Когда ему было лет шесть, спросил маму:
- А я не умру?
- Нет, что ты? Сынок. Нет, конечно, - с улыбкой ответила мама.
- Но, ведь все когда-то умирают? – не успокаивался он.
- Но это будет так не скоро, что и думать тебе незачем об этом, - настаивала мама.
Казалось тогда, что жизнь так коротка и неинтересна, что смерть наступит достаточно быстро. Так быстро, что даже и не заметит, как пролетит всё отпущенное ему свыше на земле время. От маминых слов успокаивался. Но где-то в глубине себя всё равно ощущал какой-то необъяснимый страх, который можно почувствовать только в детстве. Он возникает в мозге, ещё не переполненном всякими наивозможнейшими событиями, неимоверными приключениями, разочарованиями и провалами. Подходил к отцу, с тем же вопросом. И тот отвечал: "Да, ты умрёшь так же, как и все, но это будет так нескоро".
В детстве такие вещи, как "нескоро" несопоставимы со временем. Ребёнок не умеет их понять, потому что ему не с чем сравнивать временные отрезки. У него их попросту нет, ещё не накопились. И по этой причине казалось, что этот момент наступит так быстро, что и не успеет толком ничего понять и сделать в жизни, не успеет её даже на зуб попробовать. Много об этом думал. Как все дети, вобьют себе в голову какую-нибудь мысль и упрямо её думают и думают, хотя и знают, что всё равно ничего не придумают.
Шли годы, вырос, отслужил в армии, закончил институт, женился, иными словами приобрел множество событий. Потом родилась дочка, развод, второй брак, сын. События ускорялись, а время сжималось, оно как бы становилось медленнее, но гораздо насыщеннее, наполнялось неимоверным количеством событий, которые уплотняя раздували его, принуждали брать, по чуть-чуть, из прошлого, и будущего, может даже и с боков, какое-то чужое время.
Этот процесс длился достаточно долго, пока вдруг что-то не сломалось в этом непостижимом механизме заимствований. И эта поломка начала крутить маховик времени быстрее, а те в свою очередь стали из него, куда-то проваливаться, в чужое время. Время раскручивалось всё быстрее и быстрее, годы шли. Приходили и уходили друзья, умирали близкие, или знакомые люди, жизнь не стояла на месте. Скорее пыталась успеть за всё более ускоряющимся временем, но сильнее и сильнее отставала от него.
Помнил, как умирал папа. Отец не успел так много сделать из намеченного. Прощался с жизнью неохотно, тяжело, с болью. Она уходила из него сама, частями незаметной струйкой. И течь эту было не остановить. Сердце оказалось изношено гораздо сильнее, чем должно было быть в его возрасте. Ушёл рано, тяжело мучаясь от того многого несовершенного, но намеченного, в жизни. Так и оставив неизданную книгу, которая как назидание лежит в квартире и ждёт своего часа. Мама, наоборот хотела умереть и мучилась совсем от противоположного желания.
Говорят, для того, чтоб понять суть сиюминутных событий, надо либо подняться в небо и посмотреть оттуда вниз, либо прожить какой-то период времени. И только тогда всё встает на свои места и становится ясно, что делать и как дальше жить.
И сейчас именно в этот момент жизни, начинал понимать, что находится где-то как раз в том месте, которое, возможно он и увидит через несколько лет, посмотрев вот так вот сверху вниз на землю, поняв, что это были знаковые события, время принятия решений. Но, ему не хватало такой малости, крыльев, а сам не мог летать. Просто не умел. Впрочем, и не смог бы, даже если бы его этому учили с детства. Точнее, мог пока только недалеко от земли и тут же возвращаться обратно. И ему хватало этих мгновений, о большем не мечтал.
Впереди была ещё жизнь, верил в то, что успеет её понять, почувствовать, и прожить правильно, несмотря на недосказанность и неопределенность ситуации, в которой сейчас находился.
Мама родилась в маленьком городке, зажатом между двух огромных гор в образовавшемся благодаря быстрой и холодной реке ущелье. Он расположен по берегам этой реки и соединён между собой одним большим, автомобильным, и множеством маленьких, пешеходных мостиков.
Сколько воды утекло с того времени, произошло различных событий, катастроф, смен политических строев. А городок тот, в горном ущелье, в северный Пиренеях, стоял, как ни в чём не бывало, как и прежде. Возможно, только слегка разросся и растянулся вдоль такой же старой, но ещё бурной, горной реки. Но для него это не просто городок, в горной местности, а история семьи по маминой линии.
Помнил, как мама ему говорила, что горы в детстве кажутся большими. И, запомнил эту фразу тогда, чем понял её смысл, значение которого пришло лишь с годами, когда стал взрослым человеком и много где уже побывал.
Помнил, как первый раз попал в горное ущелье в 1978 году. Ему было шесть лет. Горы казались тогда величественными исполинами, затмевающими небо, и избрано пропускающими солнечные лучи вниз, на самое дно ущелья, по которому ступали тогда и его ноги, вместе с множеством ног местных жителей. Тогда казалось, что и он есть частица того населения, заполнившего собой эти улицы, тоже родился здесь, и не разделим с окружающим миром древних узких улочек. Этот городок тогда пересекало шоссе, и, попадая в него, сужалось до ширины старой улицы, и только потом, через много, много лет его вывели за территорию, пустив в обход, через крутые горные склоны. А тогда, в детстве, по нему со страшным грохотом проносились грузовики, распугивая прохожих воем мощных моторов. Везли различные грузы, будь то бетон, питьевая вода, просто продукты, иногда было не понять, что за груз в фургонах, таинственно скрывающими своё содержание.
Эту картину, наблюдал с балкона бабушкиной квартиры, выходившего как раз на проезжую часть единственной артерии, соединяющей между собой побережье и множество других, расположенных в глубине материка городов и городков.
Выходил на маленький балкончик, который, скорее всего, был больше "французским" нежели обычным, в нашем понимании этого термина, так как совсем чуть-чуть выступал за фасад здания.
Помнил, как подолгу стоял на нём и смотрел вслед, сначала неожиданно приближающимся из-за угла улицы, а потом исчезающими куда-то вдаль, на прямом уже участке дороги, крышами машин, принадлежащих различным фирмам с красочно разрисованными фургонами.
Сверху было так же видно, как прижимались к стенам одинокие прохожие, пытаясь увернуться от пролетающих громад. Мог стоять на этом балконе часами, отвлекаясь лишь только для того, чтобы присесть и передохнуть, или сходить в туалет. Мама тогда могла спокойно оставлять его одного в комнате, имеющей всего лишь один проём в наружной стене, прикрытый двумя балконными дверями, всегда распахнутыми, несмотря на выхлопные газы никогда не прекращающегося автомобильного потока.
Все другие окна этой бабушкино-дедушкиной квартиры выходили на горную, бурную речку, от которой пахло сыростью и нечистотами. Казалось; весь этот городок неотделим от реки, и её запах и есть запах его самого, ветхого по краям берегов и молодеющего, по мере застройки склонов гор, тесно зажавших между собой все существующие строения, и с большой неохотой позволяющими строительству продвигаться вверх по древним, видевшим многое, склонам. На которых до сих пор паслись лошади, коровы и овцы, каким-то только им одним известным, неимоверным способом, удерживающимся на этих скользких наклонных лугах, цепляясь копытами за неровности почвы со свежей и сочной травой, густо покрывающей эти пастбища, в местах, где не росли деревья.
Река привлекала внимание Сергея каким-то неимоверным, магическим притяжением. Казалось тогда; город является её руслом, проточённым ею в нём за многие годы прохождения своих вод, куда-то вперёд к океану. Для его постоянного пополнения каплями, собранными на протяжении своего пути из множества горных ручьёв, привносящих влагу вершин и склонов на протяжении всех извилистых и каменистых берегов, с многочисленными бурунами и водопадиками.
В этой реке водились большие крысы. Один раз даже видел одну, почему-то белого цвета, издалека напоминающую жирного кролика, неизвестно каким образом пробравшегося к воде.
Нравилось бросать камешки, собранные заранее, в воду, и смотреть потом, как долго расходятся круги, при этом ещё и перемещаясь в сторону океана вместе с течением.
Помнил, как к наружной стене, за окном была прикручена некая конструкция для сушки белья, позволяющая развешивать мокрые вещи на вынесенном подальше от стены фасада дома колесе, прокручивая его по мере заполнения по часовой стрелке в сторону реки, по дальше от дома в сырую влагу пропасти проносящихся снизу сотен тонн мутной воды. Нравилось помогать бабушке, прикреплять прищепки к каждой новой простыне, джинсам, или просто майке. Иногда, по началу он ронял прищепку в реку и становилось страшно за её полет в неведомое. Видя, что попала в самую стремнину и развернувшую её, неоднократно, наконец-таки выплыла кормой по течению, продолжив путь в сторону большой воды, более уверенно и прямо, ему становилось легко, не переживал за экипаж этого корабля, скорее наоборот завидовал ему во всех новых открытиях, и приобретениях чего-то невиданного, и нужного в своей судьбе.
Бабушка конечное же ругала, но, точно знал; очень любила, хотя и редко видела у себя в гостях.
Ему нравился этот дом. Узкая и длинная лестница вела всех желающих пройти в квартиру, расположенную на последнем этаже и выступающую над краем стены первого этажа метра на полтора посредством консольно выдвинутого своего и предшествующего этажей. Входя в подъезд, человеческий нос сразу улавливал запах древней, но приятной сырости. Сказывалась близость реки. Всё в доме было пропитано этим запахом. Пробравшимся даже в старое настенное, деревянное, католическое, распятие, с медным Иисусом, изъеденное древесным червем, но не потерявшее своей формы и сейчас.
Помнил, как один раз, в начале осени стояла уже достаточно холодная погода и бабушка, укладывая его спать, накрыла перед сном настоящей периной, о которых сейчас можно прочитать только лишь в сказках. В доме было очень холодно, и бабушка согрела её для него утюгом, но всё равно та отдавала льдом, в первые минуты прикосновения к телу. Как же тепло было спать под ней и как не хотелось просыпаться, вылезать на утренний холодный воздух промёрзшей квартиры.
Все старые и узкие улочки городка плотно заставлялись маленькими, разноцветными машинами, припаркованными очень близко, иногда и вообще вплотную друг к другу. Многие автомобили были оставлены умирать на улице, в этих тесных рядах, вперемешку с ещё живыми и жизнерадостными своими братьями. Интересно тогда в далёком детстве заглядывать в чужие жизни, в окна одиноко оставленных у обочин полноценных членов семей, проживающих во всех этих многочисленных домах, сомкнувшихся тесной стеной по двум сторонам улицы. Внутри каждой лежали забытые вещи. Это могли быть плюшевые игрушки, оставленные ребёнком, одежда, ботинки, велосипедное колесо, поводок от собаки, всё что угодно, но связанное какой-то невидимой нитью с человеком, оставившим частицы своего быта практически на дороге, при этом внутри продолжения себя, своего транспортного средства. В те времена они были какие-то маленькие и обладали ещё индивидуальностью, неповторимостью внешнего вида, заканчивались семидесятые годы, всё выглядело натурально, ещё не произошла та страшная подмена понятий.
Он был ребенком, его привлекала окружающая реальность своим разнообразием красок и форм. В нём ещё практически не было памяти, только лишь формировалась и зарождалась посредством множества наивозможнейших впечатлений от окружающего мира, с его тогда ещё глубиной и многогранностью.
Городок его детства остался где-то далеко внизу, у подножия гор, как бы сомкнувшихся над ним в своём неумолимом стремлении вверх, к небу. Он остался где-то далеко внизу, в этом горном ущелье, а точнее на самом его дне, омываем и разделяем на две половины, холодной рекой. В прохладные вечера притягивающей к себе туман, сползающий с гор, заполняющий собой, такое родное его сердцу ущелье. Тем самым как бы сохраняя в памяти, запечатлённом где-то внутри, виде, так и оставшемся с ним на всю жизнь.
Знал точно, что где-то там, далеко, далеко в горах, есть частичка его души, манящая и в то же время такая грустная своей давностью, и забытостью, в этом неспокойном рельефе всей последующей жизни.
Воспоминания….
Ими жив человек….
Чем больше их, тем меньше жизни.
Не будь их, не было бы и нас. Насквозь состоим из них, пропитаны историями, случаями, происшествиями, поступками, делами, не всегда хорошими, но и не всегда плохими. Это всё равно, что строить дом, из кирпичей пытаясь сэкономить, утоньшая стены. Как правило, ни к чему хорошему не приводит, если не применять эффективный утеплитель. Стены становятся хрупкими и уже опасно опирать на них следующий этаж. Так же и наши воспоминания, каждый кирпичик которых особенно значим в последующей жизни, придаёт уверенности в шагах по полу на каждом новом этаже приобретенных знаний.
Много где побывал с того времени, но в основном это были ровные, лишённые гор страны. Никогда не задумывался, что горы сильно изменились в отношении его. Точнее их размер. Они как бы уменьшились, или может быть, наоборот, он вырос и изменился, став взрослее и опытнее.
Жизнь сильно меняет людей. Но никогда не сможет изменить самой основы характера, мироощущения, мировоззрения, приобретенного и сформировавшегося в первые годы и шаги по этой планете, среди проблем и трудностей, встретившихся в самом начале пути.
Никогда не задумывался об этом, пока один раз, это было в Хорватии, не попробовал просто из-за руля машины, сфотографировать стремительно приближающиеся на ходу вершины белых гор.
Кажущиеся в жизни огромными, на фотографии оказались не сопоставимо маленькими. Не сразу понял этот оптический обман, и потерял к тому времени много хороших кадров величественных, горных вершин. Но именно тогда и придумал фотографировать их с приближением, заранее выставляя увеличение в фотоаппарате.
И, поразительная вещь, горы ожили, приняли свой натуральный, запомнившийся его глазу размер на фотографиях. Возможно, именно тогда и стал по-настоящему взрослым, научился правдиво воспринимать реальность, со масштабно её настоящим размерам.
Для этого потребовалось пройти километры жизненных путей, границы многих стран, взлёты и падения, открытия и разочарования. Казалось бы, такая простая вещь, как умение воспринимать реальность в натуральном размере, а какой длинный путь потребовался для масштабирования жизни? Как тяжело далось это простое и возможно давно известное всем другим людям открытие его нового, личного оптического закона, позволяющего жить дальше со-масштабно с окружающей средой.