В какой-либо временной момент истории происходили некоторые события или складывались обстоятельства, которые последующие поколения или не могли интерпретировать, или интерпретировали превратно. Тем событиям соответствовали некоторые высказывания, позже не понимаемые.
Мы хотели бы остановиться на двух высказываниях, рожденных во времена развитого социализма и впоследствии забытых, как и события, соответствующие этим высказываниям.
В упомянутое время дефицит был символом эпохи. Об этом много написано, это объяснено экономически, это — порождение командно-административной системы экономики при глобальной государственной собственности.
В народе большой популярностью пользовалось пиво (впрочем, и сейчас пользуется). Но пиво было дефицитом. По городам стояли пивные ларьки. В них торговали бочковым пивом. В ларек привозили деревянные бочки с пивом, в которые вставлялся насос. Насосом из бочки пиво наливалось в стеклянные кружки. Кружки выдавались покупателям пива через маленькое окошко. Покупатель брал кружку, отходил от окошка и с видимым удовольствием вкушал пиво. Образовывались кучки покупателей, дискутирующие по мелким и глобальным проблемам, иногда возникали довольно напряженные дискуссии. Некоторое приходили со своей воблой, тут же ее чистили и вкушали пиво, посасывая солоноватые сухие дольки. Выпив кружку, покупатель возвращал ее в окошко, при этом он имел право на получение новой порции пива в ту же кружку без очереди.
А у ларька собиралась очередь в 20–30 человек, там были и женщины, которых иногда галантные мужики пропускали вперед.
Продавщица мыла кружки под тонкой струйкой воды и наливала в эту, так сказать, мытую кружку пиво следующему покупателю. Естественно, кружки отдавали и луком, и воблой и так далее, но возражающих не было.
Этот способ был хорош тем, что пиво доставлялось к жилищу страждущего, там он утолял не только жажду малоалкогольного напитка, но и духовную жажду, жажду общения. Не говоря о дурно помытых кружках, этот технологический способ имел еще ряд недостатков.
Во-первых, продавцу мало было иметь навар только от недолива. А недолив был, так как пиво пенилось, пена занимала до половины кружки, оседало медленно. Ждать, пока осядет пиво, было невтерпеж, поэтому покупатель хватал кружку с тем количеством, которое в ней уже было.
Но имелись нарекания и жалобы, а продавцу надо было иметь, так сказать, законное прикрытие. Тогда и возникло такое объявление, вывешенное на переднем стекле ларька: «Требуйте долива после отстоя». Ты не дождался отстоя, не потребовал долива, схватил кружку — значит, сам дурак, а я, продавец, ни при чем, и мой навар от недолива случается без моей вины.
Во-вторых, для усугубления навара в пиво добавляли воду из-под крана, например, пару ведер (16 литров) на бочку пива (100 литров). От этого пиво становилось мутным, кислым и малоэффективным для затуманивания башки, приходилось наверстывать градусы количеством потребляемых кружек.
Зимой продавец спрашивал: «Подогреть?» На согласие он добавлял в кружку горячего пива из чайника, стоящего на электроплитке.
В общем, все были довольны, но не всегда счастливы.
Было еще и бутылочное пиво, которое можно было купить в гастрономе. Но оно было редкостью. Качество этого пива было заводское.
Также существовали пивные бары. Это были, как теперь говорят, пивные рестораны. Выбора там не имелось, только жигулевское пиво, но его не разводили, видимо, находились другие источники навара. Бары были знаменитые — на углу Невского и Маяковского, у к/т «Ленинград», на ВО, на Петроградской, но были и маленькие — в основном «стекляшки». В стекляшке можно было получить кружкой по голове, брошенной кем-то в каком-то порыве.
Директора пивных баров слыли весьма «уважаемыми людьми». Они были сказочно богаты (по тем временам), вокруг них кормились все от милиционеров до советских функционеров.
Помню, на Красногвардейском проспекте у Таллинской улицы был пивной бар стекляшка. Иногда от производства мы дежурили по вечерам в районе, помогая милиции. Группу наших коллег прикрепляли к милиционеру, и под его началом эта группа патрулировала район, тем самым проводя профилактику незаконных действий несознательного элемента.
В 21:00 милиционер вел нас на особо важный объект — закрытие пивбара. Туда подходило несколько групп, создавая оцепление. Посетители выходили из бара гурьбой, от них можно было ожидать чего угодно. Некоторых посетителей, слишком увлекшихся потреблением, приходилось буквально выносить и помещать в подъехавший к тому времени ГАЗик, который отвозил бедолаг в вытрезвитель.
Когда бар очищался от посетителей, к входу подъезжало такси «Волга». Из бара выходила роскошная дама-блондинка пышных форм и высокого роста. С царственной осанкой она шла к такси, неся в руках увесистую сумку. Мы все были уверены, что сумка набита купюрами, хотя, возможно, это был поклеп на честного труженика.
Уши и руки дамы были в золоте. Ее сопровождали какие-то штатские, милиционеры выпячивались во фрунт.
Даму бережно упаковывали в такси, и оно исчезало в темной морозной дали.
Никакому французу или испанцу и даже немцу не понять, почему у нас снисходительно относятся к ворам и жуликам и даже как-то уважают их: «Умеют же люди жить!»
Так что требуйте отстоя после налива.
Иначе сам дурак.
Второй сюжет связан с общественным транспортом. Городской трамвай, автобус, троллейбус, кроме водителя, имел кондуктора, как правило, продающего проездные билеты. Но настало время, когда в железном занавесе появились щели, и компетентные люди увидели, что «у них» нет кондукторов. Люди сами оплачивают проезд, опуская деньги в какой-то приемник, или водитель обилечивает пассажиров, при этом вы должны входить в переднюю дверь, а выходить в заднюю или среднюю.
«Экономика должна быть экономной». Надо снижать себестоимость перевозок. Введем технологию оплаты проезда без кондуктора. Обилечивание водителем у нас не приживется, так как наш народ хоть и духовный, но безалаберный, свободный, не подчиняется глупым правилам. Будут входить в любую дверь и выходить в любую. Водитель не справится.
Тогда установили в салоне 2–3 стеклянных ящика, пассажир бросит туда свои копейки, через стекло видно, как и сколько он бросил, и оторвет билетик от ленты, установленной сбоку ящика. Все хорошо. Проезд на трамвае 3 копейки, на троллейбусе — 4, на автобусе — 5.
Этот способ встретили воодушевленно. В газетах появились статьи, мол, вот ростки коммунистического сознания.
Все бы хорошо, но у пассажира не всегда есть монеты без сдачи. Например, у тебя 5 копеек. Ты заходишь в троллейбус и бросаешь в ящик 5 копеек. А проезд стоит 4 копейки. Ты стоишь у ящика и говоришь следующему, кто хочет заплатить: «Не опускайте, пожалуйста, копеечку». Ну прямо как юродивый у Мусоргского. Даже с той же интонацией и мелодией.
Я слышал даже песню, исполняемую незабвенным Александром Хочинским, припев у которой был: «Не опускайте, пожалуйста, копеечку. Стою в троллейбусе, сижу в троллейбусе, пою в троллейбусе».
Но это еще полбеды. Появились несознательные, но смышленые, которые стали собирать сдачу, заявляя, что вбросили 20 копеек. А некоторые делали вид, что бросают, а билетик отрывали. А потом настало время, когда все исчезло, все стало сильным дефицитом, даже хлеб насущный, и платить за проезд перестали вообще. Ничего с этим нельзя было сделать. Только в метро приходилось платить, там все автоматизировано и под контролем.
Пришлось опять возвращать кондукторов. Теперь хотят снять кондукторов и поручить обилечивание водителям. Но народ-то все тот же, ходит в любую дверь.
Не понять современнику мольбу: «Не опускайте, пожалуйста, копеечку».