На фото: снимок из космоса, где виден гигантский круг на льду Байкала.
Беседа
Поговорку о незваном госте мы знаем. Сюда мы попали случайно. Но у нас создалось впечатление, что это всего лишь один из островов Байкала, потому что осознать, что генератор неизвестного поля может быть таких размеров, как остров, мы еще не могли. Мы, как наши академики: пока нас носом не ткнешь в какую-нибудь козявку, не поверим, что такое может существовать. Нас приучили верить фактам. Но для нас с сыном уже имелись некоторые вещи, непонятные академикам, которые мы могли назвать фактом.
- Здравствуйте, - сказал Ваня.
- Здравствуйте, - ответил Филипп.
- Мы все-таки пришли к вам, - сказал я. – Разумеется, у нас не может не быть вопросов. Сын занимается астрономией и выяснил, что у вас неточная схема солнечной системы.
Филипп улыбнулся. Вот чем можно вызвать его улыбку: обвинив в неточности.
- Да, еще говорит, что это похоже на Стоунхедж.
- Тот, что в Англии? – переспросил Филипп. – Таких памятников строилось много. И не только в Англии. Их много в Европе, в Африке, повсюду. И не только на Земле. И не только в таком виде: есть дольмены, сейды, лабиринты. Камень – прекрасный материал для долговечного строительства. Знаете, с точки зрения человеческой жизни, даже современного человечества, история Земли вечна. Давайте сравним две тысячи лет и два миллиона лет. Первое – то, что вы можете оценить по времени, ваше летоисчисление, следовательно, и события, происходящие в этом времени, так? Я могу оценить период два миллиона лет. За это время жизнь на Земле возникала и пропадала неоднократно, но она возрождалась, и каждый раз в новом качестве. Я даже не говорю о примитивной жизни – простейших, бактериях – они вечны, они вездесущи, они живут в космическом пространстве, осеменяя планеты. Но я говорю об одухотворенной, сознательной жизни, похожей на вашу.
- И на вашу?
- И на нашу. А ты, Иван, наверняка интересуешься вопросами возникновения жизни на планетах?
- Разве я говорил вам свое имя? – спросил сын.
- Я знаю, что ты любишь это имя, разве не так?
- Вы психолог и читаете по глазам?
- Я считываю ваши ощущения, даже не мысли, а ты богат ощущениями и жаждой знаний. Это присуще молодости. А ты можешь читать по глазам?
- У вас голубые глаза, значит, свойства лидера.
Удивительно, но сын мне говорил другое: «Папа, зачем ты мне дал это имя?» - считая, что оно приносит ему неприятности. С Филиппом же он согласился. По натуре сын – физиономист, пытается читать по лицу качества человека.
- Видимо, ты прав. Что ты знаешь о Стоунхедже? – продолжал Филипп.
- Каменный памятник, им пользовались друиды в своих ритуалах, но цель его создания была, скорее, астрономическая. Так как он позволяет вычислять даже моменты лунного или солнечного затмения.
- Давай-ка посмотрим на это, - сказал Филипп, показав на трилиты - блоки, сложенные из трех камней. – Для нас – это традиция, так же, как у вас вешать картину на стенку. Да, они похожи. Им сотни тысяч лет. Но здесь это не просто музей древностей. Для генератора это ориентир в пространстве, как компас для путника в пустыне. Разумеется, это не камень, но искусственный материал, близкий ему по прочности. Без сомнения, - поглядел он на сына, - генератор может обойтись без него. Но ведь ты любишь хорошую прическу, так, хотя и короткую? Теперь о планетах. Вот этот шар имеет трещину. Была планета, на которой жили очень похожие на вас создания. Решили переместить планету на новую орбиту.
- А зачем это нужно?
- Они бы лучше ответили на этот вопрос. Причуды бывают разные. В итоге они раскололи планету на части. В результате взрыва, но произошел он постепенно, не сразу, получились мелкие осколки.
- Это и составляет пояс астероидов? Вот как! – воскликнул сын.
- Большая часть населения все же успела покинуть погибающую планету, часть осталась – по разным причинам. Решили умирать в родных стенах. Некоторые попали на Землю, но атмосфера была для них не совсем подходящая. Остальные оказались здесь.
Филипп показал на планету, уже названную нами двойником Земли.
- И сейчас там есть жизнь? – спросил сын.
- Разумеется, такая же, как здесь. Но есть и отличия. Смысл их жизни в ином.
- Мы живем, чтобы жить, - вставил я фразу, похожую на штамп.
- Они живут, чтобы познавать, - ответил Филипп.
- А вы, - поинтересовался сын, любивший прямые вопросы, - живете здесь или там?
- Я могу сказать, что живу здесь, причем, дольше, чем вы можете предположить. Я больший землянин, чем вы. Разумеется, я здесь не один. Как видите, мы очень похожи на вас, но мы другие. Мы не участвуем в ваших играх. У нас другая цель.
- Игры? Вы имеете в виду политику? – не удержался я от уточнения.
- Да такое впечатление, что у вас во всем детские игры. Все ваши установки не впечатляют. Кое-что есть, допустим, исследование космоса. Исследование самой Земли еще важней – вы ее не знаете. Есть и такие исследования. Но в целом вы занимаетесь ерундой. Вы даже не знаете самого себя, человека. Поймете себя, поймете планету, давшую вам жизнь, переходите в космос. Вначале фундамент, потом – здание. Глядите, послали в космос золотую табличку с надписью, что здесь есть разумная жизнь.
- Видимо, хотели показать всему миру…
- Конечно, бессмысленно, - перебил меня сын. – Если существует высший разум, то он давно знает, что на Земле есть жизнь. Если низший разум, то ему пофиг, что тут есть.
Филипп улыбнулся.
- А ты, Иван, хочешь поглядеть на другую жизнь?
- Конечно, хочу.
Сын замолчал. Несколько секунд они оба молча глядели друг на друга. Голубизна глаз Филиппа выступила в какой-то момент в виде лучей или же мне это показалось.
Наконец сын вымолвил.
- Я это хотел бы увидеть – интересно. Неужели так живут? Там все иначе.
Я не предполагал подвоха, но даже если бы мог что-то противоречить, то вряд ли бы изменил течение событий. Все же внутреннее беспокойство, которое я старался не выдавать, перешло в обычный вопрос, чтобы вернуть их с небес на землю.
- Филипп, а почему вы решили обосноваться именно на Байкале?
- Он нам подошел по многим параметрам. Байкал это огромная линза, с помощью которой мы проводили некоторые исследования, связанные с космосом. Для Земли Байкал явление уникальное, он похож на чистейший глаз, чем мы и пользуемся. Генератору необходимо охлаждение, температура байкальской воды стабильно низкая.
- А на воздушном шаре к вам можно попасть? – иногда язык что-нибудь ляпнет, что потом об этой неловкости долго думаешь.
- А мы летаем на шаре. Это самая удобная форма для летательного аппарата. Вращающееся силовое поле делает не только возможность движения, но и сам аппарат невидимым. Любую плотность он разрезает, раздвигает, поэтому трения или сопротивления среды фактически нет. Наш аппарат может передвигаться с любой скоростью.
Я имел в виду другое. Стало неловко от своей отсталости. Сын поглядел на меня. Во взгляде читалось: «Теперь ясно, что мы видели». Филипп продолжал.
- Сверху остров виден как небольшая туманность, легкая дымка, растворяющаяся в воде. Поэтому, допустим, снимки из космоса покажут водную поверхность, а на месте генератора будет легкая размытость. То же самое будет для наблюдателя со стороны. Допустим, в ясную погоду вы видите противоположный берег, не замечая преграды, потому что…
- … лучи проходят насквозь? – поторопился с выводом сын.
- Не совсем так, вернее, совсем не так. Световые лучи, как и любое электромагнитное излучение, будут огибать силовое поле генератора, что делает его невидимым для наблюдателя.
- А радар? – поинтересовался я, так как в вузе изучал военное дело и специализировался на противовоздушной обороне. Пеленгование самолетов происходит с помощью радиолокации – облучения цели высокочастотными излучениями, отраженный сигнал покажет на мониторе движение цели и ее координаты.
- Если стационарный объект в оптимальном режиме, то будет невидим. Если объект будет двигаться, то возможны оптические эффекты, но обычно военные характеризуют подобные явления на экране как проявления атмосферных деформаций.
- А в других местах есть генераторы? – спросил сын.
- Генератора достаточно одного на планету. На Элайне имеется несколько, но там они играют иную роль.
Видно было, что Филипп ничего не скрывал. Он отвечал на каждый вопрос или же ответ представлялся, как бы сам по себе. Сестра Земли, Элайна, была создана природой в одно время с другими планетами миллиарды лет назад. По характеру она подобна: размер, состав атмосферы примерно такой же, поэтому люди, попадая туда, не собираются обратно. Там хорошо. Так отвечал Филипп.
- Хорошо там, где нас нет, - слегка иронизировал я.
- Она раньше была видна с Земли. Элайна означает на языке ее жителей любимая, а по виду из космоса она – зеленая.
- А на английском похоже на слово чужой, если женское, то – чужая, - возразил сын.
- Верно подметил, - согласился Филипп. По его выражению почудилось, что он ждал такого ответа. – Но еще это и женское имя. Не только в английском языке. Элен, Елена. Похоже?
- То есть, вашу планету мы можем звать Еленой? Сестра Земли. Это интересно.
- Сестра. Можно и так. Ведь если представить Солнечную систему семьей…
- То все планеты – братья и сестры, - подхватил я. – В мифологиях древних космические катаклизмы представлялись, как борьба родственников.
- Это и есть детские представления, - завершил Филипп мысль. - Земля из космоса видится голубой, потому что большую ее часть занимает вода. Здесь обитали люди с другими познаниями, чем ваши, и физически и интеллектуально превосходили вас многократно. Но они были людьми – те же пороки, что у вас: жадность, гордость. Амбиции их сгубили. Они стали покушаться на Землю, на мать, породившую их. Поэтому суша ушла под воду, и вода затопила их. А нам пришлось изменить орбиту нашей планеты так, чтобы ее не было заметно с Земли. Мы поняли, что новые люди будут такими же.
- Наверное, это были атланты?
- Это неважно. Такое было не один раз. Мы ждем, когда возникнет человек разумный.
- Нас так и называют: гомо сапиенс, то есть, разумный.
- Это вы сами себя так назвали. Когда вы будете думать о Земле, о природе, о созидании, об улучшении рода человеческого, тогда только можно назвать вас разумными. А у человечества сегодня мысли иные. Ведь так?
Спорить или доказывать свое было бессмысленно: Филипп все понимал и видел насквозь. То, что он говорил о человечестве, было правдой, но не все же люди таковы. Мы могли только спрашивать. У Филиппа на все был ответ.
- Но ведь у нас есть достижения науки и техники, - попытался я чем-то защитить человечество, к которому принадлежу.
- Да, ваша цивилизация машинная, только не это показатель прогресса.
На моем лице, видимо, проступило недоумение. Впрочем, это было неважно, так как Филиппу были понятны мои мысли в любом случае.
- Машинный прогресс – это неизбежность, но рано или поздно от машин придется отказаться. Машины смогут взять верх над людьми, если не физически, то психологически. Вопреки своей природе, люди перестают развиваться, так как заменяют часть своих функций машинами. Если бы в них было заложено доброе, созидательное начало, то такие машины могли помогать человеку, исправляя его недостатки. Но вы создаете орудия зла.
- Филипп, это сооружение идентично Стоунхенджу? – спросил сын. Он быстро сходился с людьми и называл их всегда по имени. Филипп стал для него таким же человеком. Сын уже понял, что похожесть сооружения только внешняя. Оно блистало своей новизной, а пресловутый Стоунхендж давно одряхлел. У Стоунхенджа внутри круга расположились лунки, а здесь – шары. Возможно, и в тех лунках когда-то были шары – потоп их мог смыть.
- Представь, что это просто картина. Нравится? Сто пятьдесят тысяч земных лет назад был создан этот генератор. Разумеется, он не вечен, но силовое поле защищает от разрушительного воздействия времени. Время не играет роль для жизни: она возникает самопроизвольно и не только самопроизвольно в разных местах пространства, как только создаются минимальные условия для этого. Иногда такие условия создают искусственно. Жизнь настолько многообразна и всепроникающа, что можно говорить о живой Вселенной. Но если говорить о подобных нам разумных существах, представителях органической жизни, существующих в ограниченном спектре условий, то нас не так много. Возможно, что это лучше, чем, если бы нас было множество. Мне известно двести тысяч цивилизаций. Для бесконечного пространства любое ограничение доказывает редкость явления. Но это представители нашей галактики. Из этих цивилизаций только единицы могут находиться и жить в наших условиях. Однако не обязательно нам общаться или передавать друг другу весть: вот мы, мол, живем, такие разумные-разумные! У каждого свои задачи, причем, задачи другого разумного явления не обязательно похожи на ваши. Ваши задачи обусловлены вашими страхами: надо поддерживать жизнеспособность, надо быть готовыми к некой агрессии, надо познать мир, чтобы он доставлял вам ресурсы. Так? То есть, мысли ваши заняты материальными интересами. И только в последнюю очередь вы будете думать: надо с кем-то дружить. У других цивилизаций зачастую все наоборот.
- Почему же, - возразил сын, - мы тоже стремимся дружить и любить.
- Это только ты, Иван. Только ты. И таких совсем немного. У других – корысть в дружбе. Они извлекают пользу из твоей дружбы. Они ждут выгоды, они думают о ней. Это ты дружишь для других, твоя дружба чиста.
- Нет, Филипп, - отвечал сын. – Это не так, я им верю.
- Пусть так, но в целом мы видим, что дружбы среди человечества, как идеи, как поставленной цели, нет. Есть разрозненные утопии, есть попытки, говорящие только, что возможности у человечества есть, что не все потеряно. Со стороны мы можем наблюдать лишь отрицательное воздействие на природу, бессмысленное выкачивание земных недр вместо создания надежных источников энергии. Для этого нужно объединяться - у вас расколы, войны и негативные чувства. Поэтому все ваши действия – войны и послания – говорят только о детстве человечества.
- Сколько же нам надо времени повзрослеть? – с иронией спросил я.
- Кем вырастают дети без родителей? – в ответ я услышал вопрос.
- Драчунами и иждивенцами, - сказал сын, часто встречавший группы ребят из местного детдома, стоявшего неподалеку от нашей квартиры, и имевший с ними конфликты. Впрочем, с некоторыми детдомовцами, игравшими в шахматы, он имел дружеские отношения, хотя и посмеивался над их привычками.
- Да, верно, именно драчливость, причем, неосознанная. Одна нация угнетает другую или старается доказать, что превосходит ее в неких важных качествах. А кто может определить или выдать критерий превосходства?
- Возможно, религии есть попытка определения такого критерия – как жить, к чему стремиться?
- Понятия вера и знание не пересекаются. Верят, когда не знают. Критерии вырабатываются на основе знания.
- То есть, религии и вера есть попытка приструнить нас со стороны?
На этот вопрос я не получил ответа. Создавалось впечатление, что Филипп отвечает на другой вопрос, словно слово, сказанное для него, не было определяющим, словно он знал, что было за этим словом. Ведь не всегда мы можем точно сформулировать мысль – отсюда взаимные непонимания среди людей. Непонимания с Филиппом не возникало, так как он лучше знал, какой вопрос ему задан. Сын внимал ему с удовольствием. Общение с такими личностями давало ему возможность проявить тягу к знаниям, которая у него не иссякала. Когда Филипп говорил, информация шла не только со словами, но возникал невидимый канал, из которого лились образы и представления. Вначале казалось, что возникает хаос из новых понятий, но в конце фразы формировалось понимание сути, такое понимание, какое называют обычно знанием. Он рассказал – мы знаем это. Он передавал информацию, достоверно и полно. Не возникало сомнений в достоверности, потому что его объяснение раскрывало все «непонятки», как всегда выражался сын. В наших знаниях, полученных в человеческой среде, существовали пробелы – Филипп их заполнял.
- Пройдут сотни или тысячи лет, когда вы сможете рассуждать не логично, а разумно. Логике можно научить машины, дать им разум - нет. Логика и разум – разные вещи. Если бы человеческая наука занималась изучением вопроса жизни, во всей многогранности – продление жизни, уничтожение болезней и инфекций, создание здорового организма, жизнь в экстремальных условиях, возникновение разумной жизни, если говорить о человеке. Но наука, земная наука, занимается другими вопросами. Поэтому говорить о человечестве, как представителе разума в космосе, правильно ли?
Филипп ставил вопросы и отвечал на них. Наша мысленная реакция – удивление или непонимание – тут же им читалась, и мы получали ответ. Например, про науку было совсем непонятно. Современная наука двигается вперед, так считали мы. Филипп говорил обратное. Видимо, он исходил из ситуации: развитие военной промышленности – как следствие, войны; создание химических медицинских препаратов, вызывающих впоследствии негативный результат на организм; неравноправие людей в обществе из-за несовершенства политического устройства государств; отсутствие единения всего человечества, отсутствие общей цели – только распри. Интересно, что Филипп был в курсе, как и любой человек, разных событий, происходящих в мире. Знание давалось сразу. Все планеты населены. Есть жизнь материальная и нематериальная. Есть многовариантность жизни. Это была небольшая, но емкая, лекция. Слов было не так много, но его мнение становилось общим среди нас - он это понимал. Я не понимал многого, но сын все ухватывал сразу. После этого тема менялась. Однако Филипп видел стремление сына увидеть своими глазами другую жизнь, о которой рассказывал. Меня же больше занимали практические вопросы, на которые я надеялся получить точный ответ. Филипп не стремился поучать. Возникал вопрос – приходил ответ, словно был сделан запрос в поисковик Интернета. Однако для нас это был такой же человек, как и мы, только несколько странноватый. Хотелось, глядя на него, чтобы и другие люди были так же общительны и понятны.
Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2017/11/21/1520