Солнце жарило так, словно ему больше нечего было делать. Оно сейчас находилось почти в зените. На раскалённом добела небе ни облачка, а зря, между прочим. Сезон дождей – только через месяц, а сейчас лето в самом разгаре. Ну и, следовательно, адская жара - даже термокомбинезон не спасает. Под душ бы сейчас, сока апельсинового со льдом запотевший бокал… Или хотя бы воды холодной…
Расплавленные мысли вяло роились в отяжелевшей от жары голове Мелста. Хотя, впрочем, роились – сильно сказано. Ворочались, слипались, тянулись, нудные такие, неинтересные. А место, где он сейчас находился, было ещё неинтереснее. Сплошная пустыня, похожая на раскалённую сковороду. Каменистая пустыня, наполовину занесённая песком. Пустыня, где нет ничего живого. Пустыня на месте великой древней цивилизации, на месте её городов, космодромов, морей и прочего… А может, Мелст сам всё это про цивилизацию придумал. Но факт – в этой пустыне были древние, разрушенные почти до основания развалины каких-то явно неприродных сооружений.
Милях в сорока отсюда находится пересадочная станция, рейсовые корабли прилетают через месяц, обслуживающих станцию – всего пять человек, каждые полгода они сменяются. Мелст к их числу не принадлежал. Он просто остался здесь ещё на месяц – до следующего корабля, в этот раз точно, хотя перед прошлым кораблём обещал себе то же самое. Но когда прибыл рейсовый корабль, Мелст легко убедил себя, что месяц – ничто; не на экскурсию же он сюда притащился любоваться местными достопримечательностями! Да и нет здесь никаких достопримечательностей. Пустыня и пустыня. И группка почти сравнявшихся с каменистой поверхностью руин. Не достопримечательностями Мелста интересовала эта планета.
Он коллекционировал предметы, связанные с исчезнувшими цивилизациями – непрофессионально, бессистемно, и довольствовался зачастую тем, что самому удавалось нарыть на каких-нибудь свалках. Так всегда бывает: народы появляются и исчезают, а свалки после них остаются. И это касается почти всех разумных существ! Кажется, известна только одна цивилизация, у которой нет свалок. По крайней мере, они до сих пор никем не обнаружены. Впрочем, как и места обитания. Вот так странно выходит: существа есть, а мест их существования – нет. А было бы любопытно добраться именно к ним! Пусть даже на мусорку.
Дома у Мелста имелась целая коллекция (хотя правильнее сказать – куча) разных черепков, обтёсанных или выглядевших обтёсанными чьей-то рукой (щупальцем, ложноножкой или у кого там что выросло) камешков и проржавевших металлических обломков неясного происхождения. Естественно, ему хотелось найти что-нибудь необычное. Он не являлся ни учёным, ни членом каких-либо официальных исследовательских групп, поэтому доступа на места археологических раскопок у него не имелось, и он довольствовался малым. Мелст искал там, где были следы исчезнувших цивилизаций, но которые никакой исторической ценности не представляли. Так он и попал на эту планетку. Учёные говорили, что развалины слишком древние для того, чтоб там хоть что-то интересное могло сохраниться. Даже невозможно идентифицировать видовую принадлежность древних строителей. Может быть, эта цивилизация исчезла ещё задолго до того, как на Земле вообще появилась жизнь. Но Мелст не отчаивался: в крайнем случае, всегда можно взять камешек из руин для коллекции, если не найдётся чего-нибудь поценнее.
За два месяца Мелст пока не нашёл ничего. На следующем рейсовом корабле он улетит отсюда, а с ним улетит вся обслуживающая группа: приближается сезон дождей. Начинаются кошмарные ливни, грозы, всё вокруг затоплено, появляются совершенно дикие и невозможные формы местной флоры, и они растут, пожирают друг друга, гниют… К концу сезона дождей всё погребено под тоннами гниющей растительной массы. Тогда станция закрывается и герметизируется; планета считается непригодной даже для кратковременных посещений. Потом появляется солнце, высушивая всё вокруг до раскалённого порошка, а его вскоре уносит ветер… Тогда возвращаются люди и восстанавливают станцию почти что с нуля. Потому что, как её ни консервируй, всегда случится какая-нибудь непредвиденная пакость. Но что поделаешь – эта планета единственная на множество парсеков пригодна для места пересадочной станции.
То, чем занимался Мелст, обслуживающему персоналу было до лампочки – главное, что за комнату на станции и за аренду вездехода заплатил наперёд, - и Мелст целый день копался в руинах, а вечером возвращался на станцию, как обычно, с пустыми руками. С собой он брал завтрак и флягу воды. Да, кстати, воды осталось меньше трети, а впереди ещё полдня работы на жаре.
Мелст сидел на камнях когда-то могучего города, спустив ноги в неглубокую яму, вырытую за сегодня, и вяло жевал бутерброд. Апатия ко всему охватила его, и, если бы сегодня прибыл на станцию какой-нибудь случайный корабль, он бросил бы все дела и улетел куда глаза глядят. Куда корабль подкинет.
Мелст всегда любил думать о существах, оставивших после себя те или иные следы и уже давным-давно исчезнувших. Интересно представлять, какими были те существа, что делали, как жили и почему их цивилизация исчезла. Жаль только сами они об этом рассказать уже не могут. Или мы не там ищем?
Мелст дожёвывал бутерброд, механически рисуя носком надёжно зашнурованного высокого ботинка на осыпавшемся песке сложную и бессмысленную кособокую геометрическую фигуру. Он пытался представить ту цивилизацию, с обломками которой сейчас имел дело. Были ли жившие здесь миллионы лет назад существа похожими на людей? Или являлись некими паукообразными организмами, а может, рептилиями или медузами в костяных коконах? Это оставалось пока неясным. Хотя, если попытаться рассуждать логически, кое до чего можно додуматься. Мелст тут уже немало покопался и установил, что дома строили из камня, скрепляя веществом, чем-то напоминающим цемент или нечто в этом роде; здания размещались по определённому принципу, образуя улицы и переулки; здания эти имели прямоугольную форму и размеры, вполне подходящие для человека. Впрочем, осталось неизвестным, какими они были в высоту, но должно быть, приличными, если принимать во внимание то, что от них осталось. Конечно, во многом Мелст мог ошибаться, но ведь все рассуждения оставались при нём, и от этого никому ни хуже, ни лучше не становилось. И не стыдно ни капельки. Так, не надо о капельках: вода на исходе!
Отчего исчезла эта цивилизация? Погубила ли её война, или она шагнула на более высокий уровень развития, и территория её дома расширилась до масштабов Вселенной, или произошла мировая катастрофа, и все либо погибли, либо переселились на другие планеты? Может, их истребили пришельцы с далёких звёзд, завоевавшие их планету или принесшие неведомую болезнь? Если имело место вторжение, то сказалось бы наслоение чужой культуры – это если пришельцы завоевали «местных» и остались тут надолго. А куда в таком случае подевались агрессоры?..
Другие теории в голове у Мелста не складывались. Он с сожалением поболтал почти пустой флягой, отпил глоток противной тёплой воды и завинтил крышечку. В этот момент что-то сверкнуло в выкопанной яме, и Мелст с замиранием сердца нагнулся к рисунку, вычерченному ногой в песке. Там что-то ярко сияло и переливалось всеми цветами радуги, и Мелст дрожащими руками начал отгребать песок от этого сияющего.
Действовал он медленно, осторожно, и спустя некоторое время перед ним оказался красивый шар из неизвестного материала размером с два кулака и с какой-то торчащей тоненькой короткой проволочкой. Больше Мелсту ничего не удалось отыскать, и он принялся рассматривать шар. Шар отсвечивал перламутром и со своей проволочкой немного напоминал вишню с плодоножкой. Иногда этот перламутр сверкал чистым спектром, и Мелст жмурился от яркости красок. На ощупь шар был прохладный, гладкий и приятно-упругий, тяжёлый, хорошо ложился в ладони, и было в нём что-то от ласкового живого существа. За него коллекционеры отвалили бы немало деньжонок, даже не зная предназначения этого предмета, но Мелст продавать его не собирался. Если смотреть на шар долго, в нём можно было увидеть какие-то далёкие туманные миры и странных созданий в невозможных измерениях.
Мелст долго разглядывал шар, разбираясь в своих чувствах. Кажется, он наконец-то был счастлив, ведь у него теперь в руках то, о чём он мечтал всю сознательную жизнь, - Неведомое! И всё-таки чего-то не хватало. Мелсту хотелось знать, для какой цели кто-то создал такой вот шар.
Он так думал об этом, сидя в неудобной позе, что у него затекли ноги, и он был вынужден поменять положение. И в этот момент краем глаза Мелст вдруг заметил, что смотрит на шар не один. Мелст медленно повернул голову и увидел стоящего на краю ямы человека. Солнце светило ему в спину, но он не отбрасывал тени. Забеспокоившийся и насторожившийся было Мелст облегчённо вздохнул: существо это не было человеком, хотя таковым и казалось. Это оказался всего-навсего Приходящий.
С Приходящими люди сталкивались с тех самых пор, когда ещё начали впервые летать к звёздам. Приходящие – едва ли не первая разумная космическая раса, с которой люди имели дело. Странные создания эти Приходящие. Среди них не замечали ни одной особы женского пола, они всегда являлись поодиночке и никогда – группами. Это была очень красивая раса, если бы не вечное отрешённое выражение лица, полное сумасшествие в глазах, да ещё если бы они не рядились вечно в непонятные рваные грязные балахоны, словно ничего другого не имели. У всех Приходящих была смуглая кожа, серые глаза и длинные чёрные прямые волосы. Они не отбрасывали тени и появлялись будто бы ниоткуда в самое неподходящее время в самых неподходящих местах. У них не было никакой защитной одежды, на состав атмосферы им было, видимо, глубоко наплевать, как и на вселенский холод, как и на пламя звёзд, и на погодные условия… Они появлялись везде, неизменно медленно бредущие неизвестно откуда к людям, а затем неизвестно куда и как исчезающие.
Их и людей не разделял языковой барьер, Приходящие свободно изъяснялись на всех возможных языках. Они никогда не задавали вопросы, но иногда отвечали на задаваемые им, и их ответы, сначала казавшиеся простыми и бессмысленными, потом открывали такую глубину мысли, что люди только диву давались. Вообще Приходящие вели себя так, словно вокруг никаких живых существ, кроме них, не было. Они приходили к людям, иногда сидели невдалеке от тех, кто что-то делал, и потом молча уходили. Их можно было спрашивать обо всём, но отвечали они не всегда, и никто не мог понять, по какому принципу они выбирают то, на что им отвечать, а на что – нет.
Сначала некоторые хотели вступить с ними в нормальный, по человеческим меркам, контакт, но все попытки встречали глухую бесконечную стену чего-то непонятного для людей. Кто такие Приходящие, никто не знал. Они определённо не являлись роботами – это уже давно было кем-то и зачем-то доказано. Поначалу даже думали, будто люди встречают в разных местах одного и того же Приходящего, но позже выяснилось, что все Приходящие, хоть в общем-то и похожи друг на друга, всё же немного отличаются чертами лица и ростом. И другие разумные, с кем был установлен контакт, утверждали, что тоже имели дело с Приходящими, но так и х и не поняли.
В конце концов к Приходящим все привыкли, ведь те не делали вообще ничего, а только приходили, уходили и отвечали на вопросы, и оказались абсолютно безобидными существами. На контакт с ними махнули рукой; никто уже не обращал особого внимания на одинокую худую оборванную фигуру, бредущую неведомо откуда к людям. Это было всё, что знал Мелст о Приходящих, которых никто и никогда не видел мёртвыми либо больными или там ранеными. Цивилизация без цивилизации, без дома. Без следов. Возможно, где-то это всё у Приходящих всё-таки имелось, но что уж говорить о людях, если другие расы, древние, давно вышедшие в космическое пространство, тоже ничего толком о Приходящих не разузнали!
Сам Мелст Приходящих не встречал никогда. Сначала он просто разглядывал гостя. Парень как парень, ничего особенного, разве что босой, грязный и странно одетый, но такие – далеко не редкость. Если бы Мелст не знал, что это существо – в общем-то не человек, он бы с ним непременно заговорил. Но вообще-то ему было неловко. Это как сидеть где-нибудь в нормальной такой закусочной и наслаждаться полноценным обедом, а на тебя в это время через оконное стекло молча таращится голодный нищий.
Пока Приходящий уходить не собирался, а молча созерцал шар. Молчание затянулось минут на двадцать. Наконец Мелст решился. Всего лишь полдень, времени навалом, можно с Приходящим и побеседовать. Жаль, что тента какого-нибудь нет, пот белыми струйками на лбу засыхает, но не привыкать.
- Не от этого ли погибли здесь все? – спросил Мелст, качнув шаром.
Приходящий молчал. Мелст сделал вывод, что не от этого. Его это немного успокоило. А то шарик шариком, знаете ли, а вдруг окажется, что это какой-нибудь аннигилятор материи? Не так проволочку дёрнешь – и всё, привет предкам!..
Он начал строить предположения вслух, но Приходящий по-прежнему молчал. Долго ещё вопрошал Мелст, но ответа так и не получил. Терпение его иссякло, он уже готов был врезать кулаком Приходящему в челюсть, чтоб или отвечал, когда его спрашивает человек, или над душой не стоял, но в последний момент передумал и спросил, протягивая Приходящему шар:
- Что это?
Приходящий – о чудо! – сделал движение, взял шар, легонько потянул за проволочку, и в том месте вдруг появилась странно изогнутая тонкая трубочка. Приходящий прикоснулся к ней губами и против всяких ожиданий ответил:
- Лучший подарок пустыни тебе. Путь к твоему сердцу. Вечный.
Приходящий отдал шар и побрёл прочь. Мелст ничего не понимал. Подарок – это вроде бы ясно… Он нерешительно прикоснулся губами к трубочке, как это делал Приходящий.
Тут глаза его широко раскрылись от изумления, мысли пришли в полный порядок. Он нашёл шар, и шар этот не был ни оружием, ни Машиной Времени, ни ключом к другим измерениям, ни чем-либо иным в этом роде. Он был вечен, и это было замечательно. Это оказалась лучшая в мире вещь, и Мелсту уже ничего не было надо. Лучший подарок пустыни, путь к сердцу? О да!
Не было для Мелста ничего лучше под палящим солнцем в жаркий летний полдень, чем отличное холодное свежее пиво!..