Глава восьмая. В бурятских степях

Владимир Бахмутов Красноярский
               
    Князья пошли навстречу пожеланиям Василия Нарышкина, - помогли подобрать  из своих соплеменников  людей для задуманного им  отряда особого назначения.  Немалое значение в этом деле, наверное, имело  и то, что Василий не поскупился на расходы по его содержанию  и на его экипировку, - ведь не напрасно же говорили и писали потом, что даже  пуговицы на гусарских мундирах и украшения конской сбруи были серебряными.  Он назвал свой  отряд Красным Тунгусским гусарским  эскадроном. Красным – из своих революционных побуждений, ведь известно, что красный цвет издревле был символом свободы. По всей вероятности и мундиры, и головные уборы у гусар были красного цвета.

    Но почему именно гусары, спросит меня читатель,  знающий, как экзотически нарядно выглядело это воинство? Что за пижонство?  Этому  тоже есть вполне убедительное объяснение. В марте 1775 года, то есть накануне отъезда Василия Нарышкина в Забайкалье,  императрица Екатерина II приказала майору Штеричу сформировать для своего конвоя Лейб-Гусарский эскадрон, выбрав для этого самых лучших людей и лошадей из существовавших тогда на юге России двенадцати гусарских полков. Майор Штерич в том же году представил императрице сформированный им отряд,  и был назначен его командиром.Во все время последующего царствования Екатерина никогда не выезжала за город и в торжественных случаях  иначе, как в сопровождении взвода Лейб-Гусарского эскадрона.

    Василий Нарышкин, как мы убедились, по своей родовитости и богатству был склонен к вычурным  великосветским обычаям. Это  проявилось  и в разбрасывании денег в народ, и в  его «дармовом угощении».  Видимо, не хотел  отстать  он от государыни  и в этом новшестве.

    О снаряжении и вооружении гусарского эскадрона   в публикациях нет никакой информации, кроме разве что общего карикатурного его представления читателю. Но известно, что формирование отряда велось под наблюдением привлеченных Нарышкиным к этому делу  военных специалистов, - подполковника Кесслера и ротмистра Подзорова. А это даёт основания думать, что  составившие эскадрон 125 человек были экипированы по всем правилам того времени, - гусары были вооружены саблями и возможно большая их часть - пистолетами. В качестве дани  традициям, тунгусы имели, наверное, еще и луки, которыми владели в совершенстве. Во всяком случае, тунгусские пограничные полки князя Гантимурова того времени были вооружены луками с пятьюдесятью стрелами, -  об этом есть официальная информация.

    Нарышкину предстоял  путь к Телембинскому острогу через отроги Яблонова хребта и хребта Черского с множеством переправ через бурные горнотаёжные речки, по которым когда-то прошел с посольским караваном, направляясь в Китай, русский посланник Спафарий. И гусарский отряд из 125 молодых крепких тунгусов мог оказать Нарышкину неоценимую помощь в преодолении ожидавших его трудностей.

    В литературе нет информации о том, как Нарышкин со своей свитой преодолел этот отрезок пути. Спафарий же в свое время писал: «торговые люди ходят из Баргузина до Темембинского и до Нерчинского сухим путем верблюдами и коньми через превысокие горы, камени, лесы и болота, с великою трудностию …». И далее об участке от Телембинского острога до реки Ингоды: «ехали через хребты великие и лесные, а потом степью, и приехали на реку небольшую Читу,  и у той речки ночевали от стану 35 верст; а река Чита вытекает  из гор каменных и впала в реку Ингоду; … в 26-й день ехали чрез хребты лесные и по хребтам ломы великие, и приехали к речке Микишиной, и ночевали от реки Читы 25 верст; … в 27-й день ехали через горы и хребты высокие, и ночевали у речки маленькой, от стану 28 верст; …  в 28-й день ехали лесными месты и степьми и переезжали через речку Кручину, и стояли у озерка от речки 15 верст; …  в 29-й день ехали чрез хребты и горы и ночевали под хребтом, от стану 20 верст». По 15 -35 верст за световой  день!!

    На фоне всего этого  повествования авторов о том, что Нарышкин, сформировав в Урульге  из тунгусов гусарский красный эскадрон, «повел  свою шумную ватагу против иркутского губернатора,  по дороге привлекая к себе новые толпы сторонников», да еще и  «поил народ водкой, забранной из питейных заведений», -  не что иное, как бред  борзописцев, не имеющих понятия о том, о чем они пишут.

    Не слишком ли резко я выражаюсь? Нет, не слишком.  Дело в том, что автору настоящей повести пришлось самому побывать и в Нерчинске и на Урульге, видеть Кручину и Никишиху, проехать  вдоль Ингоды, мимо Читы по Романовскому тракту через Телембу  и далее по пути Нарышкина, - через «братские степи», мимо Еравненских озер, Хоринска, через Улан-Удэ (бывшему Верхнеудинску) к Баргузинскому заливу Байкала. Видеть все это собственными глазами.

    Это сейчас с трассы, проложенной на карнизе, вырубленном в скалах взрывными работами, можно любоваться из окна автомобиля красавицами Никишихой и Кручиной. А два с половиной столетия тому назад по этим местам можно было пройти только по тропам, пеши или верхом на лошадях с доставкой поклажи во вьюках. Этот путь был подобен пути из Якутска к Охотску, о котором немало сказано в материалах о камчатских экспедициях Беринга. Но там хотя бы часть пути можно было пройти по рекам, Нарышкину же пришлось идти сухим путем, пересекая речные долины и ущелья. О каких же питейных заведениях на пути можно говорить, и о каком привлечении по дороге новых толп своих сторонников? Поход этот ничуть не  был похож  на увеселительную прогулку.

    Как бы там ни было, но  свита Нарышкина с помощью всадников гусарского эскадрона, преодолела этот сложный участок пути и вышла к Телембинскоиу острогу, за которым простиралась «братская степь» с севера и юга окаймленная хребтами.
 
    Телемба и сегодня представляет собой заштатную деревеньку. Расцвет этого поселения пришелся на вторую половину XVII столетия, когда  по воле несостоявшегося даурского воеводы Афанасия Пашкова там был построен Телембинский острог. Но и тогда это не было крупным поселением.   Спафарий, проезжавший через него в 1675 году, писал, что  острожек был маленький, из оружия в нем находились лишь две пушки: медная и железная. Возле острога стояла часовня и 13 дворов, в которых проживало около 30 казаков. В остроге содержались аманаты, под которых  платили ясак семь тунгусских родов, - всего около 200 человек.  К острогу относились 10 небольших деревень-улусов.

    Одним словом и во времена расцвета Телемба не была злачным местом с питейными заведениями и праздно шатающейся толпой бездельников, готовых следовать за Нарышкиным. Но, видимо, и здесь он постарался собрать жителей, чтобы рассказать им о своих планах социальных преобразований в крае, сделать их своими сторонниками. Вполне может быть, что и здесь швырял в народ мелкую монету,  угощал собравшихся чаркой вина. Трудно сказать, в какой степени его идеи  дошли до сознания простых людей, - разве что на уровне -  «добрый барин, может и в самом деле жизнь станет легче».

    По всей вероятности в Телембе отряд  вновь разжился повозками, и дальнейшее его продвижение теперь уже по равнинной местности мало чем отличалось от  шествия торговых караванов. Местность эта малонаселенная и в нынешнее время, так что если они кого-то и встречали на своем пути, так это единичные юрты, стада овец и конских табунов с немногими всадниками-пастухами. Следующая стоянка отряда состоялась возле Еравненских озер.

    Побывавший в 1735 году в Еравненском остроге участник экспедиции Беринга академик Г. Миллер писал, что там насчитывалось 15 дворов.  За  несколько  лет до  этого  возле  острога была возведена церковь    Господа Вседержателя. В год прибытия туда Василия Нарышкина в  остроге  проживало  34 человека разночинцев и дворян. Здесь уже в полной мере сказывалась близость  оживленного кяхтинского торгового пути. Можно даже сказать, что  здесь они подошли к третьему оазису цивилизации в Нерчинском крае, если за первый считать нерчинские заводы, а вторым – Нерчинск с прилегающими к нему селениями по Шилке и Ингоде.

    Нет сомнений в том, что здесь,  при наличии церкви, да еще и при таком  контингенте жителей,  Нарышкин тоже устроил слушание своих планов переустройства общества. И, если  вышеупомянутые разночинцы и дворяне были людьми образованными и современно мыслящими, то, конечно же, встретил с их стороны понимание и  поддержку. Разумеется, не обошлось без застолья с питиём, разве что без разбрасывания денег  в народ.

    Купеческие караваны, следовавшие в Кяхту  и возвращавшиеся оттуда, проходили через Еравну,  так что  Нарышкин имел возможность приобрести здесь все необходимое, как лично для себя, так и для нужд своего отряда и  подарков аборигенам.
   
    В публикациях нередко можно встретить  суждение, что он де забирал у купцов товары, выдавая им вексели, которые ничего не стоили. Ну что за глупость. Если это действительно были настоящие купцы, тем более - столичные, то, зная Василия Нарышкина, как представителя  именитого рода, близкого к царствующему дому, они были уверены, что оплата такого векселя гарантирована.

    Должно быть, Нарышкин торопился двинуться дальше в путь, узнав от местных жителей, что со всей степи к Хоринску стягиваются люди в предверии большого праздника кочевых бурят.По поводу пребывания Нарышкина в Хоринском улусе  в публикациях  разных авторов тоже масса всякого рода небылиц и инсинуаций, среди которых непросто выделить правду.  И все же попытаемся это сделать.

    Писали, что в местах кочевий хоринских бурят был сделан большой привал. Нарышкин вызвал к себе тайшу Иринцеева и устроил богатое пиршество. Многочисленная свита местного князька была поражена роскошью, невиданной в их глухой степи, -  кипели огромные котлы с водою, куда сваливали пудами чай и сахар; вино стояло целыми бочками; холст сукно, дабу, китайки, брали все даром, без всякого счета. Нарышкин заставил тайшу  преклонить перед собою знамена, дарованные этому роду братских людей за верную их службу. Когда же тайша отказался от крещения, Нарышкин покушался его умертвить.

    Писали, что Нарышкин задумал, с согласия тайши Динбы Дугар-Иринцеева, составить из бурят и тунгусов четыре гусарских полка. Опьяненные изобилием и водкой буряты ни в чем не могли отказать начальнику, и офицеры стали записывать их и всех праздношатающихся в гусарский полк под названием “Красный Даурский”, который Нарышкин намеревался  двинуть на покорение Иркутска, - против своего недруга, -  губернатора Немцова. Сразу же было организовано принятие присяги и очередное чинопроизводство.

    Общему антинарышкинскому психозу  поддался даже такой уважаемый в Забайкалье писатель, каким был Георгий Граубин. В своей исторической повести «На берегах таинственной Силькари»  ко всему вышесказанному он еще добавил, что главный бурятский тайша пообещал Нарышкину перекрестить всех бурят поголовно.

    Трудно дать адекватную оценку этому потоку  авторских выдумок. Прежде всего, необходимо сказать, что хотя территориально  земли,  о которых идет речь, входили в ведомство Нерчинских заводов, полновластным их хозяином являлся  главный тайша 11-ти хоринских бурятских родов вышеупомянутый Дамба-Дугар Иринцеев. Этим правом хоринские буряты, посылавшие в Москву свою делегацию,  были пожалованы указом Петра I еще в 1703 году. Согласно Указу, за ними закреплялось право на владение землёй и родовыми кочевьями  по рекам Селенге, Оне, Уде, Худану, Тугную, Курбе,  Хилку, т.е. территориями вплоть до границ Монголии. Хоринские роды были переданы в ведение Еравнинскому острогу.
Указом строго запрещались насильственные действия со стороны воевод и казаков к «ясашным людям», в том числе и в отношении вероисповедания.  На прощальном приеме царь вручил делегатам - представителям одиннадцати хоринских родов, памятные знамена. Этим указам Петра сибирская администрация неукоснительно следовала и во времена правления Екатерины II.

    Особой оценки требуют разглагольствования авторов по поводу крещения.  Монголоязычные роды хоринцев, перекочевавшие в XVII веке в Забайкалье из Монголии, находились под влиянием буддизма. Важным условием принятия  ими  российского подданства  была  неприкосновенность их религии.  Так, в 1689 года пять   табунутских тайшей заключили с послом Ф.А. Головиным, следовавшим на переговоры с маньчжурами о разграничении территорий, договор о переходе в русское подданство. Российская сторона обязалась придерживаться свободы вероисповедания, избегать принудительного крещения новых подданных. Выходцы из Монголии дорожили этим условием, поскольку среди них уже были ширетуи  (настоятели дацанов), тогда  как большинство других родов забайкальских бурят оставались шаманистами.
 
    Тайша Дамба-Дугар Иринцеев был весьма авторитетным и влиятельным правителем. Его власть, как главного родоначальника, была чрезвычайно велика – перед ним все буряты буквально трепетали,  беспрекословно подчиняясь всем его решениям и распоряжениям. При нем молва о бурятах дошла до европейских стран. 

    В 1795 году в пяти километрах  от улуса Алан, на правобережье реки Оны (по-бурятски - Анаа) Иринцеевым будет основан первый в Забайкалье буддийский монастырь – дацан, на алтаре которого  установят бюст императрицы Екатерины II. Её станут почитать, как воплощение Белой Тары (богини милосердия).  В этом дацане будут храниться и  те 11 родовых знамён хоринских бурят, о которых шла речь выше. Пройдет несколько лет и за свои заслуги  Иринцеев будет удостоен высокого ранга надворного советника.

    Мог ли Василий Нарышкин при своих демократических взглядах  требовать у него крещения бурят? Василий Нарышкин был почетным  гостем тайши Иринцеева,   и вел себя соответственно.  И если перед ним  были склонены памятные знамена  бурятских родов, то это было сделано  в знак глубокого уважения к прибывшему гостю. И потому не может быть и  речи о том, что он «вызывал к себе тайшу Иринцеева»,  «заставил его  преклонить перед собою знамена», что  «склонял бурят к крещению», и уж тем более, -  «покушался  умертвить  тайшу за отказ от крещения».

    Все эти язвительные замечания авторов – не что иное, как слабое знание истории и отголоски минувших времен, когда в середине XVII  приказчик Братского острога енисейский сын боярский Иван Похабов «прославил» себя варварским насильным крещением бурят с опусканием их на шестах в ангарские проруби. Но и тогда власти не поощряли подобных действий. За своевольство и жестокости, приведшие к массовой перекочевке  ясачных бурят в Монголию, Иван Похабов был в Енисейске бит батогами и отстранен от «отъезжих служб».

    Безо всякого сомнения не было у Нарышкина   намерений крестить тунгусов. И не только потому, что всякое притеснение и насилие противоречило его мировоззрению и планам переустройства общества, была здесь и своя особая подоплека. Как уже говорилось, Василий, как и все образованные люди российского общества, внимательно следил за событиями, происходившими в это время на Северо-Американском континенте. И, конечно же, был готов руководствоваться их опытом.
 
    В этом отношении показательна история жизни  вождя северо-американского племени могаук Тайенданегеа. Он родился на территории современного штата Огайо в 1742 году, то есть был всего лишь на три года моложе Василия Нарышкина. Став юношей он проявил недюжинные способности, не без влияния английских миссионеров-проповедников принял христианство под именем Joseph Brant, овладел английским языком и получил неплохое для своего времени и положения образование. В 1775 году, он стал вождем племени могаук и  представителем этого племени в так называемой «Конфедерации ирокезов» - межплеменного союза, возглавляемого ирокезами.

    На первых порах Великий Совет вождей Конфедерации сохранял нейтралитет в разгоравшемся противостоянии колонистов и британской администрации, хотя уже и тогда между индейцами и колонистами происходили стычки из-за проводимой новопоселенцами политики вытеснения индейцев с их земель. Четыре клана ирокезов при поддержке британцев атаковали американские аванпосты, а в 1776 году чероки атаковали американских колонистов вдоль всего южного фронтира.  В то же время, проживавшие в то время в штате Нью-Йорк племена онейда и тускарора - наоборот, поддержали революционеров-колонистов.

    В 1775 году Тайенданегеа, подобно тому, как это было с  Гантимуром, был приглашен в Лондон, где  удостоился аудиенции короля Георга III и был им обласкан. При этом заручился поддержкой Его Величества в вопросе предоставления индейцам земли в Канаде при условии, если Брант убедит  племенной индейский союз участвовать в войне против американских колонистов на стороне английской короны.

    Нарышкин оказался прав, предвосхищая события. В 1777 году Великий Совет вождей «Конфедерации ирокезов»  принял решение выступить на стороне Великобритании. Как и во время войны с французами, колониальные войска и ирокезы придерживались тактики кровавых рейдов: сжигали деревни и поля, без жалости убивали колонистов и членов их семей. Это привело к большим потерям в  рядах повстанцев, вынудило их проводить ответные карательные рейды по подавлению выступлений аборигенов.

    Понятно, что Василий Нарышкин не хотел допустить подобного развития событий в Забайкалье, и потому делал все возможное, чтобы заручиться поддержкой предводителей местных племён, - князей Гантимуровых и бурятских тайшей, сделать их своими союзниками и единомышленниками в планах преобразования Нерчинского края.

    Вместе с тем он не мог не задуматься и о худшем варианте - возможном противодействии российских властей его начинаниям.  Это заставило его подумать о  средствах, с помощью которых он мог бы защитить начатые преобразования. Только этим можно объяснить  распространившиеся вскоре слухи, нашедшие отражение и в публикациях о  «чудачествах» Нарышкина,   что он обсуждал с князьями Гантимуровыми и  бурятским тайшой Иринцеевым возможность формирования  из бурят  и тунгусов четырех  гусарских полков. Такое обсуждение действительно могло состояться, тем более, что Василию Нарышкину был известен соймоновский опыт формирования бурятских казачьих полков для охраны границы.

    Писали, что в местах кочевий хоринских бурят Нарышкин сделал большой привал и устроил богатое пиршество, - «В степи кипели огромные котлы с водою, куда сваливали пудами чай и сахар; вино стояло целыми бочками …». В публикациях нет информации о том, когда именно прибыл его отряд  к хоринскому улусу, известно лишь что это было в разгар лета.  Между тем  существовала такая традиция - один раз в году, летом, - в начале июля, когда вскрывались реки, зеленела трава, подрастал молодняк, скот нагуливал вес  и наступало обилие молочных продуктов, буряты с древнейших времен устраивали праздник Сур-Харбан с  особыми обрядовыми играми, воспевающими пробуждение природы. Его еще называли праздником "эрын гурбан наадан" (три игры мужей).
 
    Доступ на этот многодневный праздник имели все мужчины без различия возраста и положения. Из женщин допускались только незамужние и дети. Апогеем праздника были состязания по трем видам: стрельбе из лука, борьбе, и конным скачкам. На праздник к резиденции главного тайши собирались сотни людей. Каждый улус, род, племя, стремился выставить своих лучших борцов, мэргэнов (стрелков из лука), лучших коней и самых ловких наездников, чтобы одержать победу.

    Было начало июля, и, судя по всему, Нарышкин со своим отрядом прибыл к хоринскому улусу к началу, если не в разгар праздника. И потому нет ничего удивительного в том, что степь в это время полыхала множеством костров, на которых кипели огромные котлы с водою, куда сваливали пудами чай и сахар. В бурдюках ли, в  бочках ли стояла  молочная бурятская водка тарасун или арака. Нарышкин со своими людьми конечно же присоединился к этому празднику.
Можно ли сомневаться, что  тунгусы его гусарского эскадрона тоже выставили своих участников в проводившихся соревнованиях. Возможно, в скачках и борьбе участвовали  и яицкие казаки – недавние колодники, участники пугачевского восстания, тоже не лишенные удали и амбиций.Это  только добавило азарта участникам состязаниям.

    Нарышкин, наверное, и сам принял участие во всех  мероприятиях праздника. Так что   упоминание в публикациях бочек с вином, выставленных Нарышкиным, и одаривание бурят тканями,  вероятно, соответствуют действительности. Только вряд ли «холст, сукно, дабу, китайки брали все даром, без всякого счета». Скорее всего, это были призы победителям состязаний, а если и раздавались рядовым участникам праздника, то, как эквивалент разбрасыванию денег в народ в русских поселениях. Ведь действительно, дорожил ли кочевник,  проводивший со своим семейством практически все свое время в степи, случайно оказавшимся у него в руках пятаком? А вот отрез сукна, тем более красочной китайки представлял для него и его семьи немалую ценность.

    Праздник был   «на руку» Нарышкину, -  людей не нужно было собирать  звоном колоколов или пушечной пальбой. У главного тайши к этому времени собрались засулы улусов, родовые шуленги и зайсаны, - те люди, которым он хотел донести  свои демократические идеи социального переустройства края.
Не следует думать, что обсуждение нарышкинских  идей и предложений проходило в степи, под открытым небом. Еще в 40-е годы  российские власти ввели новые органы самоуправления бурят – степные конторы. При этом главным тайшам предписывалось обзавестись домом на русский манер.

    Онинская контора 11 хоринских родов была представлена   тайшой Иринцеевым  и шестью  депутатами. Двое из них вместе с тайшой поочередно дежурили в конторе и решали дела на месте, четверо остальных депутатов разъезжали по улусам с целью осуществления практического управления и решения дел на местах. В конторе были сосредоточены указы, распоряжения начальства и дела, находящиеся в производстве. При конторах устраивались албанные (албан – подать) съезды (сугланы) для раскладки податей и повинностей и решения важных общественных дел. В сугланах участвовали  депутаты и родовые начальники, - зайсаны, шуленги, засулы. В родовых объединениях были введены мирские избы.
Так что беседа Нарышкина с «бурятской элитой» и обмен мнениями, состоялись, судя по всему,  во вполне цивилизованной обстановке в присутствии толмача-переводчика.

    О содержании этих переговоров в литературе нет никакой информации, но ориентируясь на приверженность Василия Нарышкина взглядам французских демократов, можно хотя бы в общих чертах представить, о чем шла речь. Очевидно, Нарышкин изложил перед слушателями свою идею создания на территории Нерчинского края  свободной и независимой республики, управление которой осуществлялось бы на основе согласованного  решения Совета, состоящего из выборных представителей различных слоев общества, -  тунгусских и бурятских общин, заводских рабочих, крестьянства, купечества, дворян и разночинцев. 

    Трудно сказать, какую роль он отводил себе.  Возможно, намерен был ввести для себя новомодный, возрожденный американскими колонистами титул президента.   В античные времена так называли лиц, которые руководили различными собраниями, однако в  понимании «глава государства» это  слово впервые нашло применение у американцев,  провозгласивших свою независимость.  В отличие от монарха, президент выбирался народом и осуществлял свои полномочия в течение определённого срока. Впрочем, все это лишь предположения.

    Важнее знать, как были восприняты идеи и предложения Василия Нарышкина бурятской элитой. Не приходится сомневаться, что  предложения пришлись бурятским правителям по душе. Могло ли быть иначе, ведь в этих предложениях не было ничего такого, чем бы ущемлялись права  бурятского населения. Наоборот, - их права и возможности расширялись. Появлялась возможность избавиться от назойливой опеки иркутского губернского правления, откуда непрерывным потоком шли разного рода указы, предписания, наставления, требования, порою – неразумные, не учитывающие реальной обстановки на местах; перед которым необходимо было отчитываться по каждой мелочи. При новой же системе управления все эти вопросы можно будет  решать на месте, по своему усмотрению. И отчитываться потом непосредственно перед Петербургом.

    При всем этом участников обсуждения не мог не беспокоить вопрос: как отнесется к этим нововведениям императрица Екатерина? Можно ли сомневаться, что в ответ на это беспокойство Нарышкин рассказал присутствующим все, что он знал о контактах императрицы с  Дидро, том интересе, который она проявляла к предложениям и проектам французского просветителя по переустройству российского общества, участии в этих обсуждениях своих братьев. Может ли быть что-либо  более убедительное, чем речь такого содержания  родственника царствующей фамилии, еще и главного начальника Нерчинских сереброплавильных заводов? 

    Дополнительным, сокрушающим всякие сомнения аргументом явилась еще и недавно дошедшая до Забайкалья новость о том, что государыня отказала английскому королю в помощи  в деле подавления восстания американских колонистов за свою независимость. Одним словом, есть все основания считать, что  бурятские предводители в полной мере поддержали предложения Нарышкина, тем более что они исходили как бы от самой императрицы. 

    Видимо, в какой то мере коснулись присутствовавшие и вопроса  защиты создающейся республики от чьих бы то ни было посягательств, и  Нарышкин получил заверения о реальной возможности в случае необходимости сформировать в этих целях два полка бурятских воинов. Распространившиеся слухи о разговоре на эту тему, видимо, и послужили основой для будущих публикаций о формировании Нарышкиным в Хоринском улусе бурятских полков.  Писали, будто было организовано принятие присяги и очередное чинопроизводство, что Нарышкин намерен был  двинуть своё войско на покорение Иркутска, - против своего недруга, -  губернатора Немцова.  Так ли это?

    На самом же деле  никаких записей  бурят и «всех праздношатающихся» в гусарский полк под названием “Красный Даурский”, как об этом писали,  не было, -  у Нарышкина не было для этого времени, да не было в этом и необходимости. Прежде всего потому, что нет  никаких оснований считать Немцова  недругом Нарышкина.  Хотя Немцов за время  своего непродолжительного губернаторства и сумел оставить о себе дурную славу неукротимого взяточника и казнокрада, не делавшего ничего без подношения, но  лично Василию Нарышкину он ничего плохого не сделал, и никаких дел с ним не имел. Во всяком случае, в исторической литературе об этом  ничего не сказано.  Считать же его недругом только лишь потому,  что Немцову  было поручено управление нерчинским горнозаводским округом,  нет  оснований, поскольку это была не его личная затея. Да и какая цель могла быть у такого похода? 

    Сместить Немцова и занять его место? С тем, чтобы оказаться перед тысячей совершенно не нужных  Нарышкину  проблем?  Ведь  Иркутская губерния состояла из Иркутской провинции с Иркутским, Киренским и Балаганским уездами; Якутской провинции с Якутским, Илимским, Алданским и Олекминскими уездами и Удинской провинции. То есть включала в себя всю Восточную Сибирь, - от Ледовитого океана, до китайской и монгольской границы;  от Илима и Лены, до Тихого океана.  Нужно ли было это Нарышкину?   

    Для решения задачи, которую он перед собой поставил, ему вполне достаточно было Забайкалья, площадь которого и без того была больше, чем площадь Франции. Не говоря уж о том, что кроме  досужих вымыслов нет никаких документальных свидетельств, что он шел на Иркутск. А вот, что он шел в Удинск  в намерении встретиться там с удинским воеводой – есть, и немало.
Получив поддержку своих идей  на всём  пути от Нерчинского завода, он, видимо, был уверен в подобном же результате  и от поездки секунд-майора Барбота де Марни по югу края. Оставалось последнее, - «обратить в свою веру» удинского воеводу Тевяшова.

    В успехе такой операции Нарышкин, видимо, тоже не сомневался. После этого уже можно будет разослать по забайкальским селениям своих посланцев – конных гусаров с  предписанием о выборе  различными группами населения своих представителей на съезд депутатов. И на Большом Совете принять общее решение о создании свободной и независимой Забайкальской республики. Вот так вот, - без войны и крови, без пыток и виселиц. На основе общего согласованного решения. После этого можно будет представить все материалы выполненной организационной работы в Петербург императору Павлу, который к тому времени, как надеялся Василий Нарышкин, конечно же уже вступит на престол, как пример  социального переустройства общества, достойный распространения в других регионах страны.