Это было в 60-х годах прошлого века, когда мне было больше семи лет и после школы мать не рисковала оставлять меня дома, учитывая мой проказливый характер. Ведь не каждому хотелось прийти после работы на пепелище или исчезновение сына. Тогда моя мама работала продавала билеты в Комнату смеха, на качели и карусели городского парка культуры и отдыха.
Надо сказать, пребывание в этом месте для большинства уважающих себя горожан было почти обязательным, потому что телевизоры ещё только появлялись, а в жаркие дни среднеазиатского юга в парке можно было отдохнуть в тени деревьев и кустарников, поиграть в шахматы или в шашки, послушать лекции городского общества «Знание» и посмотреть документальные кинофильмы о жизни других стран, континентов, снабжённые киножурналами новостей.
Но спешу доложить о моих муках борьбы со сном по возвращении домой в преддверии полночи. В десять вечера закрывались аттракционы и в кассе вместе с билетёрами начинался подсчёт «прибыли» каждого участвующего в эксплуатации аттракционов. Сначала мама со товарки отсекала суммы, полученной в течение вечера (а бывало, и всего дня), которая считалась плановой в бухгалтерии парка, а затем подсчитывалось количество сохранённых билетов. И это было справедливо. Как и справедливо то, что билеты на входе не рвались по линии контроля, если посетители не казались подозрительными, а разглаживались дома обычными утюгами. И при этом большое искусство заключалось в том, чтобы бумага не желтела, а если это происходило (я помню до сих пор запах, сопутствующий сначала курению самокруток, которые были в то время в огромной моде из-за наличия табака любых мыслимых и немыслимых марок – от грубого «кубинского» до сладчайшего индийского), повторяю, если билеты пережигали, то они шли в продажу первым экстренным делом.
Конечно, контроль был, и народный, конечно, в администрации парка знали о махинациях, но смотрели на этот «фокус» как на железную необходимость, потому что часть «выручки» доставалась людям из конторы. И мама боялась больше всех, потому что организатором была она, и её подруги по тому бизнесу попадали под серьёзные статьи (вплоть до расстрела) советских законов. Такие схемы были везде в больших и малых коллективах самого гуманного общественного строя в мире. Да, принципом «не пойман – не вор», он был морально ущербным, потому что, благодаря этой «премии», а были и официальные за перевыполнение планов, люди чувствовали себя достаточно обеспеченными, чтобы покупать своим детям сливочное масло, хорошую колбасу, сладости, одежду, мебель. О машинах, яхтах и домах не мечтали.
В итоге этот строй и развалился, но предал его не народ, который хорошо и надёжно вписался в невидимую экономику, но и громкие разоблачения хапуг и воров, а подвели к гибели именно те эгоисты, которым нужны богатства и благополучие по западным стандартам капиталистического мира. Кстати, я ещё сам успел поработать в областном комитете народного контроля, клеймить пойманных в газете обкома партии…
Итак, моя невыносимая борьба со сном после одиннадцати вечера на маршруте от парка до дома (это девять кварталов по двести-триста пар шагов взрослого пешехода) была данью той, в общем-то на грани бедности жизни, когда я выклянчивал у матери деньги на понравившиеся мне книги, диафильмы, игрушки. Маленьким мальчиком хныкал, засыпая на ходу, меня тянули волоком, брали на руки, толкали в спину, и истинным наслаждением становились те мгновения, когда меня почти бесчувственного, бросали в постель, снимая обувь и верхнюю одежду – брюки и рубашку. Если я во взрослой жизни казался кому-то нервным, то о своих оправданиях я молчал. Хотя в период осмысления себя, как молодого человека и истинного патриота Страны Советов, хотелось написать и опубликовать дневник члена семьи, выросшего на незаконные средства…
Для славы честного гражданина – это был лишь один шаг, но для любящего сына и свидетеля круговой поруки такое обращалось бы в предательство. Об этом противоречии в обществе развитого социализма мы говорили на кухнях, спорили на собраниях, винили себя, но не могли честно, от сердца, громко сказать. Причины понятны.
И лишь когда строй зашатался, развалился на миллионы осколков из чувства вины и покаяния, а то и бессилия перед правдой, тогда появились партии, чтобы каждая из них взяла на себя иго запоздалых разоблачений и разочарований, и общество приобрело демократию, именем которой, прежде у себя, Запад устранял мечту масс безработных, бедных, обездоленных.
И ещё один существенный момент. Благодаря качелям, на которых я катался до одури, смешным аттракционам, лекциям и фильмам я поступил в лётное училище, но, подумав, закончил уже педагогический вуз, поработал в газетах. Стал тем, кем оказались миллионы моих сограждан, приспособившихся к нынешним политическим и экономическим реалиям. Но не стал нахлебником и вором, потому что в полной мере ощутил драматизм борьбы за лишнюю копейку. А эти желтые от глажки билеты мне представляются сегодня листьями деревьев Добра, Счастья и Мучительных Раздумий, устлавшими наш путь выживания в Осень самого гуманного строя в мире. Да здравствует Великая Октябрьская, но, далеко не социалистическая, революция!