Моё поколение Сборник стихов

Геннадий Хомский
                МОЁ  ПОКОЛЕНИЕ

Встретив старых друзей после долгой разлуки,
Замечаем: походка у них тяжела,
Под глазами мешки и морщинисты руки,
А виски затянула белесая мгла.

И обдаст душу нам вдруг волною холодной,
В них, как в зеркале, зримо увидим себя.
Жизнь дохнёт нам в лицо грозовой  непогодой,
Журавлиною песней про осень трубя.

Мы немного взгрустнём, но совсем ненадолго:
Ныть, копаться в душе нету времени нам.
Жизнь подхватит опять, как широкая  Волга,
Закружит, понесёт по могучим волнам.

Беззаботного детства не узнали мы вкуса,
Повзрослеть нас заставила рано война.
В день Победы и нас, нас – мальчишек безусых,               
И за бой, и за труд награждала страна.

С той поры о покое не бывало и речи:
Мы сменили отцов, что с фронтов не пришли,
И на наши ещё неокрепшие плечи
Сотни новых забот тяжким грузом легли.

Было трудно, но мы не скисали, не ныли,
Не искали путей без забот и тревог,
На развалинах дымных города возводили
И торили в тайге стёжки  новых дорог.

В том, что наша страна стала крепче и краше,
В том, что в космос пошла нетореной тропой,
Есть наш труд, есть наш пот и рабочие наши
Кровяные мозоли порой.

Что с того что у нас плечи никнут устало,
Что порой уступаем уже молодым,
Мы не будем грустить: мы создали немало,
И, я верю, немало ещё создадим.
                1979 г.



                *  *  *
В селе, затерянном средь сопок,
Я в первый раз увидел свет,
И мне тайги могучий шёпот
Был лучшей песней много лет.

Теперь от мест родных вдали я,
Теперь я житель городской,
Топчу не заросли лесные,
А гладкий камень мостовой.

Живу, оторван от природы,
Как от родной груди дитя,
И мчатся месяцы и годы,
Печально днями шелестя.

И в шуме городского ветра
Истосковавшейся душой,

Я часто слышу шелест кедров
И чую запах смоляной.

Мне снятся те, родные, дали
Далёкой юности моей,
Где сопки вдоль Уссури встали,
Как ратный строй богатырей.

Брожу я по лесной полянке,
Освободившись от забот.
Вокруг, как девушки- селянки,
Ведут осины хоровод.

Наполнен воздух птичьим звоном,
Дрожит зелёный полусвет.
Кивают мне дубы и клёны,
И я киваю им в ответ.

Но с гулким колокольным боем
Звенит будильник – ночь прошла.
И снова утро трудовое,
И вновь заботы и дела.
                1973 г.             











                *   *   *
Не сидел в раскисшем я окопе,
Посылая пули по врагу,
Не тонул зимой в болотной топи
И не мёрз в шинели на снегу.

Не пришлось солдатскою дорогой
Мне идти от смерти на вершок:
Было лет в те годы мне немного,
Но то время помню хорошо.

Помню как в тревожный час заката,
Побросав привычные дела,
Уходили в армию ребята
И мужчины нашего села.

Помню как мы ждали почтальона
С письмами от братьев и отцов,
Помню я листочки похоронок
И рыданья безутешных вдов.

Не забыть мне нашего соседа,
Что ушёл красивый, молодой,
Но горел в подбитом танке где-то
И вернулся страшный и слепой.

Я глядел с невольною опаской,
И мой взор туманили слеза,
На лица истерзанную маску,
На его незрячие глаза.

Помню зримо, как ломая руки,
Причитала, плакала жена:
-Ну за что тебе такие муки?
Что с тобою сделала война?

И война мне чудищем безликим
Представлялась часто в пору ту,
И я ночью просыпался с криком
И глядел пугливо в темноту.

С той  поры прошли, промчались годы,
Но душа смятения полна
И шумит, как море в непогоду,
При проклятом имени – война.

И когда я слышу, что на свете
Вновь шумит военная гроза,
Предо мной встаёт лицо соседа
И его незрячие глаза.
                1967 г.



                ОБЕЛИСК

Обнесена оградкой низкой
Площадка посреди села…
Прямое тело обелиска
Как оперённая стрела.

Густые ели вдоль аллеи,
Травы тёмно-зелёный ворс.
Пролитой кровью пламенеют
Гвоздики в обрамленье роз.

Спешат машины по дорогам,
В полях работы слитный гул…
А здесь печаль в молчанье строгом
Несёт почётный караул.

Сжимает сердце боль тупая,
В глазах колышется туман:
На мраморной доске читаю
Фамилии односельчан.

И предо мною, как живые,
Они встают, ровняя строй,
И юные, и пожилые,
Такие разные собой.

Один – молчун неторопливый,
Другой – подвижен и речист,
А третий песни пел на диво
И был отменный гармонист.

Встречали росные рассветы
Они среди родных полей,
Любили землю, краски лета,
Ласкали женщин и детей.

Но Родина сказала: -Нужно!
В суровом памятном году,
И в бой они поднялись дружно,
Как шли, бывало, на страду.

Над обелиском купол неба
И необъятен, и глубок,
И запах зреющего хлеба
Приносит тёплый ветерок.

Вокруг село. Село родное.
Сады у каждого двора.
И незнакомая с войною
Шумит счастливо детвора.

Давным-давно их с нами нету,
Могилы их в чужих краях,
И дел нелёгких эстафету
Давно несут их сыновья.

Но подвиг за Отчизну павших
Не затемнить туманом лет.
Они живут в свершеньях наших,
Зовут вперёд как яркий свет.

Всегда и всюду неизменно
Они где бой и смелый риск…
И, символ памяти нетленной,
Стоит высокий обелиск.               
                1975 г.          






        РАЗГОВОР  С  ОТЦОМ

С листов семейного альбома,
Упрямо голову склоня,
С прищуром глаз, таким знакомым,
Отец, ты смотришь на меня.

Гляжу на старенькое фото,
А в сердце горя горький ком…
Отец, отец, в бою каком ты
Сражён губительным свинцом?

Светило ль солнце золотое,
Иль ночи тьма была вокруг,
Когда ты вдруг в горячке боя
Оружье выронил из рук?

Увы, напрасные заботы,
У похоронки слог скупой:
Погиб за Родину. И с фото
Глядишь навеки молодой.

Любил ты жизни ритм весенний,
Любил ты трели соловья,
И совершенно невоенной
Была профессия твоя.

Но в дни июньские лихие
Беда к нам постучала в дверь,
И ты, как многие другие,
Одел солдатскую шинель.

Четыре года в грозных схватках,
Под шум свинцового дождя,
Сражались вы с рабочей хваткой,
Ни сил, ни жизни не щадя.

Как много крепких, полных жизни
Сожгла проклятая война.
Но знает Родина, Отчизна,
И помнит ваши имена.

Свои вершины обелиски
Повсюду гордо вознесли.
И мы вам  кланяемся низко
Поклоном русским до земли:

Солдатам, генералам знатным,
Всем, кто сгорел в военной мгле,
За беспримерный подвиг ратный
Во имя жизни на земле.
                1973 г.
               


     СЕЛЬСКИЙ  ВЕЧЕР

Над крутыми лесистыми сопками
Оталела заря, словно мак,
И в село потаёнными тропками
Из низин пробирается мрак.

Потянуло вечерней прохладой.
Парни шумной ватагой прошли.
И гармошка, девичья отрада,
Заиграла задорно вдали.

Где-то пляшут: ритмично и туго
Каблуки молодые стучат.
И поют, соревнуясь друг с другом,
Голосистые стайки девчат.

Полночь. Смолкли напевы частушек.
Тихо гаснут в домах огоньки.
Спит село. Только хоры лягушек
Продолжают концерт у реки.

Да с листвы ветерок шаловливый
С шумом сбросит слезинки росы.
И свою перекличку лениво
Проведут беспокойные псы.
                1973 г.          
   
                УТРО
Горит заря над сопками седыми,
Бледнея гаснут звёзды в вышине.
В туман одета, точно в сизом дыме,
Земля спокойно дремлет в тишине.

Лишь лёгкий ветер, как шалун-мальчишка,
Порой шумнёт в кустарнике густом.
Промчались утки над рекою низко
И сели на болото за холмом.

С мычанием прошествовало стадо
На луг из деревеньки за рекой.
Повеяло росистою прохладой,
И небосвод налился синевой.

Диск солнца показался из-за сопки,
Лучей рассыпав золотой венок.
И тянется к нему с улыбкой робкой
На тонкой ножке синий василёк.
                1967 г.



 
                *   *   *
Край Приморский – таёжные чащи,
Плеск волны у крутых берегов.
Серый коршун, спокойно парящий
Над раздольем созревших хлебов.

Гордых сопок могучие груди,
Покрывала волнистые трав.
Шум рабочих стремительных буден,
Тишина пограничных застав.

Влажным летом, метельной зимою,
Золотою осенней порой,
Молодея, добрея душою,
Я любуюсь его красотой.

И нередко, как в детстве от сказки,
Моё сердце восторга  полно:
Каждый раз вижу новые краски
Я в картинах, знакомых давно.

Каждый раз мне по-новому море
Посылает солёный привет,
И далёкие синие взгорья
Отражают по-новому свет.

Мне ненадобно места иного,
Красоты мне не нужно другой:
Край родной, пограничный, суровый,
Стал и жизнью моей, и судьбой.
                1975 г.               



              ОСЕНЬ
Туманы над рекой – всё чаще,
В лесу разгулье желтизны.
Гортанный крик гусей летящих
Несётся звонко с вышины.

Летят метелицей цветистой,
Кружатся листья на ветру.
На крыши, молодой и чистый,
Ложится иней поутру.

В полях пустынно и спокойно,
Под вечер тянет холодком…
И сердце трогает невольно
Печаль колючим коготком.               
                1973 г.               


                РОДИНА

Нас манят в юности большие
Дороги, новые места,
И с радостью в края иные
Спешим мы с отчего гнезда.

Бегут года неутомимо,
Полны забот, полны тревог…
Но всё же в памяти незримо
Живёт родимый уголок.

Поют речушки светлой струны,
Белеют тропки за селом,
Где много раз с подружкой юной
Бродили летним вечерком.

Нам снятся ясные рассветы,
Шатры высоких лип вдали,
И пряный запах перегретой
Под  солнцем дремлющей земли.

Знакомые родные дали
Помимо воли в нас живут,
И где б мы в жизни не бывали,
Они обратно позовут.
                1975 г.      
          
               



                МАЯК

Нарушается здесь тишина
Только ветрами многоголосыми,
Да шумит возбуждённо волна,
Дни и ночи воюя с утёсами.

Почерневший, как старый моряк,
Рифы жизни встречающий смело,
На скале одинокой маяк
Ввысь взметнул мускулистое тело.

Лет над ним пролетело – не счесть,
Но всегда: и зимою, и летом,
Шлёт он в море, как добрую весть,
Золотистые всполохи света.

От знакомых огней маяка,
Заблестевших во мгле буйной ночи,
Посветлеет в груди моряка,
Будто милой увидел он очи.

Хорошо б своей жизнью вот так,
И в погожие дни, и в ненастье,
Как исхлёстанный ветром маяк,
Приносить людям радость и счастье.
                1973 г.             



   

                ТАЁЖНИК

Рослый, крепкий, как дуб суковаты й,
Смуглолицый, с большой бородой,
Он, наверно, красив был когда-то
Грубоватой мужской красотой.

А теперь плечи сникли устало,
Седина в бороде и усах,
И задорного блеска не стало
В тёмно-карих потухших глазах.

Он часами сидит на крылечке
И задумчиво смотрит туда,
Где за узкой извилистой речкой
Встала сопок седая гряда.

Тянет деда в таёжные сопки,
В полумрак вековых кедрачей,
Где он знает все пади и тропки,
Где он знает всех птиц и зверей.

Но глухие лесные дороги
Никогда уж ему не тропить:
Отходили у старого ноги,
Остаётся глядеть и грустить.

Взор его лишь тогда оживает
И блестит, как роса на заре,
Когда правнуков шумная стая
Соберётся на тесном дворе.

Просят старого дружно ребята:
-Расскажи про тайгу ещё раз!
И для виду ворча: -Пострелята!
Он начнёт бесконечный рассказ.

И тайга перед взором ребячьим
Наяву затрепещет листвой,
Мать родная – лихим да горячим,
Злая мачеха – слабым душой.

Мрак сгустится, окрестность скрывая,
Ребятишки домой убегут,
А старик целый вечер сияет,
Будто снова сходил он в тайгу.
                1973 г.



ТРАНССИБИРСКАЯ  МАГИСТРАЛЬ

Полустанок под сопкой весёлою.
Нити рельсов, бегущие вдаль,
Поездов громыханье тяжёлое –
Транссибирская магистраль.

Здесь прошло моё детство далёкое,
Здесь я радость познал и печаль…
Днём и ночью гудела под окнами
Транссибирская магистраль.

Не забыть мне мельканье вагонов
И дымков паровозных вуаль.
На твоих возмужал я перронах,
Транссибирская магистраль.

Ты по свету меня повозила,
Открывала за далью мне даль,
Познакомила с красками мира,
Транссибирская магистраль.

Вновь стою на знакомом перроне,
Рядом леса зелёная шаль.
И, как прежде, натужено стонет
Транссибирская магистраль.

Служит долгие годы Отчизне
Гулких рельсов блестящая сталь.
Будь здорова, артерия жизни,
Транссибирская магистраль!
               1988 г.

 
            ШАХМАТЫ

На поле шахматном фигуры
Сплелись причудливо, как стих,
Два человека смотрят хмуро,
Сосредоточенно на них.

Бегут незримые минуты,
Нет измененья на доске:
Соперники витают будто
Ленивой мыслью вдалеке.

Но ошибается глубоко
Принявший бурю за покой:
Пылает бой, и бой жестокий,
За молчаливою доской.

Здесь мысль быстра, как ветер в поле,
Светла, как иней поутру…
И за турнир ума и воли
Люблю я древнюю игру.

Играю сносно сам, без спору,
И, чтоб умением блеснуть,
Могу неловкому партнёру
Неосторожный ход вернуть.

И комбинацией хорошей
Горжусь, как славой трудовой…
О жизнь, как ты порой похожа
На бой за шахматной доской!

Но только чётче здесь и строже
Суровых правил краткий свод,
И жизнь нам никогда не сможет
Вернуть обратно глупый ход.
                1985 г.







    БЕЗЫМЯННАЯ  МОГИЛА

Как вечный памятник, полянка
У деревеньки на виду.
Здесь расстреляли партизанку
В далёком грозовом году.

Всю ночь, до самого рассвета,
Гремел в лесу упорный бой,
И привели девчонку эту
Потом каратели с собой.

В солдатских брюках и рубахе,
Мальчишка – если б не коса,
Но с дерзким вызовом, без страха
Смотрели карие глаза.

Глядел полковник зло и колко,
Недобрым был басистый рык:
-Где база? Быстро, комсомолка!
Учти, шутить я не привык.

Но с полудетских губ ни слова,
И, свирепея, палачи
Пытают, спрашивают снова,
Она слабеет, но молчит.

Закат над островерхой сопкой
Багровой полосой алел,
Когда извилистою тропкой
Вели девчонку на расстрел.

Лесная тихая полянка,
Темно-зелёная трава.
Могильный холмик партизанки
Обозначается едва.

Вдали торжественно взметнули
Две сопки синие горбы.
Вокруг в почётном карауле
Берёзы, клёны и дубы,

Шумят зелёными ветвями,
Взметнув вершины в высоту…
И я душой почуял: память
Здесь наша тоже на посту.               
                1983 г.






  РАССКАЗ  ПАРТИЗАНА

Стар сейчас я, а когда-то,
В девятнадцатом году,
Был парнишка я что надо,
У девчат был на виду.

Русый чуб трепал мне ветер
В те далёкие года.
И за волю, за Советы
Партизанил я тогда.

Буйным вихрем налетали
Мы на недругов своих.
Было, что и нас бивали,
Чаще ж – мы лупили их.

Помню, это было в мае,
Нам дала разведка знать,
Что решили самураи
Нас примерно наказать.

Где косулей быстроногой
По камням скакал ручей,
На извилистой дороге
Повстречали мы «гостей».

Лес, глухой и молчаливый,
Тихо ветками качал.
-Бей их, хлопцы, в хвост и в гриву!-
Командир команду дал.

И началось тут! Работа
Дюже жаркая была.
И за час япошек рота
На дороге полегла.

Много лет прошло, но эту
Схватку память бережёт…
Так мы бились за Советы
В тот далёкий трудный год.
                1967 г.

                Меч

Подвал копали возле дома…
Трудясь до ломоты в  плечах,
Случайно в толще глинозёма
Обломок я нашёл меча.

Держу в руке полоску стали
В коросте ржавчины сплошной…
И вдруг в лицо из дальней дали
Пахнуло грозной стариной.

Как наяву во мгле кровавой
Увидел я далёкий век,
Когда на жизнь святое право
Брал с бою русский человек.

Когда среди огня и пепла,
Под горя яростный набат,
У наших предков воля крепла,
Твердел характера булат.

И в схватках буйных словно ветер,
Когда звенел ударов дождь,
Признали грозные соседи
Отвагу русичей и мощь.

Века незримо прошагали.
Но в бурных буднях наших дней
Я слышу звон булатной стали
И топот бешеных коней.

И пусть воюем мы всё реже,
Мечей у нас с собою нет,
Но по натуре буйной те же
Мы русичи далёких лет.

Сродни нам, это не загадка,
Порыв лихого удальца:
Уж коль работать – без оглядки,
А коль сражаться – до конца.

Мы знали взлёты, знали спуски,
Но в чистоте в грозу и шквал
Храним характер древнерусский,
Как меч таинственный закал.
               1975г.



          БАЛЛАДА  О  МИШКЕ
                Строителям БАМА посвящается
Был лес и дик и нелюдим,
Лежал от края и до края.
И ветер лишь летал над ним,
Деревья нежа и лаская.

Был редкий гость здесь человек
С котомкой жалкой и ружьишком.
Здесь коротал спокойно век
Лесной хозяин, старый Мишка.

Всего хватало здесь ему,
И он солидным был по весу.
Не подчиняясь никому,
Шатался вольно он по лесу.

Скопив изряднейший жирок,
Под вьюги горестное пенье
В обжитой, лучшей из берлог
Он мирно спал до дней весенних.

Так жил мой Мишка, не тужил
И думал лет прожить остаток
Не хуже, чем отец прожил
И добрый родичей десяток.

Но о судьбе нам забывать
Нельзя, пожалуй, на минутку:
Вот с Мишкой вздумала сыграть
Она довольно злую шутку.

Был год как год. Бескрайный лес
Шумел, могучий, безучастный.
И солнце с высоты небес
Глядело вниз с улыбкой ясной.

Прикрылся снежной пеленой
Лес, словно шалью пуховою.
И лёг мой Мишка на покой
Под мощной вековой  сосною.

Весною талая вода
В берлогу стала пробираться,
И порешил медведь тогда,
Что время, видно, подниматься.
Могучей лапой распахнул
Он двери у своей берлоги
И на весенний мир взглянул,
И сердце замерло в тревоге.

Увидел: нет его сосны,
Спилили верную подругу.
Вдали дома возведены,
Стоят рядами друг за другом.

Над ними теплятся дымки…
Рычат в карьере самосвалы.
И люди, быстры и ловки,
Деревья валят по увалу.

Угрозу страшную тая,
Лес расколов широким фронтом,
Блестящих рельсов колея
Стрелой уходит к горизонту.

С тяжёлым рокотом колёс
И сцепок мелодичным звоном
Могучий тянет тепловоз
Куда-то грузные вагоны.

Во многих Мишка был боях,
Всех побеждал, привык к победам,
Но тут медведя объял страх,
Который прежде был неведом.

И, застонав как человек,
Понявший жизненную подлость,
В постыдный он пустился бег,
Забыв достоинство и гордость,

Не поняв, как в дремучий лес
Пришло село, село большое…
Решил он: чудо из чудес
Случилось этою зимою.

Где было Мишке знать тогда –
Медвежье тугодумно племя,
Что не деревни – города
В тайгу приходят в наше время.
                1983 г.


    
 
                *   *   *
В сравнении с триадой вечной,
Где камень, и бетон, и сталь,
Жизнь человека быстротечна,
Как проплывающая даль.

Едва найдёшь свою дорогу
И скорость наберёшь в пути,
Глядишь, регулировщик строгий,
Маячит старость впереди.

А дальше путь уже не гладкий,
Хандрят то сердце, то глаза,
На виражах газуй с оглядкой,
Не забывай про тормоза.
Но не грущу, что жизни полдень
Давно остался за спиной.
Мой день работою заполнен,
А не досужей болтовнёй.

Бывает всё, порою труден,
Неведом путь, тернист да крут,
Но тридцать лет рабочих буден –
Мой вклад во всенародный труд.

Нет у меня сверхдостижений,
Не гений я и не герой:
Иду со всеми в наступленье,
Как воин рати  трудовой.

И тем горжусь, что мерой полной
Я отдавал, что мог, всегда,
Что каплей растворяюсь в волнах
Реки великого труда.
                1981 г.


                *   *   *
Ко мне приносит в цепких лапах
Весенний ветер-чародей
Неповторимый терпкий запах
Земли с распаханных полей.

Бегут задорно, по-девичьи,
Журчат в оврагах  ручейки.
Не умолкает гомон птичий
В просторной роще у реки.

На влажной сини небосвода
Ни облачка, ни  тени нет…
И я стою, забыв заботы
И тяжкий груз прожитых лет.

Ушли сомненья и тревоги,
Лишь радость светлая в груди
И вера в то, что вёсен много
Ещё увижу впереди.               
            1976 г.            




              *   *   *
Когда глотает километры
Машина, радостно урча,
Несясь под лёгкий посвист ветра
Навстречу солнечным лучам,

Когда покорная дорога
За далью открывает даль,
Уходят хмурые тревоги,
Как пыль уносится печаль.

И, все невзгоды забывая,
Гляжу вперёд спокойно я
И каждой клеткой ощущаю
Живую радость бытия.             
               1967 г.   
               

                *   *   *
На душе тревожное волненье,
Ни читать, ни спать я не могу.
Убегу из дома в воскресенье,
На кулички к чёрту убегу.

Убегу туда, где мчатся тучи,
Заслонивши неба синеву,
Где зигзаги молнии летучей
Словно стрелы падают в траву.

И один, забыв свои невзгоды,
Без плаща, с открытой головой,
Буду ждать начала непогоды,
Словно воин схватки роковой.

И когда во мраке мир утонет,
Встречу, ни на шаг не отойдя,
Ветра мускулистые ладони,
Плети беспощадные дождя.

И, бросая вызов злым раскатам,
Чувствуя, что всё мне по плечу,
Как когда-то предок волосатый,
От избытка силы зарычу.
                1977 г.



               
   
                *   *   *
По жизни без ссадин пройти невозможно
Ни в детстве, ни зрелой порой:
Жизнь наша – избитый просёлок таёжный,
Залитый студёной водой.

Достигнуть желанного очень непросто,
Бывает так тяжко, хоть плачь.
Жизнь бьёт по лицу беспощадно и хлёстко
Костлявой рукой неудач.

Но если на сердце вдруг холодно станет,
Как хмурой январской порой,
И ярость бессильная взор затуманит
Густой ядовитой  волной,

Свяжи в крепкий узел звенящие нервы,
Сказать, что конец не спеши,
И жалость к себе, лицемерную стерву,
Гони навсегда из души.

Пусть сердце стучит напряжённо и часто,
Пусть светится цель впереди,
И радости искры и сполохи счастья
Тебя не минуют в пути.               
                1981 г.               
          






               *   *   *
Прозрачны далёкие дали,
Хрусталится купол небес.
Торжественно тих и печален
В цветном одеянии лес.

Летящие жёлтые листья
Рождают тревогу в груди,
Наводят на грустные мысли,
Что лучшее всё позади.

Но шепчут цветистые своды
Беззвучную песню в тиши,
Великую песню природы,
Что все времена хороши,

Что осень дарами богата
И жизнью полна через край,
И киснуть напрасно не надо,
А время снимать урожай.

Всё то, что посеял весною,
Что вызрело в недрах души,
Сорви нынче щедрой рукою
И людям отдать поспеши.
              1983 г.





                *   *   *
Когда под снежной пеленою
Лежит усталая земля,
Каким-то радостным покоем
Душа наполнена моя.

Сыпучий снег, мороз трескучий,
Деревья в инее седом,
Полей широких блеск колючий,
Речушка под звенящим льдом,

И небо бледно-голубое
В косынке облачных полос, -
Всё это русское, родное,
Всё это близкое до слёз.               
                1977 г.   
    
                *   *   *
Вьётся мягкая дорога,
Пыль дымит из-под колёс.
Головой качает строго
По обочинам овёс.

Липы кроны взвили гордо,
Поле взяв в полукольцо,
И пьянящий запах мёда
Наплывает мне в лицо.

По тропинке с песней звонкой
В недалёкое село
Не спеша идёт девчонка,
Улыбается светло.
Солнца блеск и запах лета,
Даль родная впереди…
И все песни, что не спеты,
Отзываются в груди.
              1973 г.               
   
                *   *   *
Когда-то в юности зелёной,
Среди метаний  удалых,
Мы твёрдо знали: быть влюблённым –
Удел и доля молодых;

Что буйство чувств пройдёт с годами,
И в сорок их не может быть;
Что наши матери с отцами
Давно забыли как любить.

Но на висках седые краски,
Умчалась юность – не зови,
А сердце так же просит ласки
И так же требует любви.

И мы, как в юности, ревнуем,
Измен не можем оправдать,
Страдаем, плачем и тоскуем,
Стыдясь всё это показать.

Жизнь без любви пуста – бесспорно,
А с ней овеяна теплом…
Что ей «все возрасты покорны»,
Мы только с возрастом поймём.
                1984 г.               
   


                *   *   *
Говорят мне: какой ты циничный,
Что ты пялишь на женщин глаза?
Не мальчишка уже – неприлично,
И женат – значит, вовсе нельзя.

Но ведь  так же, глазами открытыми,
Я гляжу на прекрасный закат,
И на сопки, туманом повитые,
И на волн величавый накат.

Я любуюсь орлом пролетающим,
Быстрой чайкой,  что режет волну,
Птичьей стаей, на юг уплывающей,
И мне это не ставят в вину.

Так от века природой завещано, -
И к чему фарисейства гроза?
Я – мужчина, влекут меня женщины,
И зачем опускать мне глаза?

Чтоб казаться тихоней, святошею?
До чего же нелепая мысль!
Любоваться девчонкой  хорошею, -
Разве это цинизм? Это жизнь.               
                1973 г.               




              *   *   *   
 Речушка неширокая,
Зелёный бережок…
С девчонкой черноокою
Гулял здесь паренёк.

Бывало, узкой тропкою
Придут под вечерок
И сядут парой робкою
На низкий бережок.

Про их любовь стыдливую
Всё ведают сполна
Речушка говорливая
Да полная луна.

Но в жизни всё случается:
Прошёл короткий срок,
Ночная тьма сгущается,
Пустует бережок.
               
Воды немало чистая
Речушка унесла.
Травою шелковистою
Тропинка заросла. 

Что вас чужими сделало,
Горячие сердца?
Умолкла песнь несмелая,
Не спета до конца.

Над речкою открытою
Гуляет ветерок.
Тропинка позабытая…
Зелёный бережок.
            1956 г.


               *  *   *
Кареглазая девчонка,
Отчего, не знаю сам,
Ясный взгляд и стан твой тонкий
Сниться стали по ночам?

Отчего с тобою встречи
С тихой радостью ищу,
Говорю с тобою речи,
А с другими не хочу?

Отчего так сердце бьётся
И сжимается тоской,
Если вдруг с тобой смеётся,
Шутит кто-нибудь другой?

Отчего мне в душу песни
Сразу просятся звеня,
Если ты, мой друг прелестный,
Улыбнёшься для меня?
              1957 г.




              *   *   *
Снова встречи с тобой
Полуночной порой
Одарили надеждой тревожной.
Улыбнулась мне ты,
И проснулись мечты
О любви, для меня невозможной.

Не забыл я ответ
Твой безжалостный: нет!
Но что сердцу все доводы разума?
Полыхает огнём
И тоскует о том,
В чём ему уже твёрдо отказано.

Так морская волна
Бьётся в берег шумна,
Жадно лижет утёсы скалистые…
Не разбить ей гранит,
Но она всё бежит,
Разбиваясь на брызги искристые.
                1956 г.

      


             *   *   *
Вот и всё: растаяла надежда,
Точки все поставлены над «и»…
Почему же и теперь, как прежде,
О тебе все помыслы мои?

Почему весенними ночами
Ты живёшь в моих тревожных снах
И глядишь зовущими глазами,
Затаив улыбку на губах?

То не склеить, что смогло разбиться,
Не собрать пролитое вино…
И зачем душа к тому стремится,
Чем владеть ей в жизни не дано?
                1984 г.       


                *   *   *
Ты, словно символ женской власти,
Сияньем гордой красоты,
Улыбкой, взглядом даришь счастье,
Желанья будишь и мечты.

Когда легко, непринуждённо
Идёшь, похожая на свет,
Глядят мужчины восхищённо
И очарованно вослед.

И я, поэт, звеня на лире,
Гляжу мечтая и любя,
Доволен тем, что есть ты в мире,
И тем, что вижу я тебя.
             1983 г.
               





          *   *   *
Загляжусь в твои большие
И бездонные глаза,
Голубые, голубые,
Словно неба бирюза.

И развеются невзгоды,
Нет волнений и забот,
Отступают спешно годы,
Сердце радостно поёт.

Пляшут мысли молодые,
Как весенняя гроза,
Голубые, голубые,
Словно неба бирюза.               
          1983 г.               



            *   *   *
Мне совсем немного надо, -
Лишь пожатие руки
И ласкающего взгляда
Золотые огоньки,

В переливах тихой речи –
Чисто дружеский мотив…
И поверь – до новой встречи
Буду искренне счастлив.
                1984 г.               



                *   *   *
Женские глаза неторопливые,
Где в глуби безвыездно живёт
Не беспечность юности счастливая,
А собранье жизненных невзгод,

Мне приятней видеть по- соседству,
Чем девичьи с шалым огоньком,
Потому, что жизнь со мною с детства
Говорила жёстким языком,

И толкала на крутых тропинках,
И пекла на медленном огне,
И в глазах задумчивых, с грустинкой,
Вижу душу, родственную мне.               
                1974 г.               



                *   *   *
Обычное девичье имя
Звучало мне в юные годы,
Как самый прекрасный и близкий,
Как самый желанный аккорд.

При звуке его пело сердце
Свирелью высокой и звонкой,
И радости гейзер могучий
Вскипал, поднимался в груди.

Но нет ничего неизменного:
Весна заменяется летом,
Опавшие жёлтые листья
Сменяет зелёный побег.

И новые милые девушки,
И новые славные женщины,
И их имена непохожие
Прошли через душу мою.

Но только по-прежнему дорого
И близко мне имя заветное,
Как память о юности светлой,
Как память о чистой любви. 
                1983 г.               


              ПИСЬМО

Зачем, зачем я в этот вечер
Тебе, далёкая, пишу?
Нет, не мечтаю я о встрече
И дать ответ мне не прошу.

Хочу чтоб памяти нетленной
Опять свершилось торжество,
Чтоб ощутила непременно
Ты трепет сердца моего

И с непосредственностью юной
Узнала радости прилив,
И вновь души запели струны
Любви волнующий мотив.

Промчались годы чередою,
Нам не вернуть ушедших дней,
Но ты осталась молодою
Навечно в памяти моей,

С горячим и зовущим взглядом,
Весёлой, гибкой, полной сил,
Такой, какую знал когда-то,
Какую искренне любил.

Другой тебя не представляя,
Сейчас, у жизни на краю,
Я не тебе пишу, родная,
Пишу  я в молодость мою.
              1997 г.



                *   *   *
Августовская, душно-парная,
Ночь лежит над родимым селом.
В тёмном небе луна золотая
Океанским плывёт кораблём.

Тонут улицы в дымке туманной…
Тишина затаилась звеня…
Время спать, но умчался желанный
Почему-то вдруг сон от меня.

Память, память – залётная птица,
Беспокойная гостья души,
Ты листаешь былого страницы,
Беспощадно его ворошишь.

И я вновь молодой да чубатый,
В сердце – радость, как в море волна.
Где-то рядом хохочут девчата,
У которых теперь седина.

Среди них и моя, озорная, -
О наивных мечтаний пора! –
Та, с которой, про сон забывая,
Я частенько сидел до утра.

Отпылало горячее лето,
И печальная осень пришла…
Где теперь ты, любимая, где ты?
С кем ты счастье своё обрела?

Нам былое вернуть невозможно,
Как виденья летучие сна…
Отчего ж так душа растревожена?
Может быть, виновата луна?
             1973 г.               







                *   *   *
Я хотел бы встретиться с тобою,
Заглянуть опять в твои глаза,
Вспомнить то далёкое былое,
Что обратно возвратить нельзя.

Вспомнить дни, когда мы были юны,
Жили чувств и мыслей не тая,
И в душе мечты звенели струны,
Как напев весеннего ручья.

Верили мы в солнечное счастье,
И в любовь, и дружбу до конца…
Но примчались тучи, и ненастье
Охладило пылкие сердца.

Заблудившись в жизненных отрогах,
Измарав свои мечты в пыли,
Разошлись по разным мы дорогам,
Словно в океане корабли.

И где ты теперь, увы, не знаю..
Поросло прошедшее быльём.
Лишь сжимает сердце боль тупая
При воспоминанье о былом.

Я хотел бы встретиться с тобою,
По душам опять поговорить…
Вспомнили б хорошее былое…
А плохое – нужно ль ворошить?               
             1978 г.

 
                *   *   *
Недавно на пляже я женщину встретил…
В лице твои были черты,
Фигурой же, статью (есть чудо на свете)
Она была точная ты.
.
И сразу, крутой океанской волною
Пройдясь по дремавшей душе,
Вновь в памяти ожило, встало былое,
Крутнулось в лихом вираже.

Казалось, всё сгладили годы разлуки,
На прошлом – забвенья печать,
Но дрогнуло сердце в томительной муке
И гулко забилось  опять.

Ушла незнакомка твоею походкой…
А я ж до вечерней тиши
На волны глядел, набегавшие ходко,
Смиряя волненье души.

Напрасно мы гоним прошедшего тени,
Устроен уж так человек,
Что в памяти нашей былого ступени
Прорублены чётко, навек.
                1988 г.





                *   *   *
Мы едва лишь знакомы с тобою,
Даже имя не знаю твоё.
Но внезапно лишилось  покоя
Равнодушное сердце моё.

И лицом ты не яркая будто,
И фигура глаза не слепит,
Только взор мой влечёшь почему-то,
Как железо могучий магнит.

И кто мне однозначно ответит,
Где начало любви, где конец,
Отчего происходит на свете
Притяжение душ и сердец?
             1999 г.
               


                *   *   *
Под сопкою нежная озимь,
В саду хризантема цветёт,
Но осень, всесильная осень
Стоит у родимых ворот.

На стройной осинке украдкой
Блеснёт позолота в листве,
Как тонкие белые прядки
На русой твоей голове.
               1976 г.             


                *   *   *
В день светлый твоего рожденья
Прими мой искренний привет,
Прими простые поздравленья
И пожеланье долгих лет.

Я не имею божьей власти
И не могу творить чудес,
Но пусть с тобою будет счастье
И синь безоблачных чудес.

Пусть жизни будничная проза
Звучит, как стих, на зло судьбе,
И ты цвети прекрасной розой
На радость людям и себе.      
                1980 г.       
               
                *   *   *
В женский праздник, радостный и ясный,
Что весну приводит к нам опять,
Разреши тебя, мой друг прекрасный,
От души поздравить и обнять.

Пожелать весеннего расцвета
И волненья юного в груди,
Веры в то хорошее, что где-то
У любого бродит впереди.

Пусть печали ноющая скрипка
Не туманит милые черты,
Пусть всегда цветёт твоя улыбка
И всегда сбываются мечты.

Если ж вдруг душа в тоске застонет,
Я с тобою, ты об этом знай,
Моё сердце на твоих ладонях:
Хочешь – брось, а хочешь – приласкай.
            1985 г.
               
                *   *   *
Когда тоска с гримасой стылой
Ко мне является порой,
Я вызываю образ милый,
Такой желанный и родной.

Придёт она, моя отрада,
И сядет рядом, как хочу,
В глаза посмотрит добрым взглядом,
Прижмётся ласково к плечу.

И все тревоги и сомненья
Растают тенями в тиши.
И свежий ветер обновленья
Проникнет в тайники души.
               1988г.             

                *   *   *   
Ты пришла – и сразу стало
Вдруг тепло душе холодной,
Жизнь мне снова засверкала
Гранью новой, благородной.

Говорю ль, молчу с тобою –
Всё исполнено значенья…
И проходят стороною
И тревоги, и сомненья.
                1991 г.               

       *   *   *
На зарю похожая,
На напев ручья,
Добрая, хорошая,
Женщина моя!

Будь росою вешнею
В поле поутру.
Будь душевной песнею
На большом пиру.

Яркою зарницею
В грозной темноте.
Быстрокрылой птицею
В гордой высоте.

Тучкою кудрявою
Над родной землёй.
Будь моею славою
И моей мечтой.

Что судьбой загадано,
То не обойти,
Мне другой не надобно,
Лучше не найти.

Гордая, ранимая,
Как девичья честь,
Ты, моя любимая,
Будь какая есть.
              1988 г.
 
                *   *   *
За окном осенний ветер стонет,
Лижет окна мелких капель дым.
Дай, родная, тёплые ладони
И давай присядем, помолчим.

Что слова? Пустых нам слов не надо.
Говорит пожатье жарких рук,
Влажный блеск ласкающего взгляда
И сердец нетерпеливый стук.

Что с того, что где-то в дальней дали
Наша юность скрылась без следа?
Ты со мной, и в сердце нет печали,
Жизнь светла, как в юные года.

Пусть же ветер бесится и стонет,
Бьёт в стекло дождя холодный дым,
Я прижму к лицу твои ладони,
Улыбнусь и стану молодым.               
                1979г.               

                *   *   *
Не вернуть того, что было,
Что ушло бесповоротно…
Счастье жаркое уплыло
Песней звонкой, мимолётной.

Отгорело как зарница
Утренней порою ранней…
И теперь, как говорится,
Лишь одни воспоминанья.

Улеглись все страсти будто…
Что грустить? К чему? Довольно!
А вот сердцу почему-то
Неуютно так и больно.
              1986 г.
      
           ВСТРЕЧА

Я по селу, где жил когда-то,
Куда приехал погостить,
Однажды в тихий час заката
Решил немного побродить.

Иду по улице знакомой,
В душе волненье не тая:
Вот здесь, у маленького дома,
Бродила молодость моя.

Сюда неведомая сила
Меня манила и влекла:
Девчонка славная Людмила
В ту пору ярко здесь цвела.

Вот домик тот с резным крылечком.
Высокий крашеный забор.
Калитка, медное колечко…
Зайду, пожалуй, я во двор.

И вдруг в лицо мне кровь прилила,
И сердце оторопь взяла:
Стоит во дворике Людмила,
Такая ж точно как была.

Ничуть не изменили годы
Её лучистые глаза.
Всё тот же облик – лёгкий, гордый,
Черна волнистая коса.

И тихо, с робостью старинной:
-Людмила, ты ли? – говорю.
В ответ улыбка: - Я Ирина.
А Людой маму звать мою.

Луч робко вспыхнувшей надежды
Трепещет птичкою в сетях.
-Вы здесь опять?  -Нет, я проездом.
Я здесь у бабушки в гостях.

-И мать с тобой?  - Нет, мама в Энс-ке.
Ей передать от вас привет?
Взглянув с лукавинкою женской,
Ушла, а я глядел ей вслед

И думал: - Нет, не возвратится
Былого невесомый прах.
И счастлив тот, кто повториться
Сумел в сынах и дочерях.
                1977 г.               
 

                ЧЁРТ

Давным-давно всё это было,
Когда, не станем уточнять…
В одной деревне жил Вавила,
Сапожник – надо поискать.

Шил сапоги на загляденье
Он господам и мужикам,
И туфельки по всем селеньям
Шил, ремонтировал для дам.

Коль было надо, мог Вавила
Работать, словно заводной,
Когда ж горячка проходила,
В глубокий уходил запой.

Тогда неделю пил Вавила,
Не вылезал из кабаков,
И вместе с ним всегда кутила
Ватага временных дружков.

Вот как-то раз, уж вечерело,
Осенняя сгущалась мгла,
Отправился Вавила смело
Домой с соседнего села.

Шагал, не выбирал дорогу,
Под ним качалася земля,
В глазах троилось всё, а ноги
Выписывали кренделя.
И бес привёл (коль выпьем лишку,
Он тут как тут, задравши хвост)
Его не к бабе и детишкам,
А за деревню, на погост.

А днём там вырыли могилу, -
В селе покойник был в тот день,
И в темноте в неё Вавила
Свалился, как подгнивший пень.

Но он удачно приземлился,
Не поломал ни рук, ни ног,
Но после, сколько ни трудился,
Обратно выбраться не мог.

Была глубокою могила,
Копавший толк в могилах знал…
Уставши, в угол сел Вавила
И незаметно задремал.

А в это время по погосту,
Хотя полночный час пошёл,
Гулял и буднично, и просто,
Сбежавший со двора козёл.

Вела его какая сила,
И как пути его сплелись,
Но отыскал, подлец, могилу
И, поскользнувшись, рухнул вниз.

Навряд ли кто-нибудь шустрее
Подобный трюк проделать мог:
Он сел сапожнику на шею
Плотней, чем на ногу сапог.

Не понял тот, что с ним такое,
Кто на него во тьме насел,
Но, плечи тронувши рукою,
И обмер и похолодел.

Рога, копыта, шерсть! О боже!
Конечно, чёрт на шею сел!
Перепугавшийся до дрожи,
В момент Вавила протрезвел.

«Свят, свят! – его шептали губы,
А страх к земле всё ниже гнул…
Но  тут козёл, мемекнув грубо,
С него на землю сиганул.

И разглядел сапожник бедный
При свете вышедшей луны,
Что то козёл соседа вредный,
А не посланец сатаны.

Ну надо ж пережить такое!
И смех душил, и злость брала…
В сердцах Вавила пнул ногою
В бок злополучного козла.

А тот, забившись в дальний угол,
Упрямо выставив рога,
Глазами, яркими как уголь,
Глядел свирепо на врага.
Но общее сближает горе,
Не я всё это изобрёл,
И помирились, в общем, вскоре
Сапожный мастер и козёл.

Друг друга грея, сели рядом,
Из ямы глядя на луну
И облаков бегущих стадо,
И вслушивались в тишину.

И тут с дороги до Вавилы
Порхнувший ветерок принёс
Храп лошадиный и унылый
Скрип плохо смазанных колёс.

Забилось сердце очень, очень…
Вскочивши, в гулкой тишине
Он заорал что было мочи:
-На помощь, мужики! Ко мне!

Кобыла пегая тащила
Телегу старую шажком.
Два мужика в телеге было,
Дымили молча табаком.

Но крик о помощи истошный
Унёс все их раздумья прочь.
Переглянулися тревожно:
Ещё бы, ведь глухая ночь.

Раздолье для нечистой силы,
Для слуг зловещих сатаны…
А тут погост, кресты, могилы
И в тучах жёлтый глаз луны.

-Эй, ты, с тобой беда какая?
Да не шуткуй, не та пора.
-Упал я в яму, замерзаю.
Не выдюжу я до утра.

Посовещавшись меж собою,
Взяв по дубине в две руки,
С мотком верёвки за спиною
Пошли на голос мужики.

Луна меж облаков ныряла
И, как береговой маяк,
Погост то светом заливала,
То погружала в полумрак.

Ну вот и яма – знать не враки,
И в ней мужик сидит – дела!
Но не заметили во мраке
По торопливости козла.

Один конец тугой верёвки
Спустили в яму, а другой
За крест ближайший для страховки
Одели мёртвою петлёй.

-Давай, брат, только осторожно, -
Козлу Вавила прошептал
И, сев на корточки, надёжно
Его верёвкой обмотал.
-Тяните! – Плавными рывками
Верёвка тихо вверх пошла,
И, помогая ей, руками
Вавила подтолкнул козла.

А мужиков, тянувших ловко,
Вдруг обуял внезапный страх:
Легко, легко идёт верёвка,
Мужик же с виду – здоровяк.

А тут луна, пловец упрямый,
Опять нырнула в облака…
И в этот миг над краем ямы
Внезапно выросли рога.

«Чёрт, чёрт!» - И показавши спины,
Как серны на ходу легки,
Верёвку бросив и дубины,
Неслись к дороге мужики.

В телегу впрыгнули с разбега
И заработали кнутом,
И грохочущая телега
Исчезла мигом за бугром.

-Вот дурни! – сплюнул зло Вавила,
Трусливых мужиков кляня.
-А ты, козлище, злая сила,
Опять подставил ты меня.

Не знал Вавила, что верёвка
Закреплена за крест была,
А убедившись в этом, ловко
Сам вылез, вытащил козла.

И побрели домой устало
Они средь чуткой тишины,
И им дорогу освещало
Лицо загадочной луны. 

А мужики всем раструбили,
Пришли родных предупредить,
Что чёрта видели в могиле,
В которой будут хоронить.

Пришли к могиле, и глазами
Своими каждый видеть мог
На дне и на песке у ямы
Следы копыт, следы сапог.

-Всё ясно: чёрт здесь веселился,
По-человечьи гогоча,
И каждый истово крестился,
Молитву мысленно шепча.

И погребенье отложили,
Пока молитв не прочитал
Над грешной ямой поп Василий
И нечестивого изгнал.

Об этом случае в деревне
Судачили немало дней
Все, от старушек самых древних
До молодиц и до детей.

И каждый яркий штрих старался
В рассказ добавить для красы…
И лишь Вавила улыбался
В свои пшеничные усы.

Не лез в горячие беседы,
Знай, ловко молотком стучал…
Но с той поры козла соседа
Он только чёртом называл.   
                1997 г.






















   КУЛИКОВСКАЯ  БИТВА
 
                1
Над необъятной дикой степью
Безбрежен чистый небосвод.
Лишь стая тучек белой цепью
Куда-то медленно плывёт.

Клочки лохматого тумана
В глубокой балке у кургана
Лежат, запутавшись в траве.
Орёл, поднявшийся с вершины,
Над камышом речной долины
Парит спокойно в синеве.

Но вдруг, взмахнув крылом широким,
Он высоту стал набирать,
Вдали заметив зорким оком
Идущую походно рать.

Блестят щиты, кольчуги, латы,
Колышется копейный лес.
Знамён полотнища крылатые
Трепещут в синеве небес.

Катясь вперёд в неспешном беге,
Скрипят тяжёлые телеги,
Сминая трав роскошный строй.
И гам людской и конский топот
Сливаются в тяжёлый рокот,
Могучий как морской прибой.

Стремглав взлетел на верх кургана
Плечистый всадник в златотканом
Плаще. Там воле седока
Покорный, замер конь ретивый,
Стоит, кося глаза игриво,
Вздымая потные бока.

Чья это рать, рекой бурливой
Залившая степной простор?
Кто этот всадник молчаливый,
Чей взор пронзительно остёр?

Оставив жён, детей и хаты,
Страной некошеной травы
Руси дружины и отряды
Идут под знаменем Москвы.

Идут чтоб где-то в поле Диком
С татарской встретиться ордой.
И Дмитрий, князь Москвы великий,
Ведёт их на смертельный бой.

Отряд проходит за отрядом,
Чеканя шаг, идут полки.
И князь приветствует их взглядом
И жестом вскинутой руки.

И радость светлая, большая,
Как чистая струя речная,
Смывает дум тревожных грусть.
Когда, когда такое было
Чтоб сразу вдруг такую силу
На битву поднимала Русь?

Когда так шли в строю едином,
В кулак могучий силы слив,
Отряды княжеств и дружины,
Обиды, ссоры позабыв?

Свершилось то, над чем годами
Трудился он, мечтал о чём!
И князь горящими глазами
Глядит, как стройными рядами
Идут бойцы к плечу плечо,
И сердце бьётся горячо
В груди могучими толчками.






                2
В давно минувшие года
Неудержимою лавиной
На среднерусские равнины
Пришла татарская орда.

На  княжества разъединённая,
В взаимных распрях истощённая,
Русь защищалась, как могла,
И вся в крови, испепелённая,
Под бунчуки татар легла.

Казалось, ей не встать из пепла…
Но, как стожильный великан,
Русь выжила и вновь окрепла,
Оправившись от страшных ран.

Средь городов больших и древних
Была приметною едва,
Похожа больше на деревню,
Столица княжества Москва.

Но годы шли – Москва мужала
И, сердцем став страны большой,
Неутомимо собирала
В кулак края земли родной,
И, силу русскую большую
Незримо за собой почуя,
Решилась в спор вступить с ордой.



                3
Шагали мирно дни за днями
Зелёной скатертью дорог…
И вот уж Дон перед бойцами
Течёт прозрачен и широк.

Тревогу в сердце подавляя,
За Дон стремят они свой взор:
Там сторона уже чужая,
Чужой неведомый простор.

Там хан с ордой. И скоро встреча…
Что им готовит грозный бой?
Шумят бойцы: вопросы, речи…
На землю опускался вечер,
Сгустились тени над рекой.

Заря вечерняя бледнела,
Тонула даль в туманной мгле.
И ветерок, порхнув несмело,
Уснул в высоком ковыле.

В шатре великокняжьем шумно,
Не  протолкнутся, не пройти:
Князья сошлись обдумать думу,
Где предстоящий бой вести.

Разведчики примчались с вестью:
Идёт навстречу спешно враг.
Идти ль за Дон иль здесь, на месте,
Встречать его в своих степях?

Простор дав мыслям и сомненьям,
Князья степенно речь вели,
Шумели, спорили, но к мненью
Единому не подошли.

Поднялся Дмитрий. Тихо стало,
Все ждали, как же он решит.
И стало слышно как журчит
Река под кручею устало,
И лагерь сдержанно шумит.

Промолвил князь, тряхнув кудрявой
Черноволосой головой:
-Друзья мои! Идём мы в бой
Не ради почестей и славы.
За нами русская земля,
Её луга, её поля,
Деревни, города, дубравы.

Спасти от рабства и мечей
Нам надо женщин и детей.
О неудаче, отступлении
Мы мыслей не должны иметь:
Должны в грядущем мы сраженьи
Иль победить, иль умереть.

Сильна орда, но нас татары
Учили столько лет недаром:
И их науку перенять
Сумели мы. Зачем нам ждать
Чтоб первым враг нанёс удары?

Орде Мамаевой в бою
Навяжем волю мы свою.
За Доном поле Куликово.
Оно просторно, место есть
Скрестить мечи за нашу честь
И волю с ворогом суровым.

И нам удобно тем оно,
Что с двух сторон окружено
Оврагов ямами большими
И перелесками густыми.

Желай того иль не желай,
Но конницей своею быстрой,
Как любит делать в поле чистом,
С боков не обойдёт Мамай.

Мы ж, козни по-татарски строя,
Запрячем конников в лесу.
Они удар свой нанесут
В минуты роковые боя.

Мы -  добрые ученики,
Татарам долг вернём по праву.
Давайте строить переправу,
За Дон переводить полки.


                4
Ночь тёмная своим покровом
Прикрыла поле Куликово,
На травы тишью прилегла,
И звёзд трепещущие свечи,
Чей свет торжественен и вечен,
В небесной вышине зажгла.

Но вдруг вдали, на горизонте,
Там, где холмы, как мастодонты,
Легли, вершины приподняв,
Огни большие друг за другом
Зажглись широким полукругом,
Мрак полуночи разогнав.

Князь Дмитрий и Боброк Волынский
Стояли, глядя на костры.
Промолвил князь: -Пришли ордынцы.
Дождались мы своей поры.

Но в сердце смутно и тревожно,
Как осы думы надо мной.
О если бы узнать возможно,
Что завтрашний готовит бой!

-Вредны раздумия сверх меры.
В тебя, князь, вера горяча
У всех. Мужайся, будь примером,
Будь твёрже русского меча!

Не разъедал чтоб сердце боле
Раздумий горьких едкий дым,
Давай проедемся по полю,
На стан ордынцев поглядим.

И воздух, конской грудью взбитый,
Овеял лица седоков.
Ложились версты под копыта
Неутомимых скакунов.

И думы с ветром улетели,
И сердце радостно стучит…
Потом стояли и смотрели
И шумы слушали в ночи.

Был тих и тёмен русский лагерь,
Все спали в нём глубоким сном.
Так спит порой весенней пахарь
Перед рабочим трудным днём.

А стан татарский словно  улей
Гудел на сотни голосов.
Телеги нудный скрип тянули
С верблюжьим рёвом в унисон.

Стучали конские копыта,
Овечьи блеяли стада…
И пыльным облаком покрыта
Была огромная орда.

-Да, много их! – И шлем тяжёлый
На брови ниже сдвинул князь.
-Назавтра будет пир весёлый, -
Сказал Боброк оборотясь. –

Напьются нашей крови травы,
Но мы прольём её не зря.
Душою чую: русской славы
Взойдёт великая заря.

-А как твой полк? – Стоит в засаде,
Надежно спрятан и укрыт.
В момент решающий что надо
Он для победы совершит.

И ты  полки на силы вражьи
С душой спокойною веди,
Под стягом стой великокняжьим
И битвою руководи.

-Нет, завтра я спускаюсь наземь,
С плащом расстанусь золотым.
Боярин Бренко будет князем,
Пойдёт под знаменем моим.
А я же воином простым
Пойду с полком передовым.

-Опасно. И не княжье дело –
Махать в сражении мечом.
-Как князь я всё что надо сделал,
Как воин сделаю ещё.

Ты прав, что впереди опасно,
Но это твёрдо решено.
Поверь, погибну не напрасно,
Коль мне погибнуть суждено.

Горит душа священным жаром,
И сила есть в моих плечах.
Узнают подлые татары
Удары княжьего меча.


                5
Кончалась ночь. Зарёй румяной
Расцвечен дальний небосклон.
К утру холмы, поля и Дон
Укрылись пеленой тумана.

Непроницаемо густой
Он звал к дремоте и покою.

Но русский лагерь встал с зарёю,
Готовясь встретиться с ордой.

Неразличимые в тумане,
Равнялись, строились полки.
С восходом солнца долгожданный
Примчался ветер от реки.

Тумана липкие объятья
Он разорвал, развеял в прах.
И строгий строй московской рати
Стал ясно виден на холмах.

Упёршись флангами в овраги,
Стояли русские стеной.
Трепал прохладный ветер флаги
У воинов над головой.

Великокняжеское знамя,
Взметнувшись гордо, высоко,
Шумело над Большим полком.
Щиты краснели точно пламя,

А длинный копий частокол
Поднялся лесом первозданным.
Сияло солнце, и лучи
Его, лазурно-горячи,
Горели на доспехах бранных.

Полки князь Дмитрий объезжал,
Сопровождаемый князьями,
И с ненавистными врагами
Сражаться насмерть призывал.

Его восторженно встречали,
В тиши сентябрьского утра,
Степные сотрясая дали,
Неслось могучее «ура!»

Казалось в сини небосвода
Качнулись, вздрогнув, облака…
Князья, бояре, воеводы
Ушли к отрядам и полкам.

В одежде воина простого
Князь Дмитрий в первом стал ряду…
Лежало поле Куликово
У русской рати на виду.

Залились трубы гулким рёвом
Между колоннами  полков,
И рать в молчании суровом
На поле двинулась с холмов.


                6
А стан татарский был спокоен,
Еда готовилась в котлах,
Но прискакал дозорный воин
С тревожной вестью: -Близок враг!

Рога завыли боевые.
Мгновенно, как осиный рой,
Поднялись воины степные,
Всегда готовые на бой.

Татары двинулись, как туча,
Без края туча ты была.
Стеной пехота в центре шла.
Отряды конницы летучей
Катились, точно два крыла.

Оружье бранное сверкало,
Готово бить и убивать.
И силы нет такой, казалось,
Чтоб эту тучу задержать.

С неторопливостью слоновой
Свои печатая шаги,
У центра поля Куликова
Сходились медленно враги.

До столкновенья миг единый,
А там начнётся пир мечей…
Но прежде должен поединок
Произойти богатырей.


                7
Стоят враги. Меж ними длинный,
Но неширокий коридор.
Кто выйдет на старинный спор
И, силою блеснув былинной,
Не посрамит земли своей?
Кто этот воин горделивый?
И выезжает Челубей
С рядов татар неторопливо.

Огромен ростом и силён,
Закованный в стальные латы,
На жеребце горячем он
Сидел тяжёлою громадой.

В стальном блестящем шишаке
Стоял, готовый к поединку.
Копьё большое, как былинку,
Держал в могучей он руке.

-Ну, смерды! – громко и с презреньем
Воскликнул и копьём тряхнул.
И ликованья, восхищенья
В рядах татар пронёсся гул.

От русского немого строя,
Привстав на крепких стременах,
Спокойно отделился воин,
Могучий Пересвет, монах.

Копьё в руке у Пересвета,
Крест на груди, но ничего,
Ни лат, кольчуги даже нету
Под ч ёрной рясой у него.

И нет ни шапки, ни шелома
На русых всклоченных кудрях.
Одною бородой огромной
Прикрыта грудь богатыря.


Пришла минута роковая:
Копье тяжёлое сжимая,
Враг на врага стремглав летит.
Несутся великаны-кони,
И степь гудит и будто стонет
От боя частого копыт.

И тысячи тревожных взглядов
Устремлены лишь на двоих,
Все ловят столкновенья миг…
И даже, веявший прохладой,
Внезапно ветерок затих.

Столкнулись витязи со звоном
Всей мощью тел и лошадей…
В живот навылет поражённый,
Качнулся страшный Челубей
И замертво упал без стона.

Но держится в седле монах,
Хотя в груди у Пересвета
Торчит копьё и жизни нету
В остановившихся глазах.

Поник на конскую он гриву
Простоволосой головой,
И верный конь, заржав тоскливо,
Умчал его в родимый строй.


Татары громко закричали,
Завыли грозно их рога,
И трубы русских зарычали,
В бой призывая на врага.

Ряды бойцов пришли в движенье,
Волна рванулась на волну…
И шум великого сраженья
Унёс степную тишину.

               
                8
Уж солнце к западу склонилось,
А грозное сраженье длилось,
Не утихая ни на миг.
Бойцы кололи и рубили,
Руками голыми душили
Друг друга в схватках роковых.
По полю кровь текла ручьями,
Лежали мёртвые холмами,
На них сражался строй живых.

Как саранча, татар отряды
Рвались отчаянно вперёд.
Но как весной ломает лёд
Река о крепкую преграду

Так пыл они своих атак
О стойкость русских разбивали:
Полки московские стояли,
Не отступая ни на шаг.

И сдали у Мамая нервы:
Предосторожности назло,
Он бросил все свои резервы
На русских левое крыло.

Туда послал он самых лучших
Богатырей своей орды…
И натиск конницы могучий
Смял русских пешие ряды.

Как гончих яростная стая,
В прорыв ворвались степняки,
Неслись, крича и завывая,
Сжимая страшные тиски.
И, поредев, изнемогая,
Назад попятились полки,

Смешались, спутались рядами,
Не удержав татарский вал.
Упало княжеское знамя.
Боярин Бренко в схватке пал.

Ещё пылает бой великий,
Ещё оружья слышен звон,
Но торжествующие клики
Татар летят со всех сторон.



                9
Густой укрытые листвою,
В глуби дубового леска,
Стояли, приготовясь к бою,
Отряды конного полка.

В кустарнике неразличимы,
Коней поставив бок о бок,
Следят за битвой князь Боброк
И князь серпуховской  Владимир.

Боброк на вид спокоен, взгляд
Лишён тревоги и сомнений,
Лишь на лице рубцы горят,
Свидетели былых сражений.

Владимир молод и горяч,
Душой он там, на поле боя,
И, горяча коня уздою,
Готов туда пуститься вскачь.

Там бой, не знающий пощады,
Мечи сверкают и разят.
И вот уж русские отряды
Прогнулись, пятятся назад.

Перед татарской тучей конной
Редеет, тает русский строй,
Как мягкий снег на горных склонах
Весенней солнечной порой.

Владимир, повернув к Боброку
Разгорячённое лицо,
Вскричал: - Чего стоим без толку?
Чего мы ждём в конце концов?

Настало время для удара,
Пора вводить в сраженье полк!
Смотри: ведь наших бьют татары!
-Не время! – отрубил Боброк.

-Спокойно, князь, спешить не надо,
Смири порыв души своей,
Пусть их последние отряды
В сраженье втянутся сильней.

Всё дальше, дальше грохот боя,
Его давящий сердце гул…
И миг настал: стальной рукою
Боброк из ножен меч рванул.

Дугою развернувшись длинной,
Ревя как горная река,
Всесокрушающей лавиной
Полк навалился на врага.

Не слышен клич татарский боле –
Пришла к ним чёрная пора,
Как вешний гром над бранным полем
Гремит победное «ура!»

Где мощь и сила грозовая
Великой Золотой орды?
Доспехи бранные срывая,
Бросая копья и щиты,


Подставив русским под удары
Позорно спины, а не грудь,
Непобедимые татары
Бегут овечьею отарой,
Телами устилая путь.

 

                10
C холма, где птицей голубою
Большие крылья распростёр
Роскошный шёлковый шатёр,
Следит Мамай за полем боя,
И радостью сверкает взор.

Он рисковал, увы, недаром,
Свершилось: русских гнут татары.
С такою вестью, наконец,
Примчался радостный гонец.

И хан за Дон, в простор далёкий,
Свой взор прищуренный стремит.
На Русь строптивую широкий,
Просторный путь теперь открыт.

Пройдут татарские отряды
По ней, как полая вода.
В руины лягут города,
Не будет никому пощады.

Татары всё себе возьмут,
Презрев моленья, плач и стоны.

И полоняников колонны
С собою в рабство уведут.

В глухую, мёртвую пустыню
Русь превратится на года,
И Золотой Орде отныне
Грозит не сможет никогда.

Мамай приятные виденья
Отбросил волею назад
И вновь на кутерьме сраженья
Сосредоточил зоркий взгляд.

Какие дивные мгновенья,
Какой желанный сердцу вид:
Татары жмут и, без сомненья,
Враг скоро с поля побежит!

Но вдруг хан вздрогнул и рукою
За грудь схватился – о аллах!
Панический холодный страх
Прилил к груди густой волною
И сердце сжал в тугих тисках.

Из леса тихого нежданно
Татарам в бок, как смерч грозна,
Круша их с силою тарана,
Плеснула конницы волна.

Прощайте почести и слава,
Всё кончено – Орда бежит,
И русских конница летит
За нею грозовою лавой.

Мамай взобрался на коня
И с горстью слуг, забыв про свиту,
Пустился в бег, как пёс побитый,
Коварство Дмитрия кляня.

Летели, всхрапывая, кони,
Версту съедая за верстой…
И постепенно шум погони
Затих у хана за спиной.

 
                11
Садилось солнце. Поле битвы
Объято чуткой тишиной.
Лишь умирающих молитвы
Да стоны слышатся порой.

На мелкие разбившись группы,
Товарищей, ещё живых,
Искали воины средь трупов
И в лагерь относили их.

Перевязав наскоро раны,
Брёл в  лагерь тот, кто мог идти…
Искали князя неустанно,
Но долго не могли найти.

Лежал он, трупами прикрытый.
Стальные латы и шелом
Погнуты были и избиты,
Но крови не было на нём.

Толпой тревожной, молчаливой
Сгрудились воины вокруг,
Доспехи сняли торопливо
И уловили сердца стук.

Живой! Стремительною птицей
Весть эта дальше понеслась…
А князь вздохнул,  поднял ресницы –
Над ним свои, родные лица –
И тихо улыбнулся князь.

                12
Затем он поле Куликово
С немногой свитой объезжал…
Закат торжественно багровый
На небосводе полыхал.

Уж даль в туманной дымке тонет,
В низины лёгкий сумрак сел.
Ступают осторожно кони
Среди кровавых мёртвых тел.

Всё поле стоптано, измято,
Хоть не гулял здесь ураган…
И смерти тень, и боль утраты
Его прикрыли, как туман.

И оживает битвы рокот
В ушах у князя, слышит он

Храп лошадей, тяжёлый топот,
И крики, и оружья звон.

И сам он, жажде боя внемля,
С врагами рубится рыча,
И рушатся они на землю
От беспощадного меча.

Не отступив назад ни шагу,
Здесь полк полёг Передовой…
А там, под гордым княжьим стягом
Сражаясь с яростной отвагой,
Сдержал ордынцев полк Большой.

Бойцы снопами друг на друге
Лежат на поле там и тут.
И шепчет князь: - Спасибо, други,
За ваш великий ратный труд!

Темнело. Начинался вечер,
К покою, отдыху маня.
И думал князь, ссутулив плечи,
Не убыстряя шаг коня:

-Чтоб встал над Русью день счастливый,
Плескалась радость через край,
Собрали мы на горькой ниве
Кровавый, страшный урожай.

Какие тяжкие утраты!
Напилась русской крови степь.
Но враг разгромлен, враг заклятый,
И разорвалась рабства цепь.

И уж теперь кочевник злобный,
Разбоем душу веселя,
Не будет, саранче подобно,
Идти на русские поля.

Пришли мы к цели благородной,
Хоть путь был долог и не прост.
Вставай же, Русь, сильна, свободна
Во весь свой богатырский рост!

И князь счастливыми глазами
Взглянул в седую даль, туда,
Где за полями, за лесами
Руси лежали города,

В которой доброй вести ждали,
Спокойного не зная сна…
Воскликнул князь: - Забудь печали,
Ликуй, родная сторона!

Не посрамили русской чести
Мы, выйдя на смертельный спор.
К тебе с давно желанной вестью
Спешат гонцы во весь опор.

Прикрыла поле ночь крылами,
Спит русский лагерь в тихой тьме.
И только княжеское знамя
Шумит победно на холме.

 

                Эпилог

Шагает время величаво,
Плетя полотнища годов.
И нас от битвы русской славы
Уж отделяют шесть веков.

Ушла в историю, в преданья
Эпоха копий и мечей.
Другая жизнь, мечты, желанья
И ритм другой у наших дней.

В степях, где орды кочевые
Свирепый начинали бег,
Лежит великая Россия,
Живёт там русский человек.

Хотим мы жить всегда спокойно,
Великих замыслов полны.
И не нужны нам трижды войны,
И кровь, и горе не нужны.

Мы любим, строим и мечтаем,
Своё грядущее творим,
Но о врагах не забываем
И держим порох свой сухим.

Напрасно враг нож точит где-то
В своём безумии лихом:
Стоят могучие ракеты
У нас на взводе боевом.

И если гром военный снова
Над нами грозно зашумит,
Нас знамя Дмитрия Донского
Крылом победным осенит.

И будем биться мы жестоко
В последнем яростном бою,
Как бились предки в год далёкий
За честь и Родину свою.

     1978 г. - 1983 г.