Превратности судьбы продолжение. Начало в гл. 1-2,

Татьяна Зырянова-Кенцухе 8
Похоронил Петруха друга, с другим бомжом на пустыре. Мела поземкой злая вьюга, как будто в снежном январе. Пришёл в подвал продрогший, грязный,
и стал печурку разжигать, открыл альбом в футляре красном и вдруг увидел свою мать.

Его как током вдруг пронзило,

похолодели пальцы рук(как будто знак давали «Силы»:

 Не в силах видеть его мук). Она внимательно смотрела в его печальные глаза,
Словно сказать ему хотела: "Сынок,так больше жить нельзя."

Листал страницы он альбома в каком-то странном полусне. Все лица были так знакомы и "говорили" о родне. А вот и он-младенец спящий в объятьях матери своей, так мирно в гамаке сидящей под сенью клЕновых ветвей.

Все фото были чуть размыты, но всё-же многих он узнал. Глаза родные упрекали за неожиданный финал. И вспомнил он тот страшный вечер, когда приехал он домой. В дверях его никто не встретил: насторожил собачий вой.

Не мог открыть замок он долго,

сломал свой ключ,
был очень злой....Подъехала машина "Волга", а в ней мужик сидел седой. Он рассказал Петру, что Ева, ему квартиру продалА. Ждала супруга всё упрямо(задаток даже не брала).


А дочка плакала (я видел)  и не хотела уезжать. Сказала:"Маму он обидел. Отцу на нас уже плевать!"
—Куда уехала?—Не знаю. Да и зачем мне это знать...А вы (я так предполагаю) отец семейства?
Так сказать...

Ну, что ж. Ведь жизнь, она такая...Сегодня вместе, завтра -врозь. Но дама-о-
о-о-чень деловая, Вам как бы плакать не пришлось! Как будто был старик пророком: всё точно так произошло...Жизнь понял горьким он уроком, ну, а богатство всё ушло.

И вот он здесь, больной и нищий и

 он не нужен никому. Он-собиратель стеклотары: себе противен самому. Заплакал Пётр так горько, страстно, прижал к груди родной альбом. -Прости, что жизнью жил ужасной...Несчастный я, ненужный бомж!

-И ты такой же одинокий: Семьи Хранитель, светлых дней....Увидевший мои пороки- свидетель участи моей.  И так сидел он отрешенно, наверное, несколько часов. Очнулся он. В руке лист клена и отзвук чьих-то голосов.

Как будто род его проснулся и с ним пытался говорить. А Пётр в испуге поперхнулся и начал лист в руках крошить. Не мог понять, откуда взялся сухой лаптастый талисман: в альбоме может завалялся, иль лист прилип к его ногам?

Ну
неспроста в его подвале такое чудо из чудес! К ответу родичи призвали:
 знать проявляли интерес. Пошел Петруха к бабе Фросе, принёс с собой и свой альбом. Была добра бабуля к гостю, кормила пловом и борщом.

Он без утайки, откровенно, о прежней жизни рассказал. Как был несносным  и надменным. Как капитал свой "промотал". О том, что дочь давно не видел и где она, не знает он....Что женщину свою обидел с которой был он обручен.

Облегчил Пётр признаньем сердце, и стало так ему легко...(Как будто он душой согрелся под теплой маминой рукой). А баба Фрося вдруг сказала: "Живи покуда здесь, сынок. Меня судьба не баловАла, а ты мне всё таки, помог.

И я  помочь хочу деньгами, Их хоть немного-всё же есть. А ты"поправишься" делами, и восстановишь свою честь". Благодаря простой бабуле,
да и молитвами её, ему фамилию вернули и помогли найти жильё.

Он доказал, что он достоин своих родных, своих корней. За дочь свою теперь спокоен: дороже нет её, родней. Пётр много приложил усилий чтоб разыскать и друга дочь....Нашёл. И снова хоронили, (Геннадия перезахоронили на Богородском кладбище) и плакал он, как в ту же ночь.

Поклялся он тогда несчастным и одиноким помогать. И фонд создал он свой негласно (как завещала его мать). И дом построил у дороги, Странноприютный новый дом.  Помог Петруха очень многим-чтоб люди помнили о нём!               
*************************И посадил аллею кленов в честь предков матери своей. Шумят листвою для влюбленных и дарят Мир в тени ветвей.