У него было много женщин, после развода с Алиной. Все очень разные. Одни позволяли за собой ухаживать, другие тянулись к нему, но ни одна не любила. Со стороны было видно невооруженным взглядом, как одинок и внутренне не ухожен.
Бывает, иногда видно - человек брошен. С ним нет никого рядом. Это проявляется в поведении, поступках, мыслях, движениях. Порою бывает очень сложно объяснить, но можно встретить в жизни довольно успешного человека не понимая, почему у него такой неухоженный взгляд.
Он где-то не здесь, в каких-то других отрезках жизни, в других её давно прожитых участках. Но почему? Как такое может быть? Ведь этот человек с нами. Он смеётся, более того, шутит сам, весел, опрятен, интересен. Но опустошён. И в его пустоте невозможно навести порядок никому. Так, как невозможно прибраться в том, чего нет? И есть ли такой человек на свете, которому позволительно такое?
Думаю, подобные люди есть, не боятся наводить порядок там, где им не довелось мусорить самим.
Сейчас очень много неухоженных, разрушенных до основания. И то, что мы видим - всего лишь каркас, высушенного изнутри человека. Его оболочка. Она ещё держится на ветру, стоит на ногах, но уже не может ходить самостоятельно. Она мертва. Но - как реалистична и похожа на настоящего человека, которым он, или она были прежде. Это муляжи людей. Их практически невозможно оживить. Да и хотят ли они сами этого? Нужна ли им та частичка жизни, которую желают в них заложить те, кто ещё иногда встречается на пути?
Это все вопросы, на которые не нужно и главное, бесполезно искать ответ.
Женщины Сергея не могли завладеть его миром. Ни одна не проникла в него, хотя бы и на самую малость, так и не поняв, что с этим делать? И словно Французы в выжженной отступающими частями Русской армии Москве - отступали в мороз, в никуда. Все решающие события в его жизни происходили, как правило осенью, в проливной, словно из ведра хлещущий в лицо дождь, со страшным ветром, а порою градом.
Этого следовало ожидать. Потому, что, как можно найти человека на раз, два? А специально искать было ещё смешнее, и нелепее.
Одна девушка нашла в нём то, к чему стремилась всю жизнь, прильнув к нему всей своей душой. Но он тогда был не готов к этому. Да и вообще мог ли быть к такому готов и в любое другое время? Ведь он мужчина, и не привык, чтоб его выбирали самого. Тогда ему остаётся смиряться и приспособиться к тому, кто его выбрал.
Даже если это мог быть очень интересный, глубокий, многосторонне развитый человек. Но, это был не он, не тот, кто нужен был ему. А кто был нужен сам не знал. Выглядел оторванным куском чего-то целого, неделимого, брошенного на дороге, в непогоду.
По нему ездили машины, ступали чьи-то ноги, а он лежал, перекатываясь ветром на брусчатке из стороны в сторону. Кто-то поднимал его, рассматривал, отмывал, клал в карман, но затем, наигравшись вдоволь, выкидывал. Иногда сам вываливался из кармана, и тут же терялся на проезжей части, смешиваясь с дорожным мусором. В его жизни присутствовала некая неизбежность присутствия жизненного пристанища, как и у его мамы, которая так и не вернулась на Родину.
Квартиру снял, конечное же не ради кошки. Все было гораздо проще. Его девушка, с которой уже съездил вместе в отпуск, хотела попробовать пожить с ним вместе, и предложила найти по дешевле, маленькую, но и аккуратную квартирку. Тогда начал поиски.
Выплачивал очередной кредит за машину, экономил деньги в надежде выплатить его досрочно, так как хотел пожить чуть-чуть в своё удовольствие. Съездить куда-то, сделать подарок близкому человеку, да и вообще ощутить себя полноценным мужчиной.
Жизнь у мамы в квартире не рассматривалась ни в коем случае, по двум причинам. Во-первых, она бы не пустила никого на порог своей, страстно охраняемой территории. Во-вторых, имел уже обширную практику жизни на шее у родственников.
Искать квартиру оказалось нелегко. Денег было мало, и переплачивать за отсутствие в ней средневековой мебели, пылесборных, витиеватых ковров на полах и на всех поверхностях стен, очень не хотелось.
Но, как только попадалось, хоть что-то отдалённо напоминающее здравый смысл, цена сразу же стремительно взлетала вверх. Иногда даже две из четырёх стен комнаты, просто покрашенные краской, не имеющие на себе обои, решительно влияли на стоимость аренды.
Но, наконец, компромисс был найден.
Квартира, была маленькая и выглядела довольно уютно, но всё, что в ней находилось, включая даже обои, напоминало о прошлом веке. Девушка Сергея Марина её не видела, кроме как на фотографии, и когда Сергей спросил:
- Что мне делать, брать эту или искать дальше?
Ответила:
- Решай сам.
Сергей снял, эту тихую, уютную каморку на втором этаже, пятиэтажного кирпичного дома.
Она чем-то напоминала явку шпионов, да и сама её хозяйка, которую привёз внук на так называемую сделку, была похожа на постаревшую, но не вышедшую из игры - радистку Кэт.
Женщина, лет восьмидесяти, похоронившая мужа, и поселившаяся после этого поближе к лесу, в ещё меньшую квартирку, оставшуюся от её умершей сестры.
Она и выглядела так же, как пожилая немецкая пенсионерка, доживающая свой век где-то в центре провинциального городка, в стареньком доме на три семьи, на третьем этаже.
Складывалось впечатление, что её взяли где-то прямо на площади, в тот момент, когда вышла посидеть подле старинного фонтана, в котором набирали воду все жители городка, возможно ещё лет восемьдесят назад, когда не у всех в домах был водопровод.
Её внук выглядел лет на сорок, но по факту ему было, тридцать пять, не больше. Он открыл Сергею настоящее имя радистки, которую звали Клара Игнатьевна.
- Скажите, пожалуйста, Сергей, а вы с кем собираетесь жить в моей квартире? – спросила та.
- Со своей девушкой.
- А сколько вам лет?
- Мне сорок семь.
- А ей?
- Двадцать шесть.
- Как это мило. Хорошо, что у вас есть девушка. У мужчины всегда кто-то должен быть рядом. Иначе становится нестерпимо тяжело.
- Может, она ещё и передумает.
- Не может быть, Сергей! Вы очень красивый молодой человек. Вас надо любить. Я думаю, что будет всё хорошо.
- Я тоже хочу надеяться.
- У вас всё будет хорошо. Я уверена. Смотрите здесь, какая у меня аккуратная мебель. Это ещё польская, сохранилась в идеальном состоянии, и мне бы хотелось, чтоб и вы так же, как и все мои предыдущие жильцы, хорошо к ней относились. Скажите, а вы откуда приехали?
- С шестнадцатой Парковой.
- Надо же, мы оказывается соседи!
- Клара Игнатьевна, я не собираюсь царапать вашу мебель. Но и гарантировать идеальную сохранность мне тяжело по причине того, что я не музейный работник, а это не музей.
- Да Сергей, конечно, это не музей, но ваша кошка может случайно поцарапать полировку ногтями.
- Я ей стригу когти.
- Хорошо, хорошо, я всё понимаю. Сама люблю кошечек. Знаю каково с ними жить. Не будем больше заморачиваться на этом. Можно я вам задам ещё один вопрос?
- Конечно, ведь вы же не спрашивали разрешения на предыдущие.
- Сергей, а чем вызвано то, что вы не живете у себя на шестнадцатой парковой?
- Потому, что там живёт моя мама. И я не могу с ней жить в одной квартире. Она перекармливает мою кошку. Да и молодые должны жить отдельно.
- Логично. Но, пусть ваша мама не волнуется за вас. Я думаю, что у вас всё будет хорошо.
Судя по разговору, отношение Клары Игнатьевны к Сергею складывалось необычное, не такое, как с другими её квартиросъёмщиками, которые приезжали не с шестнадцатой Парковой. Да и снимали квартиры явно не для совместного проживания с девушкой, или кошечкой.
- Скажите, а кем работала ваша мама до пенсии?
- Преподавателем Испанского языка.
- О. Значит мы с ней коллеги!
- Вы тоже преподавали Испанский?
- Я всю жизнь преподавала историю КПСС. У меня были очень хорошие и послушные ученики.
- Ах, вот откуда у вас так хорошо поставленный голос!
- Вы заметили!? Мне очень приятно. Сейчас, спустя годы, многое уже во мне изменилось. Но голос остался. Да. Это так – с гордостью, согласилась Клара Игнатьевна.
Договор был подписан, оставалось заселяться.
Перевёз вещи на следующий день. Вскоре, к нему приехала Марина, но не насовсем, а всего лишь на ночь, на разведку.
Не понравилась. С самого порога улыбка на лице Марины стала таять. Постепенно, по мере продвижения вглубь, становилась сдержанней и лаконичней, и наконец, прекратив своё существование, сошла на нет.
- Да… Негусто. Разрухи нет, конечно, но очень тяготит, - констатировала Марина.
- Извините, уж что было.
- Я даже не знаю, что можно тут такого сделать, чтоб хоть как-то успокоить всё это безобразие. А мебель!? Что это за музейные экземпляры из Ленинских горок?
- Ну, Марина! Извини. Я же предлагал тебе смотреть со мной.
- Я не могла. Ты знаешь. Я очень устаю на работе и положилась на твой вкус.
- Но, ты же сказала: «Решай сам»
- Да, говорила. Но я не думала, что ты на такое способен.
- А зря.
- Что зря?
- Зря не думала. Я еще и не на такое...
- Ладно, давай не будем ссориться. Может что-нибудь ещё, и придумаем. Надо посмотреть, чем можно всё это завесить. Господи! Но это же ничем не спрячешь! Какой ужас! А кто здесь жил раньше?
- Радистка Кэт.
- Кто?
- Ну, из семнадцати мгновений весны. Ты не помнишь, что ли?
- Нет. Мне не до шуток. Да и телевизор я совсем не смотрю. У меня нет на него времени.
- Хорошо. Хорошо. Всё купим, сделаем, и будем жить счастливо и долго.