Работа началась в срок. Экскаватор подошёл с небольшим опозданием, и застоявшиеся в бездействии вахтовики дружно высыпали на объект.
Прораб Саша распределил обязанности каждого рабочего, и дело пошло, чётко и слаженно. Экскаваторщик Лёнька, несмотря на свой суровый вид, не пропускал ни одного сигнала от Андрея (не всегда оправданного). Это потом уже, по слухам, ребята узнали, что экскаваторщик задержался по причине болезни от вчерашнего перепоя. Сей факт только прибавил уважения к Лёньке в глазах мужиков. Не каждый способен вернуть человеческий облик к обеду, не похмелившись. Не каждый шофёр столь дисциплинирован, как Лёньчик: ведь другой, выпив грамулечку с утречка, сразу садится за руль: похмелиться - не пьянствовать.
Андрей сигналил по-цыгански - эмоционально, много размахивал руками, словно артист на сцене. Жесты его были далеко не профессиональны, и для взаимопонимания с Лёнчиком Андрею приходилось применять усилия цыганской открытой души.
В отличии от Андрея Саша подавал сигналы, прописанные в техдокументациях для стропальщиков. Прораб не отходил от новой бригады, знакомился с рабочими: кто чего стоит.
-Два глаза хорошо, четыре лучше, - шутил Саша. - Вдруг мину подцепим.
Мин на озере быть никак не могло. Глобальных войн в этих краях отродясь не было, так - стычки межплеменные. Самоубийственных безрассудств человека озеру удалось не допустить.
Олег с Сергеем перетаскивали высоковольтный кабель, который соседи-самостройщики легкомысленно протянули прямо по сырой земле. Бронированый кабель мешал работе экскаватора.
Будь в кабеле какая малая пробоина - сожжёт в уголь, до самых косточек! Сергей старался не думать о возможной опасности. Он умел отключать мозги на время работы, жизнь тому научила. Спорить и перечить начальству - себе в убыток. У начальников голова большая, пусть думают, на то они и руководство.
Не спорилась работа у Сергея с Олегом. Что-то отталкивающее веяло от напарника, и Сергей несколько раз ошибся - тянули провод в разные стороны. Он оглянулся на Андрейку, который корячил трубы, стояки от старого забора, и пошёл на помощь к цыганёнку: "Олег сам справится". Никто не возражал.
Стариковской походкой Сергей прошёл к трубе, брошенной Андрейкой на полдороге - ржавой и такой же старой, как он сам, с огромной бетонной бородой на конце. Он ухватил столбину половчее, потянул, пробуя вес. Тяжесть с первого раза показалась неподъёмной, не поддалась. "Врёшь, зараза! Не тебе мне перечить"! - ругнулся старый борец с непосильным грузом. То был показушный день, бригада проверялась на вшивость, каждый показывал себя в работе, выпендривались, выстраивая иерархию. Ребята подобрались не из малосольного десятка, знали толк в подъёме и переноске. Осмеять слабака для них, что на два пальца сплюнуть.
Сергей собрался, вспомнил годы молодые и рванул чёртову железяку на плечо, хрякнув в подмогу себе. Старая мышца не подвела, потянулась сладко, застоявшаяся без работы, хруснула костью. Дед тяжело прошёл десяток метров, оставшиеся до кучи металла, и сбросил позорную железяку, подбросив ту в рывке. Столб упал точно на своего собрата, поверженного уже, звякнул тоскливо напоследок, а его наносная тяжесть в виде устрашающей бетонной бороды раскололась в прах, оставив трубу голой и беззащитной перед самыми слабыми грузчиками.
Сергей подошёл к следующей трубе, которую Лёнька успел вытащить и предупредительно откинул подольше, в место наиболее удобное. Сергей потряс затёкшими руками. Застарелые мышцы от новых экспериментов в подъёме железа отказывали.
-Давай напару, - подошёл к столбу Андрейка. - К чему зря жилы рвать? Наработаемся ещё, поспеем.
-Щас! - Сергей ладонью отстранил Андрейку подальше от столба и просигналил Лёньке, ударяя ладонью в кулак.
Лёнька кивнул согласно и единым ударом ковша сбил напрочь бетонный ошмёток.
-Вот теперь давай, вдвоём! - подозвал Сергей Андрейку, закончи манипуляции с трубой. - Так-то лучше будет.
-Лучше, - согласился Андрейка и поднял конец трубы, будто пушинку. - Надорваться ещё успеем. Впереди месяц тягловой лошадиной работы. Бетон заливать - не варежки вязать.
Тем временем Лёнька подцепил ковшом первую "мину" - свою добычу, колёсный диск от старого ЗИЛка. Куча металлолома росла. Лёнька добрел на глазах, улыбался с кабины экскаватора рабочим и ржавым железякам. По негласным законам всё, что добыто ковшом, принадлежит экскаваторщику - неплохая прибавка к оплаченным работам.
Сколько всего зарыто в земле за последнее столетие! Будут ли рады археологи будущего, изучающие раритеты нашей эпохи, найденные ими на раскопках? Вряд ли!
Земля принимает обратно от людей только своё, родное: керамику, стекло, металлы малых форм, эстетически обработанные. Дерево - в обязательном порядке. Сложномолекулярные соединения, изобретённые современным человеком, земля принять не может. Полимеры и металлопластик останутся в земле навечно, грязным следом от нечистоплотных людей. Легкомыслие людей искорёживает природу грязными татуировками навсегда, нестираемо. Закапывая неразлагающиеся отходы, мы сами под себя гадим. Гадим в местах, предназначенных для высшей жизни и чувств, нам не подвластных. Здесь ступать надо неслышно, дышать через раз, восторгаясь свежестью и красотой здешних мест. Мы же струны рвём и костры жжём бесполезные! Хамим себе и матушке Природе.
Первый день с новыми напарниками не стал для Сергея сложным. Смена выдалась неполной, да и присутствие четырёх рабочих рядом с экскаватором было необязательным. Небольшое волнение по поводу возраста, который нисколько не давал форы Сергею перед молодостью его новых друзей, скоро прошло. Появилась уверенность. а по окончании работ - удовлетворение, давно забытое.
Экскаватор, ведомый опытным Лёнькой, сделал своё дело: прояснился дальнейший план работ, очистилась площадка под стометровую траншею для заливки фундамента. Всё должно получиться, тут гадать не надо. Копать - не строить.
***
Молодёжь готовила ужин и просила взрослых не мешать.
-Ты бы шёл, прогулялся с часок, - предложил Андрейка Серёге. - На ужин позовём обязательно, голодным не оставим. Не волнуйся, Серёга. Отдыхай, пока возможность есть.
Сергей натаскал воды в помощь творцам кулинарных изысков, заглушил свою совесть по поводу бездеятельности, и вышел на берег, обласканный вечерним солнцем.
За двое суток прибывания на озере он успел приметить этот старый сарайчик на берегу - рыбацкий по всему. Подобных строений у озера больше не наблюдалось: метр-на-метр, с почерневшего от времени горбыля. Сделан добротно, кладовая не покосилась от столь долгой жизни, не просела. Столовые и шашлычные, окружающие сарайчик, были чуть больших размеров, построены с некоторой фантазией, но рыбацкая кладовая брала верх перед этими постройками уместностью на берегу. Своим еле угадываемым некоммерческим видом тот сарай и заинтересовал Сергея: чей он, и какими судьбами сохранило его время раздоров и дележа на этом дорогостоящем берегу?
Сегодняшним вечером тайна сарая раскрылась. К своей кладовой направлялся дед-сто-лет, сгорбленный возрастом в дугу. Огромные сапоги, скрывали его тщедушный торс, казалось, что дед слеплен только из ног и бороды, едва не касающейся земли. Дед шёл по камням враскачку, виляя, но шёл, тем не менее, нёс в руке на кукане свою добычу - чебачка с ладонь длинною.
Вокруг старика крутился непоседа-малец лет двенадцати от роду, с гордостью размахивая доставшейся ему рыболовной снастью - спиннингом. Эта семейная идиллия просто не могла не заинтересовать Сергея, и он увлёкся гаданием причин, что воссоединили столь необычную по сегодняшним временам пару: далёкая от жизни виртуальная молодость и беззубая маразматическая старость.
Чем мог завлечь этот согбенный старикашка такого непоседливого юнца? Рыбалкой? С таким уловом в одну рыбёшку это возможно единожды, один чебачок за день вряд ли разбудит в мальчишке рыболовный азарт. Скорее всего, мальчонка городской, приезжий, и рыбалка для него в диковинку. Вот и попёрся он за дедом, растерявшим за древностью все свои рыболовные навыки. Разочарования в мальчонке всё же не наблюдалось. Что вышло, то вышло.
"А может, это родители обязали сына проследить за дедом напару с его склерозом? - продолжил свои рассуждения Сергей. - В любом случае мальчонка сегодня занялся делом благим, учился уважать старость. Честь ему и хвала"!
"Заслуженная старость. Ждёт ли меня на пенсии эта семейная благодать в ближайшем будущем? Или же выпнут меня на гору, как поступали со своими немощными стариками древние японцы: отсылали лишние рты умирать в высокогорных снегах. Пенсии мне не видать. Мои заслуги перед отечеством затерялись в далёкой теперь Киргизии. Хоть и любит меня внук, я не смогу поддерживать долго детскую любовь без сладких гостинцев, добрых отзывов обо мне от родственников. Никчемный старикашка. Мне - только в гору"!
Дождь собрался скоро. В горах дожди не заморачиваются долгими сборами и предупреждениями. Набежали вдруг и пошли.
Сергей не тронулся с места, увлёкшись наблюдениями за удивительным старцем. Ему ли, выросшем в горах, бояться летних дождей? Мокрота Сергею ни сколько не помешала, только разогнала застоявшиеся мысли.
Мальчонка сбежал куда-то, освободившись от ответственности за деда. Дед доковылял до своего хранилища, скинул рюкзачок и долго укладывал удочки в захламлённый под самую крышу сарайчик. Развязал непослушными пальцами рюкзак, достал небольшие закидушки в полметра длиной и сел их распутывать.
Дед приметил Сергея. Внимание к себе может разглядеть любой, самый отвлечённый от жизни индивид. Внимание чувствуется инстинктивно, тягучим, притягивающим жгутом; ощущается, порождая недоверие, и в то же время - приятно.
Старик взглянул мимолётно на Сергея и занялся своим делом. Так и сидели друг против друга - молча, не заговаривая, не знакомясь. Каждый думал свои думки. Так было удобно.
Мысли молчаливых собеседников угадывались: Сергей разгадывал жизнь старика по своим светлым воспоминаниям о былой жизни, дед хвастал утерянными рыбацкими навыками.
"Долгую жизнь прожил этот дед, неординарную - рассуждал Сергей. - Сто лет... Финскую ещё застал в призывном - это точно. Прошёл Отечественную - тут и гадать не надо. На ту войну шли все, не отлынивали Родину от врагов защитить".
Ветеранов фронтовиков сегодня можно различить только по праздникам, по регалиям. Не любят рядовые вспоминать о той войне. Это командиры выпячивают свои заслуги - не в укор им сказано. Такая уж должность у них, командирская, - быть выше всех, лезть вперёд звенящей грудью, к подвигам, чтобы стать примером для отстающих.
Многих героев не дождались на Алтае той весной. Уже возвратились все, кто не погиб, кто без вести не пропал в далёких зарубежьях и своих родных отсевочных лагерях. Алтайские фронтовики, многие из них, разглядывали родные алтайские берёзки проездом, через щели в теплушках. Проезжали свои железнодорожные полустанки и вокзалы, направляясь на новую войну, в незнакомую Манчжурию. Жёны их уж и не знали что думать о долгом отсутствии своих суженных без весточек. Прогоревали всё лето победного 45-го и встретили победителей только к осени.
Нет, война не стало для деда главным делом жизни, хотя ветеранские получил он сполна. Давно он забыл уже как ворогов бил. Главным для него было это озеро. Здесь он родился, здесь и прожил всю свою жизнь, далеко не ущербную. Ничего ему больше не надо кроме здешних мест. Хватает ему озёрных красот и таёжных непролазных дебрей. Не тянет его ни Бийск торговый, ни Барнаул большой, ни Москва суетная, престольная. А уж европ с их нерешительными жителями со страхом в глазах (это дед ещё по той войне приметил) и вовсе не надобно. Ни с какого бока деда эти дальние заграницы не затягивают.
Нет ничего лучшего для человека на Земле, чем Телецкое озеро. Он знал все его укромные уголки, заливчики, берега на десятки вёрст вглубь исходил. Надёжное к жизни озеро, сытное. Богато и охотой, и рыбалкой, и землёю щедрой. И что ещё надо для жизни человеку умелому? Потомства? Богата земля алтайская и красой женской. Дедов внук - свидетельством тому.
Вот и малец появился, только вспомни. Спешит к деду с мороженым в протянутой руке, премия за удачно проведённый день.
-Деда, домой скоро? - протянул в дрожащие старческие руки стаканчик с белым снежком.
Дед прошамкал что-то неразборчивое, мальчонка понял его и оторопью скрылся по делам неотложным, мальчишеским, шухарным.
Тучи всё так же скрывали озеро от небесных зрителей густою серой пеленой. Солнце ещё не успело полностью скатиться за горизонт, а сумерки уже сгущались. Театр жизни подходил к концу, озеро скрывалось за кулисами не раскланиваясь, готовилось к генеральной уборке, предвещая ещё одну промозглую ночь.
Вдруг, на последок дня, всё вокруг озарилось светом, заискрилось в волнах и дожде, заиграло свежими красками, неповторимыми. То солнца луч прорвался софитом снизу под тучи - один всего. Вобрал в себя всю силу ласкового нашего светила и врезался в дождь.
Подобного Сергею видеть не случалось. Может, и пыталось когда солнце порадовать своего нерадивого отпрыска таковым действом, да пропустил его Серёжа за молодостью, за суматохой дня.
Луч прожектором взрезал озёрную гладь: не рассеивался, толстым лазерным клинком прошёлся по сырости, с запада, от самого моста на Артыбаш. Спутал луч вечернее спокойствие, нарушил однотонный шелест дождя искрами и уткнулся в витражи замка, что красуется неприступностью на южном дальнем берегу меж сосен. Отразился в стёклах, порадовал на последок и погас...
Луч призвал к выбору, как понял его финальное действо Сергей: заострил контрасты. Чья жизнь достойнее: королька, владельца замка, или же деда - спокойная и размеренная.
Сергей представил, как выглядел берег раньше, до дикого передела, когда каждый норовил оттяпать себе клочок золотого побережья во времена узаконенного грабежа.
Стоял этот дедовский сарайчик меж сосен и не мешал никому. Озеро и рыбалка - вещи неотделимые, и без этого рыбацкого пристанища берег выглядел бы необжитым.
Турбаза, танцплощадка, пирс - всё это с тех добрых, надёжных времён. Всё это было тогда: весёлые отдыхающие, духовой оркестр, танцы и... - местные жители с неуёмной тягой к большой жизни. Все рвутся в большие города, да не уехать никак от озера. Не рвутся здешние корни, горами зажатые.
Замок отстроен недавно, всем своим выпяченным видом он показывает, как надо жить. Да вход в эту жизнь открыт только для избранных. Многих не впустят за высокие заборы. Кто-то ведь должен обслуживать всю эту роскошь, трутней откармливать.
Глупо сравнивать разные жизни, у каждого она - своя. И всё же замок был неприятен Сергею: его безусловную архитектурную красоту портил коммерческий налёт, избирательность. Замок отторгал Сергея.
Не хотел Сергей в ту жизнь, где позволено всё: путешествовать с комфортом, утопать в роскоши, жрать до отвала модную сомнительную пищу, бездумно властвовать. Идти в эту жизнь придётся по головам, расталкивая толпу страждущих. Дорога в ту жизнь проторена через ложь и обман. Жизнь та держится на воровстве, ненадёжно. Чуть не так дунет свежий ветер, и полетит вся эта роскошь со всеми прибамбасами блестящими до самого дна, в дерьме утопнет, что сама и породила. Нет для той жизни надёжного фундамента из добра человеческого, заложенного вековыми традициями, из нерушимого человеколюбия.
Дед закончил распутывать свои закидушки, развесил их в сарайчике на просушку и уселся на камушек: отмечал мороженым ещё один подаренный ему день. Растаявшее мороженное растекалось по бороде, мало что из сладкого в рот попало. Дед выронил из дрожащей руки недоеденный вафельный стаканчик, кашлянул удовлетворённо и побрёл восвояси. Замок закрыть за собой не забыл и вывесил ключ на гвоздике, у всех на виду.
После дедовых стараний в сторонке на земле осталась лежать одна закидушка. Сергей хотел было окликнуть деда, да не стал нарушать молчаливого согласия вечера. Придёт внук, подберёт. Кому она нужна, эта старая сеть? Ничего с ней не сделается.
Нет, не зря прошла эта долгая дедова жизнь. Местные алтайцы - народ привередливый на инородцев. Давно изжили бы из своих родовых мест людей непотребных. Дед остался, его приняли.
Алтайцы не особо привечают пришлых, отбирают соседей тщательно. Народ своенравный - эти самые алтайцы. Приняли староверов, людей работных привечают. Не сторонятся творчества чужеродного, людей не от мира сего. Воровскую братию приняли зачем-то с её жёсткой романтикой. Наверное, как людей отверженных. Терпимы алтайцы к бизнесменам новоявленным, к спекулянтам человеческими душами, что не по нраву пришлось Сергею. Да принял Сергей и эту алтайскую черту, далеко неразумную. Он научился терпимо относится к нравам других народов, рос среди киргизов. Принял и алтайскую самобытность, с интересом наблюдал за их жизнью со стороны.
Озёрная дедова жизнь получилась цельной не в пример тому хапуге с замка. Не останется от бездушной жизни ничего, проживаемой на одном лишь тщеславии. Доживёт ли королёк до немощной старости? Вряд ли. Не позволят внуки, отправят никчемного деда своего в гору.
***
Насытившись ужином от Андрейки, бригада готовилась ко сну. Завтра трудный день, земельные работы. Надо бы основательно отдохнуть.
-Звонил Шарифу насчёт тепловой пушки? - обратился Олег к Андрею с мучившим всех вопросом. - Долго ещё мёрзнуть по ночам будем? Что это за отдых? Так и согнуться недолго, в холодном-то сне. Околеешь и не заметишь, как концы отдал.
-Что это ты в лето мёрзнуть вздумал, Олежка? - осмеял мерзляку Андрей. - Температура вряд ли ниже 10 в ночь опустится. Звонил. Каждый вечер звоню. В воскресенье Садык обещался подъехать, и пушку завезёт.
-Это нам две ночи ещё мёрзнуть? - возмутился Олег. - А как насчёт обедов в столовой? Спрашивал? Мы на "ролтонах" в неделю с такой работой согнёмся.
-Он каждый день обещает деньги перечислить. Вот-вот. Уже от кассы звонит. Не знаю, что там у них.
-Вот-вот, - передразнил Андрея Олег. - Мутят они там. К чему им за нас беспокоиться? С деньгами кавказцы туго расстаются. Я-то знаю. Научены. Бросили нас тут на произвол!
-Ты бы ноги хоть вымыл! - закашлялся младший Андрейка, когда Олежка стянул свои сапоги, видавшие виды. - Все кроме тебя на озере поплескались, в тапочках давно ходим. Один ты остался, как свинья в луже.
-На себя посмотри! - огрызнулся Олег. - Цыганщина немытая! Оброс весь, словно боров щетиной.
-Я каждое утро бреюсь, - оправдался Андрейка. - Это фактура у меня такая: хоть по два раза на день брейся, а борода лезет всё и лезет. А гигиену соблюдать надо! Хочешь ты того или не хочешь! Через "не хочу" мойся!
-Дождь на улице. Будто не видишь, - заныл Олег. - Заболеть - раз плюнуть. Слышал, что Шариф рассказывал? В прошлой смене ухарь был, заплывы в озере устроил. Так всё лицо у него вспухло с простуды. Пришлось вывозить с вахты до срока.
-Слушай их, да сам себе кумекай, - ввязался в беседу старший Андрей. - Люди в озере купаются. Не видел разве? Утром выйди пораньше на берег. Там человек десять каждый день в воду ныряют. Да ты зайди просто босыми ногами в воду - не пожалеешь. Вода мягка, песок. Ноги враз от дневной усталости отходят.
-Уговорили! - согласился Олег. - Завтра пойду, плюхнусь разок. Сегодня сыростью меня больше не беспокоить! Итак холодно. Спать, спать! (влез с головой под одеяло) Ух как хорошо! Всё моё, родное! Тепло и сыро!
-А ты вздрочни, если замёрзнешь, - присоветовал Андрейка с подколом. - Говорят, помогает согреться.
-Дрочить не стыдно, - отшутился Олег. - Стыдно попадаться.
-Так ты ещё и вправду дрочишь? - не унимался Андрейка. - Ладно, разрешаем. Ты только не брызгай в стороны, под себя старайся. Может тогда будешь мыться, когда трусы к жопе липнуть начнут. И не мычи в экстазе. Противно!
-Ладно, вы тут беседуйте, полуночники, а я спать на кухню пойду, - заявил Сергей и начал скатывать своё одеялко. - Мне вставать раньше всех, чайник ставить.
-Ну, ну! Иди! - съязвил Олег. - Брезгуешь нашими простецкими разговорами. Вечный дежурный!
-Нет, пацаны! - оправдался Сергей. - Ну вправду, должен ведь кто-то вставать пораньше. Не всем же шариться по утрам. Поспать лишний часок никому не вредно. А я привык вставать рано. К тому же, вы ужин готовите, я - завтрак. Всё по-честному.
-Да ладно, батя! - успокоил Сергея Андрейка. - Иди уж. Не слушай этого оболтуса (на Олега). Замёрзнешь, приходи. Хоть гнилым теплом с Олежки согреешься.
Сергей улыбнулся, по душе ему пришлось обращение "батя" от Андрейки. Он включил плитку себе под ноги, достал свою книжку про Мускву и уснул спокойно, первый раз за долгие месяцы. Сны сегодня показывали от озера.