Тело... Что это? Физиологическая оболочка души?
Или та самая последняя рубашка, которую не жалко отдать за лучшего друга, родного
человека, родину?.. За то, что душе дорого. Отдать эту самую последнюю рубашку, значит, не пожалеть жизнь. Разве тут может быть речь о какой-то тряпке, пусть даже
и единственной у тебя?
Отдать последнюю рубашку - отдать тело, не пожалеть жизнь.
А без тела останется только обнаженная душа, лишенная защитной оболочки.
Обнажённая душа уязвима, как лишенная панциря черепаха. Ей некуда спрятаться.
Тело можно осквернить, изуродовать, превратить в рванину... Его можно убить.
Но не душу.
Человек может, проклиная всё на свете, отрекаться от Бога. Может отрицать. Может
кричать:"Не верю!" Отрицать можно всё, даже воздух, которым дышишь, потому что
его не видно, его не потрогаешь. Отрицать можно всё, даже саму душу. Потому что
нет такого органа в теле человека. Физиологически нет.
Но что же тогда так болит, когда все органы вроде бы здоровы? Что же мучает и
доканывает? Сомнения, иллюзии, совесть, любовь... Откуда же берутся душевные
муки?
Тело - последняя рубашка, отдавая которую, обнажаешь душу. Потому тело,
подчиняясь законам физиологии, не в состоянии игнорировать душу. Но отдаваясь во
власть этих законов и не считаясь с законами души, телу требуется одурманиваться всем,
чем угодно, лишь бы заглушить, усмирить, умертвить Бога, живущего в душе.
Человек полагает, что ублажив тело, но игнорируя душу, можно спастись в этом океане
одиночеств, можно укрыться от холода и жестокости этого океана; одурманив душу,
чтобы она заткнулась и не тревожила своими муками.
Но разве возможно заглушить, усмирить, умертвить Бога, живущего в твоей душе?
Нет. Душа бессмертна, как и Бог.
Значит, не дурманить его надо, а прислушиваться, слушать, внимать Ему...
Так думала Инга.
МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.
Все нормальные матросы приходили, пили чай с оладьями и уходили.
А Селёдкин всё сидел и сидел над своей кружкой, как в ресторане, и всячески старался
привлечь к себе моё внимание. У него сегодня было игривое настроение. Он умильно
щурил водянистые глазки и ощеривал свои щучьи зубы, изображая таким манером
интригующую улыбку.
- Инга, расскажи что-нибудь интересное, - канючил он.
- Что именно? - я поражалась своей учтивости. Всё-таки родители дали мне хорошее
воспитание.
- Свою биографию, - сострил он, кокетливо ухмыляясь.
- Сначала вы свою, - выдвинула я встречное предложение, идя по пути наименьшего
сопротивления и продолжая придерживаться избранного тона взаимной вежливости.
- Вот, сватаю Ингу, а она ни в какую, - объявил Селедкин, усевшемуся в этот
момент напротив него, Диме-электрику.
- За кого? - живо поинтересовался тот, с сомнением объединив меня и мотыля
недоверчивым взглядом.
- Да за кого хочешь. Выбирай, - с иронической напыщенностью изрёк сват, обращаясь
почему-то ко мне, хотя вопрос был задан вовсе не мною.
- Да что уж, - потупила я взор с ложной скромностью. - Как-то никого не хочется
обидеть. Здесь каждый хорош по-своему. Я ко всем отношусь одинаково.
- Такого не может быть! - воскликнул Селедкин, забыв про облюбованную им ранее
роль скептика-зубоскала,
- Может быть, - заверила я его с тяжким вздохом обреченности и, всем своим видом
показывая, как нелегко мне жить с этим.
Мотыль задумался, как бы взвешивая реальную возможность такого поворота.
Затем, уныло работая челюстями, прикончил свой полдник и, нехотя, с видом заметно
попритухшим, покинул наконец салон.
Почти все уже пополдникали, лишь боцман и лебедчик чаёвничали за столом дОбычи,
когда в салон с неприкаянными глазами и такою же походкой вошёл Румын.
- Ну вот, и солнце рыжее заглянуло к нам, - весело объявил Коряга.
- Чем бы таким заняться? Скучно так. Инг, хочешь, переборки перемою? - предложил
тралмастер, стараясь произнести это небрежным тоном, но в голосе его просквозили
какие-то сиротливые нотки.
- Думаешь, развеселишься? - озадачилась я.
- Да нет. Просто если на осла положить мало груза, он ляжет, - глубокомысленно
заметил боцман.
- Женщина до свадьбы говорит: ты мой. И только после свадьбы уточняет, что именно
нужно мыть. А тут прибежал и сразу с порога: переборки! - раскритиковал Румына
Коряга.
- Садись, лучше поешь - сочувственно предложила я новоявленному энтузиасту.
- Я не голоден, - с достоинством отпарировал тралмастер и неизвестно почему залился
краской.
- Сколько лет в море ходит, а всё ещё не разучился краснеть, - с удовлетворением
заметил Коряга и широкая жизнерадостная улыбка обозначила на его розовых пухлых
щеках ямочки.
- Всё равно брюхо надо набить. А то пустой мешок стоймя не стоит, - деловито
заметил боцман тралмастеру.
Румын меланхолично прошествовал к столу, налил в кружку из чайника остывшего чаю
и, залпом выпив, перевёл дух. С отвращением глянул в пустую кружку и нехотя сел
за стол.
Боцман оглядел его критически и завёл разговор о том, что пора уж тралмастеру
жениться. Начал рассказывать про какую-то свою племянницу, а потом, оборвав вдруг
свою речь на полуслове, обратился ко мне:
- Слышь, Инга, ты или выходи замуж за Румына или подыщи ему подходящую невесту.
Требование, конечно, ничем не обоснованное, однако я с сердечностью откликнулась
на него.
- Хорошо. У меня много классных подруг. Тебе, Вить, какие девушки больше нравятся,
блондинки или брюнетки?
Он страдальчески потряс головой и беспомощно посмотрел на меня.
- Это совсем даже не важно какая, блондинка или брюнетка. Главное, чтобы с
изюминкой была. И обязательно, чтобы умная, - безмятежно поглядывая на приятеля,
сделал заказ Коряга.
- Умная жена - горе для семьи, - со всею серьёзностью заявил боцман и наставительно
поднял указательный палец.
- Что ж это за счастье, если от жены слова умного не услышишь? - позволил себе
усомниться Коряга.
- Не та жена, что говорит, а та, что борщ варит, - осадил его боцман, прошив
укоризненным взглядом. Но тут же ухмыльнулся и кивнул с таким видом, словно
получил новое подтверждение своему тезису. - Хотя я свою сам учил борщ варить.
- Ты? Сам? Как это? - весело изумился лебедчик.
- Как-как. Обыкновенно. "А ну, говорю, марш на кухню борщ варить!" Идёт и как
миленькая варит, - заявил он, пряча улыбку, и, повернувшись ко мне, назидательно
добавил: - Так-то, дочка. Не родись красивой, а родись с квартирой.
- Ладно, у меня есть подруги и с квартирой, - отводя глаза, сказала я.
- Зачем подруги? Ты сама за Румына выходи. Давно ему нравишься. Я знаю, - встрял
Коряга и деловито, точно выбирая обои, заглянул мне в лицо. - Какая разница, как
она выглядит, когда в сердце мужчины стучит любовь!
Узкие щелки его синих глаз горели лукавством. Но потом лицо его приняло озабоченное
выражение, словно всем своим видом он стремился показать, что полон самыми
благими намерениями.
Наступило короткое молчание.
Румын пробормотал что-то невразумительное и сидел на своём месте раскрасневшийся
и растерявшийся. А затем вдруг остановил на мне испытующий взгляд.
- Скажешь тоже! - отмахнулась я от слов Коряги и взглядов всей троицы,
скрестившихся на мне. Но придя, однако, в некоторое замешательство, я потупилась,
словно девочка, которую похвалили за нарядное платье. - С чего это ты взял?
- А я тралмастера на медленном огне, как ведьму, поджаривал. И он мне сам во всём
признался, - улыбнулся лебедчик и снова посмотрел на меня, теперь для того, чтобы
убедиться, верю я ему или нет.
Я не поверила. Но всё-таки сказала:
- Вот как!
- До сих пор это было тайной. Только сами знаете, легче держать на языке горячий
уголь, чем хранить тайну, - добавил Коряга. - Я тебе вот что скажу, Инга. Если не
достаётся то, что нравится, то пусть понравится то, что достаётся. Чем парень плох? -
он широким жестом указал на Румына. - Ты только не говори мне всякие глупости.Что
некрасивый, да работа у него грязная... Он человек солнечного обаяния. И душа у него
чистая. Вы так подходите друг другу! Ты только не говори "нет". Алмаз гранится об
алмаз, пока не станет бриллиантом, - с пафосом произнёс он, неотрывно глядя на
меня, и, повернувшись к Витьке, спросил: - Что ты на это скажешь?
- Как можно меньше, - отозвался тот, зардевшись. И, пытаясь изобразить улыбку,
пояснил: - Прости, хочу произвести хорошее впечатление.
- А ты что скажешь? - неутомимый сват снова обратился ко мне.
- У меня и мыслей не было... - растерялась я.
- У меня их много, могу поделиться! - подхватил Коряга и плотно уселся на
облюбованного конька: - Человек покоряет космическое пространство. Но никак не
может покорить пространство межчеловеческое.
- Ну ты сказанул! - восхитилась я.
- Я хочу завоевать это пространство. Но только мирным путём, - Румын осторожно
попытался попасть в тон, взятый приятелем.
- Девушки мямлей не любят, - решительно вмешался боцман. - Я своей как замуж
предлагал? Если хочешь, так пошли. А не хочешь, так как хочешь! Я не люблю тянуть
кота за хвост! - Он лихим жестом рубанул воздух.
А глаза его при воспоминании о добром старом времени затуманились нежностью.
- Ну и как жизнь? - поинтересовался Коряга.
- Что значит, как жизнь? - не понял боцман.
- Как теперь складываются ваши отношения?
- А! По-всякому. Теперь она говорит, что потратила свои лучшие годы на меня. А я
отвечаю, что это я загубил свои лучшие годы из-за неё. Иногда себе задумываюсь,
зачем, дурак, женился? Она терпеть меня не может, когда я пьяный. А я терпеть её
не могу, когда трезвый.
- Вот. Это ещё раз говорит о том, что действовать нахрапом в таких деликатных
вопросах, не лучший способ, - поспешила я сделать вывод и, собирая посуду со стола,
дала красноречиво понять всем троим, что фейерверк иссяк. Разговор закончен.
После полдника в нашу каюту опять принесло пьяненького электромеханика.
Бедняга Клёпа, выделывая кренделя как ногами, так и языком, пытался нас вразумить,
что ищет у нас Лёню.
А мы , в свою очередь, пытались его убедить, что его приятеля на этот раз здесь нет.
Однако визитер, будучи под хорошей мухой, отказывался нам верить, немигающе глядя
на наш графин, пустой и чистый, тихо-мирно стоявший в своём гнезде.
Судя по всему, нагруженный электромеханик отказывался верить не только своим ушам,
но и глазам.
Потеряв дар речи, он что-то замычал, обличительно указуя перстом в сторону графина,
невинно сиявшего прозрачными гранями.
Видимо, в мозгу Клёпы тяжело ворочалась мысль, что Лёня всё-таки здесь был и в
срочном порядке помог нам оприходовать недавнее мутное содержимое графина.
Интуитивно разгадав ход мыслительного процесса нашего гостя, который, если верить
поговорке, по национальности должен быть хуже татарина, я попыталась внушить ему,
что бражку мы вовсе не пили, а попросту выплеснули в иллюминатор. Во что Клёпа
верить категорически отказывался. Сей неразумный поступок никак не желал
укладываться в его опутанном стереотипами мозгу.
А ещё говорят, что трезвый пьяного не разумеет, когда всё как раз наоборот. Кое-как
мы всё-таки выставили его за дверь, не взирая на отчаянное его сопротивление.
Бедный Клёпа ещё поголосил возмущенно в коридоре и пошлепал-таки восвояси.
Вот уж действительно, откопал себе Лёнечка дружка!
Во-первых, электромеханик ему в отцы по возрасту годится. Этому типу лет под
сорок, а то и больше.
Во-вторых, хрон, каких мало. В машине давно поговаривают о том, что Клёпа
серьёзно болен алкоголизмом. Говорят, что начальство закрывает на это глаза, потому
что жалко хорошего специалиста. Да и сами верха, кажется, не без греха, попить
"совсем не любят". Однако все как-то умудряются принимать за воротник по-тихому,
чтобы всё было шито-крыто. А этот, если пускается в запой, то как-то уж совсем у
всех на виду.
У человека голова наполовину седая, а его шпыняют, как мальчишку. И он всё терпит,
потому что хоть и без визы, но в море ходит, содержит семью, как-никак.
Если же его попрут с тралфлота вообще, то на берегу такое счастье терпеть никто
долго не будет. И семью потеряет, и для любой работы окажется непригодным.
Отделавшись от назойливого гостя, мы с Анютой по-быстрому собрались и, опасаясь,
как бы опять кого-нибудь не принесла нелегкая, поспешили к Анзору.