(из цикла «Госпожа Журавлёва»)
Обаятельная и привлекательная Любовь Петровна переехала в город, не разменяв и тридцати лет, и параллельно с профессией бухгалтера успела попробовать себя актрисой в местной самодеятельности. Знакомые девчонки затащили компанейскую Любашу в затрапезный ДК железнодорожников на окраине города, где художественному руководителю требовались бравые сочные женщины для постановки пьесы военных лет.
А почему бы не попробовать? К тому времени бухгалтер Любовь Петровна дважды побывала замужем, схоронила обоих супругов, жила с почти взрослой дочерью-восьмиклассницей, и убивать свободные вечера ей было совершенно нечем. Вдобавок подруги пообещали, что членов актёрской труппы бесплатно пускают на все концерты и мероприятия захолустного Дворца культуры.
Худрука железнодорожного ДК звали Георгий Мовсюков. Он курил трубку, носил седые волосы, завязанные в хвост, и наматывал на шею красный мохеровый шарф. Если Мовсюков слишком придирался на репетициях, артистки за глаза звали его «Г@внюков».
Стать пышнотелой блондинки Журавлёвой художественный руководитель одобрил сразу. На роль разведчиц Советской армии ему были позарез нужны крепкие крестьянские красавицы. Румяная, губастая Любовь Петровна с наливным бюстом и неохватными бёдрами соответствовала всем параметрам образцовой сельской молодухи.
Актрисам раздали папки со сценарием. На репетиции отводилось три месяца, с февраля по май. Ко Дню Победы Мовсюков собирался преподнести зрителю спектакль по мотивам Отечественной войны.
Дома Любовь Петровна с любопытством прочла набросок сценария. Пьеса называлась «Ладанка». Сюжет был хлипковат и надуман. Пять девушек-разведчиц пробираются в деревню, занятую фашистами. Одна из диверсанток, рядовая Павлина Берёзкина, идёт на встречу со связным партизанского подполья, но в темноте путает хаты и попадает в дом злобного полицая.
Простодушная Павлина ничего не подозревает, потому что полицай ходит по дому без формы и по стечению обстоятельств правильно отозвался на пароль. Хозяин-полицай заманивает гостью в избу, усаживает за стол и импровизирует на ходу, пытаясь вытащить из Павлины побольше сведений о советских частях.
В конце концов рядовая Берёзкина догадывается, что совершила страшную ошибку и хочет убежать, но полицай оглушает девушку, крепко связывает и сдаёт в немецкую комендатуру.
У сволочи-полицая в доме живёт глухонемая прислужница Стеша. Она находит под столом оброненную Павлиной ладанку с вышитыми инициалами «П. Б». Стеша надевает ладанку на себя и целыми днями гуляет по деревне в надежде, что кто-то опознает вышитый оберег разведчицы. Немцы глухонемую дурочку не трогают.
Незадачливую Павлину Берёзкину между тем жестоко пытают в застенках комендатуры. Павлина терпит истязания, но упорно молчит, а соратницы из её группы, наблюдающие за деревней, действительно замечают ладанку у гуляющей Стеши.
Неграмотная глухонемая кое-как на пальцах объясняет, что произошло с пропавшей Берёзкиной. Девушки-солдатки решают дать фашистам бой и выручить несчастную Павлину.
В последнем акте немцы ведут замученную разведчицу Берёзкину на виселицу в центр деревни. Когда Павлина уже стоит на эшафоте, из засады вылетают верные подруги, сокрушают немецкий конвой и спасают разведчицу.
Фашистский офицер едва не застрелит Павлину, но в него вцепится безобидная глухонемая Стеша и погибнет сама, а офицера убьёт командирша группы Евдокия Рябинина. Занавес.
С первых же строк сценарий «Ладанки» не выдерживал никакой критики. Было непонятно: почему девчонки-разведчицы попёрлись на задание во вражескую деревню при полном параде, в военной форме, вместо того, чтобы замаскироваться под мирное население?
Откуда у рядовой Павлины Берёзкиной (наверняка – комсомолки!) на шее взялась ветхозаветная ладанка с инициалами? Лучше бы она партбилет под стол уронила!
Кульминация пьесы вообще попахивала фантастическим боевиком. Четыре разведчицы и глухонемая помощница задают перцу целому деревенскому гарнизону фашистов, уводят с эшафота пленницу и теряют при этом одну только Стешу, да слегка портят маникюр.
В пику скептикам и недоброжелателям режиссёр Георгий Мовсюков был уверен в успехе пьесы. Пожилых зрителей должны были подкупить песни военных лет, создающие фон спектакля: «Катюша», «Тёмная ночь» и «Вставай, страна огромная».
Для охвата более молодых театралов худрук сделал ставку на эротические элементы. В костюмерной ДК хранилось пять комплектов женской красноармейской формы: пилотки, ремни, диагоналевые кителя и юбки защитного цвета. Пять розовощёких солдаток в юбках выше колен и со смелыми разрезами сзади непременно покорят мужскую публику! Когда пятёрка разведчиц присаживалась на корточки за бутафорским забором, их трусики сияли на весь зал. Даже светотехники матерились от удовольствия.
- Милейшие дамы! – скороговоркой трещал Мовсюков, помахивая трубкой перед актрисами. – Я не заставляю вас надевать бабушкины панталоны и шерстяные чулки на крючках. Однако ради всего святого - забудьте о чёрных колготках и ажурном нижнем белье. Надо выдержать дух эпохи. На репетицию прошу являться в нейтральных телесных колготочках и трусиках светлых тонов. Бриллиантовые серьги и золотые кулоны советским разведчицам тоже не к лицу.
- Кто бы нам их ещё подарил, бриллианты-кулоны! – ворчала Роксана Некрасова, играющая командиршу Евдокию.
Особо пикантными по замыслу Мовсюкова предполагались сцены с Павлиной Берёзкиной, которую кровожадные немцы связывают, пытают и допрашивают. На роль примадонны режиссёр безоговорочно утвердил Любовь Петровну Журавлёву.
Любовь Петровна понимала, что худруку Мовсюкову приглянулись её циклопический бюст, полные бёдра и голубые глаза, но отнюдь не рвалась на первый план.
- Георгий Максимович! – стонала она тоскливо. – Ну почему как половину пьесы связанной сидеть, – так сразу Журавлёва? Я самая крупная в группе! Какая из меня разведчица?
Это было правдой. Бухгалтер Журавлёва оказалась наиболее грузной женщиной в боевой пятёрке. Китель и юбка едва сошлись на её тяжёлой фигуре. Защитная ткань до предела обтягивала гаубичную попу, сквозь материю просвечивали неуставные символические трусики. Казённые кирзовые сапоги немилосердно жали Любовь Петровне в толстых икрах, и ей разрешили играть в своих сапожках – глянцевых, чёрных, в обтяжку до колен.
Театральный гений Мовсюкова не терпел возражений.
- Журавлёва, в роли Берёзкиной не нужно выполнять акробатических этюдов. Все актёры будут носиться как угорелые, а вы сидите себе связанной в застенке и ничто вас не колышет. Вживайтесь в образ Павлины с ладанкой! Вы ночная разведчица. Вы женщина-солдат, попавшая в плен! Выбросьте из головы бухгалтерскую отчётность, мужа, семью и дом!
Любовь Петровна скромно поправила, что она не замужем. В результате худрук вообще не стал давать ей проходу. То за талию приобнимет, то спинку в районе лифчика отряхнёт. Но всё это делалось до того непринуждённо, что примадонна стеснялась треснуть режиссёру по рукам. К творческим личностям она с младых лет относилась с уважением.
Труппа с грехом пополам разучила текст и приступила к репетициям. Блистая ляжками в телесных колготках и ежеминутно одёргивая гимнастёрки на непокорных бюстах, разведчицы кучкой внедрялись в воображаемую деревню. Они походили на банду стриптизёрш, крадущихся в элитный клуб с чёрного хода.
Любовь Петровна в образе Павлины Берёзкиной стучалась в дом к полицаю, произносила пароль, случайно получала правильный отзыв. Позже, за самоваром, рыжеватый Игорёк, играющий супостата, притворялся, будто бьёт женщину по голове, укладывал её на пол и прочно связывал.
Данный эпизод долго не давался самодеятельным актёрам. Игорёк вполне правдоподобно имитировал удар, оглушающий Любовь Петровну, но лже-Берёзкина то запаздывала повалиться со стула, то наоборот, падала слишком рано.
- Плохо! Погнали ещё раз! – вопил из зала худрук Мовсюков, и полицай с разведчицей угрюмо занимали исходные позиции.
- Любовь Петровна, я зайду к вам сзади и шёпотом скажу «Па-а-а…», чтоб вы приготовились, - дружески подсказывал полицай Игорёк. – Потом договорю «…дай!», и нанесу удар, тогда падайте.
Мало-помалу Журавлёва приноровилась валиться со стула по тайному сигналу Игорька. Однако дальше снова начались проблемы.
Игорёк скручивал спелую разведчицу верёвкой по рукам и ногам, но не мог унести её со сцены в «комендатуру». Неподражаемая прима Любовь Петровна весила около девяноста килограммов. Партнёр багровел, тужился и терял лицо перед зрителем. Когда он рискнул потащить пленницу волоком, «бессознательная» Журавлёва порвала дорогие колготки о гвоздь в полу и устроила скандал.
В утешение худрук Мовсюков лично купил Любовь Петровне другие колготки и придумал, что полицай Игорёк позовёт на подмогу немецкий патруль. Втроём мужчины всё-таки справлялись с выносом оглушённого и связанного тела Павлины Берёзкиной. Репетиции продолжались.
Угодив в лапы к фашистам, Любовь Петровна до конца спектакля представала перед публикой в связанном виде. В том-то и заключался коварный план Мовсюкова по привлечению зрительской аудитории. Если намалевать на афише кусочек распятой полуголой пленницы, люди обязательно пойдут смотреть «Ладанку», рассуждал непризнанный мэтр.
Главную героиню сначала обезвреживал Игорёк, потом пытали гестаповцы, а в финале Журавлёву-Берёзкину вели на виселицу со скрученными за спину руками и табличкой «Шпионка» на груди. Табличку пришлось опустить на живот пленницы, потому что на циклопическом бюсте она лежала плашмя и совершенно не читалась.
Во всех эпизодах со связыванием Павлины Берёзкиной худрук Мовсюков был тут как тут. С дьявольским огнём в глазах он вставал над Любовью Петровной, загибал ей руки назад и разжёвывал актёрам, играющим фашистов, как вязать пленниц без обмана и халтуры.
Узлы режиссёра были не болезненными, но очень крепкими. После того, как бухгалтер Любовь Петровна удалялась за кулисы, подруги с трудом распутывали ей локти и запястья.
- Неровно Говнюков к тебе дышит, Журавлёва! – ухмылялись разведчицы, теребя грубые верёвки. – Смотри, оставит тебя после репетиции связанной, один на один, забьёт в рот пилотку и конкретно за жопу возьмёт!
- Хорош ерунду городить, развязывайте! – торопила Любовь Петровна, приседая от нетерпения. Шипучие лайкровые колготки тёрлись между напряжённых ляжек. – Сикать хочу, умираю!
Эпизод с пытками Берёзкиной в комендатуре Георгий Мовсюков несколько раз браковал и переделывал. В застенке Любовь Петровна смотрелась суперсексуально. Без юбки, пилотки и кителя, она оставалась лишь в сапогах, колготках и живописных лохмотьях военной формы, перемазанных красной краской, изображающей кровь.
Скудные лохмотья с трудом прикрывали женщине современные лифчик и трусики. Её светлая грива была растрёпана, на голых белых плечах темнели синяки. Гримёрша Светлана рисовала Любовь Петровне подбитый глаз и окровавленные яркие губы. Мужчины, играющие гестаповцев, были напрочь деморализованы чересчур соблазнительной партнёршей. Худрук Мовсюков демоном летал вокруг полуобнажённой связанной разведчицы, нежно поправлял ей лохмотья, трогал волосы и колготки, подтягивал верёвки.
По сценарию Павлина Берёзкина томилась в камере привязанной к металлическому стулу, но режиссёр дал волю фантазии и перепробовал на примадонне несметное множество пыток и поз. Он искал наиболее выигрышный вариант, который во всей красе раскроет дамские прелести разведчицы.
Это был адский труд. За время репетиции госпожу Журавлёву перевязывали по десять-пятнадцать раз. Её прикручивали к стулу и к медицинскому столу, ставили на колени в дверном проёме, распинали в позе "ромберга" с задранной за спину ляжкой и растянутыми в стороны руками. Любовь Петровна уже начинала сомневаться - что именно здесь репетируется? Невинная пьеса об Отечественной войне или мюзикл о садомазохистах?
Нужную гестаповскую пытку Мовсюков тоже выбирал тщательно, со вкусом. По сценарию пьесы фашисты допрашивали Павлину, втыкая иголки под ногти. Это было легко сыграть, ведь из зала не видно, есть иголка под ногтем или нет. Громко орать от боли Любовь Петровна тоже умела. Она запросто заглушала даже фашистов, задающих ей каверзные вопросы.
Однако изобретательный Мовсюков счёл, что "иглотерапии" недостаёт динамики и эффектности. По его требованию полуголую разведчицу Журавлёву-Берёзкину растягивали в полный рост на лавке, пороли плетьми, вздымали за локти на бутафорской дыбе и даже прижигали электрическим током.
«Ох, Мовсюков! Дай волю – изнасиловал бы на сцене бедную Берёзкину для полного счастья!» - поражалась Любовь Петровна, изображая жертву очередной пытки.
Судя по возбуждённым глазам парней-актёров, никто из них был не прочь, совсем не прочь устроить интимный допрос с пристрастием доступной, полураздетой Журавлёвой.
Специально для Любовь Петровны пиротехник Дворца культуры изготовил хитрые картонные электроды. При нажатии из них веером летели синие искры и раздавался жуткий треск.
- Внимание, коллеги! Сцена одиннадцатая, - распоряжался из зала худрук Мовсюков, раскуривая трубку. – Погнали, начиная с реплики: «Фрау, вы должны понимать, что Германия уже выиграла эту войну»… Серёжа! Не облизывайтесь на Любовь Петровну, она не пирожок с визигой. Вы хладнокровный палач третьего рейха!
- Заколебал, чёртов Г@внюков! – сквозь зубы цедила разукрашенная гримом Любовь Петровна, беспомощно раскинутая в пыточном кресле.
За весь вечер её лишь дважды ненадолго развязывали. У замученной актрисы давно затекли руки, чесалось между лопатками, а потные капроновые колготки страшно натёрли промежность. Половые органы в трусиках промокли и склеились.
Гестаповец Серёжа придвинул к распятой жертве коробку трансформатора с проводами и воткнул картонные электроды под ключицы Любовь Петровне. Затрещали, посыпались безвредные синие искры. Пленница Берёзкина привычно завизжала:
- А-а-а! Ничего не скажу, сволочь фашистская!...
- Журавлёва, не лежите без движения! – командовал занудный режиссёр из дальнего ряда. – Сопротивляйтесь, вырывайтесь из пут! Плюйте Сергею в лицо! Вас не сломить!
Женщина сильно дёрнула скрученными за спину руками, и верёвочная петля… развалилась.
- Стоп-стоп! – возмутился худрук Мовсюков. – Коллеги, кто связывал главную героиню? А если она на премьере развяжется? Скандал!
Он бежал по проходу к сцене:
- Минутку, Любовь Петровна, сейчас я замотаю вас по-настоящему!
- Перерыв, Георгий Максимович! – взмолилась примадонна. Она неуклюже вставала из кресла, сбрасывая на сапоги остатки верёвок. Живописные лохмотья упрямо сползали с груди в далеко не военном шёлковом лифчике. – Я хочу минеральной воды и курить! Мне нужно в дамскую комнату! У меня от вашего дурацкого кресла позвоночник вторую неделю ноет! Я скоро вообще не стану играть этот балаган.
Художественный руководитель Мовсюков картинно схватился за сердце и искупал Любовь Петровну в дифирамбах. Встал на колени, обнял за обтянутые капроном жирные ляжки и не выпускал до тех пор, пока примадонна не дала слово довести дело до премьеры.
Скорее всего, Любовь Петровна согласилась ломать комедию дальше, чтобы только Георгий Максимович не щекотал её бородкой между бёдер и не трогал под лохмотьями за влажные трусики.
В качестве компромисса режиссёр поменял интерьер пыточной камеры. Кресло и дыбу упразднили. Теперь Любовь Петровну красиво ставили в деревянную раму и привязывали за разведённые руки и ноги в форме кремлёвской звезды.
Пытка женщины искрящимися электродами была признана самой эффектной и динамичной, поэтому плётки, клещи и иголки были преданы забвению. Ещё обольстительная прима выторговала себе перекуры через каждые тридцать минут пыток, рюмку коньяка за вредные условия работы и право в любой момент прервать репетицию, если у неё заболят связанные руки, зачешутся самые неожиданные места или изопреют ноги под сапогами и колготками.
В итоге оказалось, что главной героиней быть вполне терпимо. Остальной актёрский состав худрук Мовсюков драл, как сидоровых коз. Особое наслаждение Любовь Петровне доставляла финальная баталия у виселицы.
Она, божественная и связанная Павлина Берёзкина, возвышалась над толпой с табличкой и петлёй на шее, а четыре подруги-разведчицы бросались врукопашную на конвоиров, набивали себе шишки, ставили затяжки на колготки и размазывали макияж. Глухонемая Стеша перехватывала офицерскую руку с «вальтером», получала условную пулю в грудь и не могла сыграть впечатляющую гибель.
- Стоп! – неслось из зала, затянутого табачным дымом. – Стеша, всё очень плохо! Некрасова, не гоняйтесь за фрицем по сцене. Бейте того, что поближе! Айбика Хисмадуллина, не задирайте ноги, вы не в канкане. Зритель будет недоумевать - где в сорок третьем году разведчицам выдавали розовые гипюровые трусики? Быстро поправьте юбку. Все по местам. Начали снова!
- Даже цвет моих трусиков в толкучке различил! – удивлённо бормотала Айбика Хисмадуллина, рассматривая себя сзади. – Мастер! Всё подмечает.
«Я бы с первой попытки вашу драку сыграла!» - горделиво думала Любовь Петровна Журавлёва, поворачивая шею в петле и разминая за спиной связанные руки.
Примадонна не избежала лёгкой «звёздной болезни». Ей нравилось, что она стоит на пьедестале, что её окровавленные лохмотья не скрывают линии ладного тела, колготки и сапожки эротично лоснятся в свете софитов, а губы напоминают клубничный пудинг.
Женщина не сомневалась, что её актёрская работа – самая безупречная. Возможно, следующий спектакль ждёт Журавлёву-Берёзкину уже где-нибудь на Таганке. Хватит горбатиться над бухгалтерскими бумажками. Вот и дочь Ленка говорит, что театр действует на маму благотворно. Дикция Любовь Петровны стала чище, движения – мягче, походка – выразительней. Пора на большую сцену!
Мовсюков постучал трубкой по зрительскому креслу.
- Любовь Петровна, не торчите столбом! Вы должны кричать: «Сестрёнки! Успели, родимые!»
Четвёрка боевых разведчиц с затяжками на колготках вновь пошла в атаку.
Неизвестно, вышла бы ли из Любовь Петровны новая жрица Мельпомены. Блеснуть на сцене примадонне не довелось. Режиссёр Мовсюков сам всё испортил.
Примерно через три недели после начала репетиций он попросил Любовь Петровну задержаться на пару минут.
Девушки-разведчицы, глухонемая Стеша, полицай Игорёк и гестаповцы благополучно разбежались из железнодорожного ДК. Ушли работяги-осветители и техники по смене декораций. Зал и гримёрка опустели.
Любовь Петровна переоделась из красноармейской формы в бордовое переливчатое платье с глубоким вырезом, причесалась и взяла в охапку пальто, но подлетел режиссёр Георгий Мовсюков, пригласил примадонну к столику за сценой. На столике красовался коньяк, чай, коробка шоколадных конфет, ваза с фруктами.
Присели, выпили. Любовь Петровна снисходительно внимала сладкоголосому худруку. Мовсюков болтал много и ни о чём, перескакивал с темы на тему, отпускал непонятные театральные шутки, а иногда почему-то переходил на ломаный французский.
Любовь Журавлёва, земная сельская женщина, давно поняла, к чему клонит Мовсюков и почему на столе коньяк. Ей было забавно. Режиссёра она почитала за ум, трубку и красный мохеровый шарф, однако не представляла себе романа с несуразным художественным руководителем.
Наконец Любовь Петровна перебила щебечущего Мовсюкова.
- Георгий Максимович, вы просили меня остаться, чтобы только распробовать коньяк? Мне ещё до дому полчаса добираться.
- Нет, Любовь… Любочка… Люба Петровна! – смешался невежливо перебитый Мовсюков. – То есть, не только за этим…
Зажмурился, осушил рюмку и откровенно выпалил:
- Как вы смотрите, чтобы … подняться на сцену и ещё раз проработать сцену с распятием на деревянной раме? Я разрешу вам плеваться и кричать, сколько хотите. Я гибну в вас, Любовь, и это правда!
Любовь Петровна испытала горькое разочарование, а в голубых её глазах загорелись недобрые огоньки. Господи, и этот туда же! Хоть и гений, хоть и в красном мохеровом шарфике, – а такой же дубовый мужик!
Она встала из-за столика вполоборота, выставив из-под платья упругое блестящее колено, и сказала:
- Думаешь, главную роль дал, Георгий Максимович, так и ноги об меня вытирать можно? Феллини недоделанный! Искусство требует жертв, ага, слыхали! Мало на репетициях меня жамкаешь и лапаешь, ещё и в любовницы Журавлёву припахать хочешь?
Мовсюков побитой собачонкой таращился снизу то на клубничный рот Любовь Петровны, то на круглое колено в телесных колготках.
- Ах, какая женщина! – патетически прошептал он.
- Меня в жизни столько раз связывали, сколько ты сисек актрисам не перещупал! Меня связывал первый муж и второй муж. Связывала родная дочь, соседи, милиция, одноклассники и подруги, - холодно бросала Любовь Петровна, кутаясь в пальто. – Ещё меня связывали таксисты, беглые зэки, начальство и колхозные технички. Им всем было нужно меня изнасиловать или помучить. Вот и ты им под стать, Г@внюков, хоть и режиссёр, и в мохеровом шарфике!… Хочешь наедине в пустом театре распять Журавлёву на раме и тупо трахнуть!
- Нет, Любочка, зачем же так уничижительно и банально… - лепетал Мовсюков, нескладно прижимая к сердцу потухшую трубку. – Я падаю к вашим чудесным ногам, я преклоняюсь! Вы жемчужина, вы многообещающий типаж, у вас харизма, Люба… Петровна… Поверьте!
- Я без того весь вечер провисела на твоей раме, в тесных трусах и колготках! – ядовито напомнила многообещающая жемчужина. - Ни почесаться не могла, ни тампон проверить! У меня, между прочим, месячные. Все вы одинаковые, лишь бы руки бабе заломить! Кури свою трубку, козёл.
Несостоявшаяся прима Журавлёва взяла из вазы виноградинку, съела и величаво ушла из ДК железнодорожников, чтобы больше сюда не возвращаться.
- Какая женщина! – промямлил Мовсюков, глядя вслед тугому и пухлому заду примадонны.
Рассказать кому – не поверят, что полуобнажённую Любовь Петровну в эротичных колготках и рваной одежде три недели кряду пытали и связывали посторонние мужики, но ни разу не покусились на её честь. Зато единственный интеллигентный мужчина, оставшись с глазу на глаз, тут же возжелал отыметь Любовь Петровну на пыточном устройстве. Неужели по-человечески нельзя? Или вам судьба предначертала быть вечной жертвой, примадонна Павлина Берёзкина?
Позже Любовь Петровна узнала, что роль пленной Павлины отдали Роксане Некрасовой, но спектакль ко Дню Победы не вышел. Девичья труппа разведчиц и Стеша обвинили режиссёра Мовсюкова в сексуальных домогательствах и постановке садомазохистских сцен под ширмой пьесы о Великой Отечественной войне.
Мовсюков в ужасе уволился и уехал то ли в Нью-Йорк, то ли в Крыжополь. Труппа была распущена.
- Побыла ты дочкой примадонны – и баста! – сказала дома Ленке Любовь Петровна, уютно располагаясь на диване. – Г@внюковы – они и в театре Г@внюковы. Обходи стороной режиссёров, девочка, лучше кошку заведи.
На память из ДК железнодорожников бывшая актриса стибрила пяток поддельных трескучих электродов и на следующий день подложила их в бухгалтерии на стулья коллегам. Получилось весело.
Но это уже другая история.