Смысловые грани. Глава 3

Леонид Бликштейн
1. В прошлой главе мы познакомились с эгономной парадигмой идентичности СFD, характерной для рыночного государства. Очевидна зафиксированность этой манипулятивной властно рыночной парадигмы на обслуживании нужд и запросов индивидуального и группового эго, как обломка личности, отказавшегося от опосредованная общего и отдельного, традиционных форм и общих принципов справедливости и истины и вместо этого обратившегося на самого себя, как единственное проявление особенного, уникального, неповторимого. Тем самым эго присваивает себе роль личности. Теперь рассмотрим конкретно историческую роль этой парадигмы внутри конфликта общего и отдельного, который характерен для оторванной от смысловой реальности самодовлеющей непосредственной данности и с особой силой проявляется внутри социальных кризисов таких как революция и гражданская война в России.

2. В романе Булгакова Белая Гвардия (1923) писатель рассказывает о русском обществе в Киеве в 1918 г. накануне захвата города войсками Петлюры. 

3. Согласно Булгаковскому повествованию внутри этого общества ясно выделяются три группы: 1)приезжие из городов России,в особенности из столиц Петрограда и Москвы, включая сюда и членов бюрократической,художественной и деловой элиты старого русского общества;2)приезжие фронтовые офицеры; 3)местное, поколениями живущее в городе киевское русское население,как офицеры, так и их штатские родственники. К этой последней группе относится и семья Турбиных, некоторые из их близких друзей,к ней принадлежал и сам Михаил Булгаков.

4. Вот как Булгаков описывает первую группу. Памфлетно саркастический тон этого описания очевидно связан с тем,что оно имеет свои предметом не всю русскую иммиграцию, как таковую,а "сливки" старого общества,еще сохранившие обломки былых средств,положения и влияния.

И вот в зиму 1918 г. Город жил странною, неестественною жизнью,которая, очень возможно уже не повторится в двадцатом столетии. За каменными стенами все квартиры были переполнены.Свои давнишние, исконные жители жались и продолжали сжиматься дальше, волею неволею впуская новых пришельцев, устремлявшихся на Город…

Бежали седоватые банкиры со своими женами, бежали талантливые дельцы, оставившие доверенных помощников в Москве,которым было поручено не терять связи с тем новым миром, который нарождался в Московском царстве,домовладельцы, покинувшие дома верным тайным приказчикам, промышленники, купцы, адвокаты, общественные деятели. Бежали журналисты московские и петербургские, продажные, алчные, трусливые. Кокотки. Честные дамы из аристократических фамилий.Их нежные дочери,петербургские бледные развратницы с накрашенными губами.Бежали секретари директоров департаментов, юные пассивные педерасты.Бежали князья и алтынники,поэты и ростовщики, жандармы и актрисы императорских театров. Вся эта масса, просачиваясь в щель, держала свой путь на Город.

Всю весну,начиная с избрания гетмана,он наполнялся и наполнялся пришельцами.В квартирах спали на диванах и стульях.Обедали огромными обществами за столами в богатых квартирах.Открылись бесчисленные сьестные лавки паштетные, торговавшие до глубокой ночи,кафе, где подавали кофе, и где можно было купить женщину,новые театры миниатюр, на подмостках которых кривлялись и смешили народ все наиболее известные актеры, слетевшиеся из двух столиц…Тотчас же вышли новые газеты и лучшие перья в России начали писать в них фельетоны и поносить большевиков. Извозчики целыми днями таскали седоков из ресторана в ресторан, и по ночам в кабаре играла струнная музыка, и в табачном дыму светились неземной красоты лица белых,истощенных,закокаиненных проституток.

Город разбухал, ширился, лез, как опара из горшка. До самого рассвета шелестели игорные клубы, и в них играли личности петербургские и личности городские, играли важные и гордые немецкие лейтенанты и майоры,которых русские боялись и уважали. Играли арапы из клубов Москвы и украинско русские, уже висящие на волоске помещики…Гнали письма в единственную отдушину, через смутную Польшу (ни один черт не знал,кстати говоря,что в ней творится и, что это за такая новая страна Польша)в Германию,великую страну честных тевтонов,запрашивая визы, переводя деньги,чуя, что может быть придется ехать дальше и дальше, туда,куда ни в коем случае не достигнет страшный  бой и грохот большевистских боевых полков.Мечтали о Франции, о Париже,тосковали при мысли, что попасть туда очень трудно,почти невозможно. Еще больше тосковали во время тех страшных, не совсем ясных мыслей, что вдруг приходили в бессонные ночи на чужих диванах.

А вдргу? А вдруг? А вдруг? лопнет этот железный кордон…И хлынут серые. Ох, страшно….

Большевиков ненавидели. Но не ненавистью в упор, когда ненавидящий хочет идти драться и убивать,а ненавистью трусливой, шипящей,из за угла,из темноты…Ненавидели все: купцы, банкиры, промышленники, адвокаты, актеры, домовладельцы, кокотки, члены государственного совета,инженеры, врачи и писатели. (Булгаков 2002 т. 2, 44/45)

5. Как мы можем интерпретировать этот важный отрывок, используя контекстную матрицу идентичности? Прежде всего отметим что судя по описанию речь идет об эгономно/морфономной элите старого имперского общества. В конце 19/начале 20века модернизация, становление профессий (адвокаты, врачи, инженеры) и развитие капиталистического рынка радикально изменили прежнее морфономное BDH  сословное общество, управлявшееся эгономным CFD абсолютистским государством (в котором заложенные Петром Первым элементы уравнительной исономики EFGH, все более оттеснялись на задний план в пользу дворянских привилегий, начиная уже с обожаемой русским дворянством Екатерины ).

6. Эгономика CFD и связанная с ней финансово капиталистическая олигархическая хреономика BEH на практике уже до революции явно становились ведущими типами идентичности. Если для сословной морфономики BDH еще был характерен кодекс чести и феодальное понятие о долге (сохранившееся в большой мере в кругах фронтового офицерства, о котором пойдет речь в следующей главе)то в описании Булгакова речь идет об изолированных индивидах,озабоченных прежде всего собственным выживанием и использующих оставшиеся у них деньги, главный хрематономный ресурс (часть эгономики хрематономика CHF)не ради спасения общества и страны,а для удовольствий,развлечения и устройства личного эмигрантского будущего.Эти люди ненавидят большевиков, но не только не готовы ради борьбы с ними рисковать личной безопасностью, но даже не думают о том, чтобы участвовать в такой борьбе собственными капиталами.

7.Судьба страны беспокоит их ровно настолько, насколько это затрагивает их личное благосостояние и безопасность, в сущности им нет дела до того, что будет с Россией, если их собственная судьба будет гарантирована стабильным устойчивым иерархическим режимом,который они рассчитывают иметь в лице Украинской Державы гетмана Скоропадского.При этом украинский аспект этого режима для них просто опереточная бутафория (о таком восприятии его власти этими людьми в Воспоминаниях недвусмысленно свидетельствует сам Скоропадский).Но неустойчивый, державшийся главным образом за  счет поддержки германской оккупационной армии режим Скоропадского для своего выживания отчаянно нуждался в материальной и моральной помощи, которой иммигранты этой группы,еще имевшие финансовые ресурсы и влияние, не оказывали, предпочитая задаром пользоваться порядком и защитой власти.

8. Графически мы можем представить себе позицию этих кругов, как "самодостаточный", т.е. работающий не на контекстную систему,а только на себя контекстный фактор, рсположенный вдоль главной для эгономики центральной вертикальной инструментальной линии FH.

9. Этот отрыв значительной прежней имперской элиты от реального положения вещей в российском обществе просматривается например в воспоминаниях Александра Николаевича Наумова, в 1915/1916 г. возглавлявшего Министерство Земледелия и отвечавшего за снабжение армии и страны продовольствием. Вот как он рассказывает об одной из официальных трапез того тяжелого времени.

Из всех этих официальных трапез наиболее живо вспоминается мне обед, устроенный 13 мая 1916 г. председателем Совета Министров Штюрмером...Самый факт созыва многочисленных гостей и гастрономическое обилие всяческих дорогих яств и питий показались приглашенным тогда лицам высшим проявлением бестактности, в силу полнейшего несоответствия,устроенного Штюрмером лукулловского пиршества с наслоениями военного времени и, тем более с положением продовольственного столичного рынка...в поместительной круглой зале с художественно выложенным мозаично паркетным полом, среди кущ разбросанных вдоль стен тропических растений в центре был расположен грандиозных размеров тоже круглый обеденный стол, богато сервированный и в буквальном смысле этого слова ломившийся под тяжестью  расставленного на нем "до неприличия изобильного количества всяческих самых изысканных закусок. Одной зернистой икры виднелись целые горы...Меюду ними лежали во всей своей янтарной красоте цельные рыбины лучших российских балыков вперемежку с красневшими в виде ярких пятен на белоснежной скатерти громадными заморскими лангустами и омарами. Не только я один, но и все пришедшие к премьеру на званый обед, были то невероятия ошеломлены, при виде заготовленного для них несвоевременного пиршества (А. Н. Наумов, Из уцелевших воспоминаний 1868/1917 т. 2., Издание А. К. Наумовой и О. А. Кусевицкой, Нью Йорк 1955 с. 397/398).

10. Наумов хорошо сознает гротескную абсурдность такого пира в голодное военное время и хочет убедить нас в том, что его коллеги разделяли это чувство неловкости и стыда за это пиршество, однако ряд мест в его воспоминаниях показывает, что это событие отнюдь не являлось абсолютным исключением (см. напр. описание банкета 3 мая 1916 г. в честь приезда французского премьера там же 401, восторженный рассказ о пиршествах и экскурсиях самого Наумова во время длительной служебной поездки в Крым в апреле 1916 там же с. 413 и др. ).

11. В воспоминаниях нет никакой попытки осмыслить связь между поведением элиты как таковой и революцией, ответственность за которую автор возлагает лишь на членов т.н. Прогрессивного блока думской оппозиции и их стремление сменить монарха и создать правительство "общественного доверия" (там же с.449).

12. Теперь нам пора посмотреть на вторую и третью описанную Булгаковым группы, т.е. на фронтовое офицерство и их родственников. Мы займемся этим в следующей главе.