Посвящается Полю Алекси
Мы только что вышли из Руана и большими шагами шли по дороге в Жюмьег. Лёгкий экипаж мчался, пересекая луга; затем лошадь пошла шагом, чтобы подняться на холм Кантлё.
Именно здесь – самые прекрасные горизонты, которые только могут быть в мире. За нами – Руан, город церквей, готических колоколен, похожих на игрушки из слоновой кости, а напротив – Сэн-Север, пригород мануфактур, который возвышает свою тысячу дымящих труб в небо, лицом к лицу к тысячам более маленьких колоколен, посвящённых старому городу.
Здесь – стрела кафедрального собора, самая высокая вершина из всех человеческих построек, а там – «Огненный насос» «Молнии» - его соперницы, почти такой же огромной, которая на 1 метр превосходит высотой пирамиды Египта.
Перед нами разворачивалась Сена – волнистая, покрытая островками, окаймлённая справа белыми скалами, которые увенчивал лес, а слева – огромными лугами, которые ограничивал другой лес.
То тут, то там – большие суда на якоре вдоль берегов большой реки. Три огромных парохода шли по ней гуськом к Гавру, и цепочка судов, сформированная из одного трехмачтового корабля, двух шхун и брига, поднималась к Руану. Её тащил маленький буксир, изрыгавший облако чёрного дыма.
Мой спутник, рождённый в этом краю, даже не смотрел на этот изумительный пейзаж, но только беспрестанно улыбался. Казалось, он смеётся над собой. Внезапно он воскликнул: «Ах! Сейчас вы увидите кое-что забавное: часовню папаши Матьё. Это чудесная вещь».
Я удивлённо смотрел на него. Он продолжил:
- Сейчас вы почувствуете нормандский дымок у себя в носу. Папаша Матьё – самый красивый нормандец в провинции, а его часовня – одна из самых чудесных в мире: ни больше, ни меньше. Но вначале я вам объясню.
Папаша Матьё, которого называют ещё "папаша Выпивка" - это бывший главный сержант, вернувшийся в родной край. Он объединяет в себе восхитительные пропорции, чтобы создать совершенный ансамбль: шутку старого солдата и тонкое остроумие нормандца. После возвращения в страну он стал, благодаря многочисленным связям и невероятным способностям, хранителем чудесной часовни под покровительством Девы Марии, которую посещали, в основном, беременные женщины. Он окрестил её чудесную статую так: «Нотр-Дам Большой Живот», и обращается с ней с определённой насмешливой фамильярностью, которая не исключает уважения. Он сам написал и напечатал особую молитву Пресвятой Деве. Эта молитва – шедевр невольной иронии, нормандского ума, в которой насмешка смешивается с благоговением к святыне, со сверхъестественным страхом и тайным влиянием чего-то. Он не много верит в свою покровительницу, однако немного всё же верит, из благоразумия, и заботится о ней по политическим соображениям.
Вот начало этой удивительной молитвы: «Наша добрая покровительница Дева Мария, естественная покровительница будущих матерей этой страны и по всей земле, защити Свою служанку, которая согрешила в момент забвения».
Заканчивается же мольба так: «Особенно не забывайте меня рядом со Своим святым Супругом и вступитесь за меня перед Богом-Отцом, чтобы Он послал мне хорошего мужа, подобного Вашему».
Эта молитва, запрещённая духовенством края, продаётся им из-под полы и сходит за целительную для тех, кто повторяет её с покорностью.
В итоге, он говорит о Деве Марии, как делал его хозяин – слуга устрашённого принца, знающий все его интимные секреты. Он знает на своём счету кучу забавных историй, которые рассказывает потихоньку, среди друзей, после выпивки.
Но вы увидите сами.
Так как обильные взносы Покровительницы не казались ему достаточными, он присоединил к Ней небольшую коммерцию со святыми. Он держит их всех или почти всех. Так как в часовне не хватает места, он сложил их в дровяном сарае, откуда достаёт их по первому требованию верных. Он сам сделал эти деревянные статуэтки, невероятно комичные, и раскрасил их все в зелёный цвет в тот год, когда шпаклевали его дом. Вы знаете, что святые лечат больных, но каждый – по своей специальности, и не нужно допускать ошибок или смешения. Они завидуют друг другу, как комедианты.
Чтобы не ошибиться, старые женщины приходят консультироваться к Матьё.
Какой святой лучше всего помогает от болезни ушей?
- Есть святой Озим, очень хорош, да и святой Памфил не плох.
Это не всё.
Когда у Матьё есть свободное время, он пьёт, но пьёт артистически, по убеждению, так хорошо, что каждый вечер пьян. Он пьян, но он это знает. Он знает это так хорошо, что каждый день записывает степень своей пьяни. Это его главное занятие. Часовня – потом.
Он изобрёл (послушайте хорошо и держитесь), он изобрёл пьянометр.
Этого инструмента не существует, но наблюдения Матьё так точны, как у математика.
Вы услышите каждый день: «С понедельника я перешёл 45».
Или: «Я был между 52 и 58».
Или: «У меня было 66 к 70».
Или: «Батюшки, я видел себя среди пятидесяток, а теперь замечаю, что я - в семьдесят пятых».
Он никогда не ошибается.
Он заявляет, что никогда не достигает сотни, но так как признаёт, что его наблюдения перестают быть точными, когда он перешёл 70, не надо верить его заявлениям.
Когда Матьё признаёт, что перешёл 70, будьте спокойны – он пьян в стельку.
При этих условиях его жена, Мели (это другое чудо), начинает сильно гневаться. Она ждёт его за дверью, когда он возвращается, и кричит: «Это ты, мерзавец, свинья, пьяница!»
Тогда Матьё, который больше не смеётся, становится лицом к ней и говорит суровым тоном: «Замолчи, Мели, сейчас не время болтать. Подожди до завтра».
Если она продолжает кричать, он возвращается и говорит дрожащим голосом: «Закрой рот, я в семидесятых, я больше не превышу, я сейчас стукну, берегись».
Тогда Амели отступает.
Если на следующий день она хочет вернуться к этой теме, он смеётся ей в лицо и отвечает: «Будет, будет! Хватит болтать, всё прошло. Так как я не перешёл бы сотню, ничего страшного. Но если я перейду 100, обещаю тебе исправиться, честное слово!»
*
Мы достигли вершины холма. Дорога углублялась в замечательный лес Румар.
Осень, чудная осень смешивала своё золото и пурпур с последней, ещё живой зеленью, словно капли расплавленного солнца стекали в гущу леса.
Мы пересекли Дуклэр. Затем, вместо того, чтобы продолжить пересекать Жумьег, мой друг повернул налево, на боковую дорожку, и начал углубляться в чащу.
Вскоре с вершины высокого холма мы вновь увидели восхитительную долину Сены и извилистую реку, разворачивавшуюся у наших ног.
Справа маленькое здание, покрытое сланцем, увенчанное колокольней и высокое, как зонтик, опиралось на хорошенький домик с зелёными жалюзи, покрытое жимолостью и розами.
Громкий голос прокричал: «Вот друзья!», и Матьё появился на пороге. Это был мужчина 60 лет, худощавый, с бородкой и длинными белыми усами.
Мой спутник пожал ему руку, представил меня, и Матьё ввёл нас в прохладную кухню, которая служила ему так же и залом. Он сказал:
- У меня нет особых апартаментов. Я не люблю отдаляться от кушанья. Кастрюли, видите ли – это моя компания.
Затем он повернулся к моему другу:
- Почему вы приходите в четверг? Вы хорошо знаете, что это день, когда я консультируюсь с моей Покровительницей. Я не могу выйти сегодня.
Подбежав к двери, он издал ужасный крик: «Мели-и-и!», отчего матросы на судах, которые шли вниз и вверх по реке, подняли головы, в глубине глубокой долины.
Мели не ответила.
Тогда Матьё хитро подмигнул.
- Она не довольна мной, видите ли, потому что вчера я находился в семидесятых.
Мой сосед рассмеялся: «В семидесятых, Матьё! Как вы это сделали?»
Матьё ответил:
- Я вам скажу. Я нашёл в прошлом году только 20 абрикос. Больше было невозможно. Но для того, чтобы сделать сидр, было только это. Что касается нектара, это нектар. Вы расскажете мне новости. У меня здесь был Полит, я заставил его выпить глоток, затем ещё глоток, не насыщаясь (мы пили до следующего дня), и я почувствовал свежесть в желудке. Я сказал Политу: «Если бы мы выпили стаканчик, чтобы согреться». Он согласился. Но это заставит полыхать ваше тело огнём, так что лучше вернуться к сидру. Но от свежести к жаре и от жары к свежести, я заметил, что я в семидесятых. Полит был недалеко от сотни.
Дверь открылась. Появилась Мели и внезапно сказала, не поздоровавшись с нами: «Свинья, у вас обоих – сотня».
Тогда Матьё рассердился: «Не говори этого, Мели, не говори этого. У меня никогда не было сотни».
Нам устроили изысканное угощение перед дверью под двумя липами, рядом с маленькой часовней «Нотр-Дам Большой Живот» и перед лицом обширного пейзажа. Матьё встретил нас с шутками и неожиданным доверием, и с невероятными историями о чудесах.
Мы выпили много сидра, пикантного и сладкого, свежего и опьяняющего, который он предпочитал всем жидкостям, и курили трубки, сидя верхом на стульях, когда появились 2 добрые женщины.
Они были старыми, сухими, сгорбленными. Поздоровавшись, они попросили святого Блана. Матьё подмигнул нам и ответил:
- Я вам это дам.
И исчез в дровяном сарае.
Он оставался там 5 минут, затем вернулся с печальным лицом. Он поднял руки:
- Я не знаю, где он, я не нахожу. Однако, я уверен, что у меня он есть.
Тогда, сложив руки рупором, он вновь взвыл: «Мели-и-и!» Из глубины двора женщина ответила:
- Что?
- Где святой Блан? Я не нахожу в дровяном сарае.
Тогда Мели воскликнула:
- А это не то, что ты взял на прошлой неделе, чтобы заткнуть дыру в клетке для кроликов?
Матьё вздрогнул: «Клянусь Богом, может быть!»
И он сказал женщинам: «Следуйте за мной!»
Они пошли за ним. Мы сделали то же самое, мучимые удушающим смехом.
Действительно, святой Блан, воткнутый в землю, как простой колышек, испачканный навозом, служил затычкой в клетке с кроликами.
Едва увидев это, добрые женщины упали на колени, перекрестились и начали шептать «Молитву». Но Матьё быстро вмешался: «Подождите, вы стоите в помёте, я сейчас дам вам охапку соломы».
Он пошёл за соломой и сделал им молитвенную скамеечку. Затем, посчитав своего святого грязным и, без сомнения, боясь неудачи в своей коммерции, он добавил:
- Минуточку.
Он взял ведро с водой и щётку и начал усердно мыть деревянную фигурку, пока старушки продолжали молиться.
Затем, когда это было закончено, он сказал: «Теперь всё в порядке», и дал нам напиться.
Поднося стакан ко рту, он остановился со смущённым видом: «Всё равно, когда я поставил святого Блана к кроликам, я думал, что он не сможет приносить мне денег. Я два года их не просил. Но святые, видите ли – с ними никогда не поймёшь».
Он выпил и продолжил.
- Давайте выпьем ещё глоток. С друзьями не надо переходить 50, а у меня нет и 38.
10 октября 1882
(Переведено 7 ноября 2017)