В отставке

Николай Андреев 4
       Сон - благодетельное свойство человеческого организма. Говорят, в детстве можно увидеть цветные сны и даже полетать. Полковник видел сны каждую ночь – беспрерывно, стоило чуть заснуть. К утру, череда снов заканчивалась чем-то похожим на кошмар. Когда сходил в поликлинику, суровая женщина определила диагноз мгновенно – абстинентный синдром. Попросила сказать волшебное слово. Полковник оторопел, так еще никто не выпрашивал у него взятку. Недоуменно замолчал. Докторша не выдержала и подсказала слово «пожалуйста». Детский уровень вымогательства изумил. Тут же сказал «пожалуйста». Докторша   посоветовала сходить в церковь и причаститься. Перед этим требовалось три  дня не есть мяса.  Дальнейшие слова изумили еще больше: «Придет доктор, скажет вам то же самое. И направит к наркологу». Полковник понял, что имел дело с медсестрой. Тем не менее, чуть было не последовал медицинскому указанию. Остановило предстоящее голодание. В конце концов, смирился со снами.
      Сегодняшний сон был армейским. Он завершился словами замполита: «В военное время за утрату партийного билета расстреливали. Вы мне больше не друг».
      Полковник проснулся. К кошмарам он уже привык. Пошел покурить. Потом побрился. Взглянув в зеркало, плюнул. Бреясь, старался не смотреть. Выпил кофе. Еще покурил. Посмотрел на часы – половина шестого. Снова лег.
      Провел утренний сеанс аутотренинга – «С каждым днем я чувствую себя все лучше и лучше во всех отношениях, с каждым днем я чувствую себя все лучше и лучше во всех отношениях…» Так двадцать раз.
      Вернулся в кошмар. Искал и искал партийный билет. Когда чувство утраты стало невыносимым, снова проснулся. Посмотрел на часы – восемь. Подхватился на работу. На кухонном столе прочитал записку жены про завтрак, на который не оставалось времени. Посомневался над таблетками и  съел несколько штук. Давление решил не мерить. Привычно застегнул бандаж на поясе, так как вследствие полиомелита имел больной позвоночник. Надел рубашку, галстук, костюм, вскинул на плечо сумку и отправился на работу.  День завертелся.
      В вагоне метрополитена занялся любимым развлечением. Сделал глазки малышу напротив. Так, чтобы не заметила мама. Сначала малыш отвернулся. Потом осторожно взглянул на него. Полковник состроил рожицу. Малыш снова отвернулся. Затем снова посмотрел. Полковник улыбнулся. Малыш – в ответ. И показал средний палец. Полковник удовлетворенно вздохнул. День начинался хорошо. Да, кстати, полковник был уже несколько лет как в отставке. Но бывших полковников не бывает – любил повторять он.
      Вышел на своей остановке. Застыл от мощной и одновременно сексапильной фигуры проходящей мимо женщины. Тут же получил чем-то угловатым по ноге. Пенсионер взглянул на него безумным взглядом. Полковник воздержался от замечания. Поток понес его к выходу. Вдруг вспомнил, что сегодняшнее утро должен встретить в чужом министерстве. Перепрыгнул в противоположный поток. Перешел на другую станцию.
      Накануне его вызвала начальница. Мягкая, внимательная, приятная во всех отношениях,  мадам Каменецкая протянула папку:
      – Нам на согласование прислали проект правил, подготовленный Министерством по чрезвычайным ситуациям. Должна предупредить – организация сложная. Их даже зовут «черными полковниками». Нужно  посмотреть документ и, если найдутся замечания, согласовать их с разработчиком. Сможете?
      Вопрос был задан в связи с тем, что полковник появился в отделе недавно и с самого начала заявил, что охраной труда до этого не занимался, а вот попробовать готов. Мадам Каменецкая проглотила заявление с милой улыбкой, так как дилетант пришел по очень большой протекции. Сообщив о новом работнике, начальник отдела кадров только закатил глазки на потолок.
      Поэтому, давая задания, всегда добавляла это самое «сможете?». С тонкой такой, едва уловимой иронией. На что полковник, хохотнув, всегда отвечал «попробую». По лицу мадам пробегала тень.   
      Странные люди эти чиновники. Органы государственного управления – почти что их собственные органы. Священная забота о стране освещает их лица. Страна отвечает им повышенными окладами и надбавками за выслугу лет. По гигиенической классификации их труд относится к деятельности с повышенным эмоциональным напряжением. Ведь ответственность их велика, они принимают судьбоносные решения. А наяву полковник не видел в их действиях ничего кроме страха – как бы чего не вышло. Мадам Каменецкая была классическим примером.
      Первым заданием полковника было написать одно ничего не значащее официальное письмо. Три дня шла правка. Пока полковник не хохотнул – «вы прямо как Лев Толстой». Тогда по лицу мадам пробежала тень. Она с обреченным видом велела полковнику поставить свою фамилию в качестве исполнителя и отнести на подпись замминистра. Через полчаса полковник принес подпись. Железная выдержка изменила начальнице. Она не смогла скрыть потрясения. Обычно письма на подписи у замминистра лежали по несколько дней.
      Фокус объяснялся просто – шоколадка с комплиментами неприступной секретарше, которая тут же превратилась в обыкновенную девчонку.
      Начальница не знала, что в армии полковник был Суворовым тылового обеспечения. Юношей хотел быть Штирлицем, а в результате стал помощником по тылу. Оказалось, что должность требовала не меньшего искусства.
      На Дальнем Востоке в солдатский рацион его солдат входили гребешки и крабы, в Средней Азии – сахарные  дыни, в Западной Сибири – мясо лося и медвежатина. Окончил службу в войсках спецназа. Когда президент лично инспектировал столовую, полковник предложил первому лицу сто грамм.  Тот отказался, но отметил качество солдатской кухни.  Во время службы в морской пехоте отличился на учениях. Иностранные наблюдатели спросили у руководителя учений, что за род войск подошел к берегу. Тот увидел, как вслед за танками-амфибиями причалили странные плавучие средства с людьми в белых колпаках и дымящимися полевыми кухнями. От наказания полковника спасли наваристый  борщ и макароны по-флотски, высоко оцененные иностранными наблюдателями.
      Выйдя в отставку, все как-то не мог найти дело по плечу – начальник  капитального строительства в аэропорте, замдиректора по общим вопросам  Института ботаники. Вот попал в Министерство труда и социальной защиты. Лихому помощнику по тылу и здесь было скучно. Странный народ эти штатские чиновники – правила, инструкции, никуда без них.
      Вопрос с документом МЧС решился за двести грамм водки. Как правило, среди любителей выпить часто попадаются талантливые люди. А уж изучать кадровый состав полковник умел. В инспекции труда работал ехидный очкарик, который исчеркал документ вдоль и поперек. Полковник знал, что делал. Главное с военными людьми – вовремя их построить. Получив документ с замечаниями, МЧС вызвало дерзкого согласователя к себе на совещание.
      Войдя в Министерство по чрезвычайным ситуациям, сначала полковник забежал в буфет и купил пирожное. Силы все-таки были нужны. На совещание немного опоздал. Войдя, извинился,  слегка невнятно, поскольку дожевывал походный завтрак.
      Полковники МЧС сидели вокруг стола как апостолы на вечере. Генерал освящал действо. Спектакль предназначался для штатского, каковым на данный момент являлся полковник.
      Но не знали они, какие мундиры видел он.
      Генерал с каменным лицом отметил явление критика и предложил ему доложить по рассматриваемому вопросу.
      Полковник милостиво предложил продолжать без него. По каменному лицу генерала разлился легкий румянец.  Полковник твердо решил отомстить за страдания родного министерства.
      Некий чин стал докладывать. В такт его увесистым фразам генерал постукивал пальцем по столу. Наконец, объявил, что сейчас будет голосование, принимать ли проект. Тут полковник поднялся.
      – Вы тут делайте, что хотите, вас все равно больше. А я пойду, – сказал  и вышел.
      Лицо генерала потемнело, лица полковников посветлели.
      Пора было домой, в родное Министерство труда и социальной защиты. Предстояла любимая пешая прогулка.
      Полковник вышел на станции метро «Площадь Победы». В подземном переходе  увидел почетный караул школьников. Они чеканили шаг, чтобы там, наверху, занять пост у Вечного огня. Дети в военной форме – зрелище трогательное и серьезное. Оно свидетельствует о хрупкости жизни.
      Оказавшись снаружи, полковник зажмурился – так ярок был мир. 
      Город держал гранитный обелиск в полукружье зданий как в ладонях. Он стоял на острове, омываемом потоком машин, и открывал самый красивый проспект мира.
      Полковник прошел вдоль и свернул на берег Свислочи.
      В каждом городе должна быть река с набережной. По которой плывет  прогулочный кораблик – в музыке и цветных флажках. На берегах которой несут службу рыболовы с видом людей познавших истину. Даже одна бабулька с авоськой – сурово стоит и держит удочку. Видимо, истина тут не при чем. Наверное, забота о пропитании.
       Иногда по набережной пробегает отряд суворовцев. Бритые мальчики бегут к своей цели, неизвестной простым смертным. Мимо милого такого желтенького Генерального штаба. С одной стороны штаба имелся пропускной пункт. Через него проходили лощеные офицеры с портфелями. С другой стороны возле ограды молодые солдатики, спрятавшись за будкой, курили. Они напоминали группку молодых обезьян в клетке.
      А дальше парило удивительное архитектурное сооружение – Театр  оперы и балета. Невозможно было определить – к какой эпохе он относился, к какому стилю. Нечто абсолютно вне времени и пространства. А объяснялось просто – в нем остался дух большевистского супрематизма первого проекта. Того периода, когда революция политическая еще не смела революцию культурную.
      Впрочем, полковник шагал, не замечая всего этого. Все это он воспринимал внутренним оком. Проходя этим путем тысячный раз, он был бегущим элементом пейзажа.
      Мимо Острова слез с голубой часовенкой, памятником воинам-интернационалистам.
      Снова по набережной. По горбатому мостику. Как всегда пожалел, что не взял с собой хлеба, чтобы покормить стайку живущих здесь круглый год уток.
      В министерское здание не зашел, а прошел мимо, туда, где на горке сияла интуристовская гостиница «Планета». С фонтанчиком  во внутреннем дворике, седовласым швейцаром в вестибюле и красивыми девушками в отделе обслуживания.
      Наступило время обеденного перерыва. Полковник знал, что на втором этаже в конце извилистого коридорчика есть хитрый буфет для работников гостиницы.  Естественно, цены в нем не ресторанные.
      Но сегодня он опоздал. Офисные мальчики и девочки со всей округи уже выстроили очередь до самой двери. Мелькнула идейка. Он пошел в ресторан.
      У входных дверей с приветливой улыбкой встретил мужчина в костюме. Видимо, администратор. Улыбка отражала пустой зал и скучающих в углу официанток.         
      Полковник спросил, можно ли быстро и дешево пообедать.  Улыбка исчезла. С детским высокомерием администратор распрямился.
      – Кому и тысяча долларов дешево, – сказал   он куда-то вверх, уступая дорогу.
      Полковник прошел в один из открытых кабинетиков. Администратор положил перед ним меню в красной папке. Полковник раскрыл ее и тут же закрыл.
      – У вас комплексные обеды есть? – спросил он. Лицо администратора исказилось. За перегородкой был слышен его голос:
      – Этому комплексный обед, он просил дешево и быстро.
      Чая полковник не дождался. Уходя, заметил, как администратор встречал группу посетителей восточной национальности. Его лицо светилось счастьем и радушием.
      Выходя из «Планеты», не удержался и взглянул на зеркальную стену. На себя, вернее, на свое отражение. Когда носил форму, не смотрел. Потому что знал, что увидит одно и то же – человека в мундире. С портупеей – «как надену портупею, так тупею и тупею». А сейчас – угловатый тип в угловатом костюмчике.  С непокрытой головой, с болтающейся челкой, с нелепой сумкой на плече.
      –  Не надо смотреть, – сказал он себе, ускоряясь

                ***

      У входа в министерство стоял дот. Да, настоящий железобетонный дот, конусообразное сооружение, предназначенное сдерживать натиск войск  противника. Сначала он сдерживал немецко-фашистские войска, затем советские. Великая Отечественная давно прошла, а дот остался. Ходит легенда, что его просто не смогли снести, так хорошо он был сделан. Его амбразуру замуровали, а самого покрасили в салатный цвет, но все равно он оставался грозной частью окружающего облагороженного пространства. Самое странное – все, кто видит сооружение часто, привыкают к нему как к детскому домику.
      А в министерстве полковника ожидала «оптимизация». Грубо говоря, очередная чистка рядов, сокращение во имя, скажем так, всенародной любви.
      Выйдя из лифта, полковник понял, что  операция – долго ожидаемая – наконец свершилась. Навстречу попался, тоже отставник, Сорокин. Он нес в глазах нехарактерные для него недоумение и отчаяние.
      – А меня сократили – сказал он, пожимая руку, и спросил с надеждой, – а тебя?
      Полковник пожал плечами – дескать, не знаю. Зашел в туалет. В комнате с умывальниками, в пространстве белого кафеля нервно курил высокий Володя из управления социального обеспечения.
      Идеальный чиновник должен напоминать робот – никаких эмоций, только исполнительность. Володя вполне соответствовал. Его отличала прямо-таки монументальная бесстрастность. Такой сотрудник украсил бы любое учреждение.
      И вот – украшение нервно курило, тоскливо повиснув взглядом где-то в заоконной дали.
      – Что, и тебя, Брут? – воскликнул начитанный полковник.
      – Да, – ответил Володя.
      Но в этом «да» не чувствовалось отчаяния, скорее напряженное размышление.
      Полковник пододвинул к Володе лицо и вкрадчиво посмотрел. Как он обожал такие минутки. Ходит человек, запертый как сейф, ходит себе, ходит. И вдруг с человеком что-то такое случается и он переполняется – то ли эмоциями, то ли мыслями. Человеку становится тяжело носить этот внутренний груз. Ему нужен другой человек, который примет этот груз на себя. Пробегает искра, происходит контакт. И человек весь твой со всеми своими потрохами. Бери от него все, что тебе нужно. Главное не уставай стучаться в человека, и он откроется. Таково кредо полковника, такова основа его деловой и жизненной стратегии.
      – Что, переживаешь? – спросил он тоном сердобольной бабушки Яги.
      Володя взглянул тяжело и сказал:
      – А я маму сегодня чуть не зарезал…
      Такого полковник не ожидал. Только пролепетал:
      – Но ведь не зарезал…
      – Нет, воздержался.
      – Молодец.
      – Спасибо.
      Разговорчик получался совсем идиотский.
      А дело выяснилось простое. Живет Володя с мамой. Она в одиночку воспитала его. Мания порядка не позволила мужчинам задержаться в их семье. Мания порядка разрушала семью сына. Молодая жена Володи пребывала в депрессии – никак не могла угодить свекрови. Ее строгий голос лишал домашнюю атмосферу необходимого кислорода любви. Сегодня Володя взял нож, чтобы нарезать хлеб, и едва не зарезал любимую мамочку, которая не давала жить его любимой жене.
      Но не любил полковник нюхать чужие скелеты  в домашних шкафах. Информация требовалась позитивная. Он тут же перешел к «оптимизации».
      Дело тоже оказалось простым. Володю сократили, но тут же предложили более высокую должность в другом учреждении. Но Володя сомневался, так как не очень разбирался в предлагаемой сфере.
      Полковник расхохотался.
      – Если б ты знал, на каких только должностях я не побывал, ничего в них не понимая, – сказал он и добавил:
      – Главное – вовремя смыться.
     Володя посмотрел с опаской и сказал:
      – Ну, конечно, вы – оптимист, у вас все в порядке.
      Полковник расхохотался еще больше.
      – Если б ты знал про мое здоровье, при одной болезни мне нужно потреблять больше жидкости, а при другой она мне запрещена. Догоняешь?
      Володя забрался в свой сейф, и полковник вышел.
      В вестибюле играли в настольный теннис. Значит, обеденный перерыв еще продолжался. Среди худосочных клерков выделялся крупнотелый замминистра. Один раз он едва не сбил с ног партнера, с которым играл в паре. Благодаря общим усилиям ему удавалось попадать по шарику. Полковник стал пристально наблюдать за третьим лицом в министерстве. В конце концов, лицо перестало попадать по шарику и ушло. Полковник занял освободившееся место. Все вдруг заиграли очень хорошо. Полковнику не удавалось попадать по шарику.
      – Что-то у меня сегодня не идет, – сказал он и ушел.
      Надо было доложить  про визит в МЧС.
      Мадам Каменецая смотрела в окно.
      «Что они все сегодня?»  – подумал он.
      – Татьяна Николаевна, наверное, вы влюбились, – вдруг спросил полковник.
      –  Почему? – вдруг спросила она.
      –  А вид у вас такой.
      Она посмотрела на него и ничего не ответила.
      Полковник увидел простую и очень симпатичную женщину. Очень приятную, безо всякой там иронии. Без этих там доспехов чиновницы. Начальницы. Человека, обязанного отвечать на все вопросы. Причем так, чтобы спрашивающий не знал, как реагировать дальше. Сидела грустная женщина, к которой бы неплохо бы и подъехать. В состоянии как бы беззащитном. Как бы готовом. Вот только вопрос – к чему?
      – Неужели? – воскликнул, пораженный внезапной догадкой.
      – Да, –  ответила она. Вернее, просто кивнула.
      И они замолчали. И почему-то молчать было хорошо. Все было ясно и одновременно бессмысленно. Да, случилось невероятное – мадам Каменецкую сократили. Отправили в отставку. Полковник понял, что все слова тут лишние. Надо было как-то это обдумать, переварить что ли.
      Он вышел. Надо было сделать какие-нибудь обыкновенные вещи.
      И он отправился на первый этаж в буфет. Купить кофе и что-нибудь к кофе.
     «Отставка, ставка, ставка на отставку…» – привычно каламбурил он, стараясь остановить надвигавшиеся мысли. Но они надвигались – неумолимо и беспощадно.
     Для большинства населения служба – вторая родина, вторая семья, почва в которую врос корнями. Отставка – как изгнание из рая. Сколько повидал он друзей-отставников – стоят посреди своих соток этакие чучела в галифе и пугают ворон. Хорошо женщинам – у них есть их очаг, который надо хранить. Впрочем, это не касается руководящих женщин. Власть – это наркотик, от которого невозможно вылечиться.
      Вспомнил свою отставку. Сначала ерунда – подумаешь, очередная смена рода войск. Сколько он их поменял. А потом он увидел глаза мальчика. Да, простые глаза мальчика заставили его содрогнуться.
      Дело было так. После отставки посетил он родителей в деревне. Как обычно, жизнь там была строгая. Соскучился по праздничному настроению. В поезде попались хорошие соседи по купе. Мужчина с подростком. Папа с сыном. Причем, папа выглядел виноватым сынком, а подросток вел себя как любящий папа. Одним словом, абсолютно приятная и трогательная картина. У сына были замечательные глаза – открытые и добрые. Сразу было видно – какой замечательный это человечек.
      Вышли с папой в тамбур покурить. Молча, посмотрели друг на друга и пошли в буфет. Выпили-закусили, в тамбуре с наслаждением закурили снова. Потекла беседа.
      Полковник давно усвоил правило – для того, чтобы алкогольная беседа состоялась, один из беседующих должен молчать и слушать. Также усвоил, что эту истину, кроме него, мало кто знает. Поэтому молчать и слушать должен он.
      Попутчик оказался тем же самым – воякой без погон, бывшим прапорщиком. Служил в Военно-воздушных силах. На Севере. Сейчас с сыном возвращался на родину. Судя по донжуанским россказням, жены не имел. Судя по мгновенной эйфории, имел сложные взаимоотношения с алкоголем. Ведь в авиации полно технического спирта. Обо всем этом красноречиво свидетельствовало его утомленное лицо.
      Возвращаясь в купе, наткнулись на восточного человека в жилетке на голом торсе. Тоже в эйфории. Зашли к нему в купе в гости. На столике их ждала одинокая бутылка водки.
      Оказалось, восточный человек их породы, тоже вояка без погон. Бывший капитан. Возвращался из Москвы. Был на каких-то заработках. Судя по взъерошенному состоянию, денег ему не заплатили. История понятная. Офицер в армии, как сирота в детском доме – привык жить на всем готовом. В мирной жизни мало кто из них ориентировался.
     – В Москве меня чучмеком называли! – кричал бывший капитан, потрясая стаканом. – А я не чучмек! Я – кореец!
     Он весь состоял из возмущенных воплей. Вдруг понес на армию. Особенно на прапорщиков – самые, дескать, ворюги.
     Вдруг остановился и спросил прапорщика:
      – А ты кто?
      –  Прапорщик, –  ответил тот застенчиво.
      Узкие глаза капитана стали европеоидными. Помолчав, он бормотнул утешительное:
      –  Это ничего.
      Прапорщик вышел покурить – и не вернулся.
Капитан оживился.
      – Ты, я вижу, мужик тертый, – сказал он полковнику, – служишь в каких-то специальных частях.
      Дело в том, что жена в бутике купила полковнику особенную рубаху– индонезийскую. Стилизована она была под армейскую. А может и не стилизована. Хотя все-таки стилизована, так как выцвела мгновенно, словно он послужил где-то в жарких странах. На вологодском вокзале его вплоть до вагона сопровождали омоновцы – якобы незаметно. Видимо впечатляла рубаха. Больше ничего подозрительного в нем как будто не было.
      Полковник не отреагировал на вопрос, и капитан больше не трогал эту тему. Естественно, бутылка закончилась. Естественно, побежали за второй. Все как всегда – весело, нелепо, в конце концов, с потерей разума, с потерей себя обыкновенного.
      Поутру, конечно, хмурая действительность. Через час – прибытие в город Минск. Мытье, чистка зубов. Утренняя затяжка в тамбуре.
      – А меня две бабы будут встречать, – хихикнул больной прапорщик.
      – Как это?
      – Так получилось, двоим сразу написал, – объяснил бывший вояка.
      И на утомленном личике его отразился ужас – слабый и нелепый. Предчувствие катастрофы. А может уже катастрофа.Поразили глаза мальчика – только горе и презрение. Алкоголизм отца был его тяжким крестом.      Полковник понес это впечатление к выходу.
      Прапорщик поспешил в обратную сторону. Видимо, решил выйти через другой вагон. Видимо, решил не обнаруживать себя. Мальчик следовал за ним, полный стыда и горя.
      Привокзальная площадь смыла впечатление. Только где-то внутри глаза мальчика остались. В моменты выбора они появлялись. Может быть, это называлось совестью?
      Вот и сейчас, проходя по коридору министерства, где-то внутри зажглись эти глаза. Они излучали беспокойство и смуту. Становилось щекотно и стыдно. А чего стыдно? Помнится, когда в первый раз дал взятку – плакал. Считал, что запятнал честь офицера. Ничего - пережил.
      Короче, в буфете полковник купил пакетик кофе с молоком и кекс. Вернулся, вскипятил воду в электрочайнике, заварил кофе, подождал, когда остынет, с удовольствием выпил с кексом и только тогда откинулся на спинку стула и посмотрел на остальных сотрудников в комнате. Все сосредоточенно корпели за своими компьютерами.
      «Сидят в окопчиках» усмехнулся он и пошел к начальнику управления – оформлять свое сокращение, взамен сокращения мадам Каменецкой.
      В вестибюле ведомства стоял банкомат. Когда полковник складывал в полиэтиленовый мешок пачки денег (очень даже хорошее пособие за сокращение чиновника), стоявшие в очереди женщины взмолились – «оставьте нам что-нибудь».

                ***
      Полковник имел двух друзей - тоже полковников. Вместе они называли себя "клуб полковников".
      По четвергам клуб полковников отдыхал в генеральской бане. Она давно перестала быть элитной, единственной в своем роде, но  ее пар будил в трех полковниках забытый армейский дух. Как будто не было никакой отставки. Просто они вернулись с учений и смывают с себя пыль полигонов. В равном кругу высшей офицерской расы веник залечит уколы серой обыденности штатской жизни. На мгновенье можно почувствовать плотность ремня на впалом животе и вспышку яростной атаки.
      Только под холодным душем мелькнет предательская мысль, а не сон ли это, какие к черту они полковники? Так, штатские штафирки. Вот тут-то и необходимо ударить бокалами по гнусной мерихлюндии…
      Полковник вышел из парилки и покачнулся. Осторожно опустился на кожаную скамейку. Откинулся на спинку, закрыл глаза и осторожно поплыл на красных волнах.
     Ласковые руки легли на колени. Маша смотрела снизу. Простыня на ее груди туго натянулась.
      – Ну, господа офицеры, это лишнее, – сказал полковник.
      То был его любимый анекдот.
      Приехал генерал с проверкой. Повели его в баню, попарили. Генерал искупался в проруби, выпил конъячку, присел на лавочку и слегка прикемарил. В это время в предбанник забежал приблудный пес и лизнул  генерала в причинное место.
      – Ну, – пробормотал генерал, не открывая глаз, – господа офицеры, это лишнее.
      Маша поднялась с колен и села за деревянный стол. Пошевелила пухлыми пальчиками, выбирая. Блеснули перстни. Вытянула хвостик леща. Наполнила стакан пивом. Выпила. Облизнулась. Белыми зубами стала рвать хвостик.
      Маша была боевой подругой полковника. Когда-то устроил ее буфетчицей. С тех пор испытывала к нему глубокое чувство благодарности.
      – Маша, что-то скучно мне, душа просит праздника, – сказал он.
      – Во сколько праздника, – сказала женщина, указывая на вздернутую ногу цыпленка-табака,  соленые грибочки, мясистые помидоры, белоснежные кубики сала, темные бутылки пива, запотевшие бутылки водки.
      – Так это праздник для желудка, а мне нужно для души, – вздохнул полковник.
      Маша доела хвостик и сказала веско:
      – Тогда тебе нужно влюбиться в молодую девку.
      Полковник расхохотался:
      – Это лишнее, господа офицеры.
      – Ну, почему? – возразила женщина, – вот я влюбилась в мальчика, и жизнь совсем другая пошла.
      – Какая?
      – А как будто я сама девочкой стала.
      – Что ж, счастлива?
      – Нет.
      – Как это?
      – Редкостный разгильдяй попался. Не работает, пьет, гуляет, все время просит деньги.
      – А ты?
      – А я люблю.
      – Понятно. Только не вздумай оформлять отношения.
      – Уже.
      Полковник не любил нюхать чужие скелеты в шкафах, он сказал:
      – Налей-ка мне пива.
      И добавил:
      –   Мы наш, мы новый праздник построим своею собственной рукой.
      Из парилки выскочил полковник №2.  Забегал по комнате с криками «где мои очки, где мои очки».
      Полковник медленно произнес:
      – Так вот же они, на столике.
      Полковник №2 пристроил очки, аккуратно протер их и тихо сказал:
      – Васька умер.
      Тишина повисла, время остановилось, все окаменели.
      Время двинулось, когда рослая девушка вынесла из парилки тело и положила его на скамейку. Голову тела украшал платок, закрепленный по старинной моде с помощью узелков на концах. Тело было столь велико, что ноги лежали на полу. Полковник №2 накрыл полотенцем лицо усопшего.
      – Надо вызвать скорую помощь и милицию, –  нарушил всеобщее молчание полковник (номер один).
      –  Отставить, – сказало тело и скинуло полотенце, – дайте водки.
      Полковник №3 ожил. Он сел и глубоко вздохнул широкой грудью.
      Водку ему подали.
      – Прошу наполнить стаканы, – сказал он, поднимая свой.
      Когда требуемое было выполнено, произнес тост:
      – Всех с праздником Великой Октябрьской социалистической революции.
      Выпили за революцию и приступили к трапезе. Потекла беседа давно знакомых друг с другом людей – без лишних слов и междометий. Это была даже не беседа. А так – мысли вслух, прерываемые процессом вдумчивого жевания.   
      Полковник №2 сказал:
      – А все-таки при социализме лучше жилось. Между людьми была дружба, взаимопомощь. Ценились честность, порядочность, взаимовыручка, верность слову. Вор должен был сидеть в тюрьме. А сейчас – кто лучше умеет, как выражается мой внук, кидать, тот и король.
      Поковник №1 добавил (хохотнув):
      – При социализме можно было за чемодан коньяка и сухой колбасы в Госплане выбить новый завод. А сейчас самый мелкий московский клерк прежде, чем с тобой разговаривать, меньше десяти тысяч долларов не запросит.
      Полковник №2:
      –  Как говорится, в лихие девяностые я тоже окунулся, если не сказать более грубо, в сферу бизнеса. Сначала поучаствовал в одном дельце. Один хитроумный человечек предложил где-то в правительстве наладить производство сверхпроизводительного картофелеуборочного комбайна. Выбил под это кредит, создал конструкторское бюро, набрал людей. Я, грешный, в это дело затесался. Чем только мы не занимались. Случились перебои с сахаром, и мы закупили на Кубе целый корабль с дефицитным товаром. Уже решили, что обеспечим себя на всю оставшуюся жизнь. Да не тут-то было. Явился человечек, такой мальчуган в очочках и костюмчике. Сказал, что от Коржакова, всесильного начальника охраны Ельцина. И забрал себе наш корабль с сахаром.
      Полковник №1:
      –  А комбайн?
      Полковник №2:
      – Какой там комбайн. Изобретатель с остатками кредита скрылся в Америку. Но его и там достали, слышал я.
      Полковник №3:
      – Да, разворовали страну эти штатские. После всех этих развалов возвращаюсь к себе на родину из Средней Азии, где всю жизнь прослужил верой и правдой. А сосед по купе и говорит мне, что, мол, это из-за армии страна гибнет, мол, военно-промышленный комплекс съел бюджет. Тряхнул его слегка, а он и глазки закатил. Высунул его в окно, а сам еле сдерживаюсь, чтобы руки не разжать.
               
                ***

      Вдруг полковник №2 повернулся к девушке и воскликнул:
      – Ах, какая ты все-таки красавица. Настоящая русалка.
      Девушка ответила:
      – Спасибо.
      Полковник №2 не унимался:
      – Галю, давай сделаем тебе лялю.
      Девушка ответила:
      – Давай.
      Полковник №2 поперхнулся. Все рассмеялись.
      Полковник №2 нашелся:
      – К   сожалению, я однолюб и люблю свою жену.
      Девушка ответила:
      – Завидую ей.
      Полковник №2 стал серьезным:
      - А вот это ни к чему.  Моя Ленушка уже седьмой год не встает с постели.
      Девушка:
      – Извините.

                ***

      Полковник №1:
      – Я вот все думаю, чем заняться дальше, где найти себе приложение. Хочу податься в сферу образования. Там я еще не был.
      Полковник №2:
      – Да, мы советские люди не можем без коллектива. Это самая главная проблема пенсионного существования. Привыкли жить в строю.
     Полковник №1:
     – О, чувствуется бывший политработник, лозунгами так и чешет.
     Полковник №2:
     – Я давно уже не политработник. Успел после этого защитить диссертацию и выполнить более двадцати тем в институте.  Всю жизнь выдавливал из себя раба, а как только выдавил, меня сразу же отправили на пенсию.
    Полковник №1:
     – Как это?
     Полковник №2:
     – А надоело заискивать перед заказчиком, отстоял свою научную позицию, и вот – результат.
     Полковник №1:
     – Ну, нашел бы другую контору. В чем дело?
     Полковник №2:
     – А там – то  же самое. Захотелось, наконец, побыть свободным человеком, свободным, так сказать, художником.  Решил полностью отдаться своему историческому хобби. Тем более, сейчас можно писать все. И знаешь,  обнаружил, что никакого раба я не выдавил. Все мои мысли текут по старому руслу, отдают формулировками съездов КПСС.
     Полковник №1:
     – Ничего я этого не понимаю.
     Полковник №2:
     – Ну, конечно, ты счастливый человек. Тебе все равно, что делать, лишь бы делать. 
     Полковник №1:
     – Вы, кажется, меня за халтурщика держите? За такое можно и на дуэль вызвать.
     Полковник №2:
     – Извини, я не имел  виду ничего плохого.

                ***

     Полковник №2 снова обратился к девушке:
     – Все-таки какая вы красавица.
     Полковник №3:
     – Посмотрел бы ты на эту красавицу на ринге.
     Полковник №2:
     – Неужели она боксер в твоем клубе?
     Полковник №3:
     – Она моя олимпийская надежда.
     Полковник №2 девушке:
     – Неужели  вам нравится этот мордобой?
     Девушка пожала плечами:
     – Нравится.
     Полковник №2 не отставал:
     – Наверное, и за себя можете постоять, если что?
     Девушка ответила задумчиво:
     – Жаль, что я не умела этого, когда только что приехала в этот город.
     Полковник №2:
     – Почему?
     Девушка:
     – А в парке какие-то подонки меня избили и захотели изнасиловать. Спасибо, Петр Иванович спас.
     Полковник №3 пренебрежительно отмахнулся. 

                ***

     Полковник №2 полковнику №3:
     –  Честное слово, завидую тебе. Все время среди молодежи.
     Полковник №3 полковнику №2:
     – Что самое страшное, когда командуешь пацанами?
     Полковник №2:
     – Отправлять их домой в цинковых гробах.
     Полковник №3:
     – Отправлять их убивать детей. Как-то в Афгане командовал операцией. Окружили селение. Стали палить из всех видов, пока облако пыли не покрыло домишки. А потом из него стали выбегать дети. Мы убили их всех.
     Трапезу продолжали молча.
               
                ***

     Пока не вошел капитан и не сказал:
     –  Товарищи полковники, попрошу завершать помывку. Скоро должен прибыть товарищ генерал.