Анна, молодая женщина, пришла в отдел кадров Шуйского горпромкомбината устраиваться на работу. Она думала, что придется выбирать цех в котором будет работать. Однако, как оказалось, выбора никакого не было. Цехов всего было три: мебельный, кирпичный и цех игрушки. В мебельный цех на работу принимали только мужчин, кирпичный цех находился далеко, в одной из деревень Шуйского района и Анне, имевшей маленькую дочку, не подходил. Оставался только цех игрушки в котором делали игрушечные гармошки. Так как Анна делать их не умела, то ее и еще пять женщин приняли на работу, ученицами.
Обучала учениц одна из опытных мастериц. Они в первый же день узнали, чтобы сделать гармошку, нужно проделать несколько операций. Вот этим операциям и принялись обучать женщин.
Вскоре выяснилось, что у каждой ученицы хорошо получается только одна операция, а квалификационная комиссия требует что бы каждая из них сделала целиком гармошку. Они быстро поняли: то что у них получится, будет годиться только на свалку. Их учительница посоветовала: «Девчонки, да сделайте вы одну гармошку на всех, каждая ту операцию, что у нее получается лучше, вот и выйдет хорошая гармошка, ее и покажете комиссии». Ученицы так и поступили. Гармошка вышла на загляденье. Вот ее и показали комиссии, сначала Ольга, потом с той же гармошкой отправилась Анна, за ними по очереди все остальные. Комиссия, конечно, понимала в чем дело, но ничего говорить женщинам не стали, а присвоили, как и полагается, низший разряд.
Так Анна начала работать в цехе игрушки. К коллективу быстро привыкла. Он был в основном женским, мужчин было только трое: начальник цеха и два настройщика. Но работать там было ей скучно. Анна больше любила шить и вязать. На швейную же фабрику брали только женщин окончивших швейное ПТУ, а туда принимали только девушек со средним образованием, у Анны же за плечами было только девять классов, да и возраст уже не позволял идти в ПТУ. Вот и маялась она на не любимой работе. Летом было полегче, рабочих отправляли на работу в колхозы, то на прополку, то на сенокос, там ей больше нравилось.
Правда, с колхозом были связаны не только приятные воспоминания. Однажды ехали они в колхоз на маленьком Пазике, сидячих мест на всех не хватило, так что Анне пришлось стоять у передней дверцы автобуса, еще одна женщина, Татьяна, стояла у задней дверцы. Когда автобус сильно тряхнуло на очередном ухабе, Анна сильно стукнулась головой о стояк, за который держалась, а Татьяна упала на ступеньки автобуса и повредила ногу. Пришлось водителю разворачиваться и ехать в город, везти женщин в больницу. Там их сразу отправили на рентген, оказалось, что у Татьяны нога сломана, а у Анны трещина в черепе. Обоих женщин оставили в больнице.
Вскоре после того, как Анну выписали из больницы, по предприятию разнесся слух, что собираются открывать еще один цех, швейный. Анна заинтересовалась, а вдруг и вправду откроют, и может даже возьмут туда работать. Слухи подтвердились довольно быстро. Мебельный цех решил выпускать мягкую мебель, для нее требовалась обивка. Работавшие там мужчины, обивку, разумеется, шить не хотели. Вот и потребовался швейный цех. Работниц для этого цеха начальство, прежде всего, стало искать среди своих работниц, благо народу для него требовалось немного. Анна одна из первых попросилась туда работать. Начальник цеха поинтересовался, где она училась шить. Анна соврала, что окончила курсы кройки и шитья при офицерском клубе Шуйского гарнизона. Конечно, ее все равно посадили за швейную машинку, что бы проверить ее умения. Собственно проверка была несложная, нужно было прострочить один шов. Разумеется, с этим заданием Анна справилась, почти все остальные женщины тоже, кроме одной Зои Васильевны. Она нормально шила, до тех пор пока не кончилась нитка в челноке, вот тут-то и выяснилось, что устройства швейной машины Зоя Васильевна не знает: она принялась искать челнок по верхам машинки, ей объяснили, что челнок вообще-то находится внизу. Зоя Васильевна принялась оправдываться тем, что это Подольская машинка, а дома у нее зингеровская. Оправдания не прошли, все женщины раньше видели зингеровскую машинку и знали, что хоть челнок у нее и не такой как у Подольской, но находится все же на том же месте, что и у Подольской.
В новом цехе народу было немного, всего одиннадцать человек, считая начальника цеха и двух механиков. Анне нравилось тут работать, она шить вообще любила, кроме того тут была, хоть и ненамного чем в цехе игрушки, но все же больше зарплата, да еще время от времени можно было брать домой лоскутки ткани, достаточно большие, что бы можно было сшить чего-нибудь ребенку.
Для мебельного цеха шили очень редко, чаще шили то, что заказывал «город»: белые медицинские халаты, шапочки для врачей, ну и по мелочи ширпотреб для магазинов.
В общем, все в новом цехе было бы хорошо, если бы не Наталья. Эта женщина очень любила посплетничать, и не просто так, а чтобы перессорить женщин, что вместе с ней работали. Так уж получилось, что понравился Наталье муж Марины, Леня. Задумала она его у жены отбить. Для этого написала записку, якобы от лица Марининого мужа, где он назначал свидание Ольге, и поставила в конце подпись Алексей (в Шуе мужчин с именем Алексей часто уменьшительно называли не Леша, а Леня). Записку положила Ольге на стол. С именем Наталья прокололась, Марининого мужа звали Леонид, кроме того она не подумала, что Марина, разумеется, знает почерк своего мужа и уже поэтому записке не поверит. Наталью и до этого в цеху не любили, а после истории с запиской (очень быстро узнали, что записку писала именно она) с ней просто перестали разговаривать и она, в конце концов, была вынуждена уволиться с работы.
А, однажды, во двор горпромкомбината приехал микроавтобус, оборудованный флюорографическим кабинетом, и все работники должны были посетить этот кабинет. Этот микроавтобус вообще-то приезжал раз в год, но обычно у всех работников, кроме механика Юры, все было в порядке. На этот же раз начальник цеха вызвал к себе Анну, Нину и Галину и сообщил им, что на флюорографических снимках у них на легких обнаружены пятна, поэтому им троим нужно съездить в противотуберкулезный диспансер. В тот день ехать было уже поздно, решили ехать на следующий день прямо с утра.
До утра все трое испереживались, рассказали своим домашним о пятнах в легких, те тоже встревожились. А утром поехали в диспансер. Там их принял врач фтизиатр со знаменитой фамилией Бальмонт, он и в самом деле был внучатым племянником известного поэта. Он как мог, пытался успокоить женщин, правда, это не очень-то у него получилось. Потом отправил их в рентгеновский кабинет. Пришлось ждать, хотя вся очередь состояла из их троих. Сделали снимки – снова ждать, пока проявят. Наконец, все их проявили и отнесли к Бальмонту. Тот разглядывал снимки в недоумении, потом взял те что прислали из поликлиники, внимательно на них посмотрел и очень повеселел. Женщины не понимали в чем дело и испуганно на него глядели. Бальмонт им объяснил, что они здоровы, что никаких пятен в легких у них нет, а на флюорографических снимках пятна появились по небрежности лаборанта. Женщины очень обрадовались, что здоровы и даже не сердились на неаккуратного лаборанта, а только весело смеялись над приключением.
После этого, как и раньше, работали в своем цеху. Но все хуже и хуже шли дела на их предприятии. Первым закрылся кирпичный цех. Женщин, работавших там, попытались перевести в цех игрушки, но их руки, отлично месившие глину и лепившие кирпичи, не были приспособлены к более тонкой работе и все они быстро уволились из горпромкомбината. Года через три после этого закрылся и цех игрушки, не выдержав конкуренции с Шуйской гармонной фабрикой, у которой также был такой цех, но игрушечные гармошки и аккордеончики были много лучше горпромкомбинатовских. А в начале девяностых годов горпромкомбинат окончательно обанкротился и увольняться пришлось уже всем его работникам. Анна, как и многие другие, пошла на биржу труда искать новую работу.