Боялся людей. Может это болезнь? Не думал, что болен, скорее наоборот, абсолютно излечился от болезни.
Всё началось примерно года три с половиной назад. Когда официантка, приехавшая устраиваться на работу, в один из многочисленных Московских ресторанчиков, отправила его на больничную койку на раз, два.
И раньше понимал, что сильно мешает окружающим людям. Причём постоянно и везде. Особенно, когда начинает думать, как бы никому не помешать, и от этого-то как раз мешает ещё больше.
Раньше не придавал этому никакого значения, потому, что был как все: ходил по кратчайшему пути, напролом, уворачиваясь в последний миг от столкновений, иногда сталкивался с кем-нибудь, извинялся, и нёсся дальше, перебегал дорогу на красный свет светофора, лихачил за рулем. В общем, был как все, и ничем не отличался от основной массы. И всё у него было хорошо. Штрафовали время от времени ДПСники, попадал в маленькие аварии, всё сходило с рук, не заставляя задумываться ни на секунду, что же собственно происходит, в чём причина того, что постоянно кого-то задевает, и обижает. Да и обижает ли вообще?
Всё это воспринималось им естественно, как должное, не вызывая никаких, мало-мальски душевных страданий, и что самое главное, не оставляя после себя никакого следа. Жил беззаботно, слившись с толпой таких же, как и он идиотов. Мы все, как мотыльки живём одним днём, летим на свет, тут же сгорая, не задумываясь, что это за свет, и зачем мы на него летим. Просто там светлее, и теплее.
Официантка. Откуда она взялась в этот день, час, минуту, миг? Готовилась ли заранее к этому теракту, или сотворила его экспромтом, приехав в Москву из Казани, именно в этот день, и час, когда проезжал мимо её припаркованной машины, возле которой стояла, сосредотачиваясь перед броском под его, совершенно новенький, макси скутер.
Всё совпало. Вплоть до доли секунды. Зачем? Зачем это было нужно, и кому? Не мог понять этого тогда, да и сейчас не понимал до конца причину суицидального позыва со стороны маджахетки. Как ещё можно назвать человека, облачённого во всё чёрное, начиная с ног, и до головы. Чёрные сапожки, чёрные штаны, чёрная, кожаная куртка, чёрная сумка, чёрные очки, и телефон, по которому она разговаривала, даже он, и то был чёрного цвета. И лишь только длинные волосы, развевающиеся на ветру, почему-то русые. Почему? Зачем так? Для чего? Теперь-то понимал; именно в этом и заключался сбой так называемой матрицы. Всё шло нормально, как у всех, и вдруг она. Всё правильно! Именно русый цвет и должен быть. Если она была одета во всё светлое, а волосы оставались чёрными - это смотрелось бы куда естественнее, не так ли?
Да, это был сбой программы. Иначе никак и не объяснить. Столько лет он жил в этой матрице, выполняя все её приказы, и команды, пока вдруг она не дала этот чудовищный сбой, но зачем, для чего произошёл он именно с ним?
Увидел её издалека, метров за пятьдесят, когда заезжал в этот злосчастный переулок, в центре Москвы. Стояла около своей, такой же чёрной, как и она, машины, разговаривая по телефону. Почувствовал сразу, точнее даже понял: это она, сегодня ему не доехать до дома, потом с сыном на дачу, не попасть вообще больше никуда. Что-то отчётливо, и упрямо повторяло в его голове эту мысль.
Плавно выводя скутер из поворота, он не стал разгоняться, почувствовав всё, выше перечисленное, просто бибикнув, на всякий случай. Маджахетка не шелохнулась, продолжая стоять, справа, от него, в пятидесяти метрах, между машин, спиной к дороге.
Это обнадежило. В голове забрезжила надежда, что сегодня увидит сына, попадёт на дачу. Да, и просто останется живым и здоровым. Это подняло настроение, несмотря на то, что всего каких-то десять минут назад, одолжил своему сотруднику не маленькую сумму денег, оставив на своей карточки какие-то крохи. Тому нечем было заплатить за съёмную квартиру.
Взял левее от, обнадёжившей его чёрной фигуры, не веря в её коварство, а может, и врождённое слабоумие.
Дорога имела одностороннее движение, при ширине единственной полосы, с припаркованными справа, и слева вереницами чёрных джипов, равной метрам шести.
Тогда город ещё лояльно относился к машинам, Лужкова только что сняли, а Собакин не знал, как именно будет бороться с автотранспортом. Только через три года при всей ненависти к машинам и любви к оленям, ему пришла в голову извращённая идея, уничтожить проезжие части посредством расширения тротуаров. Это сильно расслабило, и без того вялые толпы Московских пешеходов. Они растерялись. Ведь теперь стало сложнее выскакивать под машины. Путь удлинился, и приходилось делать не один, два шага, как раньше, а целую пробежку из, иногда и десяти шагов. А за такой большой промежуток пути, желание уже не то, чтобы пропадает, а как бы становится менее ярким. Да и водители успевают разгадать коварный, в своей непредсказуемости манёвр.
Взяв левее, ещё и добавил газу. А макси скутеры, как оказалось, разгоняются гораздо быстрее спорт байков. Но это большая тайна. И о ней нельзя говорить вслух, особенно мотоциклистам. Это опасно.
Именно в тот момент, когда до женщины оставалось, каких-нибудь полтора, два метра, она, с прытью дикой газели, совершила стремительный бросок в его сторону, чтобы, в случае удачи, попасть в открытую дверь ресторана, куда приехала устраиваться на работу.
Потом, просматривая видеозапись с камеры наблюдения при ресторане, понял - это выглядело не по земному, скорее по инопланетному, феерично. Её прыжок был совершён не совсем обычно для населения земли, которое, хоть и умеет, но старается всё же не применять ходьбу задом на перёд.
Она запрыгнула ему на переднее колесо именно своей задней, сказал бы весьма филейной частью. А иначе, как объяснить тот факт, что скутер, весящий не менее двухсот сорока килограммов, и это без пятнадцати литров бензина в баке, и веса Сергея, от такой сильной инерции её массивного тела, заваливаясь на левый бок, сменил свою траекторию. Поймал его припаркованный возле самого входа в ресторан Инфинити, аккурат, в правую заднюю часть, которого влетел, слава Богу, уже без наездницы, оставившей на его транспортном средстве частицы своего одеяния, перелетев через него, и залетев точно в открытую дверь гостеприимного ресторана.
Кто его знает, может она и планировала так экстравагантно эффектно и неожиданно прийти на собеседование, а точнее влететь. Но всё же ему кажется; момент случайности прослеживался в её поведении. Какой-то еле заметный экспромт, безусловно был. Как хороший актёр, сыграла свою роль, даже с элементами лёгкой, родившейся на ходу фантазии.
Даже показалось в тот момент, когда делал сальто в воздухе над огромной, опять же чёрной, и блестящей на солнце машиной, что возможно она принадлежит управляющему этим ресторанчиком.
Потом, когда, лёжа на асфальте в четырёх метрах от этого джипа, разглядывал масштабы катастрофы, понял; удар был не просто сильным, но ещё и тщательно рассчитанным заранее на компьютере, с целью совершения наибольших, возможных повреждений, данному транспортному средству. И как доказательство этой гипотезе, можно объяснить исчезновение его скутера. Нет, вы неправильно поняли, если подумали, что он растворился совсем. Он не пропал с этой планеты, всё не так романтично. Он исчез с этого момента, как транспортное средство, точнее прекратил им быть, разлетевшись на состовляющие.
Понимал, что если, как-то остался искалеченным, но живым, значит, всё было рассчитано, с точностью до миллиметра, на мощнейшем компьютере. А может, Сергей, как пушечное ядро должен был выполнить миссию по уничтожению данного вражеского транспортного средства, так же, как и скутер, превратившись в звёздную пыль, но программа дала сбой? И, слава Богу, его руки, и ноги, и что немало важно, голова, были при нём. То есть ничего не потерялось и не оторвалось. Правда сломалась одна нога, и лежала в неестественной позе, как бы собираясь покинуть остальное тело, но, на миг, задумавшись, передумала совершать намеченное.
Инфинити же требовал теперь к себе гораздо большего капиталовложения, нежели ещё минуту назад, ограничиваясь лишь только сравнительно небольшими суммами на бензин и на комплектующие детали, которые требовалось менять время от времени из-за эксплуатации.
Сейчас ему явно надо было менять задний бампер, заднее, правое крыло, опять же задний, правый фонарь, и, как вы уже догадались, именно правую, и опять же заднюю дверь. Крыша несколько изменила свою геометрию, лобовое стекло не выдержало падения, возвращающегося из только что сделанного, возможно даже и двойного сальто, довольно нелёгкого, из-за мотоциклетного обмундирования, человеческого тела. Капот тоже не захотел оставаться не у дел, прогнувшись слегка вовнутрь, по ближе к мотору.
В общем, так же, как и стоимость одной баллистической ракеты практически равна стоимости создаваемых ею разрушений, так и стоимость скутера равнялась всем последующими капиталовложениями в восстановление сломанной ноги Сергея. А это говорило лишь об одном. Что пуск ракеты был оправдан, и стратегическая задача выполнена со стопроцентной отдачей.
Помнил, в детстве было интересно прокатиться на скорой помощи, а ещё интереснее на реанимации. Многие, его одноклассники уже катались на них, и не раз. В основном при попытке изменить правила перехода дороги. Но им не удавалось внести свои поправки. Скорее удача настигала их во внесении изменений в их образ жизни на ближайшее время. Но, ему тогда не везло, как им.
Две красивые, жёлтые реанимации, на базе форда перекрыли въезд, и выезд из переулка, блестя на солнце, как вымытые лимоны. Одна, как вы догадались, для него, а другая, как ни странно, для суицидки, оставшейся в живых.
- Что с этой дурой? Как она? Ничего не сломала? - спросил он старшего фельдшера, пытающегося разрезать на его ноге специально созданную для защиты от порезов ткань.
- Вроде как что-то сломала себе, - с малой заинтересованностью тем, что происходит в другой, конкурентной бригаде реаниматоров, произнёс весёлый, с румяным лицом, фельдшер.
- Женщина слышит глазами, а видит ушами. И вообще у них всё наоборот, - добавил второй, явно менее опытный, но, при этом очень разговорчивый.
Он стоял в стороне, не зная, чем заняться, и от этого его потянуло в философию.
- Послушайте, давайте я лучше сам сниму себе штаны. Мне кажется, что таким образом будет всем легче, - предложил Сергей.
С этого дня у него появилась уйма свободного времени, которым мог воспользоваться как угодно, но, только не тратя на пустые передвижения в пространстве.
- Койка, койка, и только койка! – звучали как приговор слова хирурга-травматолога.
* * *
Не сразу нашла сына, сперва блуждала глазами по палате, ища родное лицо.
- Как же тебя угораздило? Эх ты, бестолочь, - открыв глаза, заметил рядом со своей кроватью маму.
- Мама!? Как ты добралась до больницы!? Ты же еле ходишь.
- Добралась, - хитро улыбнулась Мария.
- Зря ты из-за меня так рисковала, - забыл все мамины обвинения в один миг Сергей.
- Когда детский дом находился в Сибири, попала в больницу с тяжёлым воспалением лёгких. Чуть не умерла, полтора месяца, лежала в постели. У меня начались пролежни. Ты знаешь эту историю.
- Нет. Ты никогда не говорила мне об этом.
- Ты просто был тогда ещё маленьким и не понимал многое. - присела рядышком, на край кровати. Погладила по голове, дотронувшись до ноги, сказала: - и моя мама сломала в молодости правую. В том же месте. Долго не заживала.
- Мама, ты только не волнуйся. Всё у меня будет нормально.
- Тогда и умерла моя сестра Росита. Пошла пешком в посёлок, где я лежала в больнице. Было очень холодно, и она провалилась под лёд, переходя ручей. Промочила ноги.
- Вспоминаю… Рассказывала об этом. Тебе ещё не говорили о её смерти, боялись, что не переживёшь этого.
- У Роситы всегда было слабое здоровье. началось воспаление лёгких… Там, в Сибири её и похоронили. Так и не смогла приспособится для жизни в России.
- Мама, как же ты доехала?
- Сама не знаю. Села на метро и доехала. Своих никогда не бросаю.
Сергей знал; любит своих детей настолько сильно, что готова ради их благополучия на всё. Только никогда не поймёт желание оставаться самостоятельными, жить так, как считают нужным. Нехватка любви, что была недодана в детском доме, изливалась из неё в виде борьбы с инакомыслием детей.
И зачем он так рвался на дачу, да ещё и на скутере? Знал, что там ему будет не по себе. Словно пытался убежать, скрыться от действительности, боялся признаться себе, что слаб. Но, хотел справиться, искал силы. Знал, что испепелит себя, но найдёт, приобретёт их. Был бессмысленно упрям, как мама, и внешне похож на неё, как и его брат. Логику целеустремлённость и здравый смысл, взял от отца, от которого досталась, и непреодолимая тяга к достижению намеченного, более опасная чем простое упрямство, так, как часто требовала невозможного.
Лежал на кровати, не мог встать из-за растяжки на ноге. Через пару дней должны были сделать операцию.
Мама тихо сидела рядом. Молчала.
Каждый вспоминал своё.
Тем летом, когда был с сыном на даче, стало неожиданно нестерпимо тоскливо. Будто ощутил на себе всё одиночество мира. Волна страха перед невозможностью остановить мысль, а за ней и желание, которые так стремительно, одним огромным прыжком вдруг выросли где-то в глубине его, застали врасплох.
Он не то чтобы растерялся, или поддался панике. Нет, что-то ещё более страшное произошло с ним тогда. Почувствовал в себе непреодолимое желание уйти из этой жизни. Зачем? Почему? Тогда было не до этих глупых вопросов. Весь организм жаждал действий. Каких? Сам не знал. Что-то страшное, неведанное, чёрной мохнатой сущностью навалилось, и полностью завладело им.
Захотелось смерти.
Зачем? Не находил силы даже задуматься. Был полностью побеждён и сломлен. Но как же так? Ведь пока ещё жив, почему, зачем, и для чего должен смириться и умереть? Да и ещё не известно каким образом.
Стало жутко. Какой-то природный ужас прошёлся по спине. Показалось; волосы на голове встали дыбом.
Но надо же что-то делать. Но что?
Вдруг, какая-то необъяснимая энергия заставила подняться на ноги и бежать. Бежать. Бежать. Куда глаза глядят.
Он вскочил и побежал вперёд, к железнодорожной станции.
Бежать. Пока есть силы. До самого последнего удара сердца. Лучше умереть в бегстве от неё, этой страшной неподвластной ему силы, чем подчиниться ей, в этом необъяснимом позыве, думал он.
Бежал, бежал и бежал. Пока силы не оставили. И только тогда понял, как смешон со стороны. Но это почему-то ничуть не волновало в тот момент.
Был неописуемо рад, что победил. Удалось убежать на этот раз. Но, сколько будет ещё в жизни таких страшных моментов? Не мог даже представить. Теперь было хорошо известно одно - способен побеждать. Сильнее. С этого момента, уже ничего не было страшно.
Упал на дорогу, раскинув руки, и смотрел на синее небо. Не было ни одного облачка. В воздухе стояла полная тишина, только еле, еле шуршало электричество в проводах ЛЭП. Где-то высоко, высоко, кружил Сокол. Он искал добычу, то снижаясь к земле, то опять взмывая вверх. Но сегодня был не его день. Сергей выбирал жизнь.
Только бы не заметил сын, моего отсутствия.
Но Игорь играл с шишками, разжигая их в мангале, ничего не подозревая.
Какие всё же разные у всех дети. Кто-то играет с водой, да так, что и не оторвёшь, кто-то любит рыться в песке с утра до вечера. Мой выбрал своей стихией огонь.
- У тебя все нормально? – спросил, возвращаясь в дом, и проходя мимо сына.
- Да, - удивлённо ответил тот.
Он даже и не понял, почему папа задаёт ему такой вопрос, настолько был увлечён поджигательством сухих шишек.
- Любишь огонь, - улыбнулся Сергей.
Сейчас, несмотря на то, что не мог временно ходить, лежал в больнице, у него было всё нормально. Понимал; бывало и хуже, не терял силы духа. Вот только не знал, зачем приходится преодолевать все эти проблемы, так и сыпящиеся на его голову.
Мария взяла сына за руку. Сказала:
- У тебя будет всё хорошо.
- Ты так думаешь мама? – посмотрел ей в глаза.
Понял. Она хочет для своих детей счастья, которого нет у них. Готова для этого на многое, но от неё, увы, ничего не зависит в жизни. Они ушли из-под её крыла, и теперь, может только вот так вот сидеть рядом и молчать. Чувствовал, жизнь её подходит к концу. Ещё год, два, и они с братом останутся вдвоём.
* * *
Был такой период в жизни, когда перестали платить деньги на работе. Не совсем, что бы они не умерли с голоду, их платили, но в три раза меньшие суммы, чем могли бы. И это продолжалось довольно долго, сильно влияя на его жизнь. Будучи в разводе, каждые выходные брал сына, и они ехали куда-нибудь гулять по Москве. Это требовало денег на бензин. Ведь за субботу и воскресенье проезжал не менее пятисот километров по Москве. В месяц получалось около двух тысяч. В Испании такое расстояние проезжают за полгода. На бензин не было денег. И он сидел дома, перед телевизором, месяцами.
Теперь понимал; эта прикованность к телевизору тоже возможно была дана с определенной целью. Это был долгий путь к себе, новому пониманию мира, к какой-то отрешённости от всего сиюминутного, и пустого. Знал; можно уйти от информационной жижи, заполняющей мозг. Иногда нужно обкуриться до тошноты, чтобы бросить курить. Пускай не навсегда, а на какое-то долгое время, но, перестать. И это время стоит лет жизни, прожитой впустую, как может показаться с первого взгляда, на деле, не прошедшей даром. Ничего на этом свете не бывает просто так.
Стал соблюдать правила дорожного движения, следить за знаками, иногда даже соблюдать скоростной режим. Не превышать всегда, было ещё тяжело. Не просто, ехать с разрешённой скоростью, по дороге с одной полосой, когда тебе в спину дышат, ощетинившиеся ксеноновыми люстрами, страшные, и огромные в своей бестолковости, чёрные джипы. Имеющие одно желание; если ни съесть, то хотя бы прожечь насквозь, испепелить, уничтожить, стереть с лица земли, будто помеху, выдавить как гнойный прыщ, и забыть навсегда.
Чёрная женщина, вершительница судьбы, ставшая последней каплей в его становлении, как человека разумного, чудом выжила, не сломав себе ничего, как стало известно из звонка дознавателя, звонившего в больницу. Более того, убежала из «Склифосовского» на следующий день. Зачем? Что её испугало в этой славной Московской больнице, если не боялась дознавателя, пытаясь запугать его, сочиняя какой-то бред про ДТП, не зная про случайное видео с камеры наблюдения при ресторане, который, так и не приняв её в тот день на работу, ещё и нагадил, этой короткометражкой.
По интонации дознавателя понял; не только он один, но, и весь отдел, видевший много различных идиотских ситуаций, на его стороне.
Даже полицейские, много чего видевшие в жизни, были шокированы поведением человека, который, чудом оставшись жив, тут же стал искать выгоду в сложившейся ситуации, непозаботясь об аргументах в отстаивании правоты. Убежав из больницы, не имея на руках выписного эпикриза, с перечнем многочисленных повреждений, намекающих на пожизненную инвалидность, как последствия страшного ДТП. Но, скорее всего инвалидность, уже присутствовала в этой суицидально настроенной женщине, будучи связана с проблемами недостатка мозговой деятельности.
Кто знает? Может это и есть норма, что должна присутствовать у созданий, которых принято называть, людьми?
Но, тогда, кто же мы, те, что страдают с утра до вечера, по всему миру из-за того, что встречаются невзначай, в городских лабиринтах с представителями данного, примитивного образа жизни? Кто мы, и зачем созданы, для чего? Чтоб крепчать, и мужать, в этих постоянных боях за совершенство своей неимоверной сдержанности? Для чего это нам даётся? Может, Господь готовит к чему-то страшному, где надо обязательно выстоять. Но, в любом случае Сергею никогда не хотелось оказаться на месте тренажёра, который Свыше посылают, для нашего постоянного совершенствования.
Дознаватель объяснил; дело готовится для передачи в прокуратуру, так как имеются тяжкие телесные повреждения, и поэтому будет суд. Но, до этого нужно произвести две экспертизы. Первая, остатков транспортного средства. Вторая тормозного пути, которого не было, потому, что он просто не успел нажать на тормоз. Диверсия была настолько продумана, что не сумел ничего предпринять от неожиданности.
Смирился, валяясь в больнице, положившись полностью на волю Божию.
Женщина в чёрном звонила на мобильный, пытаясь давить на жалость к ней, рассказывала, что потеряла работу из-за него, и будет голодать, жаловалась на потерю времени на лечение, что сожгла много бензина на дорогу из Казани, и теперь не может ездить сама, так как сильно болят ноги.
До какой же степени люди уверены в себе?
Непогрешимость, следствие самоуверенности, чувства своего превосходства над другими, во всём. В образе жизни, в своих, закачанных из телевизора, моральных принципах. Она свойственна слабым, и глупым людям. Убогим. Но, ещё сто лет назад, слово убогий, имело совершенно иное значение. Так называли тех, кто был ближе к Богу, находился под его защитой. Как в наши дни всё перевернулось с ног на голову!
Может и сейчас, несмотря на смену смысла данного понимания слова, все эти люди находятся под Богом, и он помогает им выжить, несмотря на то, что даже не способны допустить просьбу Его об этом?
Всё равно оберегает, зная, что бесполезны, не обучаемы. Верит; где-то там, в глубине их, хранится что-то человеческое, о чём давно забыто в этой жизни, где каждый сам за себя, где все, как на войне, что началась давно, в конце восьмидесятых, нагрянув нежданно, засев глубоко в каждом. Мы запасаемся оружием, покупаем газовые баллончики, травматические пистолеты. Зачем? Зачем всё это? Ведь война, прежде всего внутри нас, мы воюем сами с собой, со своими, ночными страхами, придуманными во сне, не наяву.