###
Эти сны были такими явственными, что Шнурок, просыпаясь, ещё некоторое время как бы разговаривал с ними. Это может быть, было что-то уже старческое, было ему за пятьдесят, сидеть в зоне оставалось меньше года, а на свободе никого не было из родных, приходили они к нему только во снах, и не помнил он ни разу, чтобы с укором. Всегда как-то по-доброму общался он с ними. И по утрам в холодном помещении отряда, глядя в белый потолок со второго яруса, на котором была его кровать, он от всей души старался хотя бы на минутку продлить это общение с ними, с родными ему людьми. А потом был день, монотонный, в рабочей зоне, и затем снова жилое помещение.
В этот день Шнурку как-то нездоровилось. Работал он уборщиком в цеху. Подпоясав телогрейку железной проволокой, высокий и худой, точно жердь, с окаменевшим бледным лицом отвозил он от станков обрубки железа, кашлял, потом брал метлу, подметал у станков. И так было до обеда, и когда над рабочей зоной, проревел гудок, извещающий об обеденном перерыве, протяжный и резкий, точно рёв доисторического зверя, старик перевёл дыхание, вместе с другими зэками вышел из цеха. Завьюжило. Откуда-то из степи, в зону заходил бесстрашный зимний ветер, холодил цеха, людей, и, замирая на миг, среди серых зданий завода, уходил дальше в холодную заснеженную степь.
Зэки строились по отрядам, по командам прапорщиков заходили в столовую, рассаживались по столам. Дневальные разносили бачки с едой. Зэки ели молча. Спешили, непонятно куда, больше по привычке.
После обеда Шнурок был в хорошем расположении духа, но его болезнь, то ли простуда, то ли просто старость, подкашивала ноги. Был у Шнурка, как у многих зэков, свой уголок, куда можно было спрятаться от навязчивого бригадира, или того хуже, сотрудников режимной службы, после обеда, прикорнуть полчасика. В углу цеха стояли листы железа, а у самой стены проходили батареи, и вот здесь, в уюте и были положены доски, на которые и прилёг старик, чутко прислушиваясь к окружающему миру. Но сны подстерегали ослабшего Шнурка, и снова увиделся он с родным ему человеком, и на этот раз это была бабушка Арина, и сидел Шнурок – мальчик лет шести-семи рядом со своей бабушкой, а над ними свесила свои цветущие белоснежные ветви яблоня, - так было когда то в жизни старого зэка. И проснулся он вовремя, впрямь шли к нему сотрудники режимной службы. И резко присел старик на досках, и замер, точно пойманная у мышеловки мышь.
- Спишь! – точно змея, проговорил коренастый старший лейтенант.
- Отдыхаю, гражданин начальник! – отрапортовал Шнурок.
Ушли сотрудники, сделав обход, поднялся старик со своей лежанки, пошёл в цех, взял свою железную тачку, и подвёз её поближе к станкам.