Не могу не рассказать о подвиге 30-й береговой батареи. Там оставалась мамина сестра Ольга, это из её первых уст я узнала подробно о том, что происходило в Севастополе после сдачи города немцам. Мне было 18 лет, когда я увидела землю, о которой слышала с самого раннего детства. Тётя Оля провела меня по всем местам, связанным с жизнью родителей, а главное - я побывала на 30-й батарее!
Когда мы пришли, был уже вечер. Тётя Оля сказала дежурному, что я – дочь бойца, служившего и воевавшего здесь. Дежурный доложил начальству, тот распорядился пропустить нас, сопровождать и специально открыть музей. Так я оказалась внутри батареи, спустившись на лифте под землю. Меня охватило глубокое волнение: я воочию видела то, о чём слышала от родителей с детских лет. Я даже вскрикнула, увидев свою фамилию в списке коммунистов батареи, а потом узнала на фотографиях молодого папу. Эта экскурсия, как и вся поездка, оставили глубочайшее впечатление на всю жизнь. Я вспоминаю о событиях давно минувших лет, а возникает такое чувство, что всё это случилось со мною.
О чём же поведала тётя Оля?
После второго штурма всем стало понятно, что в третьем, решающем штурме Севастополю не выстоять, поэтому она возвратилась на 30-ю батарею и разделила участь её личного состава. Ещё в ноябре 1941 года они дали клятву погибнуть, но не оставить батарею врагу.
7 июня 1942 года рано утром вся мощь фашистов обрушилась на Севастополь, начался третий штурм. Враг подошёл вплотную к 30-й батарее, казарменный городок снова перешёл в его руки. В помощь частям 95-й стрелковой дивизии, защищавшей батарею, пришли морские пехотинцы, которых немцы называли «проклятыми» за их яростную силу. Они буквально вгрызлись в холм «тридцатки» и стойко держали занятые позиции. Прошла неделя, фашисты потеряли сотни солдат и офицеров, но форт «Максим Горький» (так значилась на немецких картах 30-я батарея) не был взят. Они поставили несколько гаубичных батарей и методически долбали холм и боевое перекрытие. Только за один день они выпустили 22 сверхтяжёлых снаряда весом до 7000 кг. Артиллерийский обстрел сменялся массированным налётом авиации. Взрывы обнажили 4-хметровый бетон боевого перекрытия и спровоцировали землетрясение в 9 баллов. Но крепость духа батарейцев оказалась сильнее. Два орудия вышли из строя, а два других продолжали сопротивление. Взятая во вражеское кольцо «тридцатка» продолжала бой в тылу врага.
Гитлеровцы обнаружили подземный кабель, связывающий батарею с городом и командованием дивизиона, перерезали его, подключили свои телефоны и стали звонить, предлагая батарейцам сдаться. Ситуация была практически безвыходной: связи нет, снарядов нет, защитники батареи оттеснены, батарея окружена, но ни у кого даже мысли не было сдаться.
17-го июня 1942 года фашисты начали генеральный штурм 30-й батареи. Они бросили на штурм форта «Максим Горький» целую дивизию и подавили внешние огневые точки батареи. Оставшиеся в живых воины 95-й стрелковой дивизии, защищавшие батарею вместе с батарейцами, ушли в холм, под бетон. Командир Александер приказал взорвать все приборы, спустился вниз на глубину 46 метров в паттерну и собрал совет. Комиссар Соловьёв в совете не участвовал, потому что был тяжело ранен и очень сильно обожжён при попытке второго прорыва, и находился в лазарете. Всего под землёй оставалось человек 400, среди них женщина с грудным ребёнком, жена бойца, который погиб в бою. Александер чувствовал личную ответственность за жизнь каждого. Надо сказать, что на большой глубине под землёй, акустика такова, что каждый звук усиливается и множится, это явление обернулось трагедией для многих защитников батареи.
Несмотря на отсутствие снарядов, решили продолжить сопротивление. И тут сыграла роль матросская смекалка: в ход пошли учебные болванки, которыми были подбиты немецкие танки и сила противника. Когда закончились болванки, в ход пошёл щебень. Пока краснофлотцы искали мешки, нагружали их, подавали по транспортёру, прошло время. Фашисты, уверенные в том, что огня больше не будет, осмелели, встали в полный рост и пошли в наступление. Бойцы подпустили их поближе и ударили по наступающим камнями, как картечью. Немцы отступили, но открыли огонь из тяжёлых миномётов по входу в блок. Орудия «тридцатки» замолчали. Немцы снова поднялись со всех сторон. Тогда батарейцы показали врагам «огнедышащего дракона». В ход пошли полузаряды – шёлковые округлые мешки с порохом. Но прежде они обманули немцев: подняли насколько возможно ствол одного орудия.Враги подумали, что вышло из строя последнее орудие и открыто ринулись к позициям батареи. Бойцы подпустили их совсем близко, метров на 50, а потом им в лицо ударили ( могократно!) столбы огня. Захватчики оказались в настоящем аду.
Казалось, все возможности бойцов исчерпаны, отбиваться нечем. Однако один матрос из компрессорной высокого давления догадался: « Остался компрессорный воздух!» Когда немцы пришли в себя и снова ринулись в атаку, то у самой башни по ним ударил, сбивая с ног, разрывая лёгкие, сжатый воздух.
Больше воевать было нечем. Александер снова собрал командиров и политруков в отсек, и они приняли решение: батарея сделала всё, что могла, помощь уже не придёт, следовательно, нужно взорвать, уничтожить всё, чем могут воспользоваться немцы, и уходить в паттерну, а оттуда попытаться выйти отдельными группами, пробиваться в горы и искать партизан. Напомню, что Севастополь уже две недели назад был официально сдан врагу.
Фашисты с огромными потерями всё же заставили батарею замолчать. Они блокировали холм со всех сторон, у всех выходов из-под массива поставили вооружённые посты. Теперь перед ними стояла задача уничтожить оставшихся бойцов батареи. Прежде всего немцы использовали вентиляционные и воздухозаборные трубы, залив в них сначала удушливые газы, а потом жидкий бетон. Потом просверлили электродрелями броню и пустили отравляющие газы. Затем направили огонь огнемётов в амбразуры пушек.
Находиться в нижних ярусах стало опасно, следовало спуститься ещё ниже, в паттерну. Спускаться нужно было по узкой железной трубе . Первой спустили вдову с грудным ребёнком. Небольшого роста матрос привязал к себе полотенцами младенца и спустился первым, за ним мать малыша, потом спустились остальные. Тяжелораненые бойцы и комиссар Соловьёв отказались идти в паттерну, чтобы не быть обузой остальным. Прощаясь с командиром, он сказал: « Живым в руки не дамся!» Эти слова услышала Ольга и оглянулась на прощание: комиссар смотрел им вслед, и по его обожжённому лицу катились слёзы. Оля заплакала и ступила в тёмный люк. Уже на большой глубине она услышала страшный взрыв, почувствовала тошноту и слабость во всём теле.
Как потом выяснилось, немцы привезли на холм две машины тола, сгрузили его между башнями и взорвали непокорившуюся батарею. Все, кто не успел спуститься в патерну, были размозжены взрывом о бетон и броню. Оставался единственный выход: рыть лаз поперёк батарейного холма. Копали землю сапёрными лопатами, штыками, финками, копали все по очереди, даже раненые. Женщины на одеялах оттаскивали грунт в паттерну. Эту работу нужно было делать бесшумно, потому что немцы постоянно прослушивали холм и ждали, когда и где выйдут батарейцы.
И тут случилось непредвиденное: начал плакать ребёнок. Работы тут же прекратили, а мать и дитя ушли в паттерну. Но там крик ребёнка превратился в хор пронзительных детских голосов, казалось, что там собрались все погубленные и обездоленные войной дети и плачут. Тётя Оля говорила, что за год войны и восемь месяцев обороны ни она, ни её товарищи ничего более ужасного не слышали. Леденящие сердца детские крики привели всех в ступор. Первым очнулся Александер, он предложил мать с ребёнком оставить в отсеке, в котором они все спасались, когда немцы через вениляционный люк спустили горящую бочку с бензином. Но и оттуда доносились крики ребёнка, потом они стали тише и вскоре замолкли совсем. Все вернулись к работе – рытью лаза.
Всё шло хорошо, по расчётам командира, должны были выйти ночью в виноградники. Он послал Ольгу в отсек за женщиной с ребёнком, но там её не оказалось. Мать и дитя нашли далеко в паттерне под вентиляционной трубой, где стоял плотный дым и догорала бочка с бензином. Чтобы не погубить людей, женщина с сыном бросилась туда, где можно было быстро и безболезненно умереть.
Весть о гибели матери и дитя буквально парализовала всех, измотанных и крайне усталых людей. Тётя Оля говорила, что комиссар Соловьёв много раз уговаривал молодую мать покинуть это «гиблое место», то есть батарею, так как предвидел подобный исход. Он обещал помочь ей, как и нашей маме, эвакуироваться, попасть на военный корабль с ранеными, но она категорически отказалась и дорого заплатила за свою ошибку.
Батарейцы готовились для последнего рывка. Александер разбил бойцов и женщин на три группы, в первую группу вошёл он сам, туда же попала и Ольга. Первая группа вышла совершенно бесшумно и скрылась в винограднике, во второй группе кто-то, глотнув свежего воздуха, закашлял. Мгновенно на звук со всех сторон полетели пули… Как выяснилось позже, спаслись всего около 50 человек.
Но на этом злоключения не закончились, пробираться к своим днём было опасно, Ольга пролежала целый день под палящим солнцем возле воронки, притворившись мёртвой. Совсем рядом немцы тянули провода. Она слышала их речь, они тоже видели её и поверили, что девушка мертва, наверное, потому что выглядела ужасно: грязная, чёрная, в изорванном платье…
Мы ходили с тётей Олей по знакомым ей местам. Она показывала, откуда они вышли, где был виноградник, а я слушала и не могла представить, что это БЫЛО, что каждая пядь земли здесь полита человеческой кровью, потому что перед нами расстилалась прекрасная панорама: зелёные холмы, белые домики посёлка, тишина, и всё это залито тёплым вечерним солнцем Крыма.
Продолжение следует.