Gunfighter

Виталий Шелестов
      
      Так живи, не трусь, будь что будет пусть,
      А что будет дальше — поймёшь…
                (песня из известного к/ф)
    

  Около шести часов пополудни, когда зной окончательно спадает, а вечерние сумерки ещё не накрыли грешную земную обитель, в небольшой городишко Чилокуин на юге штата Орегон въехал всадник. Что он не из местных, красноречиво свидетельствовали его гордая посадка и высоко поднятый подбородок. Ибо Лонни Тагерту из Прайнвилля недавно исполнилось семнадцать, а в этом возрасте всякий уважающий себя орегонец просто обязан зарабатывать себе на жизнь в дали от родных пенатов. Более того: по-настоящему уважающий себя не только орегонец, но и выходец близлежащих молодых штатов, история которых уместилась бы в тетрадке учащегося воскресной школы, если он не бандит, снова-таки обязан стать поимщиком такового. Вся же остальная часть населения как-то не бралась в расчёт будущей грозы попирателей закона, когда он во всю прыть скакал подальше от отчего дома, прихватив с собой некоторую сумму на первые дни, наградной отцовский «ремингтон», вручённый генералом Хукером вкупе с медалью после сражения у Геттисберга, ну и, разумеется, верхом на великолепном пегом скакуне – гордости отцовского же ранчо. Излишне упоминать, что вся эта славная атрибутика бесстрашного охотника за головами была изъята во временное пользование без родительского благословения. Однако совесть Лонни утешалась тем фактом, что большинство его бесстрашных собратьев по ремеслу начинали именно так, и когда придёт время, он воротит всё сторицей; ибо какой родитель не прослезится, увидев своё чадо во всём блеске славы, припадающее к его стопам с милой и нелепой просьбой о снисхождении!..

  А пока что неплохо было бы начать с мелочи, разыскиваемой окружными властями: стены городского салуна пестрели листовками о призыве на благородство. Несколько неблагонадёжных джентльменов разыскивались за определённые денежные вознаграждения для придания справедливому христианскому суду. Лица их были традиционно затянуты по переносицу чёрными платками якобы в защиту от дорожной пыли и, как представлялось юным романтикам Запада, порохового дыма. Лонни иногда казалось, будто все листовки печатались по одному образцу, разве что менялись клички и суммы вознаграждений. В самом деле, какой-нибудь Джефф-мясник из Айдахо на клочке бумаги ничем не отличался от Крэйга-налётчика из Джексонвилля, разве что за первого сулили в два раза больше, — вероятно, в силу тяжести деяний. Однако суммы вознаграждений окупали сторицей возможные трудности при возможных разоблачениях, а когда тебе семнадцать, сулили уже отягощённые монетами подсумки и ягдташи, ибо какой злодей устоит перед проницательностью «стрелка», его грозным видом и именным боевым «ремингтоном», зловеще уставленным на тебя и словно бы шепчущим: «Не вздумай…»!

  Итак, следовало сделать правильный выбор. Для начала резонно было бы заняться конокрадами; не столь кровожадные, сколь проницательные и коварные, эти поборники зла считались на Западе сродни убийцам, ибо украсть тут лошадь – примерно то же, что сжечь чей-то дом, и наказывалось в лучшем случае линчеванием. К тому же и награды за поимку как будто давали возможность поскорее избавиться от отцовского долгового ярма: к примеру, голова или тело (желательно с признаками жизни) похитителя Эрни Мэттьюза (место происхождения не указано) тянули на четырёхзначное число, от которого не отказался бы ни один мало-мальски приличный следопыт бандитских душ…

  — Похоже, дружище, наши мысли тянутся с одну сторону и параллельно, — услыхал наш новоиспечённый герой реплику из-за спины.

  Обернувшись, Лонни узрел рослого детину лет двадцати пяти с огненно-рыжей копной волос, которая даже в тёмное время суток могла быть сродни факелу и указывать необходимую дорогу. Ясные голубые глаза приветливо оглядывали молодцеватого всадника и его покусывающего удила любимца.

  — На дороге валяется тысяча, а подобрать её ни у кого духу не хватает, — продолжил тот, кивая в сторону расклеек. – Или же Чилокуин впал в анабиоз…  Я гоняюсь за этим Мэттьюзом уже третью неделю, и всякий раз моя старушка не поспевает за его присвоенными жеребчиками по причине дряхлости. Но справедливость всё же есть на свете: загнав клячу и решив помянуть её за ближайшей стойкой бара, сразу же натыкаюсь…  Впрочем, не представился: Стэн Каллимор, из Бэттл-Кворри, Небраска.

  — Лон Тагерт, Прайнвилль. — Лонни с небрежностью бывалого странника коснулся двумя пальцами своей шляпы (родительский подарок к совершеннолетию). —  Ты говорил что-то о баре…

  — Да-да!.. Так вот, за соседним столиком — Мэттьюз собственной персоной: сидит как ни в чём не бывало, да и потягивает кентуккийский бурбон. Нахальства парню не занимать! Видно, настолько зазнался в своей неуловимости, что всю осторожность решил с виски разбавить… Вот что, Лон: в одиночку мне его заарканить будет нелегко, там не меньше двухсот фунтов убойного веса. Предлагаю альянс: вдвоём мы враз его скрутим. Я подкараулю у выхода, а ты приготовишь верёвки и кляп. Ну, а гонорар разделим пополам. По рукам?

  Лонни с интересом слушал и разглядывал собеседника. Тот всё больше ему нравился: и за словом в карман не скребётся, и не жадина – не торгуется, как нищий-индеец из-за кусочка табачного листика. Крепким рукопожатием партнёры сдобрили план предстоящей операции.

  — Пойдём, покажу этого любителя чужих конюшен. – Стэн качнул головой на двустворки салуна. – А то по этим бумажным фигам сам чёрт глаза до дыр протрёт… Только умоляю, дружище, не показывай виду, что заметил его, не то весь наш гонорар достанется какому-нибудь гробовщику, и тот пропьёт его в один присест!

  После заверения Лонни в виде понимающей гримасы компаньоны медленной усталой походкой явили себя в здешнюю Мекку развлечений и немотивированных страстей. Жизнь здесь, как и полагалось в таких местах, била ключом: сильная половина накачивалась пестреющим наклейками бутылочным ассортиментом, прекрасная же, как и во все времена, призывно демонстрировала себя, многообещающе постреливая чарующими взорами в максимальном радиусе, не забывая при этом поддерживать каблучками музыкальные такты, исходящие от расстроенного рояля в ближнем углу от стойки. Табличка с надписью «в пианиста не стрелять – играет, как умеет» тоже в некотором роде гармонизировала с общим антуражем: низенький прилизанный человечек, уже будучи подшофе, перебирал клавишами, похоже, сообразно надписи. Ибо к дребезжащим звукам, издаваемым единственным в Чилокуине музыкальным инструментом, кроме слова «импровизация», ничего не приходило на память.

  —  Второй столик от дальнего угла, сидит к нам вполоборота, — тихо произнёс Стэн, делая вид, что разглядывает засиженное мухами меню у входа.

  Лонни, согласно законам конспирации, не сразу повернул голову в нужную сторону. Эрни Мэттьюз действительно не соответствовал своей бумажной копии: грузный и обрюзгший тип средних лет, он больше походил на завсегдатая заведения: сизый нос, подглазные мешки и мутные глазёнки мало свидетельствовали о его романтическом роде занятий. Может, потому и не обращает никто из деятельных чилокуинцев на него внимания. 

  — Он может отправиться на ночь в один из бордельных номеров, — продолжал тихо рассуждать Стэн, когда парни вышли на улицу. – Тогда дело упрощается: в объятиях морфея, да ещё спьяну его ничего не стоит заплести в кокон. Но покамест будем караулить здесь…

  Компаньонам повезло: не прошло и часа, когда объект их внимания вывалился с помощью салунного вышибалы на свежий воздух и, поикивая и бормоча себе под нос ругательства в адрес муниципальных властей, мерной походкой отягощённого алкогольными парами честного труженика двинулся по улице.

  Стэн, не мешкая, подскочил к нему:

  — Сэр, у вас что-то выпало из кармана!

  Злодей попался на удочку: оглянувшись назад, он даже не успел сообразить, от чего рухнул плашмя. Инкрустированная рукоятка стэнового кольта аккуратно приложила его небритой щекой к земле. Лонни в считанные секунды связал Мэттьюза по рукам и ногам сыромятными ремешками, специально припасёнными для таких целей, и заткнул рот кляпом из куска рогожи. Улица пустовала, как будто ничего не произошло, лишь пегий скакун возле коновязи пофыркивал и встряхивал мордой.

  Компаньоны оттащили груз в сторонку, за бакалейный склад.

  — Ты постереги эту груду свинины, — доверительно обратился к Лонни Стэн. – А я поскачу за шерифом, его офис в другом конце городка. Никого не подпускай, конкуренция не заставит себя ждать.

  — Не волнуйся, — весело ответил Лонни. – Сам генерал Грант не подступится.
Стэн подмигнул ему, быстро отвязал пегого и, вскочив в седло, рванул за подмогой блюстителей закона.

  Лонни присел возле пленника и достал из кобуры «ремингтон». Теперь, за пятьсот долларов можно будет купить отличное мексиканское седло, винчестер, тёплый спальный мешок и хорошенько подковать пегого. Кстати, что за кличку дал ему отец? Ромео… Слащавая какая-то. Нет, надо будет как-то по-иному его окрестить…



  … На рассвете его разбудили двое: седовласый мужчина лет пятидесяти и щеголеватый молодчик вдвое меньше летами; маршальские звёзды на их жилетках свидетельствовали о принадлежности обоих к служителям Фемиды. Первый в задумчивости вертел в руках «ремингтон», второй с ухмылкой изучал тело Мэттьюза, несмотря на путы с кляпом издающее характерное бульканье и лошадиный храп, столь присущие дрыхнущим пьянчугам.

  — Хвала Всевышнему, наконец вы здесь! – облегчённо воскликнул Лонни. – А то я уже стал беспокоиться за Стэна. Кстати, где он? Почему не подъехал вместе с вами?
Шериф с помощником непонимающе переглянулись.

  — Сынок, — наконец обратился к нему шериф. – Насколько я понял, у тебя есть к нам вопросы. Однако по долгу занимаемых должностей мы первые обязаны тебе их задать. Кто ты, что тут делаешь, и за каким дьяволом караулишь старину Джейкоба, да ещё спутанного ремешками, словно агнца для заклания к языческому алтарю? И кто такой Стэн, почему он должен сюда подъехать с нами, и наконец, что всё-таки тут произошло?

  Уже на половине сбивчивого рассказа Лонни шериф закивал головой и вскинул перед собой ладони:

  — Говоришь, этот Стэн уже долго его выслеживал? А как он сам выглядел? Рост шесть с половиной футов, весь рыжий, как апельсин, глаза голубые и любит подмигивать?

  Лонни, сглотнув, покивал в такт шерифу.

  — Надеюсь, малыш, он не многому тебя научил. Как ты сказал, его звать-величать?

  — Стэн Каллимор из Небраски, сэр…

  — Тогда перед тобой Сара Бернар, мальчик. Из Парижу. Нашему огненноволосому другу матушка ещё в колыбели дала имя Эрни Мэттьюза, и подозреваю, что твоя лошадка пришлась ему вчера по душе. А вот насчёт старины Джейкоба Уитбелла, местного гробовщика…

  Шериф почесал затылок и снова переглянулся с помощником. На сей раз их внутренний диалог выражал понимание.

  — … то ему даже полезно встретить новый день в полной гармонии с окружающим миром. Малый неплохой, зарабатывает прилично, но с такой профессией ничего удивительного насчёт перспектив. Потому и хлещет, словно конь генерала Ли перед отступлением… Разве что ремешочки с мешковиной во рту неплохо бы с нашего бедолаги удалить…

  Лонни со вздохом исправил содеянное вчера.

  — Кстати, сынок… — Шериф протянул ему «реммингтон». – Гравированная надпись на этой шарманке в придачу с твоим личиком, юноша, дают мне право на ещё один вопросец. Имя Дугласа Тагерта тебе о чём-то говорит?

  — Это мой отец, сэр…

  — Паралич меня разбей! – Шериф в радостном изумлении хлопнул себя по бёдрам. – Воистину правда, что Земля круглая!.. Мы ведь с твоим папашей, сынок, три года бок-о-бок против конфедератов сражались. В одной роте, из одного котелка хлебали!.. Неужто он не рассказывал тебе про своего боевого дружка Мэллоуни? Вот погоди, проведаю старину Дага, такого пинка ему отвешу! А потом наклюкаемся, да и споём нашу любимую песенку про алабамскую розу!..