Начало темы на http://www.proza.ru/2017/11/10/1304
1. Моя добрая подружка предпочитает мир дикой природы. Она релаксирует себя от изнурительных проблем весьма интеллектуального труда, устроившись поудобнее перед телеэкраном, покинув таким образом, мир реальности, в котором к тому же ещё бродят такие существа, как я. Я же телевидение, откровенно говоря, боюсь. Конечно, там случаются видения, приятные для глаз и души, но вот реклама и тут достаёт озабоченного телезрителя. Моя подружка реагирует на это мгновенным переключением каналов. И тогда уж весьма вероятно появление порнографического свойства картинки очередного ток-шоу ли, сборища ли сугубых экспертов по актуальным проблемам экономики, развития гражданского общества или даже политики. Опытный мой взгляд красно- дипломированного партпропагандиста мгновенно узнаёт в этих озабоченных персонажах суперпрофессионалов в деле спецобработки обывательских масс. От этого неизбывного обстоятельства я мгновенно свирепею и, грязно выругавшись, спешно покидаю общество безвинной моей подружки и обнаруживаю себя в своей берлоге готовым немедленно излить вскипевшую было желчь, пулемётным способом ударяя по предусмотрительно русифицированным клавишам иноземной техники творца изысканных текстов.
На этот раз телекартинка принудила меня задержаться у подружки дольше обычного. Сердечно соединённые, мы смотрели в одну сторону и видели там, как в некоей абсолютно безлесой, высокотравной местности активно проживал пернатый самец незнакомой нам породы. Время для него настало такое, что надо было действовать. Вот он и действовал. Прежде всего он натаскал из комков земли некое возвышение, на вершине которого обустроил уютное гнездо, а вокруг его убрал весь возможный мусор, да приукрасил на свой птичий вкус и манер. Теперь оставалось дожидаться и себе подружки. И без телевизора им было чем там занять себя. А уж она, вожделенная, не заставила себя долго ждать. Прилетела и села на некую крепкую травинку поодаль от гнезда, сокрытого в густых зарослях трав.
Она сидела, вся взьерошенная, нахолившаяся, уже изнемогающая от действия в ней биохимических реакций, запущенных к этому времени матушкой-природой. Сидит эта пичужка, вся из себя возбуждённая и беспокойно поглядывает по сторонам, да пеньем своим выдаёт: - Да вот же она я, мой красавец-самец. А красавчик слышит эту призывную песнь, да не может покинуть гнезда, ибо есть в округе немало ленивых охотников занять его, да устрить там своё счастье на халявный манер. И тогда самец принимается обозначивать себя древним способом его вида. Он почему-то не может летать ( ну случаетсят такое у птичьих особей обитающих в благоприятных условиях среды) а способен подбросить себя над землей и только лишь.
Вот он и подбрасывает. И обнаруживает, что у него есть конкурент. Да совсем близко. И вот уж оба они начинают взлетать над гнездом - только бы пичужка обнаружила их, да выбрала себе наиболее достойного. На этот раз пичужка оказалась либо сильно привередливая, либо совершенно по-птичьему дурой. Так что бедные самцы то и дело бросали себя в небеса долго, пока не дала о себе знать развесёлая реклама.
..!
Пока я бежал от неё в свою комнату, я ещё успокаивал себя, убеждая, что не всё так безысходно драматично в единоборстве двух этих самцов. Более того таким способом они, да и неисчислимое множество других представителей птичьего племени, с их птичьими мозгами успешно сосуществуют в нашем мире вот уже десятки миллионов лет, привнося в него одну только пользу и никакого вреда. И это обстоятельство одно только способно изумить существо, обретшее - непостижимым и по сию пору образом - могучий ум, и от этого ума многое претерпевающего в разрушаемом им же самим мире.
2. Нам же было тогда каждому годочков чуть больше двух десятков. Впервые со времён сотворения мира на этом клочке земли появились персонажи, способные строить себе жилище из материалов, доставляемых сюда зачастую по воздуху, а, больше всего - за тысячи миль морей и океана плюс к тому тысячи же километров дорог железных, шоссейных и прочих, включая в их число и абсолютное бездорожье.
Сил и средств для этого оказалось достаточно, чтобы за два года у подножия гор на топкой террасе ручья возник посёлок площадью около гектара. Достаточно для того чтобы он вообще проявился, но всегда недостаточно, чтобы прилично разместить старых и новых своих насельцев. Некоторым из них приходилось делить на двух десятках метров площади балка с другими, восемью даже, самцами человеческого рода. Постепенно положение с жильём стало улучшаться, но менее четырёх самцов проживающих в одном гнезде -это уж была роскошь. Всего же не больше сотни было здесь претендентов на жизненный успех.
А вот нас, вообще, трое проживало в одном балке, так что можно было выделить отдельно спальню и кухню. Так мы барствовали.
Я числился во мнении населения недавним сержантом, с неявными ещё претензиями на роль в обществе.
Был также молодой человек, которого мой помбур Коля Смык обзывал именем Арнольд, намекая на непростые амбиции этого парня. И в самом деле - был "Арнольд" красив и даже импозантен, увлекался: то рисованием, то резьбой по дереву; то можно было его застать за изучением румынского языка; то обзаведётся, бывало, импортной техникой да и примется фотографировать где и что ни попадя. На последнем этом увлечении сделал он головокружительную карьеру в регионе, отмеченную даже Русским географическим обществом, возглавляемым известно кем. А пока бичевской помбур Коля Смык доставал романтичного помбура же "Арнольда" своими порнофантазиями.
- А скажи, Арнольд, ты пробовал оленя. В ноздри. Дальше про сопливый нос оленя, удобное расположение его рогов, лиловый цвет глаз и шершавость языка - нет у меня мочи связно говорить.
"Арнольд" же вёл себя достойно, лишь усмешкой уверенного в себе человека иронизировал над бреднями пожилого человека. Да продолжал свои занятия на досуге.
Третьим обитателем нашего гнёздышка был Пшёнка. Был он, не в пример нас, двоих человеком сверх положительным. Не так давно он проходил службу в СА на должности инструктора по вождения военных гусеничных машин танкового учебного подразделения. И нам легко было представить, как он командует, например: - Курсант, обороты! - когда боевая машина готова заглохнуть в топкой яме. И курсант, не мешкая, даёт полный газ, отчего тяжёлая машина. взревев, выпрыгивает из трясины повыше чем уже упомянутый нами самец-обольститель заморской пернатой дуры.
Этот наш инструктор был к тому же женат. Но были обстоятельства, не позволявшие ему нынче же воссоединиться с возлюбленной. Однако же вскоре это произойдёт. И тогда авторитетный самец Пшёнка вышвырнул бы нас двоих холостяков из уютного нашего гнёздышка, если бы мы сами не соображали что противоестественно проживание вместе юной женщины и трёх обуреваемых бугаёв. Короче, принялись мы сами искать кров на своё усмотрение. Здесь всё сложится на редкость удачно и у меня , а уж для "Арнольда" - не в пример нам всем - побогаче.
Пока же мы жили вместе, обуреваемые своими причудами. И лишь Пшёнка вздыхал иногда о чём-то сокровенном, в отличие от нас, весьма предметном.
Но главным занятием нашей компании была работа. Да и тут Пшёнка любому мог утереть нос. Не одного мастера буровых дел воспитал он, не отходя от рычагов управления буровым агрегатом. Хотя больше всего с ним работал бывалый колымский бичара по кличке Хонти-Монти. Был он худ, обросший во всё лицо курчавой волоснёй, на котором малозубый рот совершенно определённо сообщал всякому: - Я, паря, с Колымы! Но хитрованский юмор и распевный пританцовывающий говорок выдавал в нем отнюдь ни колымское происхождение. Разумеется, он был русским издревле, отнюдь не сын москалей победителей - собирателей земли российской, а тот, чьё племя, хотя и подчинялось более изощрённой воле не одного за долгую свою историю недружественного нашествия, но сохранило верность своим древним корням и пронесло до дня сегодняшнего потаённые глубины хотя бы языка своих пращуров. Однако же и характерная лагерная жестикуляция тоже кое-что значила для характеристики своего обладателя. Но и в ней жили отголоски былого скоморошничания. Пшёнку он боготворил. И если уж говорил о нём, то с нежностью неизбывного дитяти среднерусских возвышенных равнин.
Работал с Пшёнкой и наш будущий Феномен.
Никакой конвой не причастен к появлению в этих местах большинства из нас. Разные соображения делали нас романтиками. Романтиком оказался и Шура. Что в нём взыграло такое, что этот молодой парень, отслужив положенный срок в весьма недисциплинированных частях северо-восточных рубежей обороны отечества от сильно надуманных посягательств заокеанской военщины, он вдруг решил для себя, что его место самое то - в этом диком краю?
Немало таких придурков, навроде меня, оказалось со временем разбросанными тут и там. Постепенно мы кучковали себя в каких-то общественных, типа, полезных образованиях без каких-либо перспектив на обывательский успех. Но выбор сделан и остаётся только жить, изредка ободряя себя единственно доступным пороком групповухи, воспитанным еще в армейской среде. А почему бы, собственно, и не выпить? Кому от этого плохо?
Но всё время пить ведь не будешь. Во-первых, надо же и работать. А, во-вторых, есть же и другие занятия на этой земле.
Конечно, конечно же, Шура не был алкашом, да и выпивал-то он не больше других, если не сказать что всего менее. Просто чтобы поддержать коллектив на доступном досуге.
Больше же всего Шура любил уединение. На природе, например.
Пару раз побывав в отпуске на материке, он решил для себя, что будет лучше проводить его в окрестностях посёлка - диких на сотню, другую вёрст в любую сторону.
Для этого ему по зимнику доставили ребята новейшую разработку отечественного судостроения - моторную лодку "Крым", хороший к нему подвесной мотор - а больше ничего и не надо. Летом, когда за отсутствием дизтоплива замирала бурёжка этих недр, Шура брал на складе по ящику тушёнки, да сгущёнки, немного крупы, достаточное количество масла для жарки и канистру водки ( в ней местные потребители взяли за моду тайно провозить выпивку из города. Там, покупалась десятилитровая канистра, брался ящик водки и все бутылки её сливались в одну ёмкость. Простенько, да удобно для перевозки и утаивания от бдительного начальства).
Таким образом экипированный, Шура поднимался в верховья большой реки. На приглянувшемся месте делал себе стоянку; ловил шальную рыбу столько, сколько надо; варил ухи ( двойной, тройной, да какой угодно -ной) и с чувством, с толком, с расстановкой погружался в нирвану, сливаясь сознанием с окружающей его средой. Проспавшись, а, если была в том потребность, то и опохмелившись, Шура делал то, что взбредёт на ум или на душу, ни у кого не спрашивая дозволения, никому и не причиняя неудобства. Окружающие его, совсем уж дикие, самцы и самки делали свои испокон века заведённые дела. Уже и птенцы их не только увидели белый свет, но и вставали на крыло всё увереннее день ото дня. Иногда Шура добывал того или иного себе на еду. И это его действие не было проявлением жестокости.
Здесь все ели другого, находившегося вне круга родственной видовой принадлежности; подчиняясь, таким образом, непреложным установлениям природы, так что даже человек не спешил продемонстрировать здесь свою в этом деле особенность.
Когда Шуре надоедало одно пристанище, он пускал свой "Крым" в свободное плавание по течению. Бывало, квасил Шура и в лодке. И тогда уж она сама себе везла безмятежно спящего гуляку куда ей заблагорассудится. Когда Шура просыпался, он обнаруживал лодку приткнувшейся в бережок тихой заводи какой-либо из проток. Он запускал мотор и дальше уж путь его был управляем его волей и прихотью.
Но кончался отпуск; Шура консервировал лодку в прирусловых деревьях, так чтобы мишки от любопытства не позабавились пробиванием своими когтями невиданного до той поры дюралевого листа обшивки корпуса лодки; пешим ходом возвращался он в посёлок и жил дальше. Как все.
3. Так да не так. Горазд был он на выдумки. Изобретёт, бывало, что-то такое не как у всех, да потихоньку и смастерит. Народ и удивляться перестал его чудачествам. Но до той поры пока Шура не соорудил техническое средство передвижения по тундре, которое век назад назвали бы «аэросани», а теперь же больше распространено название "снегоход". Основой этой конструкции был мотоцикл с двухсотпятидесятикубовым движком. На лыжах. И тяговый винт сделал умелец сам по чертежам тайного чертёжника. Теперь Шура и в зимнюю пору мог удаляться от людей. Правда, делал это обдумано - далеко не отъезжал, зная причуды местной погоды.
Но вот однажды допустил-таки Шура оплошность. Передняя лыжа снегохода зацепилась за что-то, наш наездик упал в сугроб, а изделие обратилось в монстра неумолимо надвигающегося на человека, пока концом винта не пробила черепушку своего создателя.
Друзья Шуры почувствовали не ладное, и по следу нашли раненого товарища. Они принесли его в посёлок, по рации сообщили о происшествии в санавиацию. Санрейсом Шура был доставлен в окружную больницу. Там анадырские врачи, уже привыкшие и не к таким вводным, ловко обработали голову пострадавшего, обнаруженную открытую черепно-мозговую пробоину санировали и не найдя критических повреждений в массе серого вещества, закрыли её титановой пластиной. Пострадавший быстро пошёл на поправку и вскоре был выписан из клиники в весьма удовлетворительном состоянии. Теперь Шура оказался на улице города в поисках пристанища. Да, собственно, и выбора-то не было иного, кроме как идти во всегда переполненную общагу.
В общаге, известное дело, шла обычная гульба. Близких же Шуре знакомых там никого не оказалось. Но это ли проблема для рабочего человека?
- Давай заходи, гостем будешь.
- Слышали о тебе. Ну и как?
- Да навроде нормально. Вот пластину вставили.
- Точно. Смотри, она жёсткая.
- Да ладно, чего ты к нему лапой-то грязной тянешься. Ещё занесёшь свою заразу.
- Сам ты зараза.
- А не угодно ли вам получить в торец, сударь мой!
- Сам получишь. Ишь, умник какой нашёлся.
-Тихо, парни, тихо! Лучше – выпьем-ка за его здоровье!
-А, наливай!
Выпили.
4. И тут Шура почувствовал неладное.
Тошнотворное состояние в нём всё возрастало и возрастало. И не было уж мочи держать всё в себе. Вырвало чудовищно бурно ещё и ещё.
Недоумевающий Шура решил освежить страдающие недра свои свежей целительной порцией. Всё повторилось в точности как в первый раз.
Шура закурил. Результат не замедлил себя проявить. Короче, Шура понял, что теперь ему уж не придётся ни пить и ни курить. Вот так эффект! Удивился Шура сам себе.
Не меньше его удивились и свидетели Шуриного преображенья. Слава об этом распространилась вокруг моментально. И ведь было от чего. Многие борцы с зелёным змием подумывали о завязке. Некоторые даже шли на медицинский эксперимент над собой. Да только, тщетно. А тут – на тебе – каков ошеломляющий результат!
Слухи о случившемся дошли до врачей, Шура был приглашён на приём, где был подвергнут дотошному опросу и поверхностному осмотру бронированной дыры в черепе пациента. Но, сколько ни смотрели провинциальные светила на Шурину броню, сколько бы ни анализировали его чистосердечные признания – ответа на интересный вопрос формирования феноменального свойства этого пациента, так и не нашли. А потому оставили его свободным для дальнейшего проживания в среде, ничуть не изменившейся от факта Шуриной феноменальности.
Шура, однако же, сделал ещё одну попытку объяснить происходящее в нём чудо. На этот раз он решил не проводить отпуск на реке, а поехал на Материк.
Разумеется, истинным воплощением Материка, его началом, там же, преимущественно, и заканчивающимся, была Москва. Светила медицины столичного института на свой лад обследовали Феномена, но объяснение механизма его образования и не прерывающегося во времени дальнейшего его функционирования ими так и не было сформулировано даже в общей форме.
5. Досадно, что наука здесь оказалась бессильной перед случаем. А ведь как было бы здорово поставить действие этого феномена на службу народу. Ведь не секрет, что соотечественников, испытывающих болезненное пристрастие к вредным привычкам курения и употребления спиртного – не так уж и мало в нашей стране. И ведь как было бы здорово, даже кустарю из самой что ни есть глубинки, купив молоток и долото, нацелиться в нужную точку головы и под известным углом нанести выверенный удар по мозгам страдальца. И все дела. А если поставить это дело на научную основу, да разработать массовый прибор аппаратного ударновосстановительного воздействия, то совсем скоро лиц, злоупотребляющих зельем днём с огнем не удалось бы отыскать среди нас, и тогда весь мир одумался бы перед нашим величием, отбросил свои злокозненные замашки и смиренно обратился за помощью. А это, прежде всего, прибыльный бизнес, не говоря уж о репутационных преференциях государству российскому со стороны мирового сообщества.
Мне кажется - мы много возможностей здесь упускаем, если подумать не только о пристрастии к спиртному и курению, но и прочих вредных явлениях в социальной сфере - начиная от ковыряния в носу и до активных проявлений социального недовольства: как отдельных групп населения, так и широких общественных движений. Удар по мозгам – и все дела. Вон птицы – что у них с мозгами? А ведь бывают ли среди них пьяницы и куряки, насильники и террористы? И ведь, надо же, сохраняют свою популяцию, повторюсь, уже десятки миллионов лет.
Прекрасные перспективы!
Настолько чудесные, что тогда уж всех безответственных экспертов и аналитиков без ущерба для общества можно было бы переквалифицировать в уборщиков территории всё более процветающих мегаполисов.
Известно же, как Ньютон открыл закон всемирного тяготения. Да, сказались последствия от упавшего на голову яблока.
В этом смысле Шурин феномен так и остаётся не только без славы, но и без практических последствий. Сим обращаю на это ваше внимание, мой добрый читатель.
10.11.2017 12:35:07