на тебе- суд! Днём следователь прокуратуры Колотвинов по местному телевидению обнародовал весть -прокуратурой Дзержинского района города Оренбурга обезврежены оборотни в погонах сержант милиции Ющенко и старшина милиции Орлов. Из дальнейшего сообщения Колотвинова следовало, что милиционеры изнасиловали молодую женщину и довели её до попытки самоубийства.
Услышав эту новость Тамара упала в обморок и при падении сломала себе руку. В груди Ивана Сергеевича вспыхнуло пламя и обожгло жаром грудину.

Иван Сергеевич бросился искать разъяснений в прокуратуру. Колотвинов ни чего нового сказать ему не мог. На просьбу увидеть сына ответил отказом, по той причине, что обвиняемые не хотят сотрудничать со следствием-не признаются в содеянном.

Из прокуратуры Иван Сергеевич поехал в отдел неведомственной охраны. Капитан-командир  роты -пытаясь успокоить его, сказал, что милиция в сумеет защитить своих ни в чём не виновных сотрудников. Если бы следователи обследовали патрульный автомобиль, в котором якобы происходило насилие, если бы затребовали запись переговоров патрульных с дежурным по отделу, (всё что происходит в автомобиле и около него дежурный слышит. В случае если связь с экипажем прервётся на 10-15 минут,  дежурный отправит на его маршрут группу захвата.) Ребята, мол, пострадали в результате оговора. Вот получат следователи заключение судмедэксперта и успокоятся.  Кроме заявления самой проститутки у следствия нет против парней ни каких доказательств. А у нас есть свидетели, которые докажут в суде, что в то время когда, якобы происходило изнасилование, наши сотрудники были на перекрытии подходов к магазину, в котором сработала охранная сигнализация. Ну а суд, которым напугал вас адвокат из прокуратуры, это установленная законом формальность ограничивающая сроки содержания человека под стражей.

Иван Сергеевич был наслышан о том, что творят в сизо уголовники над попавшими к ним сотрудниками правоохранительных органов, поэтому тревога за сына его не оставляла. Жар костра, полыхавшего в груди, приходилось тушить двумя-тремя глотками кагора.

Сроки содержания обвиняемых под стражей суд менял два раза, а прокуроры всё не могли передать дело в суд -не было ни свидетелей стороны обвинения, ни вещдоков.
Наконец, первое заседание суда было назначено на 15-е мая. В суд ни один свидетель стороны обвинения не пришёл. Судья зачитала обвинение, назначила срок следующего заседания и обязала следствие обеспечить явку на заседание потерпевшую и её свидетелей.

Но и новое заседание закончилось через пятнадцать минут после его начала. Колотвинов заявил суду, что свидетели поменяли места жительства и теперь следствие не знает где они живут, а пострадавшую Сахтёрову нашли повешенной в лесопосадке под Саракташем (90 км. от Оренбурга). И тут выяснилось, что присутствия в суде потерпевшей и её свидетелей в суде не обязательно. Достаточно их первичных показаний.

Находясь под следствием оба обвиняемых писали в областную прокуратуру жалобы на действия следствия, но им скоро объяснили(доказали), что этого делать не следует.               

Иван Сергеевич узнал адрес матери Сахтёровой. Мать рассказала ему , что гроб с трупом её дочери Алёны из Саракташа привезли, но открывать не стали, мол, за те десять дней, которые он находился в лесопосадке труп стал разлагаться и птицы до неузнаваемости повредили его лицо. И она теперь не уверена в том, что хоронила свою дочь, а не какого-нибудь замёрзшего в лесу бомжа.
Алёну, будто бы сняли с ветки пятнадцатого марта. А весь март (Иван Сергеевич знал это)температура воздуха в Оренбуржье выше минус пятнадцати не поднималась. Как при такой низкой температуре могло быть разложение трупа. В моргах же не разлагаются. В результате встречи с матерью Сахтёровой Иван Сергеевич окончательно поверил в невиновность сына. Но вытаскивать в суд жительницу дальнего  села адвокаты не стали.       

Судебный процесс длился до глубокой осени. Государственные обвинители не желали пачкаться в грязи затеянной их шефом, отсидев одно заседание на следующее не приходили. Назначался новый. Наконец за дело взялся зам прокурора Кузнецов. Сменился и судья. Сторона защиты
представила своих свидетелей: владельца магазина, сторожа, сообщившего о срабатывании охранной сигнализации, электрика устранявшего неисправность в системе сигнализации и шофёра привёзшего электрика. Все они показали суду, что милиционеры перекрывали входы и выходы в магазин до той поры, пока электрик не устранил неисправность.  Всё говорило о том, что время изнасилования Сахтёровой  прокуроры выбрали не продуманно.
 Только показания этих свидетелей для нового судьи были неубедительны. Сторожиху магазина он обвинил в даче ложных показаний и сказал:-" будешь упорствовать - окажешься вот там, в клетке вместе с теми, кого выгораживаешь." Ни чего из того, что говорили адвокаты в протоколы суда не попали. Суд вынес окончательное решение: бывшему сержанту милиции Ющенко четыре года и шесть месяцев лишения свободы, а его напарнику Орлову -пять. (Орлову, больше, видимо по тому, что  был студентом юридической академии и научившись уже разбираться в законах больше говорил о произволе следствия)

После вынесения приговора Иван Сергеевич получил доступ к материалам следствия и выяснил: презерватива выброшенного насильником Ющенко в окно автомобиля (так показывала Сахтёрова) следствие не обнаружило, судмедэксперт в своём заключении написал, что следов насилия на тела Сахтёровой он не обнаружил, но направил гражданку Сахтёрову к специалисту более компетентному в делах насилия, только Сахтёрова ни к специалисту не пошла и у него больше не появилась. Протоколы допроса Сахтёровой в деле были, но подписей Сахтеровой на них не было.
Не трудно было понять, что следователей в показаниях заявительницы что-то не устраивало и протоколы были переписаны уже самими следователями. Иван Сергеевич обратился в Генеральную прокуратуру. Генеральная прокуратура его жалобу направила в прокуратуру Оренбургской области, но там заместителем прокурора работала мать следователя Колотвинова. Естественно областная прокуратура дала ответ:"Проверка действий следствия произведена.Фактов нарушения законности не обнаружено".

Ивану Сергеевичу стало известно, что между директором рынка Русь и прокурором на протяжении полутора лет ведётся какая-то тяжба.
Оказалось, что жена прокурора Иванова повадилась у торговцев мясом брать продукцию без оплаты. Директор воспрепятствовал поборам прокурора. Прокурор стал насылать на директора проверяющих, директор стал писать жалобы в Ген прокуратуру, сам несколько раз ездил в Москву, но ни чего не добился. У Иванова везде всё схвачено. "А ваше дело, -сказал директор Ивану Сергеевичу, -и вовсе безнадёжно.
Допустим вы дело выиграете, тогда суд должен вынести постановление выплатить вашему сыну- а следовательно и его напарнику -все ваши издержки по незаконному содержанию его под стражей плюс моральный ущерб. А это суммы не малые. Таких дел шитых белыми нитками полно. Кому ж захочется создавать прецедент."

После этого Иван Сергеевич решил обратиться к четвёртой нашей власти-к СМИ. Журналист работающий в редакции Газеты "Южный Урал" сказал ему:- "Иван Сергеевич совсем недавно я опубликовал своё журналистское расследование прокурорских дел. Так после того, как материалы моего расследования были опубликованы, в редакцию прилетела стая прокурорских работников, перекопали содержимое моих шкафов и моего стола, мой кабинет опечатали и я вынужден теперь беседовать с тобой в кабинете моего товарища. Так что, дорогой Иван Сергеевич, ввязываться снова в борьбу с прокурорами я не буду, Не буду ещё и потому, что знаю-бесполезно. И бесполезно ещё и вот почему: два года назад  на Оренбургском предприятии теплосетей произошёл несчастный случай со смертельным исходом. Прокурор Иванов дело прикрыл,
 За что администрация теплосетей отблагодарила его квартирой во вновь построенном доме. Теперь Иванов соседствует с прокурором область. Есть ли завязки в Генеральной прокуратуре у самого Иванова уверенно сказать не могу, но вот прокурора области-наверняка.   

Владимир и его "подельник " Виталий Орлов вышли на свободу по УДО.  Владимир говорит, что зубы у него посыпались по тому, что в месте  отсидки была не качественная вода. Только почему-то у него теперь нет тех зубов, которые располагались рядышком. прижавшись друг к другу. А Виталий-тот прибыл в свою семью с больной печенью.

А Иван Сергеевич, пройдя через все мытарства устроенные ему прокурорами, стал инвалидом второй группы. Такую же группу инвалидности получила и Тамара.

                НЕВМЕНЯЕМЫЙ
Изо всей этой истории Иван Сергеевич усвоил, что в России нет и быть не может.  Произвол прокурорской власти подавил и судебную власть, и власть средств массовой информации.

Пётр Великий учреждая прокуратуру сказал, что прокуратура есть око государя. " А что если в это око да вилкой,- думает теперь Иван Сергеевич, -Ведь мне за это теперь ничего не будет, ведь я теперь НЕВМЕНЯЕМЫЙ!

                НОВЕЛЛЫ.         
  СПУСТЯ ПОЛВЕКА.
Был тихий безветренный вечер. Мириады пушистых снежинок парили в безмолвном пространстве, будто высматривая на земле место, ещё незанятое, их сестрицами.

На городской остановке одиноко стоял автобус, поджидая пассажиров. Около распахнутых дверей автобуса тихо плакала девушка. Войти в автобус она не спешила, явно чего-то ожидая. Это была Майка Миронова. Рядом с Майкой стоял её друг Василий-долговязый парень. На густых чёрных ресницах Майки блестели слёзы готовые хлынуть потоком. Василий делал вид будто бы  не замечает слёз девушки.  По пути сюда, на остановку, он пытался внушить Майке, что ей нужен только Генка-умный и надёжный парень, Теперь Василий говорил Майке, что Генка любит её и Генке не надо идти на целых три года в армию. Майка пыталась что-то сказать, но чувствуя горький ком застрявший в гортани  боялась разревется, и потому молча кивала головой. Наконец, дрогнув плечами и опустив голову, Майка вошла в автобус.

Двери захлопнулись. Автобус плавно сдвинулся с места увозя Майку к надёжному, но нелюбимому Генке. Тревожное, неизведанное ранее чувство, на какое-то мгновение сжало сердце Василия.
Автобус, набирая скорость, въехал в белую снежную мглу, навсегда увозя Майкину любовь.

Мохнатые снежинки, покружившись вокруг Василия, тихо ложились на землю. Кошка, наблюдавшая из-под навеса остановочного пункта за сценой расставания двух молодых человеков, бросила недружелюбный взгляд на Василия и свернулась калачиком. Постояв минуту над кошкой, нервно дёргающий ушами, Василий побрёл по тропинке протоптанной через пустырь. Горы, с трёх сторон обступавшие город, печальным взором провожали Василия до дверей общежития молодых строителей Нового Ангрена.

Спустя две недели Василий нёс Генкин чемодан из общежития в  Майкин дом. Следом за ним Генка, с лицом сияющим от счастья, вёл под руку смурую Майку.

Строевые занятия, на  расплавленном жарким солнцем асфальте, полковые медные трубы, играющие зори, да стрельбы на полигоне, да наряды по кухне-вот удел солдата первого года службы.
А там, за стенами военного городка, шумит иная жизнь-жизнь гражданского населения. Там бульвары и парки. Там цветёт миндаль. Оттуда веет запахом зреющих абрикосов- там кино, там девушки, танцы,.. но солдату-первого года службы туда не положено. Солдат-первогодок не только учится воевать, он учится еще и любить: любить свои степи, свои леса, свои пески и горы, любить тех, кого теперь нет с ним рядом. Крепнет солдат физически, зреет душою.

Стоя на посту у знамени полка, выполняя обязанности дневального по казарме, всё чаще вспоминает Василий Майку. У Майки брови не полумесяцем, как у той восточной красавицы, о которой скрипит пластинка. И нет на  лице Майки никаких родинок. У неё лицо девушки горянки: на смуглой, бархатистой коже лица всегда светится румянец. А глаза у Майки...! Смотрит теперь Майка своими серыми лучистыми глазами на Генку. Взгляд у неё то озорной, то томный, задумчивый. И Генка теперь слушает любимую Васкину песню:- "Через горы я пройду дорогой дальнею, в спор вступлю с невзгодою любой. Укажи лишь только мне на глобусе место скорого свидания с тобой" Голос у Майки мягкий обволакивающий. В её голосе есть цыганские нотки, но поёт она с украинским акцентом. "Чёрные очи, стрилки дивочьи,  хто научил вас мучить людей. Или  цыганки вас научили, дали гадалки дар этот вам, или вы зельем меня напоили, так ,что за вас свою душу отдам"
Когда Майка поёт, то маки и тюльпаны склоняют к её ногам свои алые головки.
 Только вот Генке не совсем повезло-не сможет Майка для Генки петь свои песни так, как пела прежде. Не Генке досталась её первая любовь.

Когда автобус увозил Майку в заснеженную мглу, Василий от всего сердца желал ей счастья. Он тогда знал, что умный и надёжный его друг Генка сумеет сделать Майкину жизнь благополучной. Но он не знал того, что-…

Чего не знал Василий, Евгения Захаровна-классный руководитель 8А- читать не стала. Она хотела чтобы её питомцы сами сказали ей чего, по их мнению, не знал Василий. Какими словами они сами хотели бы закончить только прослушанный рассказ 

                НУ И лоОох ТЫ, ВАСЯ! *
Между живописных хребтов Памира клокочет горная речка Ангрен.  В её верхнем течении , на сто двадцать километров южнее Ташкента, в  тридцатых годах прошлого века, были обнаружены залежи бурого угля. В 1939году приступили к его разработкам. Городу возникшему здесь присвоили название реки-Ангрен.
Город АНГРЕН образуют четыре микрорайона: Шахтерский, Тешик-Таш, Соцгород и Немецкий посёлок.
Соцгород-это административный центр,  Немецкий посёлок заселён преимущественно немцами, переселёнными во время последней войны из Поволжья.
Пласты угля залегают близко к поверхности земли, поэтому их добыча ведётся открытым карьерным способом. Жёсткие стволы воды, нагнетаемой мощными насосами бьют  в двадцатиметровый пласт лёса, жёлтые глыбы лёса обрушаются и уносятся потоком воды в бурный Ангрен.  Пласты угля обнажаются . Ковши экскаваторов без особого труда вгрызаются в пласт и относят уголь  в кузова Мазов и КрАЗов.

К началу пятидесятых годов образовался котлован гигантских размеров , в чёрных глубинах которого копошились машины и люди. Котлован ширился и неуклонно приближался к городу. Через десяток лет Тешик-Таш, Немецкий посёлок и Соцгород должны были исчезнуть в чёрной пасти Угольного разреза. Встал вопрос о переносе города на новое место.
Стройке нового города был присвоен статус Ударной комсомольской. Со всех уголков Советского Союза в Ангрен стали стекаться отряды молодых энтузиастов

Опасаясь нападения США страна советов строили свой противоядерный щит. Уран для этого завозили из Южной Африки. Но в начале пятидесятых в окрестных горах Ангрена были обнаружены залежи сырья для изготовления атомного оружья . К открытым месторождениям требовалось проложить, через хребты и ущелья,  дороги и линии электропередач (ЛЭПы)
  Летом 1956 года я закончил обучение в Ташкентском ремесленном училище готовившим электромонтажников и по распределению, в числе моих однокашников был направлен на стройки Ангрена.
Пятнадцатитысячный отряд строителей нового Ангрена жил в палаточном городке на семнадцать километров –по течению реки- ниже города подлежащего сносу

Электромонтажный участок занимающийся строительством ЛЭП был расположен в Немецком посёлке. Мы попали в комфортные условия. В доме барачного типа, заселённого семьями шахтёров, нам, на семь человек, выделили две комнаты. В соседнем дворе располагался кинотеатр «Новатор».  Кинозал после показа кино превращался в танцевальный зал.  Танцевали, до нас, под пластинки. но у нас был Володька Дурнев. Володька был, как говорится, от скуки на все руки- играл на гармошке , баяне, аккордионе, гитаре. К тому же пел и бацал матросское яблочко. 
Не прошло и месяца , как наш небольшой коллектив стал законодателем порядков в клубе «Новатор».

 Под звуки баяна танцевальные пары кружились в вальсах на покатом деревянном полу кинозала. В промежутках между фокстротами и вальсами Володька и его ближайший друг Васька Силантьев, туфлями на кожемитовой подошве (звуки чётче слышатся) отбивали чечётку. Веселье было на столько захватывающим, что даже вокруг меня, не имеющего ни каких музыкальных способностей, собирался кружок и мы хором орали «Студенточка -заря восточная»   Неописуемый восторг и веселье охватывало всякого, кто приходил к нам на танцы. Драчливые  тешикташинские ребята ходили по городу с ножами Но если и приходили к нам потанцевать, то вели себя мирно. Девчонки приходя в наш клуб,   были уверены, что здесь их ни кто не оскорбит, не обидит. Однако  подруг среди них у нас долгое время не было

Во время моего обучения в ремесленном училище в нашей группе были ребята не только из Узбекистана, но и с  Украины, и с Поволжья, и с Башкирии,. А наш кумир и наш коновод Володя Дурнев из нашего Сорочинска. Два года жизни в одних стенах и под одной крышей нас так сплотили, что мы стали друг к другу ближе родных братьев, но вместе с тем кое-кто из нас имел и одного единственного друга. Моим другом был Виктор Бельков.

Однажды в нашем танцзале появилась красавица -Лидка Агапова.  Своими впечатлениями о девушке (вернее девчушке) я поделился с Виктором. Но к девчонками,  возраст которых был меньше 18 лет, нам 19 летним парням, подходить считалось зазорным. Семнадцатилетняя Лидка  была из тех девушек о которых говорят «и ростом взяла, и лицом бела», и румянец у Лидки сиял во все щёки. Один недостаток был у девушки- годами  ещё не вышла.
На празднование дней Октябрьской революции я уехал в город Янгиюль. После праздников узнаю- мой друг Витя на праздники танцевал с Лидкой и даже домой провожал! Другу я, конечно, слегка позавидовал- почему не я!. Но увидев, что между Виктором и Лидкой завязались чувства похожие на любовь, был рад за своего друга. 

Лидка на танцы приходила с двумя своими подругами.    Одну из них звали Валентиной другую Лорой. У нас образовался свой круг общения. И мы всей нашей компанией бродили по городу. Виктор был моим другом . К Лидке в моём сердце проснулась любовь ни чем не отличающаяся от той любви, которую я питал к своим родным сёстрам. 
В самый разгар любовных страстей, у Виктора и Лиды, Виктора отправляют в командировку на строительство ЛЭПов в Голодной степи.
Перед отъездом Виктора мы условились в том, что заботы о досуге девчонок я беру на себя . Между собой мы будем поддерживать регулярную переписку и один-два раза в месяц Виктор будет приезжать на встречу с Лидой.

Первый месяц так оно и было. Второй приезд Виктора состоялся через пару месяцев после первого. С Лидой они переписывались регулярно.
Поручение Виктора я выполнял ревностно. Не то чтобы  оберегал её от притязаний других женихов, нет, в компании с девчонками  долгими зимними вечерами я слонялся по улицам города, мы играли в снежки,с старались затолкать друг друга в снежные сугробы. Нам было весело. Мы и на танцы ходили редко.  После каждой такой встречи (иногда и без её подруг) я всё ощутимее чувствовал свою привязанность к Лидке. Однако братские чувства к ней не позволяли мне  прикасаться к тем частям её тела, которых, как я считал, имел право касаться только Виктор.   

Все окружающие нас друзья воспринимали нас уже, как влюблённых друг в друга. Однажды Валя сказала, что прошёл слух будто бы мы  с Лидой собираемся пожениться. А у Виктора как-то всё не получалось приехать.
Был тихий синий вечер. Мы с Лидой, без экскорта её подружек, гуляли по улицам Немецкого посёлка. Лида упавшим голосом сообщила мне, что её родители продают дом и собираются переезжать в Оренбургскую область в село Адамовку.  Через неделю  сказала, что дом уже продан, осталось только оформить документы купли-продажи дома.  Через три дня Лида все оформленные докуметы на продажу дома сожгла, надеясь на какие-то изменения в её личной жизни . Ещё через несколько дней родители документацию восстановили и увезли дочь  в районный центр Адамовку.

В течении двух месяцев мы с Лидой вели регулярную переписку. Потом, вдруг, письма от неё приходить перестали.  Валя сказала, что Лида вышла замуж за лейтенанта квартировавший в Адамовке воинской части. 

PS  Много лет спустя, я уже работал комендантом защищённого пункта управления. Отсюда Министерство плодоовощного хозяйство  Узбекистана, в случае войны, должно было управлять своими совхозами и предприятиями переработки сельскохозяйственной продукции. Моим непосредственным руководителем был начальник второго отдела министерства- отставной полковник Олег Павлович  Савченко . Я знал , что он,  до поступления в Академию, служил в гарнизоне расположенном в  близи Адамовки.

Каким-то образом меня занесло на Тезиковку- один из рынков Ташкента- и там я, нежданно-негаданно, столкнулся с Олегом Павловичем. Он был в сопровождении эффектной грациозной дамы. Дама на меня не обратила внимания, но я её узнал.
Я за Лиду был рад. Она нашла своё счастье, Но о себе я подумал: ну и лох ты, Вася!
*Чтобы не путали с именем Кныша,  я взял псевдоним. 

               
                СУРКУ  ПОКЛОН.
Под городом под Курском, а может под Рязанью, иль даже под Москвой леса большие были, в них звери мирно жили, друг к другу в дом ходили, чаи с малиной пили: у них там  всяк был  свой.
Весною на опушке водили хоровод. Там каждый был счастливым: насвистывал и пел, друг друга не подсиживал и ни кого не ел.
Но вот в лес заявился ещё один зверок –шипучий и вонючий маленький хорёк.
На всех шипел он злобно, мол, погоди, дай срок! Он всех хулил, порочил, по лесу слухи распускал, всем головы морочил, и чёрной грязью всех марал.
Глухарь, мол, волокита, хотя и глух, как пень, а перед бабами токует забыв про ночь и день..
Лиса, мол, потаскуха. У ей в башке поруха: имея малый рост, таскает за собою большущий рыжий хвост.   Мол, пожила довольно, пора и на погост.
А крот хитру-ун! Глаза прищурит, как будто он слепой, как будто он калека и вовсе не крутой. А сам под всех вас роет яму.  Чтоб нам потом не жалковать, крота, пока не поздно, отсельва надо гнать!
   У хорька: индюк-ворчун сопатый, козёл- стиляга бородатый. медведь-вельможа косопятый. барсук к соседям ночью тайно ходит и  справляет там нужду.
Звери друг на друга злились и затеяли вражду: сожгли-сломали дружбы мост.
Лиса, вдруг, зайца не взлюбила: под сосной его избила, оторвала  зайке хвост.
Хорёк и белку в сердце ранил, жизнь он белке испоганил. Она теперь в дупле сидит, на всех обиженно глядит.
Хорька послушав,  дятел спятил-напился где-то керосину и долбит горькую осину.
Волк вконец осатанел: у ручья барашка съел. С разбоем вышел на дорогу.
Филин  тоже верил слухам и возмущаясь гулко ухал.
Медведь молчал, сопел и слушал. Потом друзьям своим надрал он уши.
Мол, у меня порядки строги-все должны об этом знать. И отправился в берлогу. До весны там будет спать, лапу левую сосать.

Звери долго б бедовали, Реки слёз бы проливали, но пришёл к ним в лес сурок-дал  хорьку  под зад пинок, выбил  хоря за порог.
В жёны взял красу лису. Ба-ал …пять дён гремел в лесу!
Такой вот сказочке конец. Хорька давай мы позабудем.-Он- подлец. Сурку-поклон-он молодец! Сказка –ложь, да в ней намёк: всем, мальчишкам и девчонкам, в назидание урок.

               
 

          ЕЁ-САМОМУ ДОРОГОМУ ДЛЯ МЕНЯ ЧЕЛОВЕКУ,
В 1954ом году я закончил седьмой класс не полной средней школы. и уехал в город  Янгиюль (это под Ташкентом). Там жили сёстры моей матери. Тётушек утруждать своим присутствием я не стал. А вместе с двоюродным братом Виктором, успешно сдав вступительные экзамены и пройдя испытания на пригодность для  верхолазных работ, поступил в Ташкентское ремесленное училище готовившее электромонтажников. Теперешние СПТУ это всё равно что подготовительные классы для поступления в общеобразовательную школу. В наше время отучившись в РУ два года молодой человек приходил на производство специалистом 3го-4го разряда.  Теоретическая подготовка и богатая практика позволяли ему делать работу без надзора и опеки старших.

После выпуска из училища я попал в бригаду строителей ЛЭП (высоковольтной линии электропередач). Членами нашей бригады только электрогазосварщик да тракторист не были выпускниками нашего училища. Ну, конечно, и бригадиром у нас был опытный дядя Саша. Полученные в училище знания позволили мне через  полтора года занять место дяди Саши.

Страна советов к подготовке трудовых кадров относилась серьёзно . Жили мы на полном государственном обеспечении.  У нас были благоустроенные общежития, классы для теоретических занятий, мастерские для практических занятий, столовая, клуб, баня–всё это находилось в одном дворе. Кроме преподавателей теоретических дисциплин, были у нас(вместо родных отцов) мастера производственного обучения. Много среди нас было и тех, кто не ступил ешё за порог юности, поэтому у нас были и воспитатели.
Ну, это я что-то отвлёкся. Я ведь рассказать хотел вот о чём.
 В нашем училище обучались ребята со всех концов Советского Союза. Нашим однокашником был и Коля Попов из-под Брянска. Коля хоть и был ещё шестнадцатилетним подростком, но был членом  небольшой компании. в которую входил и я.
В городе на съёмной квартире жила работница текстильного комбината Валентина, наречённая невеста моего двоюродного брата Ивана.      Бывая в увольнении, мы с Виктором забегали к ней в гости. Иногда брали с собой и Николая. В общении с нами Коля ни какой сладкоречивостью не отличался,  но попадая в женское общество (по-видимому,  скучая по оставленным в брянских лесах сёстрах) наш Колёк преображался. Порой мне казалось-Коля не говорит, а нежно и ласково гладит ладошкой  мурлыкающею кошку. Я на такое был не способен.
 
До 1948 года в нашем Бурёнино была начальная школа. На все её четыре класса была одна учительница- недавняя десятиклассница из соседнего села Новокаменки. До обеда она одновременно вела первый и третий класс, после обеда-второй и четвёртый.  Некоторые ребята пользовались учебниками доставшимися им от их старших братьев ушедших теперь на войну. Писали на газетных листах стальными перьями привязанными суровыми нитками к деревянным палочкам. А поскольку в четвёртом классе учились переростки, не на много младше нашей училки, то естественно дисциплины в классе совсем не было.  Учительница, объясняя урок, прохаживается по классу, а вслед за ней заложив руки за спину, пыхтя самосадом, ходит дылда-акселерат.

В 1948 году нашей школе начального образования придали статус Неполной средней . В школу по распределению после окончания педагогических училищ приехали учителя. Из города Горького--преподаватель  математики   Пётр Григорьевич и преподаватель истории Лида Николаевна, из Оренбурга(тогда Чкалова) приехала учительница русского языка и литература Людмила Макаровна  Павельева. Были ещё преподаватель географии и учитель физкультуры, только ни  фамилий их, ни их имён я теперь не помню.  Зато на всю свою жизнь я запомнил  новогодний праздник, подаренный нам нашими новыми учителями.  В тот Новогодний вечер я впервые узнал, что такое радость, что такое счастье.

В окрестностях нашего села Бурёнино множество берёзовых колков, осиновых и ольховых рощ, есть и дубравы, вот только деревьев  хвойных пород нет (не было), поэтому Новый год мы встречали без ёлки
Однако прибывшая когорта молодых учителей в первый же год перевернула все наши представления о возможностях организации и проведения празднования Нового года и в наших условиях.

Посередине класса установили объёмистою берёзку, обвесили её разноцветными гирляндами, петушками, корабликами  сделанными из газетных листов…Уверяю вас , что  наша белоствольная красавица для торжественных случаев подходит больше,  чем любое другое дерево.

Бурёнинская детвора впервые увидела снегурочку и деда мороза, резвилась и хороводила вокруг, пусть не настоящей, не пахнущей хвоей , ёлки.  Предназначение учителя «сеять доброе вечное» село увидело воочию. Но самым незабываемой, для меня, была игра в футбол: с завязанными глазами надо было попасть ногой по мячу-в награду кусочек сАхАрА!

Чёрную повязку на глаза накладывала ученица четвёртого класса Нюрка Данилова-сестра моего друга Мишки
Нюрка  завязывала глаза мне так, что оставалась узенькая щелка. Два кусочка рафинада я слопал.  Попал по мячу и третий раз, но приз не получил-Нюрка сама меня и выдала .
Ах, как мы любили своих училок!  Их чёрные юбочки и белые блузки привлекали взгляды не только наших взрослых деревенских парней, но и в нас пробуждали какие-то новые чувства. А Пётр Георгиевич тот вообще стал нашим кумиром.

По воскресным дням в колхозном клубе проходили танцы. под  аккордеон. Гармонистов в селе хватало, но такого виртуоза, как наш учитель математики, среди них не было.
Квартировал  Пётр Георгиевич у Шёстаковых-это на дальнем конце села.  По окончании танцев , мы (толпа подростков) сопровождали своего учителя до самого его дома. Впереди нашей ватажки шествовали Пётр Григорьевич и  Шестаков Иван.  Песню «Над широкой рекой опустился задумчивый вечер. и упала звезда догорая в просторах степных» вы, вероятно, знаете, но если бы вы слышали её в исполнении нашего физмата и Шестакова Ивана , то и вы  опечалились бы узнав о том, что Петра Григорьевича забирают на службу в армию.

В 1953 году я окончил седьмой класс. К свидетельству об окончании  не полной средней школы, прикладывалась  характеристика на обладателя этого свидетельства.
Сведения, которые я узнал, прочитав характеристику, были для меня удручающие: Людмила Макаровна  писала, что я грубый человек! Людмила Макаровна, где , когда я  Вам нагрубил!? Это вон Ванька Алейников своим хамством доводил Вас до слёз, заставлял Вас хвататься за сердце. Я за это набил бы ему морду, но он был на целых два года старше меня. Дорогая МОЯ , любимая моя Людмила Макаровна,  на Ваших уроках я был тише мышки, стидел не шелохнувшись, боялся не услышать  хотя бы обно сказанное Вами слово.  Я обожал, любил Вас даже больше , чем Петра Григорьевича. Да и как я мог не любить Вас, если из всей нашей школы, только ВЫ поощряли во мне тягу к сочинительству и мои сочинения зачитывали  перед классом. Горько мне было узнать  столь не лестное обо мне мнение самой любимой мною учительницы. Я искренне не понимал, в чём Вы увидели мою грубость.  И только по прошествии многих лет я понял, что поведение Ваньки  Алейникова  это не  грубость, а недисциплинированность и хамство. 
Людмила Макаровна мою грубость видела не в моём поведении, а в неумении общаться с людьми.  Уменьшительных, ласкательных слов я не знал: говорил корова,  лошадь, баран, и ни когда-коровушка,  лошадка, барашек. Выражался короткими, отрывистыми фразами.  Мой голосовой аппарт производил слова  ассоциировавшие только со звуками до-ре- мы. Более нежных звуков  у меня в запасе тогда не было.

Довелось бы мне сейчас встретит Людмилу Макаровну!… сколько бы тёплых слов намурлыкал бы я ей теперь.  Ей-самому дорогому для меня человеку.