Вера, Надежда, Анжела...

Марина Аржаникова
               


                ВЕРА, НАДЕЖДА, АНЖЕЛА...

                ВЕРА

Вера писала стихи. Писала тайком, никому из подружек не показывала. Однажды, когда ей было 10 лет, она нашла у бабушки Раи тетрадь. Бабушка Рая даже была прабабушкой, и умерла совсем недавно. 
Там же был и карандаш. Карандаш писал только тогда, когда его намочишь.
Мама Веры сказала: -"Химический, выбрось.."
Но Вера не выбросила, хранила в коробке из под "Птичьего молока", и тетрадку, такую длинную, как блокнотик, тоже там. Она открывала коробку, слюнила карандаш, проводила линию по блокноту, смотрела, и закрывала.
У прабабушки Раи в блокноте были записаны какие-то стихи, "старинные"- думала Вера.  Они были смешные, или страшные, иногда.
 Особенно любила Вера про Самарянку. Она не знала кто это, там Бог пришёл и сказал, что у неё было четыре мужа, и даже пятый. Но это были не мужья.
Вера закрывала блокнот и сидела в тишине.
Она начала писать стихи, в четыре строчки. Разделяла строки, подыскивала рифмы. Колечко-крылечко, человечка, долго не могла придумать рифму к слову "черемуха", а на уроках приходила Самарянка, и она опять замирала.
Вера хотела показать стихи учительнице литературы. Она была из города, модно одетая, и нравилась Вере. Учительница прочитала - и улыбнулась, и сказала, что про черёмуху можно написать в школьной стенгазете, но немножко попозже, потому, что только выпустили.
У Веры не было подруг. Домой она шла одна, её встречала старая Найда.
Мама готовила - Веру ждал обед на плитке, суп, или жареная картошка. Вечерами - гости. Они выпивали, иногда засыпали до утра. Мама утром была хмурая, прятала от Веры лицо, и начинала потихоньку убирать тарелки, и вытирать со стола, а Вера шла в магазин, ей давали бутылку, знали, что для матери.
Вера останавливалась возле черёмухи, вдыхала запах и улыбалась, Найда сидела и ждала, ей на нос падали мелкие цветки, и она жмурилась.
Вера хотела написать стихи про черёмуху, но не знала как, она волновалась.

В октябре, когда уже все деревья были жёлтые, выпустили первую стенгазету. Справа, нарисовали цветущее дерево, и опубликовали Верино стихотворение.
Все читали, удивлялись, глядели на Веру. А учительница литературы сказала, что "С Вериным стишком опять пришла весна". Вера была счастливая, и бежала домой вприпрыжку -  Найда еле поспевала за ней.
Было уже холодно, и листья лежали в лужах. Дома был дядя  Толя. Вера вдруг посчитала, дядя Толя был четвёртый. Самарянка, думала Вера. Ей уже подогрели картошку. Дядя Толя курил в печку, а мама стояла с тряпкой, и смотрела как Вера кушает.
Вера не рассказала про стихотворение, но она ела и ликовала, потому у неё в душе была весна.
    
   
       
                НАДЕЖДА
            
Надя была хорошистка. Её всегда хвалили, у неё был красивый октябрятский значок, с фотографией маленького Володи, в центре, и классная руководительница называла её Надежда.

- Надежда, к доске!- говорила Анна Ивановна, поправляя кофту в горох.

Однажды Надя услышала, как ссорились папа и мама. Надя испугалась, и затаилась, слушая. Папа говорил, что "ему надоело", говорил отрывисто, чужим голосом, а мама что-то просила и плакала. Надя не поняла, что папе надоело.

Утром, когда Надя завтракала, мама ещё не встала, и Надя пила холодный чай, потому, что включать газ ей не разрешали. Она захлопнула дверь, повесила на шею ключ.
В школе Асеев сказал, что Надин папа теперь живёт в их подъезде, с тётей Аллой. Он, Асеев, даже был у них в гостях, у тёти Алла есть дочка, Марина, она учиться в их же школе. И Асеев после второй перемены, повёл Надю смотреть Марину. Когда  Надя увидела Марину, сердце у неё забилось, прямо заныло, ей захотелось плакать. Марина была очень красивая, нарядная, у неё были белые гофрированные банты. И Наде стало очень жалко маму.

Вечером пришла бабушка, мама сидела на табурете и молчала, Надя прижалась к маме, а Марина с бантами, как будто стояла за спиной.

- Мама в сто раз красивее, - думала Надя, обнимая маму и представляя незнакомую тётю Аллу.

К вечеру бабушка напекла ватрушек, и дала одну Наде в ладонь.
Ватрушка была горячая.
Надя вспомнила папин синий пиджак в полоску, и заплакала.

А на следующий день они с бабушкой пошли к тёте Алле, тайком. Бабушка туго заплела Наде косы, и вставила розовые капроновые банты. Им открыла Марина, и бабушка с тётей Аллой говорили на кухне. Марина показывала Наде новую настольную игру, и Надя молча сидела на краюшке прохладного стула.
По дороге домой бабушка купила Наде мороженое.

- Все образумится, все образумится, - говорила бабушка и гладила Надю по голове.

       
                АНЖЕЛА

Анжела была красивая. Это все знали. У неё были чёрные ресницы, и она говорила, растягивая слова, как и её мама. У Анжелы были лучшие воротнички в классе, и она меняла их два раза в неделю. Мама у Анжелы тоже была красивая, с черными волосами, от неё вкусно пахло, и она ярко красила губы. Когда Анжелина мама приходила на родительские собрания, все наши мамы как будто менялись. Мне так казалось. Моя мама начинала по другому улыбаться, и просила меня её не ждать, и идти домой, но как-то по другому просила.
Училась Анжела хорошо, её все хвалили, а моей маме говорили, что "хромает арифметика". Мы ждали мам с родительского собрания, не разбегались домой, и волновались. Мы рассматривали мам, у кого моложе и красивее.
Приходила мама Пермитина, двоечника, молодая, но какая-то вся бледная и сутулая, с сеткой и батоном внутри, её ругали, и мы жалели Пермитина (они жили в старом деревянном доме).
Однажды Анжела не пришла в школу. Потом мы узнали, что у неё умер папа.
И мы все решили пойти на похороны. Мы встретились у кинотеатра, и пришли всей гурьбой. На третьем этаже было очень много народу. И было много  мужчин, и женщин в черных  прозрачных шарфах. Мужчины стояли отдельно. Нас никто не прогнал. Мы увидели гроб, и Анжелу с мамой. Мама была бледная, с ненакрашенными губами, и очень красивая. Анжела молчала.

- Такой молодой, - говорила беловолосая женщина на четвёртом  этаже.

Мы возвращались, тихие, и боялись увидеть Анжелу в школе. Мы даже хотели, чтоб Анжела растягивала слова.
Потом Анжела вернулась, и вскоре мы всё  забыли, смеялись, и били мальчишек линейками по голове и плечам.
А у Анжелы появились новые, кружевные воротнички, и на собрания приходила мама, с ярко накрашенными губами.