В жизни каждого курсанта военного училища войсковая стажировка всегда была очень важным и волнительным этапом и я, как и все мои однокашники, ожидали её с нетерпением и опаской. В мыслях представляли, как хоть и временно получим в подчинение взвода или экипажи радиостанций, пытались предугадать, как сложатся взаимоотношения с офицерами и солдатами. Но я даже представить себе не мог, какие последствия эта стажировка вызовет в моей судьбе.
Начиналось всё, как принято сейчас говорить, штатно. Мы сдали курсовые экзамены и получили назначения для поездки в войска. Мне и ещё троим курсантам из нашей роты, достался Киевский военный округ, а точнее Крым, одна из частей Войск Противовоздушной Обороны, которая находилась в Феодосии. Вообще-то наше Горьковское военное училище связи готовило командиров радиовзводов для Сухопутных войск, но эта установка в тот раз была почему-то нарушена. И вот, наконец, этот день настал. Был июнь месяц, разгар курортного сезона. В поезде от Москвы на юг ехали в основном будущие отдыхающие, и мы с удовольствием присоединились к ним.
Почти полвагона пустовало, и, как объяснила проводница, в Ростове-на Дону туда планировали подсадить пионеров.
На ростовском вокзале поезд стоял целых двадцать минут и на перрон высыпали почти все, кто ехал в его вагонах. Мы тоже вышли, и я с волнением рассматривал новенький вокзал, сходил на привокзальную площадь, и на меня нахлынули воспоминания о жизни и учёбе в этом городе. На перроне перед нашим вагоном галдела, толкалась и постоянно двигалась толпа ребятишек в синих пилотках, белых рубашках и красных галстуках. Вожатые и воспитательницы проверяли их по спискам, большинство ребят провожали родители. Я без особого внимания наблюдал за всем этим и вдруг случайно встретился взглядом с рослой красивой девушкой, тоже в пионерской форме. Но она быстро отвела глаза, и всё внимание переключила на ребят, что-то рассказывая им. Стояла девушка всего в пяти шагах от меня, но я придвинулся к ней ещё ближе и услышал, что ребята обращались к ней Маргарита Александровна. Она деловито, инструктировала пионеров, говорила как вести себя в вагоне поезда, а, обращаясь к мальчишкам, предупредила, чтобы они не высовывались из окон, не выходили в тамбур, во всём помогали девочкам. Затем, сделав паузу, строго добавила:
- Особенно предупреждаю, ни в коем случае не устраивайте на них никаких засад. При слове «засада» она бегло окинула меня и моих друзей взглядом, будто нас это тоже касалось, и начала отправлять ребят в вагон.
Вскоре поезд тронулся. Уже вечерело и обе девушки, сопровождавшие пионеров, спешили рассаживать ребят по купе, мальчиков отдельно, девочек отдельно. Так как вагон был плацкартный, то входы в купе, которые заселили девочками, как занавесками закрыли простынями. Мы тоже вернулись на свои места, они были рядом с купе проводницы, и я, пока поезд двигался по городу, делился с друзьями своими воспоминаниями о жизни и учебе в Ростове, пояснял, какие достопримечательности в его окрестностях мы проезжали. К вечеру все стали укладываться спать. Шум, в той части вагона, где ехала детвора, постепенно стихал, старший нашей группы сержант Саша Наконечный скомандовал «Отбой!» и я, подтянувшись на руках, перебросил своё тело на верхнюю полку, собираясь тоже всласть поспать.
Но не тут то было. Меня, не понятно по какому поводу, начало одолевать какое-то безотчётное беспокойство. Я стал перебирать в памяти все события этого дня и вдруг понял, в чём дело. Покоя не давало слово «засада» и то, как его произнесла пионервожатая на перроне вокзала. Видно причиной было не то, что девушка произнесла это, в общем-то, мужское слово, а то, как она это сделала. Она сказала его громко, как будто хотела, чтобы его услышал именно я, и даже мельком взглянула на меня при этом.
Я попытался стереть из памяти этот эпизод, снова, закрыл глаза и приготовился уснуть, но сон по-прежнему не шёл. И тут, вдруг память последовательно стала возвращать меня в события, которые были более пятнадцати лет назад. Причём вспоминались они с каким-то чувством неудовлетворённости, неловкости и даже вины. Поразмыслив ещё немного, я, наконец, стал понимать, в чём тут дело.
Это произошло, теперь уже в далёком послевоенном детстве, когда игры в войну у нас были всегда на первом плане. «Воевали» между собой две ребячьих ватаги, в одну из которых входил и я. Эта междоусобица разделила две соседних улицы на враждующие отряды, каждый из которых дислоцировался на своей балке, то есть спуску к морю. Одним отрядом, тот, в котором был я, руководил мой сосед Макар, а вторым парнишка с редким для наших мест прозвищем «Масон». Враждовали не серьёзно, просто была такая игра. В ходе её практиковались засады на «противников», захват пленных, завязывание узлов на одежде, тех, кто купался далеко в море и т.д. Периодически наступали и перемирия, но они длились не долго. И вот однажды такое перемирие было установлено по конкретному случаю, даже можно сказать заключён военный союз, против общего «противника».
Дело в том, что в селе вдруг появились городские пионеры, которых местные ребята, да, собственно говоря, и взрослые, буквально сразу же окрестили «каймашниками». Словом «каймак», кто не знает, называли самое вкусное, что только можно приготовить из топлёного молока, так называемые пенки. Но в селе слово «пенки» не говорили, говорили «каймак». Вот таким вкусным, но с оттенком презрения прозвищем и назвали местные пацаны пионеров, которых на лето привезли в наше Круглое.
В это прозвище вкладывалась, зависть к тем, кого кормили различными городскими деликатесами, даже высказывалось подозрение, что им дают и каймак. Зависть вызывало и то, что они круглый день ходили в белоснежных рубашках, шортах и панамках, а на шее носили пионерские галстуки. И это в то время, когда мы – местная детвора, с конца весны и до середины осени щеголяли в залатанных штанах, а рубашек почти никто не надевал, не говоря уже об обуви, все мы были босиком. Нельзя сказать, что пионеров мы видели впервые, многие из нас тоже числились ими, но галстуки были только у девочек, да и то не у всех. Каймашников мы невзлюбили ещё и за то, что те поселились в классах нашей школы, пользовались урожаем овощей, которые были высажены нами весной под руководством учителей на пришкольном огороде. Мало того, каймашники беззастенчиво лакомились виноградом, выращенным в углу огорода учителем ботаники. В общем, ни любить, ни уважать пришельцев было не за что. И им была объявлена война, правда, приезжие об этом пока ничего не знали.
Этот пионерлагерь устроил для детей своих рабочих Азовский завод кузнечно-прессовых автоматов. В то лето он взял шефство над колхозом, и по совместной договорённости между дирекцией завода и колхозным правлением заводчанам была предоставлена возможность привезти детей на море. Мальчишек и девочек набралось человек двадцать, может чуть больше. Один раз в неделю к ним из города приходила машина с продуктами, на выходные на ней приезжали ещё и некоторые родители. Занимались детьми одна взрослая женщина, наверное, директор лагеря, и две девушки-пионервожатые. Повариху и завхоза наняли из местных женщин, а представителем от школы был мой первый учитель Семён Степанович. Три года назад он вернулся с фронта весь израненный и ходил на костылях.
Как только пионерлагерь открылся, детей буквально на второй день начали водить на наше Азовское море. Там они купались, загорали, водили хороводы, мальчишки гоняли футбол, в общем, нахально отдыхали на исконно нашей территории. Масон со своим, а Макар со своим отрядами внимательно наблюдали за всем этим безобразием с обрывистого берега, сидя в бывших орудийных окопах. И вот однажды у кого-то возникла идея – показать каймашникам, кто в Круглом на самом деле хозяин. Решили устроить на них засаду. Чтобы выглядеть более внушительно Масон решил временно заключить перемирие с отрядом Макара. Он заслал к бывшим противникам парламентёра, нам идея тоже пришлась по душе, договорились действовать сообща.
Операция продумывалась до мелочей. Сестре Петьки Павлятенко – Надьке досталась роль разведчицы. Остальные должны были сосредоточиться на обрывистом берегу моря, в давно облюбованном нами, бывшем орудийном окопе и по её сигналу ошеломить противника внезапным нападением. В плен никого не брать, но напугать, как следует.
В назначенный день, как только в школе начали бить в барабан, и раздался звук горна, Надька, дежурившая на лавочке возле сельпо, стремглав понеслась к «немецкому» окопу, где располагалась засада, и сообщила о выдвижении "каймашников".
Из окопа высовываться имели право только Макар и Масон, да и то по очереди. Но меня тоже раздирало любопытство и я, пренебрегая запретом, украдкой тоже выглядывал.
В тот день, как и обычно, шли пионеры по двое тремя звеньями, одно за другим. Впереди всех – горнист, который выдувал из блестящей трубы какие-то смешные хриплые звуки и барабанщик, лупивший по барабану изо всех сил. Как только раздались эти непривычные для села звуки, изо всех подворотен понесся отчаянный лай собак, они тоже очень негативно относились к каймашникам. Замыкали отряд две молодые девушки, наверное, пионервожатые. Первое звено возглавляла девочка, с большой косой. Она на первый взгляд казалась немного старше остальных, а может, просто была такая рослая. Макар и Масон почти шёпотом комментировали остальным происходящее.
Пионеры спустились по балке к самому морю, там их разделили на две части: мальчиков отдельно, девочек отдельно и обе их группы развели по берегу метров на пятьдесят. Затем одна пионервожатая зашла в воду и попробовала, прогрелась ли она. Это окончательно уронило авторитет "каймашников" в наших глазах, вызвало у всех презрительные улыбки. Сами мы купались в любое время и при любой погоде с мая до октября. Но видно взрослые решили, что вода была не достаточно тёплой и детей оставили на берегу. Там они находились, наверное, час, а может и больше.
В это время приезжие мальчишки играли в футбол, делали из мокрого песка крепости, а девочки у самой воды на мокром песке рисовали классики и прыгали, другие собирали ракушки и разноцветные камешки.
Такой вариант развития событий для засады был не желателен, так как приходилось отодвигать начало операции, и наступательный порыв снижался.
Тогда от нечего делать обе наши ватаги начали играть в карты. Сами карты были сделаны из обоев, и на такой случай всегда имелись в лунке, вырытой в стене окопа и слегка прикрытой пучком травы. Играли «в дурака» и даже «очко» на щелчки. Забывая о бдительности, иногда поднимали гвалт, и наблюдатели периодически призывали к тишине, нас могли легко разоблачить.
Наконец, "каймашники" зашли в воду, и стали там резвиться. Воду, к счастью для засады, отогнало ветром метров на пятьдесят от берега «верховкой», бывал в нашем Таганрогском заливе такой ветер. Он дул со стороны Дона. Посчитав, что теперь наступила благоприятная пора для нападения, Масон и Макар, дуэтом, что есть сил, закричали - «Вперёд!». Мы все, как и положено, с громким криком «Ура!» понеслась с горы вниз к одежде мальчишек. Девочек принципиально не трогали. Добежав до сложенной аккуратно рядками пионерской формы, её начали пинать и разбрасывать в разные стороны, сандалии зарывали в песок, им же наполнялись панамы, и пилотки. Их потом забрасывали подальше.
Быстро сделав своё дело, мы понеслись дальше по берегу к вылазке, что принадлежала отряду Макара, чтобы вскарабкаться там на гору, потом спрятаться в окопах, которые в войну вырыли румыны. В войну они с немцами захватили наше село и разделили его на две части. Пока мы отступали, я несколько раз успел обернуться и видел, что нас преследуют несколько мальчишек и та рослая девочка, на которую мы все обратили внимание, когда выглядывали из окопа. Макар видно тоже присмотрелся к ней и когда все сосредоточились в безопасном месте, сказал:
- Ты смотри, какая настырная казачка, в следующий раз я ей пару узлов на одежде обязательно сделаю, не посмотрю, что девчонка.
Домой я, как и все мои друзья, явился только вечером, о «подвигах» своих похвастать было некому, хотя очень хотелось, мама , мягко выражаясь, не одобрила бы засаду. Поэтому решил, что завтра расскажу обо всём двоюродному брату Григорию. Он мог отнестись к такому сообщению с пониманием, а может быть даже и с одобрением.
Примерно неделю оба наших отряда продолжали между собой дружить, вспоминали о недавней проделке, при этом, естественно, хвастались друг перед другом своими подвигами. Мы вместе рыбачили, отогнали в очередной раз на небольшую глубину лодку деда Кацыки, но не затопили её, как обычно, потому, что накануне за это дело всем опять, влетело.
Окрылённые первым успехом Макар и Масон стали готовить новую засаду. На этот раз её место решили поменять. Дело в том, что о первом нашем нападении повариха, что готовила еду в пионерлагере, рассказала кому-то из соседей, и об этом сразу стало известно всему селу. Но, никаких репрессий, по отношению к нам пока не последовало, как говорится, не пойман не вор. Только на всякий случай Семён Степанович, порекомендовал вожатым, перед тем, как ребята спустятся к морю, каждый раз проверять окоп, откуда было в прошлый раз совершено нападение. Посмотреть, нет ли там новой засады. Разведка, то есть наша Надька всё это узнала у дочери поварихи и тут же доложила вожакам.
Все напряжённо думали, как выйти из этой ситуации. Кто-то предложил спрятаться в чакане, это такой вид невысокого камыша. Его густые заросли были прямо в воде около самого берега. Но предложение было отвергнуто. Разведка донесла, что уже два дня туда пригоняют стадо колхозных свиней, и прятаться среди них удовольствие было небольшое. Да и неизвестно ещё, как на это посмотрит дед, который пригонял это стадо.
Неожиданно гениальная мысль пришла в голову ни кому-нибудь, а именно мне. Не надеясь на успех, я поделился ею с командованием объединённого отряда. Ещё днём раньше я обратил внимание на лодку деда Кацыки. Тот вместе с другими рыбаками тоже дедами - Лешим и Анисимом оттащили её как можно дальше к обрыву, и перевернули на песке вверх дном. Видно думали, что теперь мы не сможем дотащить её до воды, а может быть, хотели просмолить. Когда мы все сидели на горе и играли «в ножичек», я и рассказал о своём варианте засады.
План был такой. Нужно заранее слегка приподнять один борт лодки и вставить в образовавшуюся щель палку. Затем всем на животах влезть вовнутрь лодки и там ждать каймашников. Как только станет ясно, что они уже разделись и зашли в воду, всем надо внезапно выскочить из-под лодки, снова сделать своё дело и дать стрекача. План был тут же единогласно утверждён.
Лодка лежала почти рядом с тем местом, где прошлый раз раздевались приезжие и, чтобы добежать до их одежды, потребовалось бы две-три секунды, а значит, время для отступления значительно увеличивалось, что конечно было не маловажно.
Казалось бы, всё было хорошо продумано и ни что не предвещало беды. Мы сидели кто на песке, кто на днище лодки, когда, наконец, появилась разведчица Надька. Как и было условлено, она пронзительно засвистела, засунув два пальца в рот, и ничего не говоря, протянула руку в сторону балки, дескать «идут» и убежала. Лодка заблаговременно уже была с одной стороны приподнята и в образовавшуюся щель вставлена палка. Участники засады быстро юркнули в это логово, затаились там и стали ждать. Было нас пятеро: оба вожака – Макар и Масон, а также я и два неразлучных друга - Борька с Толиком, оба из отряда Масона. Вскоре послышалась барабанная дробь, хрипы горна, потом детские голоса. Затем они притихли, видно пионеры стали раздаваться.
И тут мы поняли, что допустили большую оплошность - не догадались так развернуть лодку, чтобы она щелью, через которую все залезали, была обращена к «противнику». Тогда бы и слышимость, и видимость были то, что надо. Теперь же, оказавшись под лодкой, все вытягивали шеи, пытаясь по звукам определить, что же происходит на берегу. Было очень тесно и это сыграло роковую роль. Кто-то нечаянно задел кол, на котором висел борт, повалил его, и лодка рухнула. Вся засада мгновенно сама оказалась в западне. Все сначала опешили, начали, было, галдеть, но дисциплину навёл Макар. Он шёпотом приказал прекратить разговоры, и рыть в песке, под бортом лодки отверстия, чтобы в них наружу можно было просунуть для начала хотя бы руки и головы. Затем лечь всем на спину и по команде поднимать борт, чтобы снова зафиксировать палку.
Сначала ничего не получалось, не хватало силёнок, а, скорее всего потому, что поднимали лодку не одновременно. Макар шёпотом приказал делать всё только по его команде и вскоре злосчастный борт начал подниматься. Когда щель увеличилась настолько, что уже пролезало туловище, борт опять зафиксировали.
Мы сильно ошиблись ещё и в расчётах. Команду к атаке Масон подал слишком рано. Дело в том, что основная масса каймашников в это время ещё была у своей одежды, лишь некоторые побежали к воде. Поэтому сразу несколько человек мгновенно заметив движение около лодки, дружно закричали. Теперь уже все увидели, как засада выкарабкивается на свет божий. Всё стало ясно, и вожатые вместе со своими пионерами бросились кто к одежде, кто к нам.
Всем нам окончательно стало ясно, что операция загублена на корню. Главное теперь было унести ноги. Но видно день выдался такой неудачный, нам опять круто не повезло. Дело в том, что оттуда, где находилась спасительная вылазка, приближались две женщины, это были матери участников засады - Борьки Стародуба и Тольки Опрышко. Они возвращались с ведёрками молока. Как раз в это время на море по соседней балке пастух пригонял на водопой общественное стадо коров. Надо иметь в виду, что вода в нашем заливе пресная, так как неподалёку в него впадает Дон. В это время хозяйки и доили своих коров, а матери Борьки и Тольки как раз возвращались берегом на свою балку. У каждой в руках было ведро, завязанное марлей.
Услышав душераздирающий визг и крики, а кричали каймашники уже не столько от страха, а больше из озорства, матери без труда узнали своих чад. Они быстро оценили обстановку и приняли посильное участие в разгроме засады. Досталось всем, так как сопротивляться нападавшим, ввиду явного преимущества противника смысла не имело.
Прорваться к вылазке удалось, только Макару, Масону и мне. Борьку и Тольку матери крепко держали за уши, к неописуемому восторгу каймашников, отругали, отлупили и повели домой. Но нас, убегавших троих участников засады, преследовали ещё долго. Я уже начал выдыхаться, как вдруг услышал, как кто-то меня настигает. Только на мгновение, я оглянулся, и увидел, что меня пытается догнать запомнившаяся мне звеньевая. Я припустил, из последних сил, затем услышал, как мимо правого уха пролетела одна сандалия, а вторая видно каблучком тут же угодила в лопатку. Я даже споткнулся, но,тут , к счастью, показались ступеньки спасительной вылазки и мы стали карабкаться по ним наверх. Плечу, там, куда угодила сандалия отважной звеньевой, конечно, было больно, но не это расстраивало, а то, что удирать пришлось от какой-то девчонки.
Когда остатки засады оказались, наконец, на горе в безопасности, мы стали решать, как избежать родительской кары, потому, что нас видели матери Борьки и Толика, а значит, вскоре станет известно и остальным родителям. Отец был только у Макара, а у Масона и у меня они не вернулись с войны. Макар решил сегодня же уйти на полевой стан, где его отец ухаживал за колхозным табуном лошадей, а мы с Масоном ничего путного придумать так и не смогли. На всякий случай договорились, во всём обвинять "каймашников", дескать, они стали задираться первыми и в доказательство показать синяк на моей лопатке. Примерно так всё и закончилось. Но, как и следовало ожидать, трёпку вся троица от матерей всё же получила.
Больше в это лето засад мы не предпринимали. Даже скорее наоборот, ненавязчиво пытались наладить отношения с городскими пионерами. Часто резвились неподалёку от них, стараясь привлечь внимание, демонстрировали свою ловкость и бесстрашие. Мы с Макаром, делая вид, что не замечаем пионеров, ходили по песку на руках, соревновались, кто громче свистнет, купаясь неподалёку, ныряли, как нам казалось, на большое расстояние. Возвращаясь с рыбалки, поднимали вверх куканы с наловленными бычками, бесстрашно лазили на большой высоте глинистого откоса к гнёздам стрижей и прыгали с него далеко вниз. При этом мне очень хотелось, чтобы на меня обратила внимание первая звеньевая.
Теперь, лёжа на полке вагона и вспоминая события сегодняшнего дня и своего детства, я ещё раз представил себе ту звеньевую, которую, как потом выяснилось, звали Ритой, и вдруг у меня мелькнула фантастическая мысль. А вдруг та первая звеньевая, которую я когда-то видел в Круглом, и есть нынешняя Маргарита, и это она специально произнесла слово «засада».
Я почти до полуночи ворочался с боку на бок и, поняв, что теперь заснуть уже точно не придётся, тяжело вздохнув, спустился с полки и выглянул в коридор. Там было тихо, а в конце его на боковом сиденье примостилась та самая пионервожатая и читала книгу. Очень хотелось подойти к ней и отвергнуть или подтвердить свои подозрения, но духу не хватало. Опыт общения с девушками у меня кое-какой, конечно был, но он не простирался дальше кратковременных знакомств и встреч с теми, которые приходили на танцы в клуб училища, их пропускали туда по субботам. Решив покурить и ещё раз всё обдумать, я спустился на пол купе, надел спортивный костюм и отправился покурить в тамбур. Там я ещё раз всё сопоставил и утвердился в предположении, что это пионервожатая на перроне вокзала первой узнала меня и проверила одним единственным словом - «засада». Она сказала его к месту или не к месту, просто на всякий случай, так как ни чем при этом не рисковала.
Преодолев чувство страха за вполне прогнозируемое фиаско, я всё же решил поговорить с девушкой. Неуверенной походкой я приблизился, к ней, думая - спрашивать разрешения сесть, или самому принять такое решение. Постояв некоторое время, заметил, что вожатая вся как-то напряглась, ещё ниже склонилась к книге, а шея у неё даже немного покраснела. Затем она будто машинально, взяла в руку свою свисающую почти до пола русую косу и стала поигрывать ею, как казак нагайкой. Напряжение нарастало. Тем не менее, она продолжала делать вид, что внимательно читает книгу, а я, стоял как истукан, не зная как начать разговор.
Когда молчать совсем стало неловко, я осторожно стал присаживаться напротив, девушки, одновременно не спуская с неё глаз. Но только коснулся сиденья, как она вдруг резко подняла голову и посмотрела мне в глаза.
Такого взгляда я до этого не встречал ни у кого. Она смотрела в лицо, а я чувствовал, что видит меня всего до кончиков сапог. Я даже укорил себя за то, что не проверил, начищенные ли они у меня. Но взгляда не отвёл и, собравшись внутренне, тоже посмотрел пионервожатой в лицо. При этом снова убедился, что она очень симпатичная, судя по всему, косметикой не пользуется, и было такое впечатление, что проведённые без сна почти полночи, на ней никак не сказались.
Я только хотел спросить, что за книгу она читает, как та, вдруг, как-то строго улыбнулась, и, совершенно неожиданно, поинтересовалась:
- А что, товарищ военный, не больно я тогда вас ударила босоножкой.
Я почувствовал, что краснею как рак, и, кто знает, чего было больше в этом смущении - неловкости или радости. Девушка второй раз в течение суток так легко всё расставила на свои места. Ничего узнавать и анализировать больше не требовалось. Кое-как освободившись от этого гипноза, я тоже улыбнулся и сказал :
- Травма была, даже след остался, но всё же я выжил, рана оказалась совместимой с жизнью. А шрам, если случайно на одном пляже окажемся, я вам покажу. Я с товарищами еду в Феодоссию, там будем стажироваться в одной из воинских частей. Вы, как я понимаю, тоже направляетесь туда? Кстати, я хоть и смутно, но помню, что в Круглом, вас звали Ритой, а я Виктор.
В этом месте надо было протянуть для пожатия руку, но я не рискнул, про себя решил: для начала и так всё хорошо складывается, а остальное ещё успеется.
Девушка согласно кивнула головой, а я похвалил себя за возвращающуюся ко мне смелость и находчивость.
Маргарита закрыла книгу, зачем-то посмотрела в темень за окном и ответила:
-Да, видно здорово вам тогда досталось, если вы даже имя моё запомнили. Меня только мучает один вопрос – кто же кому теперь мстить будет.
Мы оба засмеялись чуть громче, чем надо было бы и Рита, приложив палец к губам, глазами показала на купе напротив. Там дружно посапывала ребятня. Сразу же возникла какая-то непринуждённость, мы рассказывали друг другу о том, чем занимались более пятнадцати лет после своего первого, необычного знакомства. Вскоре я выяснил, что Рите осталось год учиться в Ростовском университете, она будет учительницей английского и немецкого языков. Уже четыре года каждое лето вместе с сокурсницей и подругой Ниной она ездит пионервожатой в Крым. Сказала, что это, наверное, её последняя поездка, учиться ей остаётся ещё год. Я не преминул добавить, что через год тоже оканчиваю Горьковское военное училище связи.
Вскоре, как-то незаметно мы оба перешли на «ты», и я сказал, что при пионерах, если мы ещё встретимся, на что я очень надеюсь, буду называть её по имени и отчеству.
Незаметно за окном стало медленно светать, по коридору вагона начали ходить с полотенцами на плечах пассажиры, а потом пришла и Нина, напарница Риты. Ночь они должны были делить пополам и Нина начала возмущаться, почему её Рита не разбудила. Но, посмотрев на нас внимательно сказала:
- Ладно, с вами всё ясно. Впрочем ничего страшного, днём отоспитесь нам ещё целый день ехать.
Своим друзьям я ничего не сказал, хотя радость меня буквально распирала. Но заснул я без проблем и встал только к обеду, когда мы уже подъезжали к Феодоссии. Риту видел изредка, когда он переходила к ребятам из одного купе в другое, но улыбалась каждый раз, когда мы встречались взглядами. Я уже не думал о том, как сложится моя стажировка. Я думал о том, как буду встречаться с Ритой в Феодоссии, как буду ей писать письма из училища. Даже была мысль о том, что теперь мы будем вместе всегда.
- Да Витька, - сказал я себе, - вот ты и доигрался и, кажется, теперь сам попал в плен.
Но ни каких сожалений по этому поводу я не испытывал.
Март 2016 г