###
Снег за окном от которого веяло холодом незримо, и ещё это воспоминание о больной матери, и слова её – «не бросай меня» - всё это вызвало такую грусть у Колесова, такую не проходящую томящую его грусть, что он, всегда умеющий убедить себя своими доводами, сейчас не слушал себя, понимая, что себя простить уже не сможет никогда.
В то лето мать чувствовала себя плохо, стали отказывать ноги, и сестра Колесова позвонила ему, просила приехать пожить в родном доме – помочь – она работала, и хотя успевала быть рядом с матерью после работы, и помогала матери, но одной ей было трудно. Колесов приехал – побыл возле матери неделю, помог сестре, как мог, решил какие то проблемки житейские, и надо было уезжать – надо было жить дальше – работать, дома была своя семья. Мать не захотела переезжать к нему.
И вот в день своего отъезда Колесов разговаривал с матерью, успокаивал её, что скоро снова её навестит… А потом, после отъезда пошла такая карусель событий, что они накатываясь одно на одно, как снежный ком, не давали возможности снова поехать к матери – в свой родной город. И так было месяц за месяцем. Пришли холода. Колесов почти каждый день звонил своей сестре – узнавал, как чувствует мать, тревожился, убеждал даже себя, что сестра – медик, и всё необходимое сделает для матери, и все эти убеждения сейчас в воспоминаниях Колесова ничего не стоили по сравнению с этими словами матери сказанными ему, Колесову перед его отъездом из своего дома – где он вырос – «не бросай меня».
Сестра по телефону рассказывала тогда Колесову, что мать часто спрашивала когда он приедет…
В это утро выпавший снег, как саван накрывший осеннюю землю, особенно взволновал Колесова, все эти воспоминания о матери вставали перед ним, как стена.
«Надо было ехать. Пожить рядом. – говорил он сам себе, говорил сейчас –«Ведь мать никогда не бросала его. Именно она ездила по колониям – когда он сидел. Именно она помогала ему в трудную минуту!» Укор собственной совести был жесток, был очень справедлив.
Седой мужчина, всё ещё смотрел на снег за окном, он уже не пытался себя успокоить, не пытался как-то убедить себя, что всё происшедшее произошло в силу разных обстоятельств, и так сложилось – такая судьба… Эти убеждения себя самого обычно помогали ему, Колесову, успокоить себя, но сегодня он не хотел даже себе верить – не хотел верить в свои успокоительные мысли, он глядел на этот молчаливый снег за окном, и беззвучно плакал, и успокоившись немного сказал: «прости, мама».
В комнате было тихо. Утро. За окном застыли молчаливые окоченевшие деревья. Мир будто застыл…
Ни шороха. Точно белый снег сковал этот мир своей чистотой и грустью.
Но надо было жить дальше – Колесов перевёл дыхание, сбрасывая с себя какое то внутреннее окоченение, вызванное и этими печальными воспоминаниями, и этим снегом за окном, напомнившим о событиях прошлых, так часто приходивших к нему в последнее время – он вспоминал о разлуке с матерью, о последних словам его матери, больше у них не было встреч.
И в памяти вставало грустное лицо его матери перед их прощанием, и эта грусть сейчас была рядом с ним, и вдруг он почувствовал такое прекрасное чувство любви к своей матери – столько было любви в этому человеку, давшему ему жизнь… Он чувствовал, и верил в то, что его это чувство дошло в иные миры сейчас и до души матери – не могло не дойти – это его раскаяние, это его желание прощения…
Мир за окном был по-прежнему точно неподвижен, точно окоченевшие стояли осенние деревья, некоторые ещё с остатками жёлтых листьев, прибитых уже заморозками.
В комнате по-прежнему было тихо и одиноко. Колесов по-прежнему смотрел в окно, где снег саваном накрыл землю – белым саваном.
Что-то ушло из его жизни навсегда.