По мостовой раздражённо шёл молодой человек: глаза – в ноги, руки – в карманы. Звуки шагов терялись в тонком снежном слое. Одет он был ярко, но был похож на павлина на льду или выброшенный в снег мандарин. Его даже не надкусили – с порога отвергли его пьесу, весь его талант. Не хотели слушать о новом направлении, заключавшемся в гротескном кубизме откровенных сцен, выражавших философию поздних эллинистических школ.
Уже несколько лет он странно одевался, чем привлекал внимание людей. Знакомясь, никогда не говорил своего настоящего имени – только творческий псевдоним. И каждые несколько месяцев он давал себе новое имя. «Гений не может стоять на месте, а имя должно идти за ним», - любил повторять в кругу тех, кого считал своими почитателями.
Он считал, что общество не хочет признать его одарённость. «Или даже не способно». «Ведь вся система просто штампует людей, она сделана таким образом, чтобы мы с детства не верили в свои силы». Пламенный бунтарь искусства, чьи душевные излияния нравились сотням людей в социальных сетях.
Поскользнулся, едва не упал. Повернул за угол, в узкий переулок, быстро наполнявшийся вечером. Там играл музыкант, чьи пальцы неустанно плыли по флейте, словно корабли на всех парусах, несмотря на то, что руки окоченели от холода. Он весь – лёгкие и пальцы, пальцы и лёгкие. Музыкант исчез, превратился в точку, в музыку. Он словно испарился под трескучим морозом, и тем самым стал ещё более живым. Но многоимённый гений прошёл мимо, не обратив на него внимания. Через десять лет эту мелодию будут слушать в Париже, Москве, Берлине, Токио…
Несколько магазинчиков одновременно погасили свои огни. Часть дороги освещал свет со студии. Гений посмотрел через толстое стекло и увидел несколько необычных картин. Что-то щёлкнуло в его душе, но он только сжал кулаки и ускорил шаг. Через двадцать лет эти картины побывают в Санкт-Петербурге, Лондоне, Милане, Вашингтоне…
Да и пальто, в котором он шёл, было сшито его любимой девушкой, имя которой уже через пять лет будет на слуху даже у тех, кто не разбирается в дизайне. А он ей говорил: «Брось ты это дело, у тебя лучше получается причёски делать. Хотя бы ради заработка на жизнь»…
Ни разу он не похвалил кого-либо из друзей, не поддержал, не подбодрил. Считал, что должны поддерживать только его. Он страдал от того, что сам уверовал в собственное непризнание. Многоимённый гений – гений без имени.
Впрочем, возможно, у него и есть талант, не из-за пустяка тревожно стучит его сердце, когда голова мучается над очередной зарисовкой или сценарием. Но что это за талант, который проходит мимо нового Оттетера и Мане, а в своей Риччи не видит никого более, чем парикмахершу?...
16.11.2017, Волгоград