Дед Матвей
Бесконечно - длинная, душная ночь, цепко держала в объятьях всё окружающее. Казалось, что сама природа устала от её липкой, обволакивающей навязчивости. Воздух, пропитанный влагою, тяжёлой массой прижимался к земле. Листья деревьев обречённо застыли в ожидании утренней свежести и дуновений желанного ветерка.
Не пощадила ночь и деда Матвея. Она по хозяйски, вползла в его комнату и навела там свой, ночной порядок. В тёмно- сером тумане, размытые контуры окружающих предметов приобрели пугающую загадочность. Звенящая тишина неподвижно висела в воздухе, вызывая чувство тревоги и нетерпимой тоски. Желанный сон заблудился в лабиринтах ночи, наблюдая из темноты за измученным и уставшим телом деда Матвея.
Неожиданно, на крыше дома, несколько раз бухнула сова и сразу же затихла. "Не спится ночному хищнику и это понятно, она на работе. А я, почему я страдаю?" - подумал он. Вот уже несколько часов дед Матвей маялся на своём скрипучем, старом диване. Пульсирующая, ноющая боль в опухших суставах рук и ног, превратила его сон в сплошной кошмар.
А ведь эта болезнь, называемая подагрой, генетический подарок родных ему людей. Ян Францевич, фельдшер станицы, так и сказал: «Болезнь эта, Матвей Феофанович, заложена в ваших генах, она просто ждала своего часа. Выходит что дождалась».
Матвей не стал особо вникать в суть самого слова «Гены», похожего на имя человеческое, но ему стало как то обидно за своего деда и отца. И того и другого он любил и уважал, ухаживал за ними и досматривал до самой кончины. Хуторяне, за его сыновью преданность и любовь к родителям, часто ставили его в пример другим казакам.
«Как то не логично и несправедливо получается - думал дед Матвей - я к ним с любовью, а они выходит оставили мне в наследство эти паршивые «Гены». Да не может такого быть и отец и дед были настоящими казаками и делали всё для благополучия своей семьи. Ошибается Ян Францевич, а скорее и сам толком не знает, отчего эта зараза ко мне привязалась».
В памяти всплыл образ отца и его последние годы жизни. Отец постоянно подкашливал, будто прочищал горло. Это у него с первой мировой войны, где он хватанул немецкого газа. К этой беде добавилась подагра, которая мучила его не один десяток лет. Она скрутила его так, что в свои семьдесят один, он стал немощным, еле волочащим ноги - стариком.
Своего деда, его кстати тоже звали Матвей, он помнит слабо, так как был совсем мал. В памяти образ деда сохранился стариком с белой, как снег, бородой, белой до колен рубахе, и в валенках, которые он носил круглый год. Дед молча, часами, сидел под большим орешником, оперевшись подбородком на трость. Матвей плохо помнил внешность своего деда, черты лица его расплывались и терялись в давности лет. Непонятно, каким образом он мог запомнить фразу, которую дед не то с упрёком, не то с возмущением, не то с одобрением периодически изрекал из себя - «Ах ты язви его в корень».
Эту фразу часто повторял и отец, когда у него что то не ладилось и даже наоборот, когда всё было хорошо. И в детстве и даже сейчас, он не понимал смысла этой фразы, хотя сами слова в ней русские, вполне знакомые и понятные, а в целом чёрте что.
Дед Матвей, для себя, сразу же отверг вину и деда и отца в причинах своей болезни. Ян Францевич, вернее всего, не может избавить его от этой болезни, вот и нашёл виновных и причём здесь какие то «гены».
Вчера вечером заходил внук Никита, радость и гордость деда Матвея. Он по своему пожалел и успокоил деда. Никита открыл свой тоненький, чёрный чемоданчик с большим количеством кнопок и экраном, как в телевизоре, потыкал кнопками и сказал: «Деда, ты гордись своей болезнью, во времена Гиппократа подагру называли болезнью королей, а ещё это следствие увлечения мясоедством и спиртным и того и другого ты у нас был большой любитель, сам же об этом рассказывал. Хочешь я через поисковик найду чем и как можно лечить твою подагру».
И что это за поисковик такой, спрятанный в чемоданчике, который внук уважительно называет «не то бук», язык сломаешь пока выговоришь это иностранное слово, но который много чего знает . Надо бы Яну Францевичу подсказать, может действительно этот «не то бук» может помочь в лечении моей болезни.
В душе он, конечно, понимал, что все болезни ему дарит старость. И никуда от этого не деться. Старость, как известно, не для слабаков. Её никому не удалось победить, но побороться с ней можно. Сердце мерными толчками разгоняла кровь по всему телу и синхронно откликалась болью в висках. Недавно Матвей услышал по телевизору, что сердце человека, в течении жизни, совершает более четырёх миллиардов ударов. И вдруг, его сознание, резанула мысль: если был первый удар, значит будет и последний, но никто не знает когда это произойдёт. После ухода, в мир иной жены, к смерти он стал относится спокойно, как неизбежному факту. Его больше расстраивало то, что в старости, время бежит слишком резво.
Дед Матвей повернулся на живот, грудью прижал к постели обе руки, боль немного отпустила, но сон не шёл, а мысли продолжали ворошить его прошлую жизнь. "Что я ещё не сделал в своей жизни,- подумал он,
на что ещё способно моё непослушное тело".
В тишине, видно с спросонья, жалобно с подвывом заскулил его любимец, пёс Полиграф, словно чувствуя и разделяя боль и мучения своего хозяина. «Переживает страдалец... ничего Граф прорвёмся» - подумал дед Матвей. Он вдруг вспомнил как однажды, три года назад, принёс домой пса с переломанной ногой. Поздней осенью, на обочине дороги, в грязи, под холодным моросящим дождём, лежал пёс и жалобно скулил . Не задумываясь, Матвей завернул его в свой ватник и принёс домой. Внук Никита, увидев пса, тут же дал ему имя «Полиграф Полиграфович», потому как пёс, по его мнению, очень был похож на героя романа Булгакова «Собачье сердце».
«Как можно собаку называть по имени и отчеству» - возмущался дед Матвей, но всем домашним эта кличка пришлась по душе. Дед не согласился с таким решением, для него пёс стал просто Граф. В тех случаях, когда Граф совершал неблаговидные поступки, он отчитывая пса, называл его Полиграф Полиграфович. Судя по реакции пса, было видно, что он понимает смысл этих оскорбительных для него слов. Он ложился на живот подползал к хозяину, лизал его ботинки и лапой прикрывал глаза, как бы прося хозяина не называть его этой кличкой. В эти моменты деду Матвею очень нравилось это необычное, совсем не собачье имя, а особенно реакция пса.
С того времени, как дед Матвей проводил в последний путь любимую жену Василису, пёс Полиграф, из своей конуры, перебрался в дом хозяина. Вечерами они по долгу беседовали о превратностях жизни. Роль молчаливого, как правило, негативного оппонента, отводилась конечно же Полиграфу. Это был театр одного актёра т. к. деду Матвею приходилось озвучивать две роли- свою и Полиграфа . В этих беседах у Матвея всегда была роль правдолюбца, он умело парировал доводы своего оппонента. Пёс, как правило, внимательно слушал своего хозяина. При этом реагировал он только на меняющуюся интонацию голоса и мимику хозяина, а также на длинные, затянувшиеся паузы. Выражалось это в виде тихого, одиночного лая или сладкой зевотой. Такой реакцией он давал понять, что согласен с критикой и выводами хозяина. В тех случаях когда Полиграфу что-то не нравилось, или он был не согласен с Матвеем, пёс просто уходил в другую комнату. «Что не нравится, то то брат - говорил ему вслед довольный дед Матвей - правда иногда и колется, на то она и правда, а без неё никуда...».
В мёртвой тишине, где то снова, несколько раз, глухо бухнула сова. От этой, своей, неожиданной дерзости, видно сама испугалась и сразу же затихла. Ночь, по прежнему, царствовала и наслаждалась мучениями деда Матвея.
Мысли поплутав в прошлом вернули его в настоящее. Он подумал: «Надо бы завтра сходить к соседу Тосе,попросить у него мазь, которую он привёз из Кизляра. Люди говорят, что эта мазь быстро снимает боль. Матвей огорчённо вздохнул, заранее зная, что сосед,просто так, не даст ему эту мазь. Перед отказом, конечно же, начнёт выговаривать свои нравоучения о том сколько добра он сделал и Матвею и хуторянам, а благодарности никакой. Обязательно вспомнит что нибудь из прошлого, кто и когда его обидел или не отблагодарил и всё в этом роде. Вообщем зануда и жадюга сосед. В народе не зря говорят, что с годами характер человека отражается на его лице. Так вот выражение лица у Тоси, к старости,стало недовольно - злым. Да и имя его настоящее никто уже в хуторе и не помнит. Для всех он был Тося, и для старых и для молодых, так с молоду его называла жена Степанида. В последствии, это имя пришлось по душе и хуторянам, потому как оно соответствовало истине, а в чём эта истина толком никто и не знал. А ведь с Тосей они учились в одной школе и звали его тогда, также Тося. Поди ж ты, не отстоял своего родного имени в жизненных баталиях сосед, а вот кличка прилипла навсегда.
Матвей призадумался, если быть до конца честным, то у Коти всё же были причины не уважать его. Много лет назад Матвей,в далёкой молодости, практически из под венца, увёл от Тоси уже просватанную им красавицу Василису. С того самого времени дружба между ними превратилась в нетерпимые отношения к друг другу. Представляя завтрашнюю, просительную сцену с соседом, дед Матвей огорчённо вздохнул и повернул голову в сторону окна.
Ночь начала менять свой мрачный лик - светлело. «Скоро рассвет» - с надеждой подумал Матвей. Ходики, с бегающими кошачьими глазками, мерно тикали в заполненной пустотою пространстве, отсчитывая уходящее время, приближая долгожданное утро. Он вдруг вспомнил как эти часы оказались у него в доме.
Сразу же после войны, в их хуторе, поселился старичок-немец. Мастер он был на все руки: ремонтировал швейные машинки всех модификаций, разбирался в электричестве, был хорошим сапожником, делал красивые детские игрушки из глины и дерева, вообщем для хуторян нужный и незаменимый человек. Немца звали Ганс, к нему так и обращались. Он всегда вежливо и доброжелательно отзывался на это имя. Ходили слухи, что Ганс из пленных немцев, но скорее всего это не так, потому как в то время Гансу было уже далеко за семьдесят, какой уж из него солдат. Скорее всего прибился одинокий человек, гонимый судьбою, к нашему хутору и остался здесь навсегда. Была у этого Ганса необычная кошка, серая с тёмными полосами, как у зебры, уши маленькие торчащие в вверх, а кончики их сгибались внутрь. Кошка была совсем не похожа на наших, хуторских, к тому же она была трогательно ласковой. Хуторяне полюбили это необычное животное, которую Ганс ласково называл Мартой.
Однажды, возвращаясь из школы, Матвей встретил деда Ганса, расстроенного, растерянного до неузнаваемости. Ганс шёл по улице, заглядывал во дворы хуторян и как молитву тихо повторял одну и тоже слово: «Марта, Марточка, Марта...». Матвей сразу же догадался, что пропала любимая кошка Ганса. Всем хутором искали кошку, но не нашли. Посочувствовали Гансу, успокоились и забыли. Немец же продолжал искать свою кошку, забросил свою работу, постоянно бродил по хутору как отрешённый.
На третий день, после пропажи кошки, Матвей, с друзьями, играл в футбол возле заброшенного, разрушенного дома, раскулаченного соседа, сгинувшего в далёкой сибири. Во время игры футбольный мяч закатился в лебеду у развалин. Матвей побежал за ним и вдруг недалеко от фундамента обнаружил глубокую яму. Он подполз к яме и заглянул вниз. На дне ямы, свернувшись комочком, лежала обессиленная кошка. Он её сразу узнал - это была Марта. С друзьями извлекли кошку из западни и торжественно передали Гансу. Дед Матвей и сейчас помнит благодарное выражение глаз Ганса и слёзы счастья и радости на его лице. Видно для него это была не просто кошка, а память о чём то родном и самом дорогом. Тогда, в знак благодарности, Ганс подарил Матвею эти часы - ходики, с бегающими кошачьими глазками.
Руки от тяжести тела онемели и стали немного покалывать. Дед Матвей перевернулся на спину. Глянул на любимые часы, расплывчатый контур которых уже просматривался на стене. Он положил свои больные руки на живот по верх одеяла: «Да, давно это было, всё сохранила память в своих бездонных амбарах, вот ведь чудеса то» - с восхищением подумал Матвей.
Среди сонной тишины вдруг раздался хриплый петушиный крик.
"Проснулся чертяка - усмехнулся Матвей - сейчас начнёт горланить на весь хутор. Непонятно, каким органом петух чувствует утро. В курятнике окон нет, значит нет и света, а петух Стёпка, точно, как часы, определяет раннее утро и оповещает об этом хуторян".
Боль немножко поутихла. "Ладно пора вставать- тихо произнёс Матвей - после обеда отосплюсь". Покряхтывая встал, оделся и вышел на крыльцо. Сонно поскуливая, следом за ним вышел пёс Полиграф.
От речки потянуло ветерком, листья деревьев радостно зашуршали. Воздух, омытый утренней росою был свеж, бодрил и придавал силы разбитому и не отдохнувшему телу.
Вдалеке, за лесом, зарождалась утренняя заря. Кромка неба, у горизонта, заиграла розово - голубыми цветами. Расплывчатая, белая коса тумана над рекою, повторяя её изгибы, обрывалась за старой мельницей. На крик петуха Степки голосисто откликнулись другие хуторские петухи, следом залаяли полусонные собаки, замычали коровы, приглашая хозяев к утренней дойке. Раннее утро наполнялось обычными звуками хуторской жизни.
Полиграф лизнул руку хозяину и преданно прижался к его ноге. Дед Матвей вздохнул полной грудью и на выдохе, растягивая слова произнёс: «Эх, хорошо то как - и вдруг непроизвольно и неожиданно для самого себя, добавил - Язви его в корень!».
ноябрь 2017г