Зимняя рыбалка

Леонид Таткин
Леша с двумя своими товарищами Валерой и Жекой собрались на зимнюю рыбалку. Леша вообще-то не был любителем рыбалки, но процесс ловли рыбы увлекателен не только самой ловлей, но и сопутствующими ей походами, пребыванием на природе, да еще и на воде, беседами, варкой и поеданием ухи. И Леша иногда участвовал в таких мероприятиях. Но это было, в основном, летом. На зимний лов Леша собрался впервые после того, как его приятели Валера и Жека красочно расписали прелести пребывания на льдине у лунки проруби с удочкой.
План был такой: надо было от Финляндского вокзала доехать до станции Сосново, там сесть на местный автобус, который минут через 30–40 довезет до озера. Затем пешком идти по льду озера на место рыбалки порядка километра и на том месте устраиваться: сверлить лунки — штук пять, у каждой лунки установить маленькую удочку, поставить складной стульчик, накрыться плащом или пледом, что у кого есть. И начать ловлю: нанизывать на крючки наживку, опустить в лунку крючок, иногда подергивать поплавки, ждать клева и далее действовать как обычно. Особенность состояла в том, что надо было иметь половник и им периодически выбирать из лунки лед, который появлялся: на морозе вода быстро замерзала.
Настоящие рыболовы для зимней рыбалки имели специальное снаряжение. Это был ящичек-сундучок высотой со стул. Верхняя крышка обита в виде мягкого сидения. Ящичек стоял на двух укороченных лыжах, передние концы которых имели отверстия, в которые крепились веревки-оглобли. Рыбак запрягался в такие сани и тянул их до места. В сундучке располагались снасти, наживка, съестные припасы, термосы и другое необходимое. Часть была отгорожена — туда клали пойманную добычу. Сундучок при ловле выполнял функцию сидения. У многих рыбаков имелась легкая треугольная мини-палатка для защиты от ветра. Сам рыбак был экипирован как средневековый рыцарь или как спецназовец, идущий на задание. Штаны и куртка были надеты на ватные штаны и ватник. Они были из грубого зеленого брезента и, как правило, пропитаны едким рыбным духом. На ногах огромные валенки, вставленные в самодельные (из автомобильных камер) галоши. Голова тонула в теплой ушанке, на которую можно было накинуть капюшон. Рыбак в таком виде мог сутками находиться на морозе без ущерба для здоровья.
Наши друзья были экипированы гораздо слабее, все хозяйство для рыбалки находилось в рюкзаках, которые они носили за спиной.
С утречка в воскресенье рыболовы встретились на Финляндском вокзале. Было холодно, порядка минус 20 градусов. Бывалые Валера и Жека предложили запастись в гастрономе, что находился на привокзальной площади, согревающими напитками. Леша эту идею не одобрил, но они утверждали, что без сугрева, во-первых, они могут окончательно замерзнуть, во-вторых, не будет клевать, в-третьих, это уже не рыбалка, а какая-то порнография, в-четвертых, все так делают, в-пятых, и так далее, они выкладывали неожиданные аргументы в пользу сугрева. Лешу они убедили.
К счастью, в гастрономе были «маленькие». «Маленькая» — это бутылочка емкостью 250 миллилитров (говорили обычно «грамм»), в отличие от большой, которая была емкостью 500 мл, или 0,5 литра.
Маленькие были более удобными и пользовались повышенным спросом. Бутылки закупоривались пробкой из алюминиевой фольги. При открытии бутылки пробка рвалась, и закрыть бутылку снова не представлялось возможным. Приходилось бутылку опустошать. Пол литровые бутылки на одного за один раз были большой дозой, поэтому их брали на двоих или на троих (отсюда выражение: «Третьим будешь?») Маленькая же бутылка была приемлема для одного. Леша считал, что надо взять 3 «маленьких» — по одной на брата. Однако его убедили, что на таком морозе меньше, чем, скажем, три штуки на брата никак нельзя. Леше пришлось согласиться, и они взяли 9 «маленьких». Погрузив их в рюкзак, они направились на вокзал и сели в электричку, идущую до Сосново.
Пока друзья, тихо-мирно беседуя, перемещались к месту назначения, введем читателя в курс сведений о некоторых фактах из жизни друзей.
Леша после окончания вуза попал в проектный институт в отдел программного управления металлорежущими станками. Программное управление — это такой автомат, который функционирует по заранее заданной и записанной в память автомата программе без участия человека. Для металлорежущих станков это очень актуально. Работа станочником очень тяжелая, однообразная и даже опасная. Желательно человека заменить автоматом. Чтобы автомат легко и быстро перестраивать на новую деталь, придумали программное управление.
Эта техника только-только начиналась у нас. Специалистов было очень мало. Леша оказался усидчивым и дотошным. Он проштудировал появившуюся литературу, особенно американского автора Ричардса, и стал теоретически довольно подкованным. Он самостоятельно выполнил одну разработку — систему программного управления для карусельного станка на заводе «Металлострой», и станок успешно заработал. Начальство, получившее образование еще до войны и понятия не имевшее о программном управлении, оценило Лешу и перевело его на должность старшего инженера, что для молодого специалиста после вуза было редкостью. В отделе числилось около 100 человек. Работу же делали человек 30, остальные либо находились на подхвате, либо вообще ничего не делали. (При социализме такое положение было как бы естественным и частым). Почему-то Леше в группу давали ничего не делающих сотрудников. Леша сначала хотел приобщить их к работе, но быстро понял, что легче сделать все самому, чем ждать от них помощи. Таким образом, усердием Леши группа выполняла работы в срок, и прикрепленные к нему сотрудники жили своими интересами, Лешу они уважали, так как он им не мешал и начальству на них не жаловался.
Был, правда, один случай, когда Леша пожалел о своей мягкости. К нему прикрепили одного инженера по фамилии Метр (народ в отделе называл его полметра). Этот Метр был ветеран войны и потому неуязвим. Мало того, что он ничего не делал, да и ничего не умел делать, он еще постоянно бегал к высшему руководству и жаловался на руководство отдела. Последнее имело неприятности не оттого, что жалобы были справедливы, а оттого, что они досаждали высшему руководству, которое требовало принять меры по нейтрализации Метра.
Начальник отдела вызвал Лешу и поручил ему дать Метру конкретное задание на конкретный срок 1 месяц. Если Метр задание не выполнит, а начальник знал, что точно не выполнит, то Леша не должен ему помогать, покрывать его, а обязан написать докладную и составить акт о невыполнении задания.
Леша поручил Метру сделать простенькую схему. В течение месяца Леша, разрабатывая какой-то блок, фактически от Метра не зависел. Метр, естественно, ничего не сделал. Подошел последний день срока, данного Метру на разработку. Леша попросил у него отчет. Метр съежился, стал жалким и старым.
— У меня жена больная, трое детей, все голодают, помоги мне, Алексей, не выдавай, — Метр говорил трагически, слезы выступали у него на глазах. Леша знал, что у Метра имеется автомобиль «Москвич 401», но поверил в его нищенское состояние. Он был гуманистом, кроме того, уважал ветеранов войны, его отец воевал и кое-что иногда рассказывал об ужасах и трудностях военного быта.
Короче, Леша пошел к начальнику, который уже ждал докладной, и сообщил, что Метр выполнил задание в срок. Начальник не поверил, он уговаривал Лешу быть честным и принципиальным, но Леша не дрогнул. Начальник сожалел и предсказал, что Леша еще пожалеет.
Прошло полтора часа, и Лешу вызвал начальник, сказав, что их вдвоем вызывает главный инженер проектного института. Леша с начальником вошли в огромный кабинет, на окнах висели бархатные шторы, за массивным столом сидел суровый, худощавый главный инженер. Его лицо было испещрено морщинами, серые глаза смотрели жестко.
— Что же вы издеваетесь над ветераном? — глухо проговорил он. — Читайте.
Начальник ахнул. Он взял протянутую ему бумажку и стал читать. Его лицо раскраснелось, на лбу выступил пот. Прочитав, он передал бумажку Леше. Каллиграфическим почерком излагалось, что автор, то есть Метр, был направлен в группу молодого специалиста. Этот, с позволения сказать, специалист ничего не знает и ничего не умеет. Он умышленно вредил работе Метра, сам ничего не делал, только бегал к начальству отдела и прогуливал по полдня. И так далее, и тому подобное. Метр просит избавить его от общения с таким (не будем говорить каким). Леша остолбенел. Начальник отдела пришел в себя. Он пояснил, что это тот Леша, который разработал систему для «Металлостроя» (надо сказать, что в обкоме похвалили институт за эту разработку), он хороший специалист, а Метр обманывает всех, он ничего не умеет и так далее. Главный впервые посмотрел на Лешу, до этого он его как-то не замечал. Он задал пару вопросов (где учился, как семья и прочее). По-видимому, он поверил начальнику.
Леша тут вышел из состояния столбняка и коротко и честно выложил суть главному.
— Ладно, идите, а вы — главный указал пальцем на Лешу, — будьте принципиальны и тверды. — Леша вернулся в отдел и подошел к Метру. Он хотел его пристыдить и пробудить в нем совесть, но Метр, хихикая, сказал ему: «Я тебе подгажу, ты мне подгадишь, интересно жить становится».
Этот случай кое-чему научил Лешу. Метр, правда, вскоре исчез, никто не сожалел, Леша брезгливо морщился при его упоминании.
Теперь Леше дали в группу Валеру и Жеку. Они, как и Метр, ничего не умели делать и ничего не делали. Но люди были хорошие. Они легко общались, были дружелюбны, веселы и покладисты, любили юморить и всегда поддерживали компанию. Они никому не вредили и ни с кем не конфликтовали, не просили у начальства повышения зарплаты. Они всегда были готовы поехать в колхоз, на овощебазу или встречу с депутатами, любили, когда их посылали привезти от поставщика комплектацию.
Леше они даже нравились, так как были люди бывалые и весело и образно рассказывали всякие байки из своего веселого и, как оказалось, трагического существования. Вот и сейчас они увлекли Лешу на зимнюю рыбалку.
Между собой они жили дружно, но, когда принимали дозу спиртяги, иногда вздорили. Жека обзывал тогда Валеру КГБэшником и беспредельщиком, а Валера обзывал Жеку зэком и убийцей.
Сначала Леша думал, что они обзываются просто так, сгоряча, но постепенно, общаясь, узнал, что эти прозвища имели под собой основания. Сжато приводим истории, рассказанные Леше.
Рассказ Валеры.
В армии я попал в войска КГБ. Служили мы в Ленинграде, охраняли Смольный, Большой Дом и другие правительственные места, стояли в оцеплении, патрулировали улицы, часто в штатской одежде. Жили в казарме в центре города. Хотя дисциплина у нас была строгая, но служилось нормально, кормили хорошо. Неожиданно все переменилось. Однажды, дело было летом, нас подняли ночью по боевой тревоге. Мы срочно погрузились на машины, и нас повезли. Оказывается, мы были доставлены на аэродром. Там мы пересели в самолет и куда-то полетели. Под утро самолет сел на какой-то военный аэродром, где нас усадили на машины и повезли. Прибыли мы в глухое лесистое место. Здесь командир объяснил задачу. Мы прибыли в лесной район Украины. По данным разведки, американцы должны выбросить здесь десант бандеровцев. Мы получили приказ устроить засаду и захватить десант, а в случае сопротивления уничтожить. Точный срок высадки десанта неизвестен, поэтому мы здесь должны обосноваться, занять боевые позиции, вести наблюдение, разведку и вообще быть начеку. Мы установили палатки, организовали огневые точки, построили наблюдательные вышки и стали ждать в засаде. Погода была отличная, днем мы загорали и не высовывались, а с наступлением темноты занимали огневые позиции, патрулировали и вели наблюдение. Так прошел месяц, десанта не было. Да даже если бы десант и вздумали выбросить, наверняка это сделали бы в другом месте, так как жители окрестных мест очень быстро узнали, кто мы, откуда и зачем здесь, тем более что солдаты познакомились с местными и даже бегали к незамужним дамам. Наверное, начальство решило, что десанта уже не будет, и решило использовать нас для борьбы с бандеровскими бандами — лесными братьями. Такие банды в достаточно большом количестве терроризировали население, убивали советских и партийных — держали людей в страхе. Некоторые местные хлопцы сбегали в банды, тем самым обеспечивалась поддержка банд продовольствием (для своего хлопчика родители отдавали в лес последнее).
Нас разбили на группы по 5 и более человек. Командовал офицер, входили в группу собаковод с собакой и несколько бойцов. Группы имели подробные карты местности, были хорошо вооружены и прекрасно проинформированы разведданными.
Мы разыскивали как блуждающих бандеровцев, так и их подземные лесные схроны. Бандеровцы знали, что пощады им не будет, поэтому не сдавались живыми. Схроны мы забрасывали гранатами, блуждающих пытались взять живьем, но часто убивали.
Сидели мы в засадах, когда поступали сведения, что туда заявятся бандеровцы. Например, стало известно, что у одной девицы хахаль находится у бандеровцев. Девица передает бандитам продовольствие: в течение какого-то времени она потихоньку и помалу закупает муку, сахар и прочее, а также самогон и как-то сообщает в банду, что все готово. Группа бандитов ночью приходит к ней, забирает груз и уносит в лес. Девица работала в поселке и ездила на работу и домой в село на автобусе. Ее решили перевербовать. Начали ежедневно допрашивать с вечера до утра, а утром доставляли на работу. Девица некоторое время сопротивлялась, но сильно измучилась и через неделю сдалась. Мы обеспечили ей продовольствие и самогон. Она по известному ей каналу передала в банду сообщение о времени передачи продовольствия. Мы засыпали в самогон сильную дозу снотворного. Наша группа в количестве 30 человек устроила засаду. В ночь передачи в село пробралась из леса группа из 6 человек, забрали у девицы припасы и направились обратно. Мы скрытно следовали за ними. Понимали, что они проголодались и, углубившись в лес, сядут перекусить и, конечно, отведают самогона. Когда они уснут, мы захватим их живыми и целенькими, а они выдадут нам остальных. Так и случилось. Группа, потеряв бдительность, сделала привал и устроила перекус с дегустацией самогона. Вскоре они стали засыпать. Но их командир заподозрил неладное, он сразу понял все. Он был здоровенным бугаем, снотворное на него сильно не подействовало. Он стал быстро уходить в лес. Мы бросились за ним (часть группы осталась связывать заснувших бандитов), он отстреливался, мы пустили на него собак, которые прихватили его. Он сильно сопротивлялся, скидывал с себя наших бойцов, но все-таки был скручен и связан. На допросах вел себя агрессивно. Несмотря на жесткие допросы, он не сломался, и его отправили в район. В районе таких бандеровцев содержали со связанными руками, стены помещения, где они сидели, были обиты мягким, так как бандит с разбегу бился головой о стену с целью покончить с собой.
Допрашивали их жестоко, они истошно кричали (пели, как говорили ребята), но сами-то они были жестокими бессердечными убийцами, бандитами, насильниками, в общем, фашистская мразь. Другой участи они не заслуживали.
Здесь мы приводим урезанный, литературно адаптированный рассказ Валеры, дабы пощадить чувства читателя. Читатель, очевидно, получил представление о похождениях Валеры в армии и понял причину того, как Жека обзывал его сгоряча. Не будем больше утомлять читателя подробностями.
Рассказ Жеки.
Служил я в армии, значит, в Эстонии. Это был 1947 год. Я имел права и шоферил в нашем полку на ЗИС 5. Это был грузовик-трехтонка, на таких машинах мы выиграли войну. Ну и на «Студерах», конечно. Однажды мы с дружбаном-сержантом поехали на свалку разбитой техники снять с разбитых ЗИСов детали для запчастей. Там мы случайно наткнулись на бензоцистерну. В бензоцистерне оказалось 1,5–2 тонны керосина. Время было голодное, керосин пользовался спросом у населения. Мы ничего никому не сказали, обзавелись двумя двухсотлитровыми бочками, ездили на свалку, набирали керосин и развозили его по хуторам. Естественно, не бесплатно. Жить стали хорошо, подпаивали командиров, они держали нас в вольности. Нам бы, дуракам, не суетиться, а жить поскромнее, но денег хотелось больше и чаще. Однажды мы набрали керосин и поехали сбывать его. На шоссе к нам присоединился человек в кожанке — он ехал по пути в тот городок, где находилась наша часть. Обещал сойти на ближайшем перекрестке дорог, но не сошел. Ехать с керосином в часть мы не могли, потребовалось бы объяснить, где мы так загрузились. Человек ехал в кузове, а мы с сержантом — в кабине.
— Давай, — говорит сержант, — мы выбросим этого и уедем.
Я сдуру согласился. Мы остановились, вышли из кабины и подошли к заднему колесу. В руках сержанта была монтировка, он гулко стукнул по шине. Человек выглянул из кузова и поинтересовался, чего мы остановились.
— Да вот, шину пробили, — сказал сержант. — Помоги тут нам.
Человек спрыгнул из кузова и наклонился над колесом. Тогда сержант приложился монтировкой к его голове. Он потом говорил, что хотел ударить несильно, но не рассчитал. Человек в кожанке упал. Мы поняли, что переборщили. Мы отволокли его в кювет за кусты, быстро вскочили в кабину и поехали. Но нам не повезло. На пути был ж/д переезд, шлагбаум оказался закрыт. Стояло несколько машин и все ждали, когда пройдет поезд. Мы остановились. Тут вслед за нами приехал «Студер», из него выскочили человек 10 солдат и подбежали к нам. Нас арестовали. Потом оказалось, что одна бабушка пасла вблизи дороги коз и видела наши похождения. Она вышла на дорогу. Как раз ехал «Студер» с солдатами, она остановила его и рассказала все офицеру. Быстро нашли тело в кювете и кинулись вслед за нами.
Так мы стали убийцами. Человек в кожанке оказался эстонским чекистом, он войну прошел, работал в тылу врага, выжил, но напоролся на нас, дураков.
Нас судил военный трибунал. Грозились расстрелять, но сжалились, так как убийство было не умышленное. Сержант как старший по званию и, значит, организатор и исполнитель, загремел на 10 лет, а я как соучастник получил 5 лет. Но в те времена за самоволку, а мы были в самоволке, давали 7 лет. Так как мы проходили по двум статьям, убийство и самоволка, то я получил за более тяжкое преступление — самоволку — 7 лет. В моем деле было отмечено, что я получил 7 лет за самоволку, а далее уже писалось об убийстве. Это мне потом сильно помогло. Жека сидел в лагере на лесозаготовках — возил лес. Не будем здесь предавать гласности его рассказы об издевательстве над заключенными, побоях охраной ради забавы, голоде и прочем.
Отец Жеки — человек заслуженный, фронтовик — хлопотал о его освобождении, писал в Президиум Верховного Совета. В конце концов дело кто-то из начальства посмотрел, увидел статью о самоволке, дальше читать не стал, и Жеку помиловали. Так Жека проходил у нас в отделе как убивец и зэк.
В Сосново из электрички вывалила толпа рыбаков-рыболовов. Почти все были в брезентовых, пропахших тухлой рыбой одеждах с ящиками и лыжами.
Автобус набился до отказа, туда же влезли наши друзья. Леше от затхлого воздуха и жары — в автобусе хорошо работала печка — чуть не стало плохо. Прибыли на место. Перед друзьями открылось покрытое льдом огромное озеро, противоположный берег был едва виден в затуманенном от мороза воздухе. Рыбаки разбрелись по озеру. Наши друзья отошли от берега куда-то в сторону на значительное расстояние и приступили к процессу, называемому зимней рыбалкой. Стоял мороз, дула довольно сильная поземка. Закрываться от ветра и утепляться друзьям было нечем. Тем не менее, они начали рыбалку. Каждый просверлил несколько лунок — бур был у Валеры, нацепили на удочки наживку — червячки хранились за пазухой в тепле, опустили крючки в воду в лунку. Шумовкой вынимали из лунок намерзающий лед. Начали согреваться содержимым «маленьких». На морозе они пились, как вода. Леша помнит, что какие-то рыбешки ловились. Через какое-то время «маленькие» были полностью употреблены. Холод достал друзей-рыболовов, и они, дрожа и ежась, отправились в обратный путь. Подошел автобус. Это был автобус Львовского завода. У него мотор сзади, внутри салона на моторе сидения — ряд на 5 человек. Эти сидения возвышались и были очень теплыми. Было еще рано, рыбаков в автобусе оказалось немного. Друзья уселись на задние теплые места — они были свободны. Пока автобус ехал до станции, друзья разомлели, согрелись и даже распарились. На станции рыбаки стали выходить из автобуса. Наши друзья пытались встать с сидения и выйти, но не могли. Они мычали и что-то пытались сказать, их не понимали.
— Ребята, вроде вы трезвые садились и в автобусе не пили, а оказались вусмерть вздетые, — удивился один рыбак.
Да, действительно, с трудом осознал Леша, «маленькие» начали действовать. Рыбаки помогли ребятам вылезти из автобуса. На морозе друзья немного пришли в себя.
— Билеты брать не будем, — предложил Валера, — а на все бабульки возьмем буль-бульки для сугреву. — Леша категорически возражал. Он подсчитал, что после взятия билетов остается еще на один фаустпатрон (портвейн «777» 0,75 л), и считал это достаточным. Но Валера настаивал. На аргумент, что придут контролеры и их заметут в участок, Валера решительно обещал уладить конфликт с контролерами одному ему известным способом. Какой это был способ, никто не догадывался. Жека перешел на сторону Валеры. Леша бы не сдался, но у него имелась особенность: под действием абсента он мог стать закононепослушным и даже авантюрным. И он согласился. В привокзальном лабазике приобрели, кажется, 3 фауста и начали согреваться уже на платформе, а продолжили в электричке. Такой сугрев не мог остаться без последствий. Валера и Жека начали выяснять отношения: один как КГБэшник, а второй как зэк-убийца. Их дискуссия, вначале негромкая, набирала обороты. Уровень шума возрастал и достигал огромных децибел. Они стали хватать друг друга за грудки — к ужасу пассажиров в вагоне. Леша пытался утихомирить компанию, но безуспешно. В вагоне было полно народу, дети; женщины в панике призывали мужиков навести порядок. Слух о том, что в вагоне едет убийца, напугал до смерти, а присутствие КГБэшника привело к панике. Трудно представить, к чему бы все это привело. Но нашлись мужики — смелые и отчаянные добровольцы, готовые пожертвовать собой за правое дело, за народ, за наших жен и детей, стариков и инвалидов.
С десяток сильных, трудовых рук схватили Валеру и Жеку, заодно скрутили руки и Леше как соучастнику. Эта несправедливость возмутила Лешу, он стал отчаянно сопротивляться, за что поплатился больше, чем остальные. Электричка остановилась на платформе Кавголово, что в 27 километрах от Ленинграда. Добровольцы-правдолюбы вышвырнули из вагона троицу на платформу. Валера рванулся обратно в вагон с криком:
— Я сотрудник! Все назад! Всех посажу за хулиганство и нападение на сотрудника! КГБ — ударный отряд партии! Давайте действовать холодным умом, чистыми руками и горячим сердцем! Так победим!
Добровольцы онемели, Валера втиснулся в вагон, электричка тронулась и вскоре исчезла в зимних сумерках. Сошедшие с электрички несколько пассажиров быстро растворились.
Платформа опустела. Никакого помещения на платформе не было. Стояла небольшая будка с надписью «Касса», но она была закрыта. Посмотрели расписание на Ленинград. Ближайшая электричка через час пятьдесят.
— За это время, — заметил Леша, — наши кровь и лимфа превратятся в лед, а тела окаменеют.
Действие согревающего быстро заканчивалось. Голова стала ясной, лихорадочно думалось, но плодотворных идей не было.
— На зоне такое случалось, — вспоминал Жека. — Как-то лесовоз отказал, так мы нашли парнишку только утром. Он был ледяной, скрюченный, так его и закопали.
— Веселая история, — заметил Леша, — умеешь ты, Жека, успокоить человека. Надо куда-то двигать, к окнам, где горит свет, к горящим очагам, к кипящим чайникам, к сопереживающим женщинам, тепло которых спасет нас от ледяной хватки русской вьюги, погубившей Наполеона. — Леша увлекался историей Руси.
Друзья подошли к краю платформы. Метрах в 100 был железнодорожный переезд со шлагбаумом и стояла будка дежурного. Окно в будке светилось. Друзья подошли к двери и постучались. Загремел засов, дверь открыл человек. Это была женщина, но понять данный факт можно было только по платку на голове, так как она была в ватных штанах и телогрейке, пол трудно не различить.
— Вот мы заблудились, отстали от поезда, не знаем куда идти, денег нет, электрички нет и вообще счастья нет, правды нет, сил нет, а есть закон и воля, вьюга, холод без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без, сами понимаете, этой самой любви, а также дружбы между народами. Не откажите в любезности, не дайте пропасть, мы молодые, хорошие и можем пригодиться. Мы можем поднять шлагбаум, наколоть дров, расчистить от снега тропинку, по коей нищий я бреду! — вдохновение посетило Лешу. Это бывает в экстремальных ситуациях. Рассказывают, что у некой старушки загорелась изба, так она самостоятельно вытащила из избы на улицу сундук со своим богатством (все ее богатство — платья, юбки, платки, фотографии, приданое и деньги на похороны и так далее хранилось в этом сундуке), а сундук весил килограммов 300.
— Входите, — проговорила женщина, тем самым прервав монолог о смысле существования. Леня и Жека вошли в тесную комнатку, где стояла печурка, весело трещали дрова, у стены была скамья-лежанка. Перед ней стол, рядом табуретки. За столом сидела рыжеватая блондинка. Женщина, открывшая дверь, оказалась довольно молодой и симпатичной, а блондинка вообще выглядела красавицей. Да и не могли быть спасительницы не красавицами. Они пили чай с бутербродами с ветчинной колбасой (Леша узнавал эту колбасу сразу же по виду и по запаху), в картонной коробочке красовались пирожные: два эклера, политые шоколадом, и корзиночка с розовым кремом.
- Я Леша, то есть Алексей, а это Жека, то есть Евгений. Нас выбросили хулиганы из электрички без вещей, отобрали все деньги и побили, но не сильно. Можно у вас побыть до электрички, а то пропадем. А на электричке мы уедем, но возьмем у вас адреса. И будем переписываться, а потом встретимся, мы вас отблагодарим, будем кататься на карусели и сходим в филармонию на 5 симфонию. Она мне очень нравится. В мороженицу «Лягушатник» пойдем, будем пить кофе-глясе, а также шампанское. Наша встреча может изменить всю нашу жизнь, — Лешу понесло. Женщины улыбались. Ту, в ватнике, звали Оля, а рыжеватую — Зоя. Они пригласили страдальцев к столу, достали стаканы, налили чая. Откуда-то появилась бутылочка портвейна.
— Любительницы абсента, — Леша стал задумчивым, — прямо как у Мане. Или Моне. Или Дега. Напиток возвышает дух и обостряет ощущение. Абсент — это полынь. Полынь твои слова, полынь любовь твоя.
— Ты говоришь так странно, — сказала Оля, — никогда такого счастья не ощущала я.
Выпили абсента, запили чаем. Стало тепло, уютно, непринужденно. Разговор потек ровно, без перебоев, как ручеек. Разговаривалось легко, дышалось свободно. Оля работала на шлагбауме.
— Железная дорожница, — заметил Леша.
Зоя была медсестрой в Токсовской поликлинике, а Токсово — это поселок в 2–3 километрах от Кавголово. Зоя была хохотушкой и похохатывала почти при каждом слове ребят. Леша с детства любил рыженьких девочек. То ли это было генетическое, то ли то, что двоюродная сестра Милка — его одногодка — была рыжей, а в детстве, когда их семьи жили в одной квартире у бабушки (их мамы были родными сестрами), Леша все дни проводил с Милкой.
Рыжеватая Зоя вызвала у него ощущение приятного события.
Прошла электричка в город, на которой рыбаки хотели уехать, но решили ждать следующую — последнюю на сегодня.
— Да куда уже вы поедете в такой холод и ночью? — Оля развела руки. — Места хватит, оставайтесь, а утром мы вас посадим на раннюю электричку, вы успеете на работу, Зоя заступит на дежурство в поликлинике, а я окончу смену и пойду домой, дома много дел.
От такого предложения невозможно было отказаться. Леша ощущал себя в какой-то нереальной атмосфере, он много говорил, девушки и слушали, и тоже говорили. Их прерывал только громкий звонок, Оля накидывала платок и выходила с флажками встретить и проводить проходящий поезд, после она возвращалась, обдавая их холодом, и беседа продолжалась.
Наступило утро, пришла сменщица Оли, она понимающе ухмылялась. Компания вышла и направилась на платформу.
Телефон был у Зои только рабочий, по нему можно было узнать, где Зоя, и перемолвиться словом. Говорить долго нельзя. У Оли телефона не было, она дала только свой адрес, а передать сообщение можно через Зою.
— Ждите нас, и мы придем. Мы придем и когда не ждут. Думайте о нас и днем, и ночью, и в снег, и в метель, и в дождь, и в ветер, при ярком солнце и голубой луне. Мы придем сразу, как только. И даже раньше, возьмемся за руки, друзья, и пойдем по сторонам!
Девушки были серьезны, возможно, они верили Леше, возможно, они парили над землей. Электричка, столь ранняя, что ребята успевали на работу без опоздания, оторвала их от приютивших девушек и резво унесла в город.
На работе Леша с утра закрутился, его вызвали в опытный цех, начались отнюдь не возвышенные производственные вопросы. Когда он вернулся в отдел, думая, как помириться Жеке и ему с Валерой, то увидел, что Жека и Валера сидят рядом и мирно беседуют, часто смеясь. Валера сохранил все их имущество и даже улов. Ни о какой размолвке с рукоприкладством они не вспоминали.
В субботу Жека и Леша собирались навестить девушек, Валера уговаривал взять его с собой. Но в субботу не получилось. Не случилось этого и в следующие субботы. Потом стало неудобно звонить Зое, так как прошло много времени и, наверное, девушки забыли их.
Совесть грызла Лешу. Он себя ругал и мысленно говорил себе, что сподличал. Вспоминая зимнюю рыбалку, он всегда упрекал себя за обман, возможно, его обман вселил в девушек дух недоверия к людям, особенно мужского пола.
На рыбалку Леша больше не ездил ни на зимнюю, ни на летнюю. Валера вскоре уволился и исчез из его жизни, а с Жекой они не то чтобы стали друзьями, но были в хороших приятельских отношениях.
Никакого назидательного смысла в рассказе о зимней рыбалке Леша не видел. И рассказал он эту историю только один раз по вдохновению. Все-таки это была частица его жизни, и дорога; она только ему.