По дороге из красновато-рыжего наста привезённого от шурфа закрытой шахты торопливо шёл низенький зэк. Он будто спешил пройти этот участок воли от колонии до габарита, где располагались склады и ветка железнодорожного полотна. Здесь работало звено зэков, и он был у них звеньевым. Поэтому его выпускали из колонии засветло, чтобы он успел взять документы о прибывших грузах у сторожей, и успел затем вернуться к колонии, к приезду начальника.
Шёл звеньевой быстро ещё и потому, что в последнее время возле колонии было много бродящих собак и хотя и прапорщики отстрелили многих из них, но стая возникала вновь и вновь.
Раннее осеннее утро обдавало холодком.
Из тумана стелющегося белесой пеленой, вдруг, наперерез человеку, вышел пёс.
Рыжий.
Огромный.
Пёс стоял, и смотрел на человека.
Звеньевой знал, что рыжий пёс был одиночка.
В стае бродячих собак он не бегал. И потому может не смогли прапорщики его уничтожить.
Человек невольно замедлил шаг, точно ища среди обволакивающего марева тумана защиту.
И этой защитой был только огонёк в окне домика сторожей, что стоял на краю габарита.
И как на призывную звезду, шёл к этому огоньку человек, а вслед за ним, следовал пёс.
Когда звеньевой останавливался, то останавливался и рыжий пёс.
Они казалось - человек и пёс - играли в какую-то свою опасную, понятную только им, игру.
Совсем за светлело вокруг, и рыжий пёс побежал к берёзовой роще, и он бежал свободно, а зэк не мог уйти со своего маршрута от колонии до габарита - от этой тихой, ненавистной ему дороги.
В домике сторожей было тепло. Худая, седая старуха, точно не от мира сего, поздоровалась с звеньевым. Отдала ему документы.
У ног сторожихи сидел белый пудель, глазастый и унылый.
Пудель так привык к зэкам, что будто впитал их состояние душ.
Сторожиха вышла из домика, и вслед за ней выскользнул пудель, точно он был у старухи на невидимом поводке.
На горячей печке звеньевой заварил в большой кружке чифирь для друзей.
Стал думать о сегодняшнем дне, о том, что надо уже спешить обратно - к колонии, по обычному маршруту, вспомнил он и о рыжем псе сопровождавшем его поутру, о том, как спокойно пёс уходил к роще берёзок.
Было тихо на габарите, так тихо, что хотелось зэку кричать.
Такое состояние жило в нём всегда по утрам.
Это состояние было одиночеством.