Дорога, а точнее направление

Станислав Климов
Весенний прохладный вечер нехотя начал опускаться на плечи городских бетонных коробок, заборов и унывающих пока еще деревьев, в небольшом количестве и разнообразии то здесь, то там стоявших по городу. Солнечные лучики пытались проскальзывать сквозь междомовые пространства и скользили по скверам, паркам, проспектами проулкам в поисках защиты от уходящего на ночной покой светила. На Якутск медленно опускался апрельский холод, просачивающийся в двери подъездов, окна квартир и салоны автомобилей, все так же снующих туда и сюда по делам своих водителей и пассажиров. Время не унывало своему бремени и продолжало ждать настоящего тепла, приходящего сюда, правда, в начале мая.

Мы колесили городскими узкими неудобными для езды улочками, выруливая на главный проспект, ведущий к ледовой паромной переправе, единственному в данное время года оплоту соединения столицы снегов и морозов с внешним миром, с трассой на Благовещенск, первым крупным областным центром на пути в Европу и на дальний Восток. А там и до Москвы каких-то несколько тысяч километров по настоящему асфальту. Каких-то! Ничего себе, около десятка этих самых тысяч! Господину Михайло Васильевичу, Ломоносову тобишь, такое и не снилось, за знаниями бы пешком столько вряд ли прошел, лучше и легче отсюда, из глухомани до Тибета добраться и там знания получить. Хотя, уже Великим русским ученым не стать…

Ну, да ладно, я отвлекся и участь того самого ученого меня не прельщает, никуда я пешком не пойду из такой глухомани, вполне продвинутой со своей системой сотовой связи, кукиш! Буду работать, пока не заработаю на нормальный обратный путь на той же самой белой птице, что принесла меня в далекие восточные края. Тем временем, заправившись по бешеной, по моим меркам, цене бензином, выехали за пределы города и почти в сумерках спустились на ледовую переправу. В свете желто-голубых фар и подфарников можно было разглядеть гладкую синь Ленского льда с трещинами и выбоинами. Все, как всегда и все, как и везде – ничего нового, обычные русские дороги, только по льду. Страсть, как хотелось разглядеть даль спящей подо льдом Великой Сибирской реки, но, увы, только в свете тех самых фар…
Не сильно огорчившись не увиденным в темноте пейзажам и слегка расстроив на ледовых торосах и песчаных ухабах голодный желудок, через сорок минут приятно принял весть соседей по машине:
- На правый берег выезжаем, Нижний Бестях, сейчас перед дальней дорогой поесть надо плотно. До дома часов десять пилить, в лучшем случае, больше кушать негде, - это сосед слева, Славка, как потом окажется, мой годок, путеец из Тобольского речного училища и командир плавкрана техучастка, куда меня везут.
- А почему больше негде? – очень интересно мне.
- Тайга будет и всего один поселок большой, но уже поздно будет, никто не работает…

- Чего ты врешь-то, - раздается недовольный голос пассажира с переднего сиденья, как потом окажется заместителя начальника по флоту и брата начальника по совместительству, - а Бырама?
- Да, вряд ли они, Саныч, так поздно работать будут. Лучше не обнадеживать нового человека, а здесь поесть, да и кормят здесь недорого и вкусно…
На том и порешили, выйдя поужинать в приличном придорожном кафе с приемлемыми ценами…

Дорога на полный желудок после приятного сытного ужина полилась таежной сказкой, правда, только первые час-полтора, пока в свете мощных противотуманных фар виделся ровный асфальт, да, да, самый настоящий серый асфальт. А потом понеслась вдаль русская разухабистая примороженная, слегка присыпанная снежком и придавленная колесами грунтовка с высокими кочками и глубоковатыми ямами, да такими, что машина то взлетала вслед за светом фар под самые небеса, как мне казалось, то натыкалась за ними же на совсем близкую землю. Кузов был почти пуст и нас кидало из стороны в сторону. Как пушинку на ветру.
- Осторожней, Леха! – орал во все горло сосед водителя. – Машину угробишь, из твоего кармана восстанавливать будем! – поминал он «железного коня», на людей ему было наплевать, как мне потом пояснили, что это у него в порядке вещей, вот тебе и зам…

Тряска и подпрыгивания всех нас вместе с машиной участились. Дорога шла все хуже и хуже, кишки, полные еды прыгали в такт кабине и я уже пожалел, что плотно поужинал, как было тяжело. Ни до каких-то там приятных впечатлений совсем не было времени, на ум шли сплошные ми-ну-сы в зачет нынешней моей затеи посетить далекий таежный край ради…

Ладно, промолчу, это было лишь сиюминутное плохое настроение, что водитель не профессионал да еще его сосед орал почем зря. Нет, просто непривычная дорога, а жизнь прямо летит вперед по той самой тайге, пусть темной и непроглядной, а душа потихоньку начала петь и писать в голове первые строки своих глубоких впечатлений от происходящего:

«Четыре сотни верст по бездорожью
Сибирской необузданной тайги.
Несет нас русский чудо-внедорожник.
Кишки свои попробуй, сбереги…

И медленно в тайгу спустилась темень,
А в свете фар дороги узкой плен.
Хотя, дорога – это не по теме,
Дорогою не пахнет здесь совсем…

Сменялись чащи долгим перелеском
И белые стволы встречали нас.
То в гору уходил «УАЗик» резко,
То направлял в долину белый глаз…»

Поселок Амга вынырнул в свете фар своей длинной главной улицей с ровно стоящими аккуратными современными деревянными срубами и слегка покосившимися старенькими двухэтажками. Почему-то засыпанными до окон первого этажа снегом. При каждом домовладении стоял и исправно горел глаз уличной «кобры», создавая некоторый уют округе. Было далеко за полночь и люди, наверное, уже спали, хотя редкие прохожие и скользящи вдаль машины говорили о том, что здесь, все-таки, живут и даже ночной жизнью, полноценной ночной жизнью.

- Все, дальше ничего кроме кромешной тьмы до самого рассвета или до Усть-Маи, - тихо проговорил проснувшийся Славка, посмотрев в окно.
- Как, вообще, ничего? – недоумевал я.
- Почему ничего, тайга, лес, еще через речку Амгу поедем, потом Шаманы будут, Амгинский и наш. Я имел в виду, селений больше не будет почти на двести километров.
- А связь сотовая есть? - не унимался дотошный я.
- У нас в Усть-Мае ее вообще нет, Амга последняя точка на трассе. – ошарашил он.
«Блин, еще один большущий ми-нус, - подумалось мне, - попал я со своим сотовым телефоном, такое еще присутствует в нашей стране».
А вслух только и изрек:
- Да, бывает, - иных слов окончания цивилизации здесь, в темноте таежных лесов с бурыми медведями, серыми волками и еловыми шишками у меня не нашлось…

Славка снова забылся спокойным сном на прыгающей, а. может, убаюкивающей таким образом, дороге, а для меня непривычно было спать в восемь часов вечера по Московскому времени. Я во все глаза пытался хоть что-то различить в свете ярких фар и темных окнах, мне хотелось увидеть в них все чудеса рассказанных когда-то бабушкой сказок и вдохнуть детских впечатлений человеком на пятом десятке лет…
Амгинский Шаман, а точнее, достопримечательность с таким названием, вынырнула из темноты после длительного крутого подъема от переправы через одноименную речку и ничем примечательным в темноте памятью не зафиксировался, разве, что одиноко стоящим ветвистым сухим деревом, увешенным разными предметами обихода и монетами. Гораздо позже я узнаю его предназначение, когда через пару лет поеду по зимнику в Якутск весенним солнечным днем, увидев Священное место аборигенов тайги…

А еще через два-три часа началось совсем непотребное действие, когда в темноте и затем в предрассветном мареве машина переваливалась с кочки на кочку, скрипя всеми своими металлическими и деревянными суставами, ползал, в прямом смысле этого слова, уже по территории Усть-Майского района со скоростью двадцать километров в час. Мне было совсем ни до чего, ни до стихов, ни до приятных впечатлений зарождающегося впереди апрельского морозного рассвета с различием очертаний высоких стройных деревьев. Я держал обеими руками живот, свое тело и голову, пытаясь застраховать ее от отрывания с плеч и отскакивания при такой езде куда-нибудь под переднее сиденье. Я пытался собрать в кучу свои умные и не очень мысли, что бы определить, какого же размера мне видится очередной м-и-н-у-с-с-с-с!!! У меня определенно ничего не получалось, совсем ничего, голову трясло так, будто я… даже, и сравнить-то не с чем из прожитых сорока с хвостиком лет, как ужасно было в тот момент моей и без того тоскливой душе вместе со всеми остальными дамами, притащившими меня сюда. Единственное приятное чувство оставалось внутри больного тела, что все и всегда когда-нибудь кончается и наша дорога должна была рано или поздно доползти до пункта назначения, а какого из них, мне, по-моему, было уже не важно, ну ни капельки не важно…
И вот…

2009