Она была… очень, очень хорошая. Но любил он её не за это.
– Не запугаешь, – говорил он, когда она в очередной раз объясняла, чем рассыпчатый творог отличается от того, который он сейчас купил. Дома всегда был порядок, еда вкусной, а какой она была матерью нашим девочкам!
– Не запугаешь, – повторял он, как мантру, когда она демонстрировала ему разницу между специальной тряпкой для мытья посуды и той, которой начал мыть он.
Хорошо было в отпуске, нет, рядом с ней ему всегда было хорошо, но в отпуске труднее было нарваться, ошибиться, сделать или сказать что либо не то. Она даже называла его милым и, видит Бог, это звучало.
Деньги были. Конечно, не лопатой гребли, но… Да нет, деньги были. Хорошее жилье, машины – это всегда. Да и не жадная она. Женщина, конечно, со всеми вытекающими, но совсем не жадная.
– Не запугаешь, – молил он кого-то, когда для плохого настроения причин не было, а само плохое настроение она предъявляла. В компании, среди друзей ему было приятно наблюдать, как она легко и точно общается, сам же он больше отделывался репликами. Знал, конечно, что, если начнёт говорить, она тут же его оспорит, поправит, поэтому лучше и не начинать.
Сорились они по-разному, он быстро, с болезненным наслаждением вспыхивал и быстро отходил. Бывал грубым, несдержанным. Приходил извиняться. Она замыкалась в себе, и было очевидно, что это навсегда. Не прощала.
– Не запугаешь, – улыбался он в лицо любимой. Любимая была права, всегда права. У её правды была осязаемость. Не соглашаться с ней означало посягнуть на сами основы бытия. Он чувствовал себя варваром в Храме, язычником перед лицом истинного Бога. Вина его была доказана когда-то давно, так давно, что никто и не помнил, в чём она заключалась. Возможно, он был поразительно не похож на её отца или первого мужчину. Или же наоборот, напоминал ей того, кого не надо было напоминать. Он часто думал об этом.
Дети росли в любви. Особенно ласкова она была с девочками после ссоры с ним. А когда ругала их, например, за корявые прописи, он понимал, что ругают и его. Да, дети.
Интересно, долго бы они прожили вместе, если бы не девочки. Иногда он мечтал изменить. Просто познакомиться с кем-то в баре и вперёд. Но не хотелось делать ей больно. Да и изменять как-то не хотелось.
Раньше, он это помнил, она любила хризантемы. Как и его мама. Его маму она очень не любила. Была между ними история, кто-то кому-то сказал что-то в сердцах. Он нёс и эту вину много лет, не догадываясь о ноше. Выяснилось недавно, почти случайно. Сделать ничего уже было нельзя, да и не в его власти мирить женщин.
Он вообще не очень ценил женщин, не доверял им. Каждая стремилась стать его мамой, и как только ей это удавалось, начинала сходить с ума.
(продолжение следует)