Три дементные старухи 2

Александр Квиток



В январе 1963 года Лидия Чуковская приходит к Анне Ахматовой, а та в это время диктует Нике Глен (секретарь А.А.)поправки к предисловию к первому тому Собрания Сочинений Гумилёва. Предисловие готовит Глеб Струве, живущий в эмиграции. В печать это вряд ли пройдёт (имя Гумилёва в стране запрещено), но Ахматовой хочется, чтобы её соображения были зафиксированы. Возможно, Собрание Сочинений выйдет в печать в Париже. Она вообще торопится жить в эти годы, чувствуя приближение конца…

История с «тремя дементными старухами» продолжается. Чуковская записала, а мы продолжаем исследовать личный состав пресловутой троицы, которые упоминаются уже на 4-й странице тома 3-го «Записок об Анне Ахматовой. 1963-1966». Вот её соображения:

« 1) Три дементные старухи написали о Гумилёве воспоминания. Доверять этим мемуарам нельзя. Одоевцева, конечно, знала, его близко, но потом почему-то взбесилась и возвела на него напраслину. И знала-то она его всего один год.

 2) Нельзя считать Волошина и Кузмина его друзьями. Они были враги. Нельзя основываться на показаниях Брюсова: Валерий Яковлевич туп и Николая Степановича не понимал.

 3) Нельзя изгонять её, Ахматову, из биографии Гумилёва и из его поэзии. Почти все стихи определённого периода связаны с ней, и биография тоже. «Для меня он стал путешественником (чтобы излечиться от любви ко мне); для меня стал Дон-Жуаном (чтобы доказать мне – он любим); для меня и про меня писал стихи».

Разберём пункт 1). С первой «демстарухой» всё ясно – Ирина Одоевцева проходит в троицу как №1 и вне конкурса. Её опять вспомнила Ахматова – она сильно сомневается в правдивости мемуаров Одоевцевой – «…взбесилась и возвела на Гумилёва напраслину».

В пункте 2) Анна Андреевна легко отличает врагов Гумилёва от друзей, а поэта Брюсова нарекает «тупым», как юморист Михаил Задорнов под смех в зале громко называет американцев «тупыми». Ну, ладно-то, что Задорнов чужих поносит, а поэтесса своих обзывает. Не патриотично как-то.

В третьем пункте прозвучала ключевая мысль: Ахматова не отдаст своей славы никому и желает войти в биографию Гумилёва лирической героиней, знающей Бодле;ра в оригинале, его путеводной звездой, единственной и яркой. Она точно знает, что её он любил, ну и ещё…кое-кого…Любила ли она Гумилёва? Да это неважно. Главное, что он её любил. Это она знает лучше всех «дементных старух» и прочих мемуаристов «оттуда», то есть из эмиграции.

Ладно, примем к сведению и пойдём дальше.

Две другие «демстарухи» по-прежнему неизвестны. Их фамилий Ахматова не называет. Зато появился новый признак, объединяющий «демстарух» в триаду: они «написали о Гумилёве воспоминания». И поскольку их воспоминания о Гумилёве, по мнению великой поэтессы, не соответствуют действительности, то у Ахматовой есть повод обвинить их в беспамятстве. Диагноз – деменция. У всех трёх сразу. Оказывается, Ахматова, кроме прочих талантов, ещё и невролог – специалист по истерическим неврозам.



Читаем дальше «Записки об Анне Ахматовой-3» и уже на 21-й странице находим запись Лидии Чуковской, сделанную в мае 1963 года, в Переделкино:
«…разговор Анны Андреевны с Корнеем Ивановичем…Один француз прислал Анне Андреевне воспоминания Сергея Маковского о Гумилёве. Она уверяет – по количеству и качеству вранья это нечто чудовищное. Считает нужным опровергать, но не знает как. Ну как отсюда, в самом деле, опровергнешь? Воспоминания Одоевцевой, Неведомской, Гумилёвой, предисловие Глеба Струве, и вот теперь ещё прибавился к её заботам и Маковский. Опровергать надо там, оттуда, а там, сказала Анна Андреевна, «все умерли или притворяются мёртвыми».

Вот и нарисовались наконец-то эти «три дементные старухи» – спасибо Лидии Корнеевне Чуковской – теперь и мы узнаем, чем же они провинились перед гениальной поэтессой. Ещё прибавился нежелательный свидетель из эмигрантов – художник Маковский. Да и Глеб Струве тоже «оттуда», и Одоевцева ещё здравствует – живёт в Биаррице. Не будем растекаться вниманием на этих эмигрантов-мужчин, нас интересуют только пожилые женщины, написавшие нечто лживое про Николая Гумилёва и его жену, забывшие или не пожелавшие признать Ахматову путеводной звездой в жизни поэта.

Итак, «демстаруха» №2 – Неведомская Вера Александровна – молодая супруга богатого соседа-помещика. Её «Воспоминания о Гумилёве и Ахматовой» начинаются так:
«Судьба свела меня с Гумилёвым в 1910 году. Вернувшись в июле из заграницы в наше имение «Подобино» - в Бежецком уезде Тверской губернии – я узнала, что у нас появились новые соседи. Мать Н.С Гумилёва получила в наследство небольшое имение «Слепнево», в 6 верстах от нашей усадьбы…Мой муж…побывал в Слепневе…и был уже захвачен обаянием Гумилёвской поэзии…».

Первые впечатления от знакомства с поэтом: «…я поняла, что Гумилёв вообще любил гротеск и в жизни и в костюме. У него было очень необычное лицо: не то Би-Ба-Бо, не то Пьеро, не то монгол, а глаза и волосы светлые. Умные, пристальные глаза слегка косят. При этом подчёркнуто-церемонные манеры, а глаза и рот слегка усмехаются; чувствуется, что ему хочется созорничать и пошутить над его добрыми тётушками, над этим чаепитием, с разговорами о погоде, об уборке хлебов и т.п.».

У Ахматовой Вера находит «…строгое лицо послушницы из староверческого скита. Все черты слишком острые, чтобы назвать лицо красивым. Серые глаза без улыбки. Ей могло быть тогда 21-22 года. За столом она молчала, и сразу почувствовалось, что в семье мужа она чужая. В той патриархальной семье и сам Николай Степанович, и его жена были, как белые вороны. Мать огорчилась тем, что сын…пропадает в Африке и жену привёл какую-то чудную: тоже пишет стихи, всё молчит, ходит то в тесном ситцевом платье вроде сарафана, то в экстравагантных парижских туалетах – тогда носили узкие юбки с разрезом…(привет российским модницам 2000-х!)».

Такой виделась молодая Анна Ахматова молодой женщине из соседнего имения – Вере Неведомской, которая, находясь в эмиграции, сочла нужным написать воспоминания о Гумилёве, как о яркой, интересной личности, а его жена-поэтесса тоже попала на страницы мемуаров, но не так красиво, как хотелось бы тогда уже великой Анне Андреевне, глядя на те события из 1960-х годов. Ахматова пришла в ярость, наткнувшись в каком-то эмигрантском журнале на воспоминания бывшей соседки. Гнев великой и несравненной Ахматовой мы можем наблюдать в «Записках об Анне Ахматовой» Лидии Чуковской – уже один диагноз («дементные старухи») – как яростно звучит!


 «…С 1910 по 1914 год мы каждое лето проводили в Подобине и постоянно виделись с Гумилёвым. С Н.С. у нас сложились в то время очень дружеские отношения…Его стихи и личное обаяние совсем околдовывали нас и ему удавалось внести элемент сказочности в нашу жизнь…Ахматова – в противоположность Гумилёву – всегда была замкнутой и всюду чужой. В Слепневе, в семье мужа, ей было душно, скучно и неприветливо.» – пишет Вера Александровна. Сказка захватывала всех молодых участников весьма разнообразных и весёлых развлечений, кроме Ахматовой. Чуть ниже Неведомская добавляет добрые слова:

«…Оживлялась она только тогда, когда речь заходила о стихах. Гумилёв, который вообще был неспособен к зависти, ставил стихи Ахматовой в музыкальном отношении выше своих…».

Вера Неведомская, вовсю флиртовавшая с Николаем, как-то спросила, уж не собирается ли в монастырь его неулыба – ходит, словно монашенка, и голову повязывает по-деревенски. Гумилёв передал эти слова жене…Разумеется, это не добавило теплоты в отношения Ахматовой с мужем и с весьма активной соседкой. Ещё, говорят, Ахматова нашла случайно забытое письмо на столе у мужа – от Неведомской. Кто его знает, возможно, просто творческая переписка по части предстоящего самодеятельного спектакля…Гумилёв ведь был в центре внимания, как заводила всяких культурных мероприятий…Скандала не было, но шершавые отношения супругов стали ещё прохладнее.

На последней странице воспоминаний Вера Неведомская записала интересные для всех нас соображения (вот вам и «дементная старуха»!) о времени и о поэтах:
«…Надо сказать, что в 1910-12 гг. ни у кого из нас никакого ясного ощущения надвигавшихся потрясений не было. Те предвестники бури, которые ощущались Блоком, имели скорее характер каких-то мистических флюидов, носившихся в воздухе. Гумилёв говорил о каком-то неминуемом столкновении белой расы с цветными. Ему представлялся в будущем упадок белой расы, тонущей в материализме и, как возмездие за это, восстание жёлтой и чёрных рас. Эти мысли были скорей порядка умственных выводов, а не предчувствий…».

Заметим для себя: сам Гумилёв понимал, что предположения идут от «умственных выводов, а не от предчувствий». Интуиция.

О наступлении азиатчины на Россию и Европу заметил русский историк и философ, эмигрант Георгий Федотов. Нормальные «умственные выводы», как у Гумилёва – по кинокадрам и фотографиям бурных революционных и позднейших событий Федотов наблюдал увеличение числа азиатских физиономий в массовых сценах толпы, как в советской России, так и в Париже 1920-1930-х годов. Гумилёв много ездил по Африке, Азии и Европе – тоже наблюдал и заметил общий вектор движения народов с Востока на Запад. Это было начало.

С тех пор прошло сто лет. Имеете глаза – смотрите, имеете уши – слушайте. Имеете мозги – думайте. Пророчество Гумилёва-Федотова исполняется сегодня, у нас на глазах – разве что слепо-глухо-тупой не видит: Азия и Африка, освоенные 200 лет назад Европой и Россией, теперь уверенно осваивают Европу и Россию, да и в Америке у них тоже имеется заметный успех.
Сегодня прочитал в Сети анекдот: «Собираюсь поехать во Францию. Решил подучить арабский». Очень смешно.

Что будет дальше – знает только небесный Бог. Да и в Священном Писании об этом есть, только ведь мало кто в России Библию читают, а понимают пророчества – так вообще немногие. Много верующих, да мало верных.


Далее по списку Ахматовой идёт «дементная старуха» №3 – Гумилёва Анна Андреевна – жена Дмитрия Степановича, старшего брата Николая Гумилёва. По степени родства для поэта она «невестка», а он ей приходится «деверем». Непонятно, почему Ахматова назвала её так неласково – «круглейшая дура». За что? Может быть, потому что в воспоминаниях Анны Гумилёвой речь идёт преимущественно о Николае Гумилёве и его поэзии, а его молодая жена Ахматова упоминается редко и без восторга.

Уже на первой странице воспоминаний Анна Гумилёва заявляет о цели написания мемуарной статьи. Скорее всего, и эти воспоминания впервые были опубликованы на Западе, в эмигрантских журналах. Сегодня мы можем найти их в Сети под заголовком «Николай Степанович Гумилёв», автор – Анна Гумилёва:

«…Мне приходилось читать в печати кое-какие биографические сведения о моём покойном девере, поэте Н.С. Гумилёве, но, часто, находя их неполными, я решила поделиться моими личными воспоминаниями о нём…

…я прожила в семье Гумилёвых двенадцать лет…

…Мои воспоминания не являются литературным произведением, я просто хочу рассказать всё, что знаю о поэте и его семье. Главное, конечно, о нём, о яркой, незаурядной и интересной личности, какой был Н.С. Гумилёв…

…Он держал себя скромно, но по всему было видно, что этот молодой человек себе на уме…».

Анне Ахматовой невестка Гумилёва посвящает половинку абзаца:
«…В семье Гумилёвых очутились две Анны Андреевны. Я – блондинка, Анна Андреевна Ахматова – брюнетка. А.А. Ахматова была высокая, стройная, тоненькая и очень гибкая, с большими синими, грустными глазами, со смуглым цветом лица. Она держалась в стороне от семьи…».

Об этих днях в чужой семье Ахматова рассказывала Л. Чуковской: «У меня в молодости был трудный характер, я очень отстаивала свою внутреннюю независимость и была очень избалована…».

Нашла коса на камень: Николай Гумилёв с юных лет любил верховодить и подчинять себе даже старших по возрасту. Сошлись два свободных от всяких обязательств художника, два независимых поэта, два одноимённых заряда – и неудивительно, что брак вскоре распался.

Возможно, Ахматову уязвил следующий абзац из воспоминаний Анны Гумилёвой:
«…В 1911 году у Анны Ахматовой и Коли родился сын Лев. Никогда не забуду счастливого лица Анны Ивановны, когда она нам объявила радостное событие в семье – рождение внука. Маленький Лёва был радостью Коли. Он искренне любил детей и всегда мечтал о большой семье. Бабушка Анна Ивановна была счастлива, и внук с первого дня был всецело предоставлен ей. Она его выходила, вырастила и воспитала. Коля был нежным и заботливым отцом. Всегда, придя домой, он прежде всего поднимался наверх, в детскую, и возился с младенцем…».

Здесь нет слов о материнской любви Ахматовой к сыну, а радость отца и бабушки, взявшей на себя воспитание внука, выглядит естественно. Так в чём же ложь? Да, Гумилёва забыла написать о трудностях материнства и бессонных ночах Ахматовой. И о её любви к сыну. Наверное, это было. Ну, забыла и ладно, или не захотела о ней писать, промолчала, значит, были тому причины, и никто не вправе требовать от неё объяснений и ставить ей оскорбительный диагноз «деме;нция» через 50 лет от событий. Она ведь заранее предупредила, что будет писать о поэте Коле Гумилёве. Остальным можно не беспокоиться.

Работая с текстовым редактором и другими программами компьютера, заметил за собой: мне нравится опция «по умолчанию» – это тот вариант, когда всё уже настроено в каком-то ходовом формате, а тебе и не надо ничего выдумывать, а просто промолчать, то есть согласиться с готовой настройкой. Щёлкнул мышкой по строке и пошёл дальше.

Анна Гумилёва тактично промолчала относительно достоинств и недостатков Анны Ахматовой, и мне показалось такое поведение весьма благородным. Да, изложила она статью просто, без стилистических вычурностей, без притязаний на литературность, как пишут письма далёким родственникам, переселившись на новое место жительства. И о Коле она рассказала с нескрываемой симпатией, подметив в нём некоторые особенности, не замеченные другими.

Наверное, высокомерная Ахматова заметила в ней «простоту сердца» (библейское выражение), или по-другому – доброту, бесхитростность, и не придумала ничего лучше, как обозвать её «круглейшей дурой» только потому, что Гумилёва не угодила ей своими воспоминаниями. Такое бывает с гениальными поэтессами и с королевами, когда тесная корона надавит августейшую головку.



Главная точка раздражения Ахматовой – все три «демстарухи» мало пишут о ней, великой и неповторимой, о её значимости в жизни Николая Гумилёва, а если и пишут, то не совсем то, не так, и вообще...пишут без восхищения её умом и красотой. Неужели ей мало тех славословий, что напела ей Лидия Чуковская за 18 лет верного служения в качестве секретаря и приходящей по первому зову няньки?

Титул «Чудо гения, ума и красоты» Лидия Корнеевна присвоила Ахматовой ещё в 1-м томе «Записок об Анне Ахматовой», в период с 1938 по 1942 годы. В Ташкенте к хвалебным песням Л.Ч. присоединилась актриса Фаина Раневская. Ей удалось мощной хмельной лестью вместе с подарками из Парижа переманить Ахматову к дружбе вдвоём. С 1942 по 1952 гг. у Чуковской и Ахматовой – перерыв в отношениях. Их дружба возобновилась в Москве, в 1952 году с прежней силой и даже крепче, и продлилась до смерти Ахматовой в 1966 году.

Хвалебные песни в адрес Ахматовой звучали по-прежнему, но всё чаще в промежутках между славословием Чуковская позволяла себе несогласие, замечания и даже критику созданного ей самой идола в юбке – «Чуда гения, ума и т.д.».

Порой Л.Ч. удивлялась (в 3-м томе, ближе к концу) самой себе: как это ей удавалось столько лет пребывать рядом с этой сияющей горой по имени Анна Ахматова, преисполненной величием ума, мощью пророческого духа, грациозностью движений, артистическим талантом (несмотря на старческие немощи) и оставаться живой? Да ещё и проявлять недовольство старческими капризами гениальной поэтессы…Выжила. И написала интересные «Записки об Анне Ахматовой» в трёх томах. Там не только об Ахматовой, там – о великой русской литературе, начиная от Пушкина и до Солженицына включительно. Хорошо написала, честно.

Надо сказать, что неразговорчивая Лидия Чуковская рядом с Ахматовой выглядит скромно, пока слушает её монологи или делает какую-то работу. Во втором и третьем томах «Записок» у них, кроме литературных разговоров, всё чаще завязываются диалоги на темы «ждановщины», «сталинщины», культа личности, репрессий, «насилия над русской литературой» (выражение Корнея Чуковского). И вот рядом с «гением ума» – Ахматовой – всё ярче проявляется мощный аналитический ум Лидии Корнеевны Чуковской. Привыкшая по-учительски высокомерно отвечать на робкие вопросы обожавшей её Чуковской, Анна Андреевна с удивлением замечает, что её помощница поднялась до её высоты (если убрать пьедестал), пишет книги и даже готова отвечать Ахматовой на некоторые вопросы текущей жизни и весьма умело с ней спорить.

Особенно восхищалась Чуковская редкой способностью Ахматовой «безошибочно чувствовать эпоху, время» и подбирать нужные слова для поэтического отражения суровой действительности, а также прорицать будущее не только страны, но и всего мира. Л.Ч. вообще считала всех великих поэтов пророками, в том числе Ахматову и Блока. Сама Ахматова как-то сказала о Николае Гумилёве: «А ведь он был пророком…».

Эти слова пришлись к разговору о «трёх дементных старухах». Пророческий дар в поэте заметила «демстаруха» №2 – Вера Неведомская, о чём нами сказано выше. Впрочем, умная (такой она мне показалась – А.К.) соседка Гумилёвых Анной Ахматовой характеризуется иначе: «…Веру Александровну – наделил красотой (возможно, Сергей Маковский в своих воспоминаниях о Гумилёве – А.К.), умом и т.д., хотя, в самом деле, это была накрашенная, как литовская девка, мошенница, мелкая спекулянтка…».

Не только тремя «демстарухами» недовольна Ахматова, но и другими мемуаристами, писавшими о Гумилёве и о ней. Писали не то, не так и слишком мало о ней – гениальной, красивой и умной.

В заключение позволю себе сделать вывод по теме «три дементные старухи». Читая трёхтомник «Записок об Анне Ахматовой», заметил: с годами, поднимаясь по трудной лестнице успеха, вкусив мировой славы, обретя большой отряд читателей и подражателей, Анна Андреевна, при всём её «безошибочном чувстве времени», вдруг не поладила с прошлым. Она взялась исправлять свою биографию, те самые бурные молодые годы, когда она была «внутренне независимой» и с «трудным характером», страстно желала любви, признания и славы. Рядом с Гумилёвым и в круге его общения, куда входили известные поэты Анненский, Вяч. Иванов, Блок, Городецкий и другие, она вообще не попадала даже в первую двадцатку, хотя Николай публично хвалил стихи жены и считал их лучше своих.

Вот почему она ополчилась на трёх, ни в чём не виноватых женщин из прошлого, знающих Гумилёва, Ахматову, их отношения и мятежный дух того времени, написавших воспоминания о тех днях. Взлетевшей высоко поэтессе хотелось вычеркнуть не очень красивое прошлое, или хотя бы немного его подретушировать, чтобы остаться в памяти своих поклонников всепобеждающей богиней, но…своим уже ослабевшим умом она не могла понять – опровергать прошлое просто невозможно.

Как я понимаю, стихи, проза, мемуары, собрания сочинений писались всегда, пишутся сегодня и будут писаться завтра – для читателя. Не для Ахматовой было написано, а для нас, российских читателей начала 21-го века. Нам и судить. Хотя, если честно, то не судим мы, а рассуждаем. Нас сейчас мало, меньше, чем писателей. Имя Ахматовой в тот исторический период было известно лишь узкому кругу читательниц и подражательниц. Просто «подахматовки» (термин Н. Гумилёва) о ней тогда кричали очень громко. Заслуженная слава пришла позже. А гениальная поэтесса хочет уверить Лидию Чуковскую и нас вместе с ней, что она уже тогда, возле Гумилёва, тоже была с нимбом. Не-а. Показалось Анне Андреевне.

В подкрепление своего вывода приведу ещё один эпизод из трёхтомника Лидии Чуковской, из 1960-х. Когда Ахматова узнала, что предисловие к очередной книге её стихов будет писать Корней Чуковский, она очень обрадовалась. Чуть позже она встревожилась: от Л.Ч. она узнала, что дотошный К.Ч. копается в её молодых годах и, в частности, изучает дружбу Ахматовой с Ольгой Глебовой-Судейкиной. Грехи молодости – они всем свойственны, да и в старости от них не;куда деться. Дважды просила Ахматова Лидию Чуковскую передать К.Ч. свою настоятельную просьбу: не надо так глубоко погружаться в эти отношения – это было давно и, может быть, неправда.

Да, не проходила Ахматова в святые по многим противопоказаниям. Нет повода для огорчений. Вон у неё сколько подражательниц появилось – и в 20-е, и в 60-е годы…Подражали во всём – в поэзии, в манерах поведения, в многомужестве, в свободной любви…Не буду называть имён.

9.11.2017