На весенних каникулах Егор уехал в город. С помощью военкома подготовил и отправил документы в Москву, в Военную коллегию, занимавшуюся рассмотрением дел военных преступников. Ответ пришёл в конце апреля. В нём сообщалось, что дело принято к рассмотрению. Оставалось только ждать.
Теперь, когда весна вступила в свои права, душа Егора рвалась на болото. Иван по-прежнему жил с ним. Он не захотел возвращаться в город, видно всё ещё не был уверен в себе, а может здесь, в окружении друзей, ему было легче. Он готовился к поступлению в техникум, но не в педагогический, на что втайне надеялся Егор, а в сельскохозяйственный, на бухгалтерское отделение. Тут уж постарался Сергей Николаевич. Он даже принял Ивана на работу счетоводом, в дальнейшем обещая перевести его бухгалтером. В школьной мастерской друзья изготовили для Ивана очень удобную коляску на высоких велосипедных колёсах, которые он мог крутить руками, как педали, с той лишь разницей, что крутить их приходилось симметрично. Сзади Егор прикрепил ручки и в случае нужды ему легко могли помочь.
Понимая, что на поиски уйдёт не один день, Егор отпросился у Павла Павловича на несколько дней и ранним воскресным утром двинулся на встречу с прошлым. Сергей Николаевич предлагал взять с собой кого-либо из молодых ребят, даже сам порывался пойти с ним, но начиналась весенняя страда, да и не хотел Егор никого брать. Сам не понимая почему, он хотел встретиться с прошлым один на один, в крайнем случае, он пошёл бы с Иваном, ведь это и его прошлое, но, к сожалению, это было не возможно.
Пройдя за день более сорока километров, Егор нашёл место, где когда-то располагался их отряд. Как ни странно лагерь сохранился. Он не был разрушен, похоже, немцы здесь не появлялись. Переночевав у небольшого костра, (ночи ещё были холодные) Егор с рассветом начал поиск тропы. Говорят, с годами всё меняется, но только не вид болота. Всё те же высохшие за зиму камыши, те же дышащие под ногами кочки. Память, как будто отмотала назад все эти годы, и Егор быстро отыскал старую тропу, а вот ближе к острову она исчезла. Два долгих дня Егор проверял каждую кочку, не раз окунался в болото, но лишь на третий день он добрался до острова. Оставив метку, Егор вернулся по тропе обратно и снова прошёл весь путь, теперь уже оставляя свои метки. Вот и всё. Он медленно шёл по острову, с замиранием сердца вглядываясь в каждый куст, в каждое деревце. Остров изменился до неузнаваемости. Ранее ровный, поросший небольшими деревьями и кустарником, теперь он был весь покрыт рытвинами и холмами, поросшими молодой зелёной травкой. Бомбили. – думал Егор. – Весь остров разбомбили. Он внимательно всматривался пытаясь определить, где же был их шалаш и не находил этого места. Дойдя почти до середины острова, увидел что-то белое среди яркой зелени травы, прибавил шаг и… замер на месте словно поражённый молнией. На траве, выложенные в ряд, белели кости. Ряд начинался с двух совершенно целых скелетов, далее отдельными кучками лежали фрагменты. На груди крайнего целого скелета виднелся металлический котелок, некогда обёрнутый чем-то, похожим на брезент, от которого уже ничего не осталось кроме нескольких истлевших нитей, рассыпавшихся при прикосновении.
Егор присел на корточки и осторожно взял в руки котелок. Он был перевёрнут вверх днищем, скорее всего, чтобы туда не затекала вода. Вот она, разгадка. – Подумал Егор, разглядев в котелке бумагу. Больше всего на свете ему хотелось достать этот лист и прочитать всё, что там написано, но он прекрасно понимал, что бумага может рассыпаться в прах. Поднявшись на ноги, Егор снял с головы кепку и склонил свою седую голову.
- Я скоро приду за вами, очень скоро.
Домой Егор вернулся перед рассветом и прошёл к столу стараясь не шуметь, но Иван, услыхав шаги, окликнул его.
- Егор, ты что ли?
- Я. Давай Ваня, двигай сюда.
- Нашёл что? – выезжая на кухню, спросил Иван.
- Нашёл, Ваня, всех нашёл. Вот и записку нашёл, да вынуть боюсь из котелка, вдруг рассыплется. Да и просто боюсь. – признался Егор.
Иван расстелил на столе лист белой бумаги и очень бережно вытряхнул на него записку, почти не дыша развернул её. Текст, написанный карандашом, смогли разобрать с огромным трудом:
-«Мой дорогой муж, Егор Матвеевич. Я чувствовала что расстаёмся навсегда да и ты это знал я по глазам видела точно знаю что ты или Егор придёте за нами поэтому пишу
Не вини себя мы сами виноваты. Над болотом кружил немецкий самолёт мы стояли прижавшись к деревьям Борис стал целиться в самолёт я видела как нашфельшер побежал к нему и выбил винтовку они ругались а самолёт улетел. Мы с Валентиной Григорьевной пошли на край острова за рябиной пока птицы ее не поели а тут самолёты мы в снег зарылись но её ранило вплечо и ногу. Я увидела это только когда самолёты улетели. Еле дотащила до лагеря а его уж и нет и живых нет перевязала как сумела и стала собирать всё что осталось Ни дай Бог никому такой работы я искала носила рядком складывала чтобы знали вы кого хороните самая крайняя с котелком буду я Дарья Василевна Валентина Григоревна рядом следом Терещенко муж и жена потом Иван Игнатович фельшер Фёдор Горшков и ребятки Борис и Володя прощай Егор Матвеевич. Деток наших Егора и Юличку береги любящая тебя жена Дарья
Март число не знаю 43 год»
Гнетущая тишина повисла в кухне. Друзья вспоминали тот день и час прощанья, как уходил малочисленный отряд в болото…. Наконец, стряхнув оцепенение, Иван произнёс:
- Подай мне ручку и чернила, перепишу текст.
Утром Егор уехал в военкомат, увозя с собой бесценное письмо. Он хотел сохранить его, а для этого нужна была помощь специалистов. Приближался день Победы и в школьной мастерской изготовили семь гробов и семь памятников. Было решено, семью Терещенко похоронить вместе, а их всех предать земле с почестями девятого мая. Как-то заскочил в школу Сергей Николаевич, отозвал Егора:
- Я вот что подумал, Егор, проведём мы митинг, а потом, что? Разносить людей в разные стороны? Давай их в один ряд, как Дарья Васильевна сделала и не на самом кладбище, а перед ним. Партизанская аллея будет.
- Очень хорошо придумал! Просто здорово! А родственники возражать не будут?
- Наши сельчане нет. А городских у нас двое, Володя и Борис. Я поговорю с их родными, захотят увезти после митинга в город, ну, так тому и быть.
- Слушайте, - подкатил к ним Иван. Он все эти дни проводил в мастерской. – Я тоже кое- что придумал. Накануне, Егор, возьми с собой ребят постарше, да сходите в лес. Выкопайте семь рябинок, желательно одинаковых, каждому посадим, аллея так аллея. А школьники ухаживать за ними будут.
- Правильно Иван, сделаем.
Пятого мая прибыл взвод солдат в помощь Егору для транспортировки останков и несения почётного караула. Вместе с Егором они ушли на болото. Седьмого, ближе к вечеру отряд вернулся. Останки были уложены в гробы и выставлены в сельском Совете. Почётный караул занял свои места. У крыльца правления собрались все жители села, включая стариков и детей. Горький плач разносился над головами и взлетал высоко в вечернее небо. Холодным дыханием войны пахнуло на людей от этих выстроившихся в строгий ряд гробов.
Восьмого мая Егор, со старшими школьниками, отправились в лес за рябинами, а Фёдор привёз из города мать Володи и сестёр Бориса.
Девятого мая тысяча девятьсот пятьдесят второго года Москва по радио поздравляла весь советский народ с седьмой годовщиной Великой Победы. Гремела бравурная музыка, а в селе Лесном, в гробовой тишине медленно двигалась колонна с семью гробами. Проводить партизан в последний путь, кроме жителей села, приехало много людей из города. Были здесь представители от военкомата во главе с военкомом, от многих общественных организаций, от завода, где работали родители ребят.
Траурный митинг открыл председатель сельского Совета, за ним взял слово военный комендант, потом дошла очередь до Егора.
- Дорогие друзья, односельчане! Сегодня мы предаём земле наших друзей, родных и близких. Долгие девять лет, с марта сорок третьего года, они ждали этого. Не я сейчас должен говорить здесь, не я, а Егор Матвеевич. Вы все знаете, что чья-то недобрая рука оклеветала честного человека, но мы делаем всё, чтобы добиться справедливости. Сейчас я зачитаю вам последнее письмо жены Егора Матвеевича, Дарьи Васильевны.
Егор набрал в грудь воздуха, резко выдохнул и начал читать. Стояла мёртвая тишина. Люди, затаив дыхание, слушали голос из прошлого. Слушали слова женщины, которая, зная, что смерть неминуема, нашла в себе силы позаботиться о погибших товарищах. Она собрала останки, разложила их и написала, кто и где лежит, свято веря в то, что их найдут и похоронят по христиански. Егор умолк. В этой звенящей тишине, неожиданно оторвалась от гроба мать Володи и медленно подошла к Егору. Постояв перед ним несколько секунд, вдруг рухнула на колени. Протянув вперёд руки, прошептала дрожащими губами:
- Прости, сынок! Прости! – повернулась лицом к людям. – И вы, люди добрые, простите меня! Я это. Я написала то письмо. Не со зла, с горя написала. Услышала, как Ванька пьяный рыдал и всё приговаривал – «Почему, почему не мне командир приказал на остров идти?», вот и решила, что приказом туда людей отправили, а сами ушли. Простите меня, Бога ради, простите. Только сама я себя не прощу. Хорошего человека загубила….
- Хватит, мать, пошли с Володькой прощаться. Прошлого не воротишь, а Егора Матвеевича мы вытащим, все сообща и ты нам поможешь. – Приговаривал подъехавший к ней Иван, уводя её к гробу сына. Здесь же, на митинге, решили написать коллективное письмо в защиту Егора Матвеевича и отправить его в Москву.
Схоронили. Дети посадили молодые деревца у каждой могилки. Поминали всем миром на площади у сельского Совета. Поминали всех не вернувшихся с войны. Было много слёз и горя, и радости. Всё-таки такую войну выиграли! Фронтовики рассказывали случаи их военной жизни, но больше всех досталось Егору и Ивану. Да и немудрено, ведь в отряде были свои, родные односельчане, а до сих пор рассказать о них было некому. К воспоминаниям подключили и Никитишну. Чуть позже Егор обратил внимание, как плакала на её плече мать Володи. Как бы случайно оказалась рядом Ульяна.
- Ну, как дела, Егор Власович? Ждёте свою хозяюшку?
- Жду, Ульяна, жду с нетерпением. А вот чего ждёте вы, не пойму…, гляньте – и он кивком указал на Ивана – какой мужик пропадает. Ног нет? Зато голова на месте. Да и всё остальное я думаю на месте.
День клонился к вечеру и люди постепенно стали расходиться по домам. Женщины разобрали посуду, мужчины убрали лавки и столы. Никитишна увела к себе мать Володьки, городские уехали раньше на автобусе, предоставленном военкоматом. Пошли домой и Егор с Иваном, и его матерью. Потом ещё долго сидели на лавочке, пока вечерняя прохлада не загнала всех в дом. Пили чай – уставшие, взволнованные, грустные.
- Ну, вот и узнал ты, Егор, кто написал письмо. Легче тебе стало?
- Знаешь, Ваня, легче. Легче от того, что с горя написала, не со зла.
- А Егору Матвеевичу, думаешь от этого легче?
- Сейчас нет. А вот вернётся, правду узнает, легче будет. Поймёт, что не враг написал, а просто несчастный человек. Он простит её, вот увидишь. И тебя, Ваня, простит.
- Как ты понял, что я за себя переживаю?
- Что тут непонятного. Ты ведь тоже тогда не в себе был. Сейчас главное вытащить Егора Матвеевича оттуда. Вот пошлём ещё коллективное письмо, да признание Володиной матери, может, сдвинется наше дело, может к осени и выпустят Егора Матвеевича.
Весна и начало лета принесли много изменений. Первым из них стала скромная свадьба Ивана и Ульяны. В последний вечер в доме Егора друзья засиделись допоздна. Разговор был откровенным и душевным.
- Я ведь знаю, Егор, что Ульяна на тебя заглядывалась, да и сейчас думаю, заглядывается, знаю, что никакая хозяйка к тебе не приедет, но всё равно женюсь на ней. Я ведь, Егор, женщины –то не знал. До войны - сопляк, после войны – калека. Думал, что так и умру, а тут семья, детки, даст Бог, появятся. Спасибо тебе, Егор, за всё спасибо.
- За что благодаришь, Ваня?
- За всё: за дружбу, за мать, за Ульяну.
- А вот насчёт хозяйки ты не прав. Через неделю приедет.
- Серьёзно? Ну, ты даёшь! Одно слово – партизан. Познакомишь?
- Зачем? Вы и так с ней знакомы. Егор весело рассмеялся глядя в удивлённые глаза Ивана. – Юличка приезжает. Помнишь, небось?
Встречать Юлю Егор поехал сам. Стоял на перроне и почему-то жутко волновался. А она выпорхнула из вагона тоненькая, светловолосая, с огромными серыми глазами и повисла у него на шее. Первыми словами Юли, прямо в ухо Егора, были:
- Я больше от тебя не уеду, слышишь? Попробуй, отправь, я есть перестану, заболею и умру.
Егор весело кружил сестрёнку по перрону. Проводник сам выставил Юлины вещи и помахал рукой из двери тронувшегося вагона.
- Хорошо, хорошо! Я на всё согласен! Только учиться будешь в городе, у нас ещё нет восьмого класса. На выходные домой, стирать, убирать, готовить для меня. Согласна?
- На всё согласна, только чтобы рядом.
Они переночевали у Марии Ивановны и утром отправились домой. Когда вечером Егор с Юлей зашли к Ивану, девочка растерялась, но быстро освоилась, защебетала весело и звонко.
- А, как я вас называла в отряде?
Егор попытался припомнить, но не смог.
- Ты звала меня очень серьёзно «Иван». Иван, хочу на ручки!
- Сейчас я буду звать вас дядя Ваня, идёт?
- По рукам!
Пока Юля с Иваном вели шутливый разговор, Ульяна выбрала момент и процедила сквозь зубы, но так, чтобы не слышал Иван.
- Хорошая шутка.
- Это не шутка. Она моя хозяюшка. – Спокойно ответил Егор.
Он видел, как внимательно Иван наблюдает за Ульяной, поэтому прощаясь с другом прошептал:
- Выбрось из головы. Наша дружба важнее всего.
- Я тебе верю, Егор.
Егор ответил на все привезённые Юлей письма, попросил Галину Васильевну прислать Юлины документы.
Лето вступило в свои права, дети были на каникулах, а в школе полным ходом шёл ремонт. Делали его сами учителя, постоянной помощницей стала Юля. На выходных приезжал Фёдор, частенько со своей девушкой. Июль преподнёс Егору с Юлей чудесный сюрприз.