Александр Евдокимов
Ц Е Н А М О Н Е Т О К
новелла
в стиле «Rock-in-Room»
in the style of «R-&-R»
Девочка остановилась на краю тротуара, удержав в своей руке Сашу-папу уже перед самой пропастью перекрёстка.
- С-с-язя-а, гвуаз, да гвуаз за табёй!
- Точно, доча: глаз, да глаз, – покорно остановился отец и осмотрелся, – спасибо, Ника, спасибо…
Шум улицы не раздражал: он, оказывается, легко парил с ними рядом, как шарик воздушный, но не летел, а шагал, – болтая в воздухе шагами-руками-ногами, – шагал, реагируя на округу, меняя цвет, и лишь оживлённый перекрёсток потребовал это скромное и мирное шествие – прервать.
Перекрёсток жил и гневно, и ровно, и бойко, и странно – жил: транспорт замирал, пыхтя и визжа на красный свет светофора, и срывался с места – на зелёный, и пешеходы шли, или стояли, в зависимости от того, какой светлячок-человечок встречал их – красненький иль зелёненький…
Молодого человека сопровождала – по тротуарам – за ручку, трёхлетняя девочка Ника и остановила непослушного папашу-Сашу перед бордюром, уставившись на человечков-светлячков: голова её, с фанатизмом, – надо думать, – и заботой мамы, укутана повязкой из шарфа и утягивалась где-то – сзади – на спине, покрывая всю мордашку, оставляя место лишь одному любопытному глазу – ребёнок тщательно берёг от сквозняков и ветров простуду.
Девочка силилась что-то сказать, но плотный шарф не пробивал голос и ничего не было слышно: громче всего были жесты. Папа присел, помахал отрицательно указательным пальцем и, приложив его к губам, потребовал тишины! Он показал на её горло и наигранно закашлял, закатив глаза под лоб. Девочка улыбнулась, вытаскивая губы и ямочки на щёчках из под шарфа, но отец вновь запихал всю мимику в эти пелёнки.
- Тс-с-с! – пальчиковая угроза растряслась над болезнью – указательно и смешно!
- Сам – тс-с-с! – глухо пробился протест с усмешкой из шарфа. – Я байшая! Папа С-с-сязя-а!...
Отец иронично и быстро поймал свой указательный палец ртом, надул щёки и разорвал губы с хлопком!
- Оп! И нет п-п-пальчика п-п-плохого! Будет знать, как ругаться! Да?!
- Дя! С-с-сязя-а!...
- Т-с-с!
Оба рассмеялись, как дети!
Папа встал и показал, через перекрёсток, на здание с большой надписью «ЦИРК».
- Пойдём? – он достал монетки, отсчитал несколько и, ещё раз указав на здание с куполом, отдал их дочери.
- Ну-ка, в кулачок… молодец!
Смешная и дружная пара шагнула на бордюр… =
: к краю пересечений;
: к перекрёстку автоматического и живого;
: к широкому проспекту из двух проезжих частей…
Рябило и рычало, и мчало, и неслось по нескольким полосам, разделённых свежим цветущим газоном: туда и сюда, сюда и туда – отовсюду и всюду – неслось!...
И, вдруг, замерло всё: зелёный человечек позволил перейти им первую полосу, но предупреждающе замигал и они подошли ко второй.
Дочка легко дёрнула папину руку – они улыбнулись друг другу и, сквозь живую скорость дороги, вновь посмотрели на яркую надпись «ЦИРК»: праздник был рядом.
Транспорт мчался в берегах проезжей части, а сквозь его поток, виртуозно, балансировал инвалид в старой коляске: крутился на больших колёсах, дирижируя ими то взад, то вперёд, то вместе, то врозь,
– толкая усердно руками, в желательном направлении – к подаяниям…
Да, да, да… =
: осунувшемуся и не бритому;
: мятому и болезному;
: из окон автомобилей протягивали, изредка, монетки…
Его голова, глаза и руки исполняли благоговение и благодарность открытой форточке, ту малую долю мгновенья, – пока автомобиль не увозил сердечного в даль проспектную, а потом желваки и губы инвалида пережёвывали нецензурный выдох, с жадностью перебирая взглядом монетки на ладони…
!Ладони тряслись и нервно сжимались! – !Пересохшие губы и глаза с жаждой глотали вывеску «пиво»!
- Цирк! – нервно сплюнул инвалид, оценив игровые действа у здания цирка и жизнь собственную. – Цирк!...
Коляска настырно двинулась по сплошной – к щедротам, которые в движении навстречу!
- Герою… пострадавшему… за мир! Кто сколь, кто чего может… на памятник героям! Они не вернутся… они смотрят на нас! Народ, не проезжайте, народ!...
Отец и дочка посмотрели на него: девочка склонилась и взглянула на свои ножки, потом вновь на инвалида, подняла голову к папе – глаза их встретились… малышка опять подбородком придавила шарфик и на лице смешались и удивление, и улыбка, и… ямочки! Девочка вытащила из кармана на маленькой ладони монетки на билеты в цирк.
Папа посмотрел на ладонь, на огромную вывеску «ЦИРК», достал из своего кармана оставшиеся деньги и взглянул на павильон перед зданием цирка с вывеской «ПИВНОЙ БАР», чуть подбросил монеты и резко сжал их в кулаке.
Папа-Саша присел к Нике, улыбнулся, и поцеловал малышку в щёчку-ямочку. Прижал её пальчики к ладони, укрывая монетки, и отрицательно покачал головой, и спрятал маленький кулачок в карман маленького пальто.
Он показал ей свои монеты и выдохнул без звука: «я эти отдам…».
Отец вновь укрыл шарфиком губки дочери, затем встал, и шагнул на проезжую часть… к подаянию… к инвалидной коляске…
И тут!... =
: вдруг, пронзительный визг тормозов!;
: вдруг, вся улица перевернулась в глазах!;
: вдруг, от резкого толчка, отец дочки упал, ударившись головой об асфальт – всё стемнело!...
Саша-папа, будто, очнулся, открыл глаза – перед лицом – лёд!...
Приподнял голову – улица вся во льду… =
: проспект такой же, как и прежде, но чёрно-белый;
: вместо автомобилей – больничные кровати с перебинтованными людьми;
: а инвалид уже без коляски, стоит на ногах и раздаёт больным, проезжающим на кроватях, подаяния…
Папа-Саша попытался резко встать, но ноги не подчинились!
Он оглянулся со страхом, ища дочку: её нигде не было!
Бывший инвалид подошёл к нему, помог приподняться, вкладывая ему в ладонь монету, и поставил на колёса перевёрнутую инвалидную коляску, и усадил в неё потерпевшего…
Несчастный отец пересчитал деньги, и там оказалось столько же, сколько у него было на пиво,… он вопросительно посмотрел на хозяина руки дающей и с тревогой, пожимая плечами, ещё раз осмотрелся и задохнулся от волнения, хватая воздух немым ртом…
Герой-инвалид присел перед коляской и рукавом протёр лёд и!... =
: и только сейчас отец увидел дочку;
: как и весь живой перекрёсток, сквозь толщу льда;
: смотрел на всё с заоблачной ледяной высоты, или с промёрзшей глубокой реки, где время, застыв, разделила мир на какие-то две части и, – там, – подо льдом осталась реальность жизненная – простая и обыкновенная… но чёрно-белая…
Город, как какое-то отражение, был виден под всей ледяной поверхностью, где-то внизу: будто из окон сомнамбулизма-кретинизма.
Перекрёсток истребил в себе и тональности и цвета: в чёрно-белом изображении неслись автомашины, и только лишь девочка была, как и прежде, в ярком жёлтом пальто с красным шарфиком и в белой шапочке.
!Лёд стал туманить изображение! – !Фантастические вихри узора не восхищали, а уплотняли прозрачность!
Сашка с тревогой вглядывался в изобразительный шедевр, пронзая глубину льда и орал немым и неистовым криком!
Девочка озиралась со страхом, ища отца, и плакала.
Наконец, она заметила на проезжей части монетки выпавшие из ладони папы и она искренне обрадовалась!
- С-с-сязя-а!... Папа-С-сязя…
И в немом крике был восторг!... =
: и дочка шагнула с тротуара – собирать их,… бесценных;
: и напугались автомобили всякие, торопясь объехать кроху, едва не сталкиваясь;
: и маленькие пальчики уже с усердием складывали монетки в ладошку-крошку…
Отец, в испуге, – рванулся к ней, – желая броситься на помощь, но от бессилия едва простонал, а пальцы, до белых костяшек, сжали подлокотники коляски…
Вдруг, из-за поворота появилась огромная фура!... =
: там – внизу, рядом с родной и беззащитной;
: девочка потянулась за последней монетой!;
: фура зарычала и завизжала, выпучив свет всех фар…
Отец вскочил, оттолкнув коляску, а там – внизу – из цирка, бежал уже к перекрёстку – клоун!...
На нём были жёлтые – парик, ботинки и галстук, красные штаны, белая шляпа и синий пиджак, и…
И:
ветер летел вместе с ним над асфальтом:
и всей планетой,
не за монетой,
а за судьбой,
будущей, единственной и дорогой!...
к которой решительно шагнула,
Ника-кроха,
где ложь и плохо!
и тепло с ладони
поможет, согреет и схоронит!... и
И:
над асфальтом ветер
летел вместе с клоуном
к детям
и!...
И клоун подпрыгнул и взлетел до стеклянных небес, или глубины-стены реки застывшей, заглянул в колодцы глаз Сашке, кувыркнулся и оттолкнулся ногами, ударив в эту прозрачную скорлупу каблуками!... =
: и ледяное стекло треснуло;
: а он весело повис на светофоре;
: и включил всему красный свет!...
- Бред! – оторопел от всей сказки, а может и сна – Сашка!
Девочка, подняв последнюю монетку, повернулась и увидела летящий на неё грузовой тягач-дизель, глаза наполнились страхом, и она закричала беззвучно – «па-апа-а!».
Отец с силой бросился на трещины во льду – всем весом тела – плашмя: ударяя, при этом, прозрачность поверхности и локтями, и кулаками!...
И тут же лопнул хрупкий лёд,
И раскрошился в клочья – свет!...
Он очнулся и вздрогнул – в глаза!...
Визжали, как стервь, тормоза!...
…Автомобиль занесло в сторону и он, замедляя ход, пополз на инвалидную коляску!...
Отец девочки онемел с протянутой рукой, в которой были пивные деньги, а инвалид, испугавшись, вдруг – вскочил, бросив коляску и побежал инвалидными ножками – в сторону!
Тягач-дизель, едва коснувшись инвалидного кресла, встал!...
Коляска стыдливо откатилась, уступая дорогу и оступилась колесом в открытый люк канализационного колодца, и застыла калекой, задравши мордашку, – к небу.
Мошенник остановился и, злобно повернувшись, резко и нервно согнул руку в локте, показав средний палец, и вновь побежал, и вновь показал, чем он делан, и тут же угодил под колёса другого грузовичка, под небольшую скорость!
Горе-инвалид пал!
- Слышь, герой, – приласкали из кабины машины, – аккуратней отступай и задницу обороняй! А сейчас беги – штаны меняй!
Весь транспорт замер – горел красный!
Папа-Саша посмотрел на монеты в своей ладони и, сжав их в кулак, сунул руку в карман.
Судороги теребили его от ладошек – до пят!
- Та-ак! Пивко уже не поможет! – пробурчал он судорожно с доброй улыбкой, которая не вместилась в глазах!
- С-с-сязя-а!
Дочка взяла папу-Сашу за руку и потянула назад, к провалившейся коляске в люк над вонючей рекой и навалилась всем своим маленьким весом на доходное место инвалида, и покатила его к пострадавшему, который сидел на асфальте перед машинами.
Отец пришёл в себя и, сплюнув, пошёл за дочерью.
Девочка подкатила стул на колёсах к суматохи водителей у места происшествия, и снова посмотрела на свои ножки, и пнула колесо автомашины.
Папа тоже посмотрел под свои ноги и задрал голову вверх, – там мирно плыли облака, – пожал плечами, подхватил Нику и, поцеловав её, пошёл к цирку на зелёного человечка-светлячка.
Девочка опять вытащила подбородок из шарфика и припала к уху отца, нашёптывая что-то, указывая на пивной бар.
Папа-Саша посмотрел на Нику, на крупную вывеску «пиво» и, вдруг, увидел на площади клоуна, который продавал воздушные шарики… =
: отец достал монетки;
: улыбнулся дочке и пошёл, вприпрыжку, к весёлому и доброму клоуну;
: клоун протянул яркий шарик Сашке, без всяких монет и…
И отпустил остальные шары и в небо, и в сказку!
!Ника рассмеялась! – !Голос девочки сорвал с лица болезный шарф-повязку!
А шарики помчались к солнцу и раскрасили весь перекрёсток радужным цветом!
- Иди порадуй себя! – тихо обронил клоун, указав взглядом на скромную надпись «пиво» и сжал ладонь папы-Саши с его монетной мелочью в кулак! – И порадуй дитя!... На! Не выпусти… улетит!
Саша вцепился с благодарностью в нить шарика!
- Ника – вот – на!
- С-с-сязя-а!
- Подарок из сказки! – мило обманул клоун.
- Шпасиба!
- А может, вместе… порадуемся… за компанию! А, весёлый человек?!
- Эм-м… м-может и быть! Быть может-может-может…
Ника восторженно смотрела на шарики в высоком небе, через свой, что через нить – ручной!...
- Ой! – шарик, маленькой богини, оттолкнулся от её тёплой ладони и помчался в высь праздника, в даль праздника, в праздничный миг! – Иму скушна бес их! Лети-лети-лети!...
6 ноября 2017 год,
город Москва