Чем стал спорт сегодня и чем был вчера

   
Прочитав у меня на Проза.ру заметку «Как прожить долго», которая начинается словами: «Исследователи из Швеции огласили четыре главных фактора, которые напрямую связаны с увеличением продолжительности человеческой жизни.»  Один из авторов Проза.ру - Александр в качестве рецензии написал: «Шведам  то что! Они на олимпиаду попадут. А ты сидишь, волнуешься, кулаки чешутся.  Маклларену по роже дать бы заодно с "ВАДА", что русских так гнобят - сволочи! Не,  З0 граммов водки маловато будет, чтобы  горе залить.»
    Так болезненно он (и, наверняка, в России не только он)   отреагировал на сообщение в СМИ, что решение WADA повлияет на декабрьское решение МОК по допуску сборной России до Олимпиады в Пхенчхане.
И на ответ президента Всемирного антидопингового агентства (WADA) Крэйга Риди на вопрос   корреспондента агентства "Р-Спорт" С.  Галькевича является ли спорт  сегодня политикой: «Спорт вне политики – это невероятно, это неосуществимая мечта. Политика касается буквально каждого аспекта нашей с вами жизни, а спорт – это самая важная из всех неважных вещей в нашей жизни».
   МИД РФ ответил на провокационное заявление главы WADA о связи спорта и политики:
Москва удивлена словами главы WADA Крэйга Риди о том, что представление спорта вне политики является «неосуществимой мечтой». МИД напомнил Риди, что хартия Международного олимпийского комитета призывает противостоять любому политическому или коммерческому использованию спортсменов.
Кроме того, ведомство указало на резолюцию, принятую в ходе 71-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, в которой говорится о независимости и автономности спорта.  Если исходить из логики Риди, то вышеперечисленные документы также являются «неосуществимой мечтой», отметили с недоумением в МИД.
  Но как это не горько говорить, но господин Риди во многом прав.
   Сегодня это не праздник спортсменов любителей,  как  их  замышлял   инициатор и  организатор возрождения Олимпийских игр   барон де  Кубертен.  А это:  политика, допинг,  большие деньги и  битвы современных гладиаторов – профессионалов от спорта за эти деньги. 
Хотя ещё  первые послевоенные Олимпиады 40-60-х годов считались соревнованиями любителей.  Профессионалы тех времен:  хоккеисты и баскетболисты  США и Канады  считали  ниже своего достоинства принимать участие в них.
    Зато все призеры Олимпийских игр из команды СССР  благодаря мощной рекламе в отечественных газетах и журнале «Физкультура и спорт» становились  нашими национальными героями.
В 70-е годы мне довелось пообщаться с интеллигентной парой из США, выпускников,  не помню какого, то ли университета, то ли колледжа.  Дело было зимой, потому я спросил, как в США воспринимают победы их спортсменов на международном уровне в столь мало популярных для них  видах спорта, как беговые коньки и лыжи. В частности,  победы многократных   олимпийских чемпионов по конькам брата и сестры Хайденов и лыжника-гонщика Билла Коха. Который преподнес самый большой сюрприз на Олимпиаде 1976 года в Инсбруке (Австрия), заняв второе место в 30-километровой лыжной гонке. Этот   американец впервые в истории олимпиад сумел выиграть  медаль в скандинавском виде спорта.
 На что муж мне ответил, что про Хайденов он ничего  не слышал. А вот о спортивных достижениях лыжника Билла Коха  хорошо знает.
Коль скоро, я сам лыжник, то вдруг почувствовал в собеседнике родственную душу. И воскликнул: вы тоже лыжник? Он ответил: нет, я просто сосед по дому этого лыжника.   
Такое равнодушное отношение к чемпионам Олимпийских игр было не только у  рядовых граждан, но и  у чиновников США.  Было, пока  Олимпийский спорт благодаря титаническим усилиям руководства СССР доказать преимущества социализма над капитализмом, хотя бы с помощью достижений в спорте,  не стал одной из составляющих как внутренней политики в СССР, так и  международной  политики.   
Государство под названием СССР ещё в 50-60-е годы спорт высших достижений, то есть Олимпиады превратил из любительского в профессиональный. Практически все наши звезды от спорта В. Куц, В. Кузин, Ф. Терентьев, П.  Колчин и т.д. только числились офицерами либо армии, либо МВД, одевая форму офицера только по случаю их награждения. Что говорить о звездах, если один из моих приятелей по сборной университета по лыжам после его отчисления из университета за неуспеваемость, был "призван в Красную Армию". А фактически, не в армию, а в так называемую спортивную роту, в которой, как он сам хвастал, находясь на полном гос обеспечении ничем кроме тренировок и соревнований не занят. И никакого оружия за два года службы в армии в руках ни разу не держал.
Американцы, чтобы соревноваться на равных с нашими "любителями",  были вынуждены перенять наш опыт подготовки "спортсменов любителей" для Олимпиад,  и  стали зачислять  в студенты университетов  перспективных чернокожих  спортсменов. Их примеру последовала Западная Европа. Подтолкнуло их к этому телевидение,  превратившее в  зрителей и  болельщиков  Олимпийских игр  сотни миллионов  жителей  буквально из всех  стран  мира, каждый из которых хочет видеть победителем Олимпиады представителя своей страны.  В результате спорт стал политикой не только для СССР, США,  Западной Европы,  но и для стран  Азии и Африки,  даже таких,  как Монголия,  Кения и Уганда.
  В результате  в  беговых и прыжковых видах легкой атлетики сегодня доминируют  выходцы из Африки, а  термин спортсмен - любитель исчез из лексикона чиновников от спорта. Сегодня все смирились с тем, что большой спорт – это спорт профессионалов.  И побед на Олимпиадах стремятся достичь уже не обвинениями  конкурентов в том, что тот или иной спортсмен профессионал. А отстранением от Олимпиад  соперников  с помощью конторы под названием WADA,  путем обвинения их в применении допинга. Сначала это делалось в отношении  отдельных спортсменов, а сегодня уже целых команд.   
  Остается задуматься над вопросом:  во что же превратятся Олимпийские игры лет через  20? Не исключаю, что они превратятся в битвы  живых  роботов -гладиаторов,  зачатых  в пробирках с использованием генной инженерии.
   И вот чем был спорт для студентов Ленинградского университета, студентом  которого я стал в 1958 году:
   На первом курсе занятия в университете начались с физкультуры. Нам объяснили, что мы сможем заниматься в различных спортивных секциях. Перед этим нас обследовали: измерили объём легких, становую силу, пульс ; словом, всё необходимое. Потом предложили разбиться на пары и побороться в партере. Это когда один борец встаёт на колени и локти, а другой пытается положить его на лопатки. После этих испытаний мне предложили записаться в секцию вольной борьбы.
Я ответил, что вообще-то занимаюсь лыжами, имею второй спортивный разряд. Попросили показать квалификационный билет спортсмена. Ознакомившись с ним, спросили, что же я, дурачок, не пришёл на кафедру физкультуры в июле и не поступал в потоке спортсменов, которых зачисляли вне конкурса? И тут же познакомили с моим будущим тренером по лыжам.
С тех пор прошло более полувека, но я хорошо помню события тех лет и друзей-лыжников, с которыми, к сожалению, развела нас жизнь по разным адресам. В пятидесятые-шестидесятые годы в Ленинграде существовала традиция торжественно открывать каждый лыжный сезон. Происходило это на базе Ленинградского дома офицеров в Кавголове, за озером у большого трамплина, не в рабочий, а праздничный день ; день Советской конституции, пятого декабря.
К этому дню вся лыжная элита Ленинграда возвращалась с лыжных сборов на первом снегу, кто из Кировска (Карелия), кто из Бакуриани, и проходила первая в сезоне проба сил. За ЛДО и за «Динамо» тогда выступали такие знаменитости, как Фёдор Терентьев, Владимир Кузин и другие члены сборной СССР и Ленинграда. В эстафетах участвовало до пятидесяти команд. Только вузовских команд насчитывалось около двадцати.
Подозреваю, что сегодня таких лыжных праздников, к великому сожалению, в Питере уже не проводят. Но, может быть, я ошибаюсь…
Имея теперь избыток свободного времени, я, по случаю пятидесятилетия своего первого старта за сборную Ленинградского университета, попытался выяснить судьбу своих товарищей по сборной.
Конечно, далеко не все из них стали мастерами спорта, но почти все преуспели на жизненном поприще. Думаю, в полной мере их успеху способствовала закалка, полученная на лыжне.
Щупленький Миша Корнеев, ростом 1 метр 50 см, уже тогда, а было ему тридцать с небольшим лет, являлся не только кандидатом в мастера спорта по лыжным гонкам, но и профессором философского факультета ЛГУ, и самым молодым членом Ленинградского горкома КПСС.
 Миша Корнеев лекций нам не читал, но сам предложил мне взять в деканате направление и «сдать» ему экзамен по историческому материализму на лыжной базе, предварительно спросив: «Надеюсь, четвёрки тебе хватит?» Ещё он посоветовал отказаться, если мне вдруг предложат после окончания физфака поступить на философский факультет, чтобы воспитать из меня квалифицированного проповедника философских основ марксизма-ленинизма. Такие предложения в конце пятого курса нам, действительно, делали.
Лёша Баев, в ту пору аспирант химического факультета ЛГУ, стал профессором и заведующим кафедрой Минского технологического Института (г. Минск).
Саня Букаев, выходец из волжских немцев, после филологического факультета Ленинградского университета окончил школу разведки. За выполнение задания в ФРГ в конце пятидесятых был награждён орденом, а в 1960 году стал аспирантом филологического факультета и членом сборной команды ЛГУ. Позже стал профессором Минского института иностранных языков.
Два друга Паша Коньков и Коля Прияткин, в те времена студенты физического факультета, стали кандидатами наук и долгие годы трудились в стенах родного факультета, физфака ЛГУ.
      Бывший в ту пору студентом физфака Юра Марков и сегодня ещё работает в Физико-техническом институте им. А.Ф. Иоффе Российской академии наук (РАН) главным научным сотрудником (высшая позиция учёного в академии наук России), доктор наук, профессор.
Людвиг Фаддеев, закончивший физфак за год или два до моего поступления, член сборной Ленинградского университета по лыжам. Сегодня он один из последних могикан от физики времён СССР: академик АН СССР и дважды лауреат Государственной премии ; СССР и современной России.
Ну, и я, Ваш покорный слуга, Игорь Чупров, бывший в ту пору студентом физфака, стал доктором технических наук, лауреатом Государственной премии СССР.
Вот такие поразительные результаты давало разумное сочетание занятий лыжным спортом и учёбой, когда спорт являлся не самоцелью, а средством воспитания личностных качеств человека.
А ещё был аспирант математико-механического факультета Олег Калинин. После приглашения на чай к ректору А.Д. Александрову он вернулся на базу и в порыве великой радости подарил мне англо-русский словарь на шестьдесят тысяч слов, сказав, что он ему больше не потребуется. Этот словарь я храню до сих пор, как реликвию. Дело в том, что Александр Данилович любил приглашать бедолаг-аспирантов к себе на чай, чтобы побеседовать по теме их диссертации на иностранном языке, который аспирант должен был выучить за время учёбы в университете и аспирантуре. Для многих аспирантов такое приглашение казалось страшнее смерти.
Судя по интеллекту и представительной внешности, я был уверен, что А.Д. Александров выходец, как тогда говорили, из «бывших» Питерских. И только сейчас в Интернете нашёл, что он из рязанских мужиков ; мелкопоместных дворян, как утверждают его дети. Остаётся только сожалеть, что за избрание в академики АН СССР, ему пришлось заплатить двадцатилетием работы в Новосибирске. Уверен, его отъезд в Сибирь ; самая большая потеря Ленинградского университета.
Он  был не только мастер спорта по альпинизму, но и заядлый горнолыжник, а посему ;  свой человек на лыжной базе ЛГУ.
Такой была мужская половина сборной команды университета по лыжным гонкам  времён конца пятидесятых - начала шестидесятых годов. Всем этим составом осенью 1958 года мы совместными усилиями строили лыжную базу университета в Кавголове. Обитали  в ней каждый год с октября по апрель, за исключением периодов разъезда на сборы и соревнования. Каждому члену сборной на базе выделялось место.  И студенты успевали учиться, а аспиранты ; писать диссертации. 
Из женской половины команды удалось найти  только одну: студентку физфака, младшую сестру Юры Маркова Таню.
Да, чуть не забыл бывшего однокурсника и приятеля Павла Шляхтенко. Он в сборную не входил, но на лыжах бегал. Сейчас он ; профессор  физики Ленинградского текстильного института им. Кирова, где и сегодня еще преподаёт.
К великому сожалению, многих из перечисленных выше уже нет в живых. Поэтому не могу простить себе, что слишком долго собирался начать поиски, всё не хватало времени.   А как  было бы хорошо встретиться  всей командой сейчас на той же лыжной базе ЛГУ!
Кавголово в пятидесятые годы считался лыжной столицей не только Ленинграда, но и всего СССР, наравне со второй столицей на Уктусских горах в Свердловске. В нём находились десятки лыжных баз спортивных обществ, наиболее крупных предприятий и вузов Ленинграда. Проводились всесоюзные и первые в СССР международные соревнования по лыжам.
Если в будние дни лыжные базы и трассы находились в распоряжении спортсменов-лыжников, то в выходные и праздники электрички с интервалом в пятнадцать минут подвозили с утра тысячи любителей покататься на лыжах. Желающие переодеться, оставить свою одежду на время прогулки и попить чайку в тепле,  брали базы штурмом. Наиболее шустрые приезжали с вечера, тем более, что несколько свободных мест для ночёвки на базе всегда можно было найти ;  члены сборных команд жили на два дома, ночевали то в Ленинграде, то на базе.
Из наиболее рьяных любителей мне запомнились однокурсник Андрей Черкасов, сын народного артиста СССР Черкасова; несколько братьев и сестёр Толстых ; студенты университета и, кажется, внуки писателя Алексея Толстого; студент матмеха, сын начальника отдела торговли Ленинграда, симпатичный малый Слава Колбин. Одна из сестёр Толстых ; Татьяна, сегодня известная писательница. Запомнились они, наверное, потому, что резко выделялись из общей массы своими импортными костюмами и лыжами.
Довольно часто покататься на лыжах приезжал ректор А.Д Александров. Иногда с детьми, школьниками Данилом и Дашей. За ректором была закреплена отдельная комната, обставленная диваном, креслами и журнальным столиком, что по тем временам ещё случалось редко. Обстановка этой комнаты хорошо запомнилась, потому что в будние дни мне разрешали в ней готовиться к зачётам и экзаменам.
Даже на лыжной базе А.Д. Александров заставлял зубрить иностранные языки не только аспирантов, но и своих детей, общаясь с ними то на английском, то на французском.
К вечеру лавина любителей сильно редела, и на базе появлялись люди с просьбой помочь вывезти тех, кто в результате полученных травм оставался неподвижным на снегу. На базе держали лошадь. Мы её запрягали и ехали разыскивать и собирать в темноте «живые трупы». Затем наша лошадка доставляла их на лыжную базу института физкультуры им. Лесгафта, где в медпункте дежурил врач.
Одно из массовых лыжных соревнований Ленинграда тех лет ; первенство вузов Ленинграда,  на котором отбирали пять сильнейших вузовских команд (а было их более тридцати) для участия во Всесоюзных зимних студенческих играх. На лыжню для защиты спортивной чести своих институтов, кроме меня, выходило до десятка выпускников средней школы №1 Нарьян-Мара. Среди них Игорь Рудный выступал за институт физкультуры им. Лесгафта; Борис Харин ; за Ленинградский институт авиаприборосторения;    Василий Вокуев ; за Ветеринарный институт; Валентин Паутов ; за Технологический им. Ленсовета; Лена Чупрова и Дмитрий Сядей ; за инженерно-строительный институт.
Борис Харин стал доктором технических наук, профессором, Василий Вокуев – ведущим специалистом родного Ненецкого округа в области сельского хозяйства,  начальником Управления сельского хозяйства окрисполкома; Валентин Паутов ; кандидатом химических наук, директором научно-исследовательского института. Они тоже не ударили в грязь лицом на жизненном поприще.
Лыжный сезон сборная команда университета начинала  в Кировске, где снег выпадал на месяц, а то и два раньше, чем в Ленинграде. В первую поездку в Кировск мы отправились вместе со сборной командой Ленинграда. В неё, помимо упомянутых выше В. Кузина и Ф. Терентьева, входили чемпионка мира по лыжам М. Масленникова, её муж С. Тихомолов и другие известные всей стране лыжницы и лыжники.  Сборная Ленинграда жила в гостинице Кировска. Мы, студенты, жили в каком-то общежитии, а питались в ресторане железнодорожного вокзала, единственным мясным блюдом в котором был бигус с колбасой. Бигусом называлась тушёная капуста.
 Снега в Кировске не оказалось, и мы какое-то время были вынуждены бегать кроссы. Когда нам это надоело, мы вшестером решили пойти на разведку, подняться на плато Расвумчорр, потому что из карьера, где добывали апатиты, заметили на плато снег. Чем выше мы поднимались, тем круче становился склон. Вот уже появился и снег, а конца подъёму не было видно. Появилось желание вернуться, но спускаться вниз в скользкой обуви казалось ещё страшней, чем лезть вверх. Забравшись на плато, мы не знали, как с него спуститься. Стало темнеть. Решили переночевать в избушке на вершине. В избе никого не было, зато стояла электропечь: несколько кирпичей, обмотанных толстенной спиралью. Спираль подключалась к электрическому кабелю. На торце кирпичей примостился большой котёл с наполовину сгоревшей кашей. Чтобы согреться и подогреть кашу, мы включили рубильник. Спать было не на чем.
Дождавшись рассвета, решили идти обратно в город. Пошли в противоположную от карьера сторону ; нам говорили, что там есть объездная дорога на вершину плато.  Спускаясь по пологому заснеженному спуску, мы вдруг, как по команде все резко присели, затем развернулись на 180 градусов и на четвереньках рванули вверх по склону. Метров через пятьдесят все сели и дико захохотали. От радости ; сделай мы при спуске  ещё один шаг, свалились бы с обрыва в пропасть.
Придя в себя, долго спорили, в каком направлении двигаться дальше? Как всегда в таких случаях, мнения разделились. Все пошли налево, а Коля Махалов направо. После длительных блужданий до общежития мы всё-таки добрались, и застали ужасный переполох. Увидев нас и посчитав по головам, девушки из нашей команды спросили: «А где Коля»? В ответ мы тупо молчали. Только поздно вечером машина, идущая из Апатитов в Кировск, заметила его, лежащего у обочины. Через пару дней Коля ожил, выпал снег, и мы вдоволь набегались на лыжах. 
После этого я в Кировск больше не ездил.
Как только сходил снег, и Нева освобождалась ото льда, многие лыжники, и я в том числе, вместо Кавголова начинали ездить на Крестовский остров, где располагалось до десятка гребных клубов Ленинграда. В те годы в стране получила популярность академическая гребля. Советские гребцы  «академики» были одними из сильнейших в мире.
Но самой  большой популярностью она пользовалась в элитных университетах и институтах страны, каждый из которых в подражание Оксфорду и Кембриджу, проводивших ежегодные гонки академических восьмёрок между мостами Темзы, считал делом чести иметь свою восьмёрку. Одной из сильнейших восьмёрок Ленинграда тогда была  восьмёрка кораблестроительного института. 
Была такая восьмёрка и у нас. Я, проведший всё детство и юность за вёслами собственной лодки, довольно быстро оказался загребным в восьмёрке ЛГУ. Тренировал нас бывший ленинградский гребец, звали его, кажется, Николай Иванович. Очевидно, из-за полученного в войну ранения он хромал на одну ногу, и сам уже не грёб. Катеров у  тренеров тогда ещё не было, поэтому на тренировку  он выходил с нами в качестве рулевого. Несмотря на свой солидный вес, даже во время соревнований никому не уступал место рулевого.
Для остроты ощущений он не раз в ветреную погоду прокладывал маршрут нашей восьмёрки вокруг Крестовского острова с выходом в залив.  Правда, выходили мы в залив не на скифе, а на более прочной клинкерной восьмёрке. Не помню, какие места занимала наша восьмёрка на первенстве Ленинграда, зато помню, какие ощущения испытывал после финиша в гонке. Было одно желание ; упасть и умереть. Но падать в восьмёрке некуда, да и вёсла бросать нельзя, ведь только с их помощью и поддерживается равновесие судна.
 Собрать всю восьмёрку на тренировку, особенно в весеннюю сессию, бывало проблематично. Каждый раз приходилось кого-нибудь подолгу ожидать. Поэтому я поменял восьмёрку на гоночный велосипед и по весне стал ездить не на Крестовский остров, а в Смольный на юридический факультет, где находилась база велосипедной секции университета.
        И где позднее студентом и спортсменом стал Владимир Путин.