Улица Гоголя

Владимир Коркин Миронюк 3
   Улица  Гого*ля 
                новелла
               
   Он любил проявляться в начале  осени, когда многие молодые люди  носили куртки с капюшоном. Тогда его рыхлое лицо не могло привлечь к себе внимания, а массивные почти из льда очки скрывали полное отсутствие глаз. Они ему и не нужны, вместо них – эллипсовидные отверстия в некой паутинной окантовке. Он, это то, что считалось в Верховном Занебесье душой Гоголя. Как ликовал бывший знаменитый литератор, когда нередко вместе с другими небожителями вытягивался то в некий парообразный шлейф, то в виде облачка с вершинкой, напоминающей  конфигурацию головы живого писателя, и  свободно и часто очень кучно, совместно с другими жителями Матрицы, парил в воздушных струях над Землей. Правда, как и многие, он плыл почти на спине и мог видеть, что творится там, внизу, как бы скосив так называемые глаза. Но то, что осталось от его тела, не лежало на останках спины, поскольку Он по недосмотру врачей был похоронен заживо, в своём необычном летаргическом сне, потому изволил, пока хватало воздуха, ворочаться. Только силы покинули его. Впрочем, о том его душа не хотела думать, чтобы не терзать себя зазря, ему никто и ничто не могло помочь, во всех реестрах земных и небесных Он числился покойником. Он не был ни убит, ни умерщвлён, и не ушёл из жизни безгреховным младенцем или юношей, потому предстояло долго лежать в Матрице.
   Радовало одно: двойников его души  автоматически раскидали Небесные Силы по Дальнему Космосу в Галактики и Созвездия, где не доставало очеловеченных сущностей. Он был просветлённым человеком, и мог реинкарнироваться в Светлую  Личность, стать достойным обладателем права продолжателя Важной Жизненной Струи Планеты, принявшей Его в круг почти Избранных сущностей. Его писательское имя превратилось Там в своеобразный стартовый капитал для восхождения на некие Вершины планетарного бытия. И к внеземному  Верховному Занебесью шли волшебные волны из предальнего космического далека с изображениями Его оживших копий души. Все они приносили Ему радость, кроме одной, чей стилизованный абрис указывал на бузотёра и в общем дурной сущности.
   Со временем Это его продолжение не обрело благородные черты. И от того Он спускался на Землю в укромном месте  с непреодолимым чувством и своей собственной вины в том, следовательно, что в прошлой жизни земным человеком где-то и как-то он поступал не совсем нравственно. Однако ковыряться в прошлом не стал: Он никак не помог повлиять на свою копию. Та сама была обязана выйти из круговорота негатива.
   Он оказался в неком городе на конечной троллейбусной останове. Привычно повернув  капюшон  к окну, всматривался в улицы, в людей, заодно прислушивался к разговору двух женщин: одна развалилась на сиденье впереди него, а другая стояла рядом с ней, вероятно, знавшая её. 
   Сидевшей в кресле, наверное, надоела никчёмная болтовня, и она нетерпеливо бросила знакомой:
- Ну, ладно, с тобой, как говорится, всё ясно, а ты вообще, где сейчас живешь?
Ответ не замедлил:
- Так вот, на Гого*ля.
  Полнотелая рассмеялась и, хохотнув, будто всхлипнув, обронила:
- Ты хоть в школе училась?
- А что? Ну, после восьмилетки двинула в ПТУ. Училась варить всякую ерунду для пищевого эавода. Нет, а чего ты?!
   Впереди сидящая лишь приоткрыла рот, а он уже каким-то образом знал её ответ, но насторожился, речь шла о его родной фамилии.
-  Таська, ты всегда была дурёхой. Го*голь он, позапрошлого века писатель, а не Гого*ль.
- Подумаешь, оно мне надо!
- То-то и оно, это ведь твоя Ангелиха стырила из моей библиотеки томик Гоголя, когда прибежала ко мне, чтобы я за неё, неумеху, написала сочинение. Пока я чайник на кухне ставила на огонь, она смылась, не попрощавшись.
- Не ври! Дочь не такая!
- Что, не в тебя? У своей подруги спёрла в буфете серёжки!
- Да ты «гэ» на лопате! Приваживала к себе молодого хахаля!
- Ах ты, суконка! Да все, кто тебя знает, со счёту сбились, кому ты только не раздвигала свои свинячьи ноги.
- Ну, фря. Я ещё тебя достану!- и с тем на ногах стоящая смылась на остановке из салона.
   Боже мой, подумал Гоголь в капюшоне, сколько уж минуло десятилетий, как меня наспех опустили под землю, а нравы людские не изменились.
   Изумленные пассажиры заметили, как внезапно сдулась и сникла  куртка с капюшоном, а в приоткрытую сверху салона вентиляционную  продушину устремилась, закручиваемая в винт, белёсая парообразная струя.
***