Номер телефона убийцы

Надежда Семеновская
НОМЕР ТЕЛЕФОНА УБИЙЦЫ
У автобусной остановки сносили палатку. Несколько машин – советская Нева, грузовая газель и подержанная тойота-королла, - перекрыли узкую улицу, заблокировали палатку с трех сторон, не позволяя бульдозеру и подъемнику проехать.
Хозяева палатки, несколько мужчин и одна женщина средних лет, очень громко, криком пытались что-то доказать подъехавшей милиции. Особенно усердствовала женщина: то подлетала к участковому чуть ли не с кулаками, то картинно хваталась за грудь, изображая сердечный приступ, то ломала руки, - и непрерывно надрывно голосила, мешая русские слова с чужим гортанным языком.
На узкой, всего в два ряда, дороге, соединяющей станцию метро «Юго-Западная»  с «Калужской», уже образовалась серьезная пробка, машины сердито гудели. Толпа «безлошадных» местных жителей безуспешно ожидала автобуса. Высокий плотный майор вызвал по рации подкрепление.
- Омоновцы приехали, - пронеслось в толпе зрителей.
Десяток «космонавтов» быстро взяли ситуацию под контроль: решительно взяли скандалистов под белы руки и привычно, словно неодушевленный предмет, который не следует разбить или поцарапать, отнесли в милицейскую машину.
Тут на остановку одна за другой прорвал ось несколько маршруток и автобус, и мы с подругой смогли уехать. Вечером палатки уже не было.
- По-моему, ушла целая эпоха, - заметила подруга, - А ведь она тут простояла пятнадцать лет.

***   ***   ***

Не знаю, как дело обстояло в других городах, но в Москве коммерческие палатки появились в конце восьмидесятых, одновременно с кооперативными кафе, где можно поесть фигурное разноцветное мороженое, салаты и курицу – гриль. Палатки появились как-то вдруг, стройными рядами облепив подходы к метро и автобусные остановки, проникли во дворы, притаились возле гаражей.
Прежде советские люди знали только государственные киоски с мороженым, с табаком или со свежими газетами. В коммерческих палатках продавали все что угодно, от дорогих вин и коньяков до дешевой лимонной водки; от настоящих импортных джинсов, турецких кожаных курток до яркого местного ширпотреба; от дорогих телевизоров и видеомагнитофонов до самодельных  кассет с записями русского рока и попсы.
Палатки не закрывались на обеденный перерыв, многие работали круглосуточно, что безмерно радовало измученное дефицитом население. То есть цены, конечно, не радовали, и все же иметь в обиходе вещь из палатки считалось признаком достатка и, в некотором роде, крутизны.
Помню, как весь седьмой класс я копила деньги на настоящие джинсы, которые стоили целых пятьдесят рублей. Из седьмого наш класс почему-то сразу же перевели в девятый, а в копилке уже лежала заветная тридцатка. Перед Новым годом цены отпустили, и тридцатка превратилась в реальные три рубля.

В те годы еще существовала такая услуга, как получение талона на дефицитные товары по государственным ценам в обмен на макулатуру. Именно так нашим родителям удавалось пополнять личную библиотеку. Зная об этом, мы с подругами придумали настоящую аферу.
Собирать макулатуру был приучен любой советский школьник, старшее поколение охотно нам помогало, и через две недели у нас скопилось несколько центнеров бумажного хлама. В пару приемов мы отвезли его на пункт приема вторсырья, и там же за полученные талоны приобрели несколько комбинезонов и комплектов постельного белья для грудничков.
Прогуляв школу, мы отправились со всем этим добром в переход метро у Большого Детского мира. Несколько часов покупателей не было, а затем к нам подошел молодой парень лет двадцати, придирчиво осмотрел весь товар и купил всю партию оптом.
- Еще будет такое, девчонки – приносите вот сюда, - провел он нас к одной из палаток, - Меня Башмаком зовут. Не обижу…
Провернув операцию еще несколько раз, мы с подругой приобрели в палатке Башмака, который по дружбе сделал нам скидку, модные вареные джинсы за пятьсот рублей штука.

И уже перед самым окончанием школы, к выпускному балу, мне купили в коммерческой палатке мои первые взрослые туфли, черные с серебром лодочки на высоком каблуке. Платье сшили из парчи для штор, темно-синей, блестящей, расшитой черными бархатными кленовыми листьями с блестками, и в этом наряде, да еще с ниткой бирюзы на шее, я чувствовала себя королевой.
Как это ни странно, но туфли, видимо, и в самом деле попались импортные, настоящие итальянские, и они прослужили верой и правдой лет пятнадцать, пока моя нога окончательно не выросла из тридцать седьмого размера. Скорее всего, их привез из Италии один из первых русских туристов и сдал на продажу, чтобы оправдать поездку.

Многие считают, что палатки открывали только кавказцы, но это обманчивое впечатление. В начале девяностых, когда экономика рухнула, в коммерческих палатках и за прилавками вещевых рынков можно было встретить людей самых разных национальностей и профессий. Тут работал и интеллигентный еврей, специалист по органической химии, который вложил все сбережения в торговлю женской косметикой, и русский учитель физкультуры со своей женой – медсестрой, торговавший в ночную смену и очень стеснявшийся родителей своих учеников, и армянин Ашот, предлагавший яркие искусственные цветы, жестяные подносы и цветные бусы, и серьезные ребята – казанские татары, монополизировавшие торговлю кожаными куртками – косухами.
Оглядываясь назад, я понимаю, что коммерческие палатки одним позволили собрать первоначальный капитал для совсем другого бизнеса, а многим другим – просто не умереть с голоду в тяжелые времена, остаться в своей  стране и, если повезет, сохранить квалификацию и любимую работу.
Как это ни странно, со временем коммерческие палатки только криминализировались. В стране появились большие и недорогие сетевые магазины, открылись настоящие фирменные бутики. Сетевики и фирмачи быстро потеснили палаточников с самых выгодных и насиженных мест. Владельцы коммерческих палаток были вынуждены перейти только на продажу спиртного и сигарет. Палатки забивались все дальше во дворы, а там уже с ними боролись жители.

***   ***   ***

С Геной я познакомилась случайно, в дикий мороз и гололед, через неделю после Нового года. Инициатором событий стала моя собака, молодая ротвейлерша Нора.
Не слишком трезвый мужик средних лет барахтался в снегу на тротуаре, вставал на четвереньки и снова демонстративно падал. Его тянула за воротник пальто, за рукав усталая заплаканная женщина.
- Вставай, ну вставай же, пора домой, тебе завтра на работу…
Собаки – существа от природы общительные и любопытные. Нора удивилась такому необычному поведению двуногих и направилась понюхать четвероногого человека.
Увидев, что на него идет ротвейлер, мужик моментально протрезвел, мужик моментально протрезвел, вскочил на ноги, отряхнулся от снега, подхватил спутницу под руку и удалился по-английски.
- Сигареты с ментолом и шоколадку, пожалуйста, - протянула я деньги в крошечное окошко.
- Большое спасибо Вам, девушка, - отозвался продавец.

***   ***   ***

Гена – так звали продавца – жил прямо на рабочем месте, в палатке. В отличие от других своих коллег, он не имел сменщика и лишь иногда, не чаще раза в месяц, исчезал куда-то на пару часов. Знакомые шутили, что Гена должен войти если не в историю, то уж точно в Книгу рекордов Гиннеса как человек, который установил мировой рекорд, два года работая без единого праздника или полноценного выходного.
Как же ему это удавалось?
- Очень просто, - буднично объяснял продавец, - Сплю там, где сейчас сижу, вот на этом топчане. Греюсь обогревателем. Одеяло у меня из верблюжьей шерсти, и еще одно есть, ватное, так что не мерзну. Консервы, лапшу, чай, сахар и соки привозят для меня хозяева вместе с товаром. Жить можно.
Помыться и постирать одежду Гену пускал к себе один из постоянных клиентов, тихий алкоголик дядя Женя, в те дни, когда жена, угрожая разводом, в очередной раз собирала вещи и возвращалась к родителям. К счастью для парня, подобные воспитательные отлучки случались регулярно пару раз в месяц.

Такой трудовой энтузиазм Гены совершенно не радовал жителей микрорайона и родителей учеников ближайшей школы, расположенной совсем рядом от ларька, буквально в ста метрах. Палатка, в которой официально, согласно лицензии, должны были бы продаваться овощи и соки, на самом деле предлагала покупателям исключительно сигареты, выпивку и закуску.
Уже вышел закон, запрещающий продавать в палатках крепкие алкогольные напитки, закон, запрещающий продажу спиртного детям, никто не отменял с советских времен, но Гена, конечно же, имел в виду все эти юридические тонкости. Все местная школьная шпана, начиная чуть ли не с пятого класса, закупалась у него пивом и коктейлями в железных банках.
От этой жуткой бормотухи – сомнительного качества этилового спирта, воды, таблеток аспирина и пищевых красителей, - одной девочке стало так плохо, что ее с трудом откачали в реанимации.
Родительский комитет и несколько активных пенсионерок – местных общественниц отправился с делегацией к директору школы.
- А что я могу сделать? – развела руками директор, - Не я же эту палатку там поставила.
- Так напишите жалобу, -уперлась мама пострадавшей девочки, - Если не поможет, пойдем выше. Я хоть до Кремля дойду!
- Не стоит привлекать лишнее внимание, - заметила директриса, - Репутация школы может пострадать. Сами понимаете…
- Что я должна понимать? – взвилась мама, - Моя дочь чуть не умерла. Вы что – с ними в доле?
- Что Вы себе позволяете? – покраснела директор.
- Я в прессу пойду. Приглашу телевидение, - с решимостью отчаяния обещала мать.
Директор школы сочла за благо жалобу все же подписать.
Взрослое население микрорайона тоже не жаловало Гену, так как он продавал и давал в долг водку проверенным людям – местным алкашам, долги которых приходилось отдавать  семьям.  Родственники таких должников не раз собирались набить ему за это морду, но передумывали и оставляли парня в покое.
Гена был трус. Дело было не только в его физическом несовершенстве: мелкий, худой, сутулый, с косящим правым глазом. Гена производил впечатление существа, которое старается занимать на белом свете как можно меньше места.
- Что я могу сделать? – покорно и потерянно разводил он руки, стараясь не смотреть людям в глаза, - Я однажды им отказал, так они палатку помяли. Бутылки и камни кидали, а я же за имущество отвечаю. Войдите в положение…
Мужики молча, брезгливо плюнув, входили в положение и расходились по домам.
Наверное, именно по причине забитости местные женщины жалели Гену и иной его подкармливали его кто салатом, кто супом или вторым блюдом. Кастрюли, сковородки и тарелки возвращались вылизанными и даже немного помытыми.

***   ***   ***

Однажды у меня в выходные дни сломался замок, семья была на даче, слесаря на месте не оказалось. Оставалась одна возможность не мокнуть под дождем на улице – попроситься в палатку к Гене.
Мы пили пиво и говорили за жизнь.
- Сегодня жена приходила, деньги забрала, - радостно сказал Гена, - Скоро и сына увижу.
- У тебя семья есть? – я открыла рот от изумления.
- Конечно. Я же москвич. Только я не живу с ними – боюсь.
Гена рос в коррекционном детском доме. Закончив вспомогательную школу, он в положенном возрасте получил от государства однокомнатную квартиру.
- Хорошо было. Приходили друзья в гости.
Друзья чуть не лишили Гену дееспособности и не упрятали пожизненно в психоневрологический интернат. Парня спасло чудо: соседка с первого этажа оперативно расписалась с ним в ЗАГСе, прописалась к законному мужу и через пять  месяцев после свадьбы родила сына.
- Когда-нибудь мы будем вместе, - вздохнул Гена, - Слушай, ты в газете работаешь, узнай, а как те, кто меня…
Гена протянул мне листок с телефонным номером «друзей», но, узнав, что придется давать интервью на диктофон и подтверждать свои слова у следователя, пошел на попятную.
- Я в интернат не хочу, - перепугался он, - Нет уж, лучше тогда не надо.

***   ***   ***

Многочисленные жалобы жильцов во все инстанции все же возымели действия, и через три месяца палатка переехала в другое место.
Еще через год, в 2008-ом, депортировали в Грузию хозяев Гены.
Самого Гену я не видела ни разу с  момента переезда. Но дома у меня так и лежит листок с записанным номером телефона – номером телефона убийцы.