Ночь выдалась трудной, теперь это стало частым явлением, но совсем
не это волновало Ефимыча – поселилась в душе какая – то тревога, будто
что –то недоделал, недодумал, и заглушить эту тревогу ничем не мог…
И то что друзья едут – радовало, но какая - то неспокойность оставалась.
В шахте – за много лет работы - научился молчать,
мысленно обсуждая дела с друзьями и с женой, не раз замечала ему Полина,
совсем разучился разговаривать, а внуки хотят всё знать. ..
- Ефимушка, мы так с тобою наговорились! - смеясь, бывало, говорит она, выпроваживая
с кухни, оказывается, вообще не проронили ни слова, хотя весь день рядышком.
Старенький родительский домишко стал истинным спасением
от всех напастей, но и утратой прошлого, настоящего, без учёта лет
собственного бытия.
Родные уральские места наполняли силой.
Занимался хозяйством и рыбалкой. Ходил к речке с удочкой, встречал солнце
и разговаривал со своей Полинушкой.
Сегодня приснилась она молодой девчушкой у Журавлиного озера в степи.
Бежала , высоко вскинув руки, провожая поднявшийся в небо клин журавлей, сама похожая на голенастого журавлёнка. Даже во сне он задыхался от нежности,
обнимая её хрупкие плечики; смеясь, она щекотала ему подбородок ,
уклоняясь от поцелуев, грозилась разлюбить колючего «медведя».
Он вскидывал её как ребёнка над головой, ловил крепкими шахтёрскими
руками и ,тоже шутя, приговаривал:
- Разлюби, только не улетай, Журавушка моя.
А она, легко взмахивая руками, уже звала к озеру – и он шёл, шёл за лёгким призрачным видением, не чувствуя ни себя, ни времени, ни утренней изморози, стараясь не потерять в густом тумане исчезающий облик, ощущая бездну невесомой бесконечности…
Очнувшись, безотчётно долго смотрел на мелко собирающуюся влажность, покрывающую листья печального ивняка.
Утренняя морось ознобом пробиралась под лёгкую рубашку.
Ему казалось , что уже давно стоит у речки , и уже мостки видны в отступающем
и светлеющем тумане, но не помнит - почему , и как будто кого – то ждёт,
что - то должно произойти.
Холодный , тяжёлый от влаги, воздух перекрывал дыхание,
что – клинило в груди , хотелось откашляться, но не было сил. Да – да - он ждал,
сейчас придет, как всегда, Полинушка, принесёт свой волшебный густой и ароматный
отвар трав… - и понял – ждал этого горячего глотка, когда в груди враз как – то
мягчело, тогда он с лёгкостью откашливался – свободно вздыхал.
Ефимыч огляделся : собака преданно сидела справа у ноги, но вот Полинушки …
- Господи, да ведь её уже год как нет. Он понимал, что живет как - то по инерции, не думая о завтрашнем дне, потому что без неё холод одиночества и беспредельная усталость, бесприютная обречённость - вот что тревожило и угнетало.
Не было ни дня , ни часа, чтобы не вспоминал …. как было не обожать её,
заполнившую все фибры его тела и души, биолог по образованию – она оказалась в
семье домашним врачом, самозабвенной заботой вытащила его с того света, совершенно
забыв о самой себе, – корил себя, мучился совестью – не уберёг журавушку.
Она вошла в его жизнь тоненькой звенящей стрункой , радостно будоражила , заглушая все и всяческие звуки и порывы: ни война – с её смертями, грязью и грохотом –
ни болезни не оставляли большого следа, если слышал в душе её биение – верил, что если жив - выкарабкается, беззаветно верил в своё продолжение с нёй…
Иногда удивлялся самому себе – как и почему девчушка имела над ним
такую власть. Смеялся над её, как казалось ему, наивной жалостью и трепетным
отношением ко всякой букашке и травинке.
Большой и грузный , он как – то наступил на лесной тропе на цветок похожий на землянику,
а когда оглянулся, то был озадачен – жена нежно расправляла стебелёк и чуть не плача
уговаривала его простить и не покидать Землю, оказалось, – раздавил редкий вид белой
фиалки, занесённый в Красную книгу.
С высоты теперешнего положения понимал как сказалось её влияние на все этапы
жизненного выбора – и учёба, и шахта, и Афганистан… дети, поэтому жалел и любил безоглядно, стараясь соответствовать, не разочаровывать,
быть тем плечом, которому она доверилась. Её трудом создалась и утвердилась непередаваемо -
родная атмосфера семьи, радостно непринужденная свобода общения и любовь.
Туман медленно редел, рассеивался под напором света,
но сон, в котором он ясно видел через окно лицо молодой жены, держал крепко.
Он готов был для неё на любой подвиг, вспомнил, как она ,показывая на шумящий грозно летний поток реки, с сомнением качала головой:
- Едва ли можно здесь купаться, - а он с разбегу отчаянно кидался с берега,
кричал,что уже согрел воду и звал ,звал окунуться: « Я спасу тебя – прыгай…». Всё его тело
трепетало радостной упругой силой, было таким лёгким и невесомым, что ,казалось,
готов наперегонки носиться с бурными струями неугомонной Исети. И она купалась ,
купалась в его руках, бережных и сильных, безмятежно доверяясь ему…
Солнцё набирало силу . Небо, будто умытое первыми, ещё лёгкими ночными заморозками,
потеряло романтическую силу, отодвинулось высоко – высоко, стало холодным и
недосягаемым. Солнечные лучи разбили туманную плотность –
и вдруг солнце озорно и ярко осветило разноцветную красоту…
- … и защемило… и заныло сердце при виде царского убранства осени.
-- Да – да, столько всего произошло…
Она любила это время ... это её привет и благословение...
И отпустило - вздохнула благодарно грудь. Легко стало на душе, как
будто не давит на плечи многолетняя жизнь с её потерями и болью. И глухие полутёмные шахтные разрезы и штольни остались где - то в другой жизни...
И страх , беспокоивший ночами сердце, оставил его.
Влажный и холодный, осязаемо плотный воздух наполнял грудь живительной силой,
хотелось бежать к солнцу, согреться и стряхнуть зябкую дрожь.
Этим благодатным и необыкновенным утром встретил Ефимыч своих друзей и
увёз к себе, в летнюю пристройку на берегу Исети.
Обычно бурный и игривый приток – в это время разгулявшейся осени – притих и
по чистой глади задумчиво кружил золотисто – красные листья прибрежных деревьев.
Тропинка, усыпанная шуршащей листвой березняка, привела к домику,
почти невидимому среди кустарников.
-