Боевое крещение
– Папа, пусть слоники еще побегают.
– Доченька, слоники устали.
– Папа, последний раз!
– Ну, хорошо! Самый последний раз...
Рота!Одеть противогазы!!! Бего-о-ом марш!
Анекдот
После привала «жить стало легче, жить стало веселей». Плечи уже немного свыклись с наличием груза за спиной, и хотя Иван понимал, что завтра они будут неминуемо и противно ныть, но то будет завтра. А сейчас он с любопытством крутил головой во все стороны, пытаясь углядеть все те чудеса, о которых живописали в прессе всевозможные работники изящной и не очень словесности. Сказать, что по мере продвижения в глубь Зоны становилось «всё чуднее и чуднее» было бы преувеличением. Да, деревьев, подвергшихся мутации, навстречу путникам попадалось всё больше и больше. Столько крон, покрытых ведьмиными метлами, Иван еще не встречал ни в одном лесу. Мистическое, пугающее это образование – вполне нормальная на вид ветка вдруг словно взрывается во все стороны длинными иглами-отростками. Подобное аномальное разрастание тканей бесплодных побегов и в нормальном-то лесу глаз не радовало, а в этой стране ужасов действовало на психику просто угнетающе. Положим, обилие данной мутации можно было приписать высокому уровню обыкновенной радиоактивности. Ей же можно было бы предъявить упрек и в дерзости окраса лиственного покрова многих древ, с первого взгляда трудно идентифицируемых. Вроде обычная сосна растет, а вот иголки вместо привычной зелени, то коричневым отливом лоснятся, то фиолетовым. А у данной осинки листочки на ветках вовсе сами собой шевелятся. Хоть и хочется списать это на легкий весенний ветерок, да не выходит. А вон там, в высоком сухостое, вдруг сверкнули алмазными искрами на солнце два парящих шарика. Иван моргнул несколько раз и даже протер глаза тыльной стороной ладони. «Нет ничего! Что за чудеса? А может это просто воображение разыгралось? Мозг искажает, дорисовывает поток зрительной информации, ворвавшийся через хрусталик глазного яблока? Глюк, по-ходу», – Иван тряхнул головой и стал внимательнее смотреть под ноги и за своим сектором обзора. «Земля, как земля. Травка зеленеет, солнышко блестит. Зачем создавать себе иллюзорные страшилки? Здешний мирок не поленится предоставить тебе реальные. В полный рост, так сказать».
Хотя и прошмыгнула последняя мысль в голове Ивана, стремительно и опасливо, подобно серенькой мышке, прячущейся в уютной темноте норки, но услышала её Зона. Услышала и злорадно реализовала со всей своей извращенной фантазией. Стройная шеренга железобетонных столбов электропередачи, что тянулась к покинутой людьми деревушке, мгновенно дала понять «экскурсантам», что иной здесь мир. И отнюдь не радиоактивный выброс далекого 1986 года этому причина.
Ну никак нельзя назвать бетонный столб, вдруг изогнувшийся в середине под прямым углом над поверхностью земли, неживым предметом. Просто язык не повернется! А если учесть, что обрывками своих алюминиевых проводов он заинтересованно и энергично шарит среди кустарника, то в его безобидности возникают вполне весомые сомнения. Вот бетонно-гуттаперчивый выпрямился, а в его проводах-щупальцах задёргалась в смертельной агонии неведомая зверюга. Всяческие сомнения в агрессивности данного феномена у всех исчезли разом. Несомненно, это жестокий, неумолимый хищник, только и ждущий, когда беспечная добыча попадет в зону досягаемости его металлических щупалец.
– Интересное кино из жизни растений и животных. Познавательное, – хоть и пытался Басмач скрыть испуг за показной бравадой, но пробивался он в голосе хриплыми нотками и ни для кого не явился секретом. Впрочем, у остальных даже на подобное не хватило дерзости. Все мысленно примеряли на себя стальную хватку мутанта.
– Рыболовную сеть вам на оба винта! Кашалота вам в друзья и товарищи! Я же чуть «отмычки» не лишился! И это в первый же день, – сталкер явно был огорчен своим промахом. – Эй, Джинн, что застыл? Отгребай малым ходом назад. А то крайний верзила еще достанет невзначай. Да… придется другим маршрутом к этим деревенским развалюхам шлепать. Вот только на карту бетонных охотников нанесу…
После перекура проводник впередиидущим поставил Ивана, что являлось обоснованным и понятным. Джинну необходимо было психологически отдохнуть – не просто пережить реальную перспективу оказаться в роли мотылька, спелёнутого металлической паутиной. То, что разбойники единой энергосистемы каким-то образом питались биологическими объектами, все уяснили без лишних разъяснений.
Весенний день близился к своему завершению, поэтому Док то и дело поторапливал Ивана. Тот нервничал, опасливо ставил ноги на коварную здешнюю землю, словно на неокрепший лед лесного озера. К счастью, никаких сюрпризов на пути больше не попадалось и группа подошла к желанной деревушке даже с небольшим временным запасом.
Снорк возник как фантом. Возник разом и из ниоткуда, выпрыгнув навстречу, как пресловутый чёртик из старорежимной табакерки. То ли из-за куста, то ли из-за груды гнилых бревен, когда-то составлявших хозяйственную постройку, опознать назначение которой уже не представлялось возможным. Ивана спасло лишь то, что снорк не рассчитал траекторию и приземлился в неудачной точке – всего-то в трёх метрах. Окажись он метрах в шести-семи, и большинство пуль не достало бы его в фатальном для Ивана втором прыжке. Завершись прыжок в непосредственной близости от Ивана, и автомат оказался бы бесполезен, как крем от загара в зоне поражения световым излучением при ядерном взрыве.
А так, Иван успел нажать на курок. Просто от неожиданности палец сам вдавил спусковой крючок, не нуждаясь в осознанном приказе головного мозга. Ствол автомата повело снизу вверх, выкидывая практически все пули в корпус снорка, который, сокращая дистанцию, взвился в поправочном финальном прыжке. Вот тут-то и сказался могучий калибр патрона 7,62. Переродившиеся мышцы снорка, стянутые искалеченной ДНК в тугие жгуты, по плотности не уступающие армированной автомобильной резине, порой не пробивались крупными пулями насквозь и принимали почти всю их энергию на себя. А каждая пуля массой 7,9 грамма при начальной скорости 715 метров в секунду ударяла в тело снорка с кинетической энергией 2019 Джоуля. Это приблизительно так, как если бы снорк получал в корпус град ударов от боксера с кулаками массой килограммов по пятьдесят каждый. Очередь практически остановила снорка в какой-то точке полета и отбросила его назад и в сторону. Перед лицом Ивана лишь мелькнул вонючий гипертрофированный кулак, удар которого наверняка поставил бы грязную точку в его вынужденной экспедиции по столь экзотическим местам. Упал мутант плашмя на спину – не кошка, чай, хвоста-то нет. Это лишь кошачья порода способна практически с любой высоты приземлиться на четыре лапы, стабилизируя свой полет вращением хвоста. А со снорком Природа или маньяки-ученые в этом плане малость дали маху. И за то Иван им спасибо сейчас сказал бы не единожды, потому как, пока снорк переворачивался и вскакивал на лапы, он словил таки головой парочку пуль из автомата Дока. И пусть их калибр был меньше, чем у Ивана, но воздействия оных вполне хватило, чтобы из противогаза брызнуло веером что-то не совсем эстетичное и по цвету, и по запаху.
– Живо отходим, – рявкнул Док застывшему от такой фееричной картины Ивану, – Среди этих развалин нам хана. – и, не дожидаясь реакции последнего, рванул его за рукав за собой.
Отскочили к основной группе они вовремя – из-за разрушенного строения появилась парочка обезьяноподобных существ. Жилистые, одетые в изношенные до неприличия военные комбинезоны, с респираторами на головах. Если бы не щекотливость ситуации, они, пожалуй, могли бы вызвать не только улыбку, но и целый букет острот своим нелепым видом и поведением. Живая пародия на слоников поблескивала стеклами противогазов и забавно раскачивалась из стороны в сторону, стоя на четырех конечностях. Причем, раскачивалась дергано, непредсказуемо.
– Стрелять по цели в фазе прыжка, делая упреждение! Желательно, в голову! По моей команде! – проорал Док, – На расстоянии двадцати метров патроны не жалеть! Мои бойцы – левого, Басмача – правого, – отрывистые фразы буквально рубили, казалось, спрессованное напряжение. – Басмач, давай начнем. Они не отстанут. Глядишь, и залепим хоть одному маслину посреди глаз. По два патрона. Огонь!
Автоматы грохнули одновременно. Так же одновременно взвились в воздух два уродливых тела. Кто-то все же попал – это было заметно по тому, как дернулась левая лапа одного из снорков. Пуля, предназначенная сделать дырку в черепе, просто не застала желаемой цели – мутант успел прыгнуть. Передвигались твари с ужасающей быстротой и непросчитываемостью. Казалось, прошло лишь мгновение, а снорки уже сократили пятидесятиметровую дистанцию вдвое. Приказа Дока не потребовалось – жахнули из всех стволов, от страха столкнутся с данными аборигенами тет-а-тет. Попадания были – пару раз того или иного прыгуна динамическим ударом сбивало с ног, но это на их прыти не отражалось никоим образом. Исход стычки решила тактическая ошибка попрыгунчиков – в какой-то момент их траектории перекрестились, и пули, предназначенные для каждого в отдельности, слились в единый смертоносный рой. Одному прыгуну фатально, но закономерно не повезло – одна из пуль снесла ему пол черепа. И скучал он в преисподней недолго – его подельника Басмач и Док слаженно нашпиговали металлом уже без особых хлопот.
Только тогда Иван отметил, что уже несколько секунд безрезультатно давит на спусковой крючок – все тридцать патронов были отстреляны. Он дернулся перевернуть скрутку рожков и вдруг понял, что не в состоянии разжать пальцы – их просто свело судорогой от чрезмерного усилия. Бросив быстрый взгляд на товарищей, Иван про себя вздохнул с облегчением – картина была еще та. Бомж с гримасой боли потирал отбитое прикладом плечо. А у Джинна текла из носа кровь – крутясь на месте вслед за проворными снорками, он умудрился неудачно столкнутся с Бомжом.
– Магазины сменить. Отстрелянные – перезарядить, – отдал команду Док, посылая по контрольной пуле каждому снорку в голову. – Даю пять минут на перекур и все иные интимные дела.
– Вот же сатанинское отродье. Я до сего момента и не верил, что такое возможно, – прогнусавил Джинн, защелкивая патроны в магазин своего «калаша» трясущимися, измазанными кровью пальцами. – Похоже, действительно суперсолдатиков учёные готовили в здешних лабораториях. Вот только к чему им противогазы эти сдались, если фильтры оборваны?
– Сходи сними и посмотри на их рожи. «Ты все поймешь, ты все увидишь сам», – глумливо пропел сталкер. – Это же не зомби у которых пси-полем практически весь мозг нафиг выжгло. У снорков он довольно адекватно реагирует на обстановку – сами видели уровень координации движений. Скорее всего, частично сохранились и эмоции, вот они лица свои лицезреть и не желают, – усмехнулся своему черному юмору сталкер.
– А другие снорки не набегут? Может, слиняем сразу? – предложил Деляга.
– Куда, дорогой? Нюх у них обострен невероятно – вмиг отыщут по следу. Если прискачут братцы-прыгунцы, то от них далеко не уйдешь. Остальную живность они в округе явно свели на ноль. Здесь такое правило: доминирует только один вид фауны.
– Они что, и кровососов могли разогнать? – заинтересовался Бомж, неуклюже пытаясь присоединить рожок к автомату.
– Тьфу-тьфу-тьфу. Еще накличешь на наши головы, – рявкнул Док, выбрасывая окурок сигареты, высосанной в три затяга. – Не тупи, Бомжара. Если бы здесь имелась берлога кровососов, снорков в этом месте давно не было бы. По крайней мере, живых, – нервно хохотнул сталкер.
– А может, он был один, и снорки его втроем замудохали, – с наслаждением выпуская дымок сигареты, произнес Басмач.
Этим измышлением он поставил Дока в тупик. Тот даже затылок почесал в задумчивости. Правда, опомнился почти мгновенно.
– Хорошо, что здесь не оказался контролер. А то, возможно, в живых не было бы уже нас. Уж данный типчик организовал бы атаку с двух сторон. Это как минимум. Короче, хватит гнать порожняк. Постреляли мы знатно, а у падальщиков это безусловное приглашение к трапезе. Чай, желудочный сок уже литрами выделяют. Все собрались? На ночлег прибиваться пора.
Пройдя мимо мутанта, первым так «удачно» поймавшего очередь в упор из автомата Ивана, группа осторожно свернула за обвалившийся сарай и вышла на деревенскую улицу.
В остывающей тишине весеннего дня заброшенные дома выглядели совсем уж печально. Не зря говорят, что покинутое хозяевами жилище быстро умирает. Иван не задумывался над данной мыслью, но вот в сей миг, когда перед его глазами лежала целая деревня, некогда бурлящая человеческими страстями, а сейчас пустая и безжизненная, эти слова наполнились визуально подтверждаемым смыслом. Многие дома враждебная активность аномалий и мутантов пощадила, обошла стороной, но и они несли на себе явную печать забвения и какой-то невыразимой печали. Доски обшивки утратили защитную кожу окраски и теперь потемнели от влаги, повсеместно завоеванные очагами плесени и мха. Даже уцелевшие стекла окон потеряли свой здоровый жизнерадостный блеск и теперь тускло и безнадежно взирали на группу людей, не способных вернуть им уют и тепло. Что уж говорить о строениях, порушенных всяческими передрягами, случающимися в Зоне повсеместно и ежечасно. Вот домик, заросший со всех сторон крапивой и молодыми побегами деревьев, зияет развороченным углом. Создается навязчивое впечатление, что кто-то, необделенный силушкой богатырской невиданной, просто разорвал кладку бревен в разные стороны, обнажив внутренности строения. А здесь и того забавнее, если это выражение уместно применить в данном случае, не глумясь над человеческой моралью – половина пятистенка была просто впечатана в землю. Переход от прессованной древесины к оставшейся половине домика осуществлялся плавно, в виде сплюснутых и расщепленных сосновых бревен. Следующий домик внушал неподдельный ужас своей чистотой и опрятностью. Казалось, что его покрасили только вчера – краска, несмотря на вечернее время, сияла свежестью, поражала взор своей насыщенностью. Резные наличники изумляли белоснежным кружевом диковинного узора. Но апофеозом безумия замерзшего времени явился граммофон, водруженный на подоконнике распахнутого настежь окошка, который вдруг без видимых причин ожил. Сияющая никелированная головка с поворотной иглой плавно опустилась на шеллачную пластинку, и над почившей в бозе деревней раздались пронзительные звуки. Обтянутый коричневым дерматином, когда-то неимоверно модный и дорогой, раритет из тридцатых годов прошлого века проигрывал столь же древнюю песню. Хриплый, скрипучий голос неведомого исполнителя пафосно выводил:
Наверх, вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает…
Сага о легендарном крейсере, затопленном своим же экипажем, о корабле, пусть в дальнейшем и пережившим дважды плен, но, в конце концов, избежавшем позора в шторме Ирландского моря.
Не шевелясь, все дослушали песню до конца и только, когда звукоснимающая игла завершила последний виток спирали и начала неустанно нарезать окружность, магическое оцепенение спало.
– Док, кто его завел? – утилитарный вопрос Басмача взрезал тишину, нарушаемую лишь противным скрипом иглы о затертую пластинку.
– Не волнуйся – не люди. Этот патефон всегда проигрывает песенку для незваных гостей. Что интересно, она всегда разная и в ней заложен скрытый смысл, непосредственно увязанный с очередным посетителем этой деревеньки.
– Ну и как мы связаны с этим песняком? – Деляга уже без испуга презрительно оглядывал окрестные строения.
– А кто ж его знает. Я в море ходил не единожды, может в этом причина. А может и в ином. Время покажет. Ладно, пошли дальше. Надеюсь, желания пошуровать в этом теремке ни у кого не возникло? – его взгляд, словно случайно, задержался на Деляге.
– У меня возникло желание пулю залепить в эту музыкальную шкатулку, – Басмач поудобнее перехватил свой автомат, – Шучу, шучу. Что ты не понял, в самом деле? – усмехнулся он, реагируя на лицо проводника, вытянувшееся от изумления.
На обочине деревенской дороги лежал зомби – точнее то, что от него осталось после раннего ужина снорков. Все постарались отвести взгляд – более неэстетичной картины придумать было трудно. Хотя есть любители посещать, так называемые, художественные выставки, где в качестве экспонатов задействованы части человеческого тела, обработанные специальными составами. А то и целиком выставляются в витринах трупы людей, поправ все привычные нормы морали. Трупы препарируют таким изощрённым образом, чтобы одновременно продемонстрировать, как всю сложность внутреннего строения человеческого тела, так и безупречность «технических решений» Творца. Мистическая гармония совершеннейшего из биологических объектов нашей планеты поражала воображение посетителей. И ведь пользуется определенным спросом такое «искусство»! Находятся ценители. Иван подобной «красоты» не понимал, поэтому с трудом сдерживал рвотные позывы от столь неприглядного натюрморта у сельской дороги.
А вот Док склонился над тем, что когда-то было живым человеком, ловко разрезал кинжалом лямки «разгрузки» и стащил ёе с тела. Неторопливо стал извлекать из многочисленных карманов содержимое.
– Нечего кривиться. Лучше по сторонам смотрите, а то соседство зомбаку обеспечите влёт, – среагировал он на неодобрительный взгляд Ивана. – Да, негусто, – подытожил сталкер ревизию изъятого имущества. – Три гранаты для подствольника, полупустой баллон аэрозоля для обработки следа, КПК, две запасные обоймы для Стечкина. А вот самого пистоля, к сожалению, хлопцы, нема. Рюкзак наш незнакомец утратил совсем недавно. Очень жаль. Автомат, скорее всего, тоже где-то здесь валяется.
– Так давай организуем поиски. Пусть мужики прошвырнутся по дворам. Навар лишним не бывает, – с азартом в голосе предложил Деляга.
– Не суетись под клиентом. Можно было бы и поискать, да солнышко к закату клонится. Риск велик и не оправдан, – пресёк на корню неуместную инициативу проводник. – Вечереет. Пора на ночевку определяться. В Зоне в туристической палаточке ночью не перекантуешься. Только надежные стены, крепкий потолок и неприступная дверь могут дать путнику шанс испить утренний кофий. К вашему счастью, дядя Доктор имеет возможность предоставить вам подобные гостевые палаты.
* * *
Апартаменты, предложенные бывалым сталкером для ночлега, не могли похвастаться ни размерами, ни уютом. Они представляли собой кирпичное строение общей площадью пять на пять метров, с голым бетонированным полом и полным отсутствием даже следов штукатурки. Зато радовали глаз и согревали душу прочным потолком из железобетонных плит, качественно заложенными кирпичом окнами, внушительной металлической дверью.
– Что это за дивные хоромы? – озвучил Басмач вопрос, который у всех вертелся на языке.
– Да леший его знает. Главное, здесь относительно безопасно. По крайней мере, меня так уверяли, – суеверно поправил себя проводник и внимательно осмотрел внутренние засовы.
– Ага. «Безопасно», – ехидным голосом прокомментировал ответ Деляга. – Если те трое, что пытались нас схавать – это «безопасно», то да, я спокоен.
– Это называется форс-мажор. В Зоне оно завсегда так. Сейчас все мирно и тихо. Ну сплошная идиллия. А уже через мгновение возможны Содом и Гоморра. Зона – она дама капризная и безжалостная. Поэтому радуйтесь, что есть хоть такая крыша над головой.
– Скорее всего, это склад газового оборудования. Во всех больших деревнях подобные были, – высказал Иван свою догадку. – Я у входа парочку ржавых баллонов видел. Да и вон, в углу вентили старые валяются.
– А хоть бы и так. Но я повторяю: здесь относительно безопасно. И костер можно запалить. Бомж организует сей несложный технологический процесс, а мы покамест с Басмачем охранную систему по периметру установим.
Кострище представляло собой старую железную бочку с неаккуратно прорубленной топочной дырой сбоку. Отвод дыма предусматривался через отверстие в верхней стенке, к которой была довольно плотно подведена прямоугольная труба бывшей вентиляции. По сути, эта система была уже и не кострищем, а могла смело претендовать на гордое звание – «Топочное устройство».
Занятое группой помещение довольно регулярно служило пристанищем различным странникам. Об этом можно было судить по многочисленному инвентарю и хозяйственному инструменту, вероятно собранному по ближайшей округе и сложенному в кучу у стены. Даже кухонная посуда имелась в достаточном ассортименте.
У стены заботливой рукой предыдущих временных хозяев была складирована приличная куча разнообразных досок и иного деревянного хлама. Старая добрая традиция таежных охотников возродилась и на этой опасной для людей территории. Ведь если бы не эта корпоративная предусмотрительность, группа, вероятнее всего, осталась бы без горячей пищи и тепла.
Иван добровольно взялся помогать Бомжу в разжигании очага. Хотя найденная ржавая двуручная пила уже и мечтать перестала о заточке, а поэтому грызла доски нудно и нехотя, все же упорство людей победило и в этой схватке. А уж поколоть плашки и вовсе было делом плёвым, привычным. Иван так увлекся, что наготовил дров даже с избытком.
Прошло не так уж много времени, а в котелке уже заманчиво побулькивала гречневая каша в пакетиках. И пусть она и близко не напоминала ту, настоящую, упаренную в домашней печи до состояния полного совершенства – всё равно это была горячая пища, столь необходимая после тяжёлого дневного перехода. Вспоротые пухлые пакетики наполняли аппетитным ароматом помещение и притягивали алчные взгляды не хуже неодимовых магнитов, славящихся невероятной силой.
– Так, пацаны, сегодня вы получили реальное боевое крещение Зоной. Это дело необходимо отметить, – Док извлек из своего вещевого мешка полулитровую пластиковую ёмкость без какой либо этикетки и набулькал в дружно подставленные кружки грамм по сорок прозрачной жидкости. – Это чистый спирт, так что добавки не будет, – безапелляционно загасил он тоскливый взгляд Бомжа, брошенный вслед исчезающей в объемистом мешке симпатичной бутылке. – Я бы вообще его на крайняк оставил, но… Во-первых, традиция – а это святое. Во-вторых, вы иначе просто не уснете. На вас разом свалилось столько новых впечатлений, что нервная система перевозбуждена до предела. Это я как доктор говорю. Пусть так и не получивший в свое время корочек. Ну… За боевое крещение. Вздрогнули.
Разбавленный спирт прокатился по пищеводу комком наждачной бумаги и, попав в желудок, заставил последний сжаться от отвращения и удивления такому бесчеловечному с собой обращения. Иван не удержался и поспешно приложился к бутылке с минералкой. Несколько минут стояла тишина, прерываемая лишь почавкиванием да скрежетом пластиковых ложек по баночкам с едой. Наконец, когда первый голод был утолен, а спирт всосался стенками желудка в кровь и был прокачан сердцем в головной мозг, у «новобранцев», что называется, развязались языки. Каждый излагал свою версию столкновения с хоботообразными, и каждый в ней был бесстрашным героем, и каждый своим изложением намекал, что именно его действия внесли неоценимый вклад в победу над мутантами. Хмель был вызван не столько алкоголем, сколько нервным стрессом от осознания, насколько близки они были к жестокой погибели. Вот этот страх смерти и переродился в радостную эйфорию и немотивированное словесное недержание.
Даже чайник, разделяя всеобщее оживление, зафыркал от избытка чувств, вскинув паром свою облупленную, в лучшие годы светло-зелёную, крышку. Заварили чай. И пусть это было непонятное пойло из пакетиков, которое на Большой земле употребил бы разве что Бомж, сейчас он вызывал непередаваемое наслаждение своим вкусом и ароматом.
Деляга, быстрее всех осушивший свою кружку, встал за добавкой и при свете сполохов пламени углядел на стене потемневший плакат с усатым фельдмаршалом уж и неизвестно по какой прихоти сохраненным временем в этой глуши. Но на этом везению портрета пришел конец – рука Деляги безжалостно сорвала изображение «полководца всех времен и народов» и, скомкав, швырнула его в огонь.
– Ну и чем тебе картинка-то помешала? Висела себе безвредная, создавала хоть какой-то уют, – протянул в задумчивости Джинн.
– Для тебя она, может, уют и создавала, а меня подобное бесит, – завелся с полуоборота Деляга. – Ладно. За ГУЛАГ мы с вас спросим отдельно. За безвестно сгинувшего в нем моего деда в частности. Ты вот что мне скажи, коммуняка замшелая: почему советская власть была так жестока к населению даже при «дорогом Леониде Ильиче»? При так называемом «развитом социализме». За что моего папашу на три года зону топтать отправили? Подумаешь, из двустволки пальнул по сараю. Что, нельзя понять? Выпил мужик, с женой поругался по вполне конкретной причине. Ну, штрафанули бы его или, на крайний случай, дали бы пятнадцать суток ареста. Зачем жизнь ломать человеку? Ответь!
– Прямо ужОс. Как ты прав, парень. Жуткие злодеи. Они даже за наличие финки в кармане трояк давали. Совсем изверги. Зато сейчас лафа. Хоть возле Кремля пали. Подумаешь, оштрафуют на тысчонку-другую. Ну, а чтоб трёшку получить, надо парочку человеков конкретно прирезать. Да и то, при хорошем, пронырливом адвокате жертвы еще и виновными могут оказаться невзначай. Нравится легализованная мафия и правовой беспредел – получи и распишись, – Джинн спокойно баюкал в руках кружку с чаем, но было видно, что слова Деляги задели в нем что-то наболевшее и не раз обдуманное.
– Да, чудные времена по сегодняшним меркам. Был я знаком с человеком, которого из внутренних органов исключили за аналогичный случай. Он даже не выстрелил – лишь с табельным «Макаровым» вокруг дома жинку погонял. Отличный мужик, кстати. Себя не потерял. Достойно живет, – Иван пнул рюкзак, никак не желающий принять форму, хоть отдаленно напоминающую подушку. Про степень мягкости в данном случае речи не шло и подавно.
– Значит, человечков надо в узде держать. В ежовых рукавицах, – усмехнулся Док.
– Скорее, во всем нужна мера. Как говаривал еще в XVI веке ученый-лекарь Парацельс «Всё – яд, и всё – лекарство», – попытался подытожить спор Джинн. – Ты как нашу группу к поставленной цели гонишь? Методом «кнута и пряника», умело их дозируя. Достигая оптимального соотношения. Потому, что ты опытный и умный лидер.
В этой тонкой лести Ивану показалось наличие скрытой цели. Похоже, Джинн, отстаивая свои убеждения, параллельно пытался столкнуть лбами сталкера с командором, увеличивая тем самым шансы «отмычек» остаться в живых.
– А ты попробуй дать вольницу нашей микроячейке общества. Как долго мы протянем в этом дерме? – продолжал рассуждать Джинн. – А ведь государство, тем паче империя – это в миллион раз более сложный организм. Да и опасности Зоны, по сравнению с глобальной политической потасовкой, выглядят не страшнее возни малышей в песочнице.
– Ну, растрынделся, как Горбачев на трибуне, – зло сплюнул Деляга. – Ты бы ещё Интернационал спел, на ночь глядя. Ежели ты такой умный, то чего ж ты такой бедный?
– Да, дурак я. Дурак, – лукаво, и как-то зло улыбнулся Джинн. – А Гриша Перельман – тот вообще имбецил. Мало того, что за границу по предложению не поехал, так ещё и от миллиона долларов отказался. Точно, конченый имбецил.
– Это что за чудило? – вклинился в разговор Басмач, с наслаждением пуская колечки табачного дыма в темень потолка.
– Математик. Доказал гипотезу Пуанкаре. Над этой проблемой многие ученые пыхтели в течение ста лет. Доказательство теоремы помогает понять, какова геометрическая форма у нашей Вселенной. Кстати, у этой нетривиальной теоремы имеется довольно удивительное следствие. Приведу краткое изложение. Допустим, что у нас имеется сосуд, разделённый перегородкой на две половинки, одна из которых наполнена газом, а другая абсолютно пуста. Если мы уберем эту перегородку, то через определенное время все молекулы данного газа снова соберутся в изначальной части сосуда. Правда произойдет это, парадоксальное на внешний взгляд, событие через многие миллиарды лет.
– Ну, и к чему эта лекция? – Басмач начинал терять терпение.
– Перельман отказался от премии в один миллион американских долларов. Живёт в Питере в панельном многоквартирном доме.
– А точно от «лимона» отказался? Не передумал? Может, схитрил, жучила? – приподнялся со своего лежака Деляга.
– Да, вроде по чесноку. По ти-ви слыхал в баре, – подал голос Док.
– Всякие люди есть. Чудно мир устроен. И ведь никто его не в состоянии осмыслить. Проще теорему сложненную доказать, чем научить людей по совести жить, – Бомж почесал свою густую клочковатую бороду.
– Ну почему же? Сам ход истории показал, что все общественно-экономические формации, за исключением капиталистической, нежизнеспособны, так как противоестественны по своей сути, – возразил Док, прихлёбывая сладкий чай из объёмистой алюминиевой кружки.
– Социальный дарвинизм, как естественная, обусловленная природой человека, философия. Так сказать, первообразная либерального фашизма, – Иван почувствовал, как спирт жарким теплом растекается по всему телу. – Как же, слыхали, – я хоть и инженер по образованию, но задумывался над этими вопросами. Так вот, если отбросить словесную шелуху, то на выходе имеем следующее. Капиталистический строй подразумевает концентрацию капитала, а это влечет за собой социальное расслоение. Если учесть, что основной идеей капитализма является получение прибыли, то, соответственно – мораль вторична. Получаем устойчивое неравновесие: одни индивиды увеличивают концентрацию капитала, а обойденные, но зубастые особи стараются произвести перераспределение этого капитала. Только, если коммунисты выдвинули тезис «Грабь награбленное», то капиталисты, куда я бы включил и преступный элемент, (эти группы постоянно диффундируют друг с другом), грабят не только награбленное, но и заработанное трудящимися. Вся беда состоит в том, что человеческий мир является замкнутой системой с ограниченными ресурсами. Следовательно, для избежания неминуемого схлопывания этого мыльного пузыря, количество едоков придётся кардинально сокращать. Отсюда искусственный регресс и контролируемый хаос. Глобальный фашизм, как естественный плод мировой финансовой капиталократии.
– Эко, как по вам Ван прошелся, – гоготнул Док. – И не боится, заметьте.
– Ещё один красноперый подал голос, – фыркнул Деляга. – Пущай попоют. Хотя их песенка уже давно спета.
– Зачем же ярлыки вешать? Это всего лишь научный подход, попытка понять и описать мир, в котором мы живем. Ели вы через лупу увидите грязь под своими ногтями, есть ли смысл ругать стекло? А на счёт страха… Как я сегодня понял, здесь каждая минута может стать последней, поэтому глупо отказать себе в удовольствии общения с интересными людьми.
– Да ладно. Много ты понимаешь в экономике. Агиток начитался и туда же, лекции мне читать. Ты дальше своего захудалого городишки и не выбирался. А я по европам поездил самолично. Везде антимонопольные комитеты и прогрессивный налог. А то – «концентрация капитала, концентрация капитала», – Деляга даже сплюнул от раздражения.
– Вот вы сами мои слова и подтвердили. Буржуазные правительства вынуждены вводить частичное государственное регулирование, то есть, насквозь антилиберальные законы, и, следовательно, использовать социалистический метод управления. Если же этого не делать, то мировой коллапс экономики не заставит себя долго ждать.
– А что касаемо злосчастного ГУЛАГа…, – приподнялся Джинн. – Прихвати сейчас за жабры всю ту мерзоту, что копошится на теле многострадальной России-матушки, тех клопов, что распродают государственное достояние и гробят всевозможными способами народ ради своих сиюминутных шкурных интересов – так ни один ГУЛАГ всех этих ухарей в себе не вместит. Ваш дед, кстати, по какой статье сидел, молодой человек?
– Да я тебе сейчас хавальник кровью умою! – взвился на ноги Деляга.
– Попробуй, сынок, – щелкнул предохранителем Джинн, покрываясь красными пятнами.
– Чмо, ты совсем охренел?! Ты на кого ствол навел, сявка?! А ну брось на пол «дуру», – прорычал Басмач, вскакивая на ноги. Его автомат недвусмысленно смотрел Джинну в живот, и злобный оскал ничего хорошего не предвещал. – Придется мозги тебе вправить, – Басмач сделал два пружинящих шага вперёд.
Иван даже и не раздумывал ни секунды. Хотя смельчаком себя никогда не считал. Как бы он повел себя на Большой Земле – кто знает. Ему всегда хватало ума понимать, что порой та или иная мельчайшая частичка обстоятельств влияет на принятие решения. Но здесь, в Зоне, в данной ситуации иного решения для него просто не существовало. И дело было не в холодном расчёте. Он просто перестал нести ответственность за других людей. Был он, и была конкретная ситуация. И в этой ситуации он поступил именно так, как хотелось. Не думая о последствиях. Готовый стоять до конца.
Иван направил свой автомат в сторону Басмача и, щёлкнув предохранителем, хриплым голосом произнес:
– Не надо мордобоя. Деляга сам нарвался. Нечего в душу лезть.
Наступила тишина. Звенящая, смертельная, искрящаяся предстоящей развязкой. Ивану в голову пришла не ко времени дурная мысль: «Вот стрельнёт сейчас сосновое полено угольком, дрогнет у кого-либо из непримиримых идеологических противников палец на спусковом крючке, и конец. Рой смертельных «пчёл» вырвется из автоматных стволов. Всё станет бессмысленно кровавым, непоправимым».
– Воистину "Бог создал людей разными, а полковник Кольт уравнял их в правах", – вдруг нарочито заржал Док, разрушив оглушительный звон тишины в подвале. – Ну-ка, вояки, опустили стволы, – уже с металлом в голосе продолжил он. – Иначе выживших добью самолично.
Иван с удивлением отметил, что сталкер за секунды успел грамотно и плавно переместиться в угол, уйдя с линии предполагаемого огня, стать на колено и изготовить свой автомат к стрельбе. Кроме того, часть его корпуса оказалась прикрыта Бомжом, который к оружию даже не потянулся. Док, естественно, понимал всю эфемерность подобного укрытия от прямого попадания пули из «калаша» – просто автоматически повышал свои шансы на выживание в возможной заварушке.
– Ладно, потом потолкуем, – скривился Деляга, опускаясь на свой лежак. Он моментально просчитал всю нелепость ситуации. Подвергать неоправданному риску предприятие, в которое столько вложено личного капитала? Подставлять опасности реальность стремительного обогащения? «Вот идиот, от рюмки водки поплыть. Такую глупость сморозить. Вот бесово зелье! Да ради дела я Интернационал с этими придурками петь до утра буду хором! В компартию заявление напишу, лишь бы и дальше безропотно тащили мой груз».
– Остынь, Басмач, – уже примирительно произнес сталкер. – Это Зона. Пацаны ещё час назад стояли на краю. Да и спирт по мозгам, я смотрю, неслабо вдарил. А у них в руках боевое оружие. Это весомый аргумент. К слову сказать, уже завтра они, возможно, прикроют нам спины. Охолони чутка, братишка.
Блондин еще секунды три недобро щурился на Джинна, потом, грязно матюгнувшись, поставил автомат на предохранитель и вернулся в свой угол.
– Тебе тоже нужно бы помнить об этом, Джинн. Мы все в одной упряжке.
– Не обольщаюсь, – буркнул тот, устраиваясь поудобнее на своем лежаке.
– А ты, я смотрю, кровожадный, – растянул рот в ухмылке сталкер. – Совсем не плюшевый медвежонок. Сам бы кровавой юшкой умыл либералов с превеликим удовольствием, дай только волю. Любитель тоталитаризма… Нет, все же только демократия делает человека свободным, обладающим правом выбора.
– За толерантность и всепрощение с кровососом потолкуешь при встрече, – уже спокойно пробурчал Джинн в густые пшеничные усы. – А что касаемо последнего утверждения, то купи себе селёдку с вытаращенными глазами, и ей рассказывай о своей свободе и независимости. Она смеяться не будет.
Вот тут уже Док захохотал вполне искренне. Через секунду заржали все, сбрасывая с себя напряжение этого короткого бесконечного дня.