В детстве я очень плохо ела.
Я даже не ела, а медитировала за столом.
Меня никто не пугал милиционерами, бабаёгами и прочими детскими страшными фетишами, которые стимулировали детей в раздражающих родственников ситуациях.
На меня это не действовало, и все, видимо, смирились с моей манерой проводить за едой бездну времени. Я просто сидела и гоняла пищу из щеки в щеку и размышляла, возможно, о вечном.
Взрослые все куда-то уходили по своим делам, а я сидела и разглядывала обои и потолок, старый резной буфет, находя каждый раз новые завитки, цветки, трещинки и слушала слова из репродуктора, которые вместо пищи обогащали и питали мой мозг.
Моя бабушка меня, видимо, жалела: она тайком вместо рыбьего жира, который предварял это бдение, давала мне перед обедом ложечку кагора, и это мне очень нравилось, возможно, ускоряло процесс, а может и нет.
Не помню, но мама рассказывала, как на Кавказе, куда меня с собой взяли родители, я вот так же сидела в кафе за завтраком. Отец уходил на пляж, а моя несчастная мать вынуждена была ждать, когда мое созерцательное бдение закончится.
Она обреченно сидела со мной, чем, безусловно, радовала пылких кавказских мужчин, поскольку была красавицей.