История Дона Жуана началась в XIV веке. В те далекие времена в Севилье жил некий дон Хуан Тенорио, развратник и дуэлянт. Наказан он был не Божьим провидением, а монахами — францискантами, вызвавшими его на «любовное» свидание. А затем сочинившие известный всем миф о наказании статуей Командора.
Первый дошедший до нас художественный образ Дона Жуана был создан три века спустя испанским драматургом Тирсо де Молино. «Всем моим величайшим удовольствием было соблазнить женщину и, обесчестив, покинуть ее». Такова характеристика героя Тирсо де Молино.
С легкой руки испанского драматурга образ повесы и лавеласа Дона Жуана пошел гулять по странам и весям, и стал одним из самых популярных в мировой художественной культуре.
Мольер, Джилиберти, Корнель, Гофман, Гольдони, Проспер Мериме, Байрон, Моцарт, Пушкин — каждый обогащал характер и историю героя, выделяя комические, трагические, героические моменты. Хищник, завоеватель, авантюрист Дон Жуан храбр, энергичен и, наконец, красив.
В Самарском академическом театре драмы имени М.Горького спектакль «Дон Жуан» был поставлен болгарским режиссером Александром Морфовым в 2011 году. Однако до сих пор работа над образом продолжается.
Мы смотрели спектакль в октябре 2017 года, и эта незаконченность просматривается до сих пор. Роль Дон Жуана играет Денис Евневич. Но эту незаконченность нельзя поставить ему в вину. Образ действительно злободневен сегодня в нашей обыденной жизни, а особенно во Всемирной паутине. Поэтому Денису и всей труппе есть о чем размышлять.
Спектакль поставлен по мотивам пьесы Жана-Батиста Мольера, что также позволяет продолжать работать над образами главного героя и других действующих лиц. Давняя история рассказывается современным зрителям, жителям и гостям города Самары.
Современный стандарт мужчины — соблазнителя не столько брутален, мужественен, сколько женственен. И дело даже не во внешнем виде. Ему важен факт победы, а не сексуальные тонкости.
Поэтому Денис Евневич не просто нежится один в постели, он изнемогает от собственной расслабленности, самодостаточности. Он даже не говорит — мычит, все делает его слуга Сганарель (В. Сапрыкин): умывает, облекает в одежды и говорит за него.
В нашем лексиконе появилось слово «метросексуал», означающее, что герой выглядит модным, холеным, пахнущим дорогим парфюмом, не исключено, с маникюром и укладкой.
Такой влюбленный, скорей не влюбленный, а возлюбленный, не проявляет интереса к даме как личности, к ее переживаниям и проблемам. Он даже не заметит, что женщина расстроена и нуждается, если не в искренней, то хотя бы видимой поддержке.
Надо сказать, что и дамы в спектакле инфантильны, если не сказать глупы. Истина, сказанная героиней фильма «Чародеи», «должна быть в женщине какая-то загадка», им не ведома.
Они легко попадаются на крючок и потом недоуменно страдают: как же так? У Байрона: «Она вздохнула, вспыхнула, смутилась, шепнула: «Ни за что!» - и согласилась».
Но, если б самарский Дон Жуан сыграл только эту сторону характера, это была бы пародия на современные ухаживания во Всемирной паутине, и не более того.
Дон Жуан в интерпретации самарской труппы умен, честен в своих помыслах: любит - так уж любит, прошла любовь - так уж прошла, изображать ее не будет. Он смел, способен признать свои ошибки ,объективно оценить обстановку.
В какой-то момент Дон Жуан прозревает и готов даже покаяться. У Мольера Дон Жуан притворяется, Евневичу я поверила, и не только я одна.
Но пришедший пастырь обрывает сцену покаяния: у него зазвонил смартфон и он проинструктировал телефонного собеседника: «Продавай! Все продавай!»
Эта мизансцена говорит о многом. У Байрона: «Да будет свет!» - Господь провозгласил, «Да будет кровь!» - провозгласили люди».
Дон Жуан без рассуждений вступает в схватку с разбойниками, защищая неведомого ему человека. Его не испугала угроза гибели на море, он спорит со смертью в конце жизни.
Однажды он искушает нищего, просит за деньги поглумиться над Богом. Нищий чуть не сгорает от желания взять деньги, и все же отказывается богохульствовать. Дон Жуан отдает монеты, но, кажется, понимает, что на этот раз правда не на его стороне.
Он разный — самарский Дон Жуан. И он в споре сам с собою. Поэтому и выкрикивает напоследок фразу, как кредо своей справедливости: «Дважды два — четыре!»